Давние воспоминания, из прошлого тысячелетия, ранних перестроечных лет. Валерия Новодворская призывает к отмене 6-й статьи Конституции. Валерия Новодворская выступает против Ленина. Валерия Новодворская требует вывода советских войск из Афганистана и освобождения политзаключенных. Валерию Новодворскую опять повязали на митинге, в котором участвовала она и еще несколько человек, городских сумасшедших.
Это важно, это потом врежется в память на всю жизнь. Про шестую статью, про бессмертного дедушку Лукича
и про безумные речи. Еще запомнится интонация — гневная и завистливая одновременно, с какой о ней будет говорить кто-то из прорабов перестройки. Да как она смеет! Партия реформирует страну, возвращаясь, понимаете ли, к ленинским нормам, КПСС нет альтернативы, и только провокаторы и экстремисты в эти исторические дни могут ссорить власть и интеллигенцию! Товарищ рассержен, но за громами и молниями угадывается шепот: да как она не боится?.. Вот ему, например, страшно, а ведь он мужчина и прораб.
Потом, чуть позже, это станет банальностью. Отмена 6-й статьи, вывод войск из Афгана, развенчание Ленина, КПСС антинародной покажем орган детородный. Потом, очень скоро, тогда время вообще летело со скоростью дальнобойного снаряда, и прорабы захмелеют от собственной смелости, и статью уберут, и армию выведут, и невдолге всех распустят, включая политические лагеря и нерушимый Союз. А Лера, с которой мы познакомились, если не путаю, еще до путча и быстро перешли на ты, встретит август 91-го в камере Лефортовской тюрьмы. Куда попадет за оскорбление Горбачева и станет последней политзечкой, которую освободит советская власть. «Ну какой из Михал Сергеича фашист?» — скажу я ей укоризненно, и она разразится получасовым монологом, блистательным и невыносимым одновременно.
Тогда это тоже запомнилось, сразу. Слушать Леру десять минут — счастье. Полчаса — пытка. На втором часу наступает катарсис, и ты глядишь на этого человека с восхищением и смертельной усталостью. И понимаешь, что перед тобой ребенок, гениальный, мудрый и утомительный, что гениям, особенно детям, вообще свойственно. И надо не спорить, а внимать, потому что ребенок еще и пророчествует, и то, что сегодня взрослые считают глупостью и вообще наглостью, завтра станет общим местом.
Разумеется, не всё, так ведь и пророкам свойственно ошибаться, особенно в делах политических, а дети совсем не разбираются в политике. Пройдет время, и Лера изменит к лучшему мнение о Горбачеве и сильно разочаруется в Ельцине, и тут проявится коренная ее черта: благородство. Она сочувствовала свергнутым, униженным, оскорбленным, и при всей своей «капиталистической» вере с элементами нетерпимости и радикализма очень жалела, к примеру, Альенде. Да и как не пожалеть?
Мир Новодворской был черно-белым, но ошибались те, кто обзывал ее «большевичкой». Большевизм — это фанатизм, соединенный с жестокостью, а она была доброй. Помню, как Новодворская называла тогдашнего президента Грузии «палачом», но потом познакомилась с ним и подружилась, и когда Звиад Гамсахурдиа был убит и проклят, его окончательно полюбила и ставила в пример другим политикам. Однажды я напомнил ей о прежних оценках, и она, кажется, сама удивилась. «Но вечно жалок мне изгнанник» — это про Леру.
Впрочем, благородство как определяющая черта характера еще в людях встречается — человечество не полностью оскотинилось, даже в Москве. Благородство, помноженное на бесстрашие, — вот редкость. Эта физическая невозможность смолчать, которая заставляет ее, 19-летнюю девочку, разбрасывать листовки в Кремлевском дворце съездов, ломая себе жизнь и обрекая на пыточный режим в психушках. А после освобождения заниматься распространением самиздата, организовывать подпольную партию, подпольный профсоюз... и снова выйти с плакатом на демонстрацию, едва повеет перестройкой и гласностью. «Можешь выйти на площадь, смеешь выйти на площадь...» — эти строки Александра Галича украшали членский билет Демократического Союза — небывалой партии, в которой она состояла с первого до последнего дня. В гордом одиночестве.
А эпиграфом к ее жизни могла бы стать другая строка Галича, другая его песня: «Всё не вовремя». Ну в самом деле, что изменят в стране листовки, пущенные с балкона КДС в безысходном 1969 году, кого переубедят? Зачем дразнить гусей, то есть родную партию, задолго, месяца за четыре до исторического Съезда народных депутатов? Только вот странность: яростные, раздражающие, возмутительные, нелепые с виду речи и призывы Валерии Новодворской по прошествии времени вписывались в Конституцию России и другие долгие дела. Выяснялось, что в задавленном нашем социуме, в обществе, пораженном паранойей и прочими иррациональными страхами, только дети и говорят правду, которая потом сбывается. Очень немолодые, в юности поседевшие дети — смутьяны, безумцы, юродивые. А если приглядеться и вслушаться, то окажется, что дети эти умны и на мир смотрят до того трезво, что ежечасно впадают в отчаянье.
Тексты Валерии Новодворской, опубликованные в последние годы, дышат безнадежностью. По отношению
к стране, в которой она жила и не собиралась эмигрировать, ибо строка в уставе ДС предписывала: не уезжать ни при каких обстоятельствах. По отношению к миру, который по-настоящему так и не вступился за Украину, подвергшуюся российской агрессии. По отношению к себе
и к своей судьбе, ибо кодекс личной чести диктовал ей отчаянье как способ восприятия жизни в России, и всё, что ныне творится у нас, служило лишь горестным подтверждением этого постулата.
Космополит по убеждению, Лера всю свою жизнь боролась со злом, а не с Россией, и кто ж виноват в том, что
в рамки ее жизни уместились и брежневский «совок», и путинская РФ? И танки в Праге, и Афган, и Чечня, и Крымнаш, и Донецкий аэропорт, и «Боинг».
Она уж точно в этом не повинна. Хотя лично, всегда отвечая за себя, готова была и вину принять, и искупление — как в одной из последних своих статей. Детская вера в справедливость, соединенная с насмешливой ясностью взрослого безверия, и бесконечная боль, и все-таки вера — такой образ Валерии Новодворской запечатлен в ее текстах, в ее жизни и внезапном уходе. Леры больше нет и никогда не будет, но слова, ею сказанные, уже составлены в книгу, и эта книга перед вами. Большая, веселая, горестная, в трех томах — она ведь многое успела сказать за свою жизнь. Опережая время, возмущая и вразумляя, устремляясь в бессмертие.