Ко входуБиблиотека Якова КротоваПомощь
 

Александр Мень

ТРУДНЫЙ ПУТЬ К ДИАЛОГУ

К оглавлению

«ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЖИЗНИ»

Не так давно в московском «Доме книги», в его иностранном отделе, появилась работа американского исследователя Реймонда Моуди «Жизнь после жизни», вышедшая в 1975 году. Она вызвала бурные дискуссии как у нас, так и за рубежом (к сожалению, в русском переводе ее нет). Вслед за этим доктор Моуди издал и продолжение своей книги: «Размышления о жизни после жизни» (1977).

Мы уже привыкли, что в XX веке наука преподносит нам всевозможные сюрпризы; но в данном случае речь идет о проблеме, которая никого не может оставить равнодушным, даже тех, кто мало интересуется научными или философскими проблемами.

Доктор Моуди утверждает, что опроверг старое изречение «Оттуда (т. е. из могилы) никто не возвращался» . И в самом деле, сегодня прогресс медицины позволяет в некоторых случаях реанимировать человека, находившегося в состоянии клинической смерти. И это в какой-то мере позволяет заглянуть за завесу тайны.

Разумеется, далеко не все «оживленные» помнят свои ощущения и переживания в эти моменты. Но ведь и сновидения мы помним, в общем-то, редко, хотя известно, что они посещают нас каждую ночь.

Еще до выхода «Жизни после жизни» я сталкивался с людьми, которые сохраняли в памяти то, что было с ними между клинической смертью и реанимацией. При чтении книги доктора Моуди меня поразило сходство их рассказов с материалами, собранными в его исследовании. Он опрашивал многие десятки больных и пострадавших в катастрофах, которые вернулись к жизни благодаря усилиям и искусству врачей.

Выяснилось, что мужчины и женщины, молодые и пожилые, верующие и неверующие, люди разных взглядов, темпераментов и социальных групп прошли через опыт почти тождественный. Все они видели свое тело со стороны, проносились через какой-то «туннель», в конце которого видели свет, испытывали небывалую легкость и чувство счастья. Все встречались с Источником радости и света, от которого исходил вопрос: готовы ли они уйти из земной жизни? Все они после реанимации обрели твердую веру в бессмертие. Они утверждали, что дальнейшее состояние ушедшего из этой жизни человека определяется тем, насколько он был богат любовью и познанием, насколько полно осуществил свой долг на земле...

Для нас, христиан, такого рода переживания отнюдь не являются чем-то неожиданным. Мы всегда знали, что «со смертью не все кончается». Это подтверждает и необъятный в пространстве и времени опыт всего человечества, большинство философских и религиозных учений, которые на протяжении веков отстаивали мысль о неразрушимости человеческого духа, нашего «Я». Исключение представляли лишь доктрины, считавшие материю единственной реальностью.

Еще охотники каменного века хоронили своих умерших в позе ребенка, находящегося в утробе матери, словно желая сказать, что для них смерть — начало иного бытия. И эта вера пережила все стадии цивилизации, философское осмысление впервые дали ей Платон и Лейбниц; ее защищали такие выдающиеся ученые, как Джеймс Максвелл и Эр-вин Шредингер, один из создателей квантовой механики.

Они исходили из того, что дух человека как начало сверхматериальное и внепространственное не может исчезать бесследно и сохраняться лишь в «делах» или в «памяти потомков». Слишком необычен и могуч духовный фактор, дающий человеку самосознание и власть над природой, чтобы он так запросто мог аннигилироваться. То, что не состоит из материальных элементов, не может быть и «демонтировано» .

Но я бы не хотел углубляться здесь в философский и научный аспекты проблемы.

Для нас пока достаточно факта, что миллионы наших современников, в том числе и живущие в нашей стране, верят в бессмертие.

Нередко их обвиняют в желании «спрятаться», «убежать» от решения земных задач, в равнодушии к своему социальному призванию, в отказе от активной жизненной позиции. Иными словами, главный аргумент здесь нравственный, поскольку научно никем никогда не было доказано, что бессмертия не существует.

Довод этот достаточно серьезен, и отмахиваться от него ни христиане, ни другие верующие не имеют права. Ведь трудно отрицать, что порой идея бессмертия используется как повод для оправдания пассивности. Однако в данном случае проявляется особый тип «аутсайдерской» психологии, вовсе не вытекающей из самого учения о бессмертии.

Величайшие творения человеческой культуры — пирамиды и соборы, поэмы и симфонии, философские и социальные идеи — вдохновлялись верой в неразрушимость духа. Если нашу личность ожидает лишь небытие, ее можно рассматривать как нечто малозначительное, недолговечное, случайное. И тогда все ее цели и стремления обращаются в прах. Нам скажут: надо трудиться для потомков, для будущего, но разве не очевидно, что и в их жизни нет особого смысла, поскольку они в свою очередь обречены на погружение в бездну «ничто»? Именно об этом писал на смертном одре Державин:

Река времен в своем стремленье

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

А если что и остается

Чрез звуки лиры иль трубы,

То вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы.

«Стихи были только начаты, — замечает биограф Державина В. Ходасевич, — но продолжение их угадать нетрудно. Отказываясь от исторического бессмертия, Державин должен был обратиться к мысли о личном бессмертии — в Боге. Он начал последнюю из своих религиозных од, но ее уже не закончил» .

Догадка Ходасевича находит подтверждение в других произведениях поэта. Напомню хотя бы строки из его знаменитой оды «Бог»:

Твое созданье я. Создатель!

Твоей премудрости я тварь!

Источник жизни, благ податель,

Душа души моей и царь!

Твоей то правде нужно было,

Чтоб смертну бездну преходило

Мое бессмертно бытие,

Чтоб дух мой в смертность облачился

И чтоб чрез смерть я возвратился,

Отец! в бессмертие Твое.

Без этой веры, без этого постижения чудо духа, поднявшегося над изменчивым и эфемерным царством материи, оказывается лишь продуктом игры слепых сил.

Почему в человеке живет столь неискоренимая жажда бессмертия? Почему небытие так ужасает его? Откуда у него потребности, превосходящие его ограниченное бытие? Недаром Зигмунд Фрейд заметил, что подсознательно никто не верит в свое полное уничтожение. Для чего же нужен тот инстинкт? Ведь мы знаем, что все инстинкты имеют определенную, вполне практическую цель.

Самка осьминога убивает себя после того, как отложит яйца. Ее жизненное предназначение выполнено. Но у духа человеческого, у его стремления к свободе, красоте, полноте бытия нет пределов. Случайно ли это?

Когда отдельные организмы погибают, то все же остается единое Древо Жизни Биосфера. Но в человечестве, в Ноосфере, важны не просто род или вид в целом, а именно индивидуальная личность, творческое, разумное начало, способное выбирать между добром и злом.

Еще Альфред Уоллес, одновременно с Дарвином создавший теорию эволюции путем отбора, утверждал, что высшие способности человека выходят за пределы чисто природных потребностей.

Да, тело человека неизбежно разрушается и умирает. Но дух продолжает свой путь в иных трансфизических планах Вселенной.

Основоположник экспериментальной психологии Густав Фехнер писал: «Человек живет не один раз, а три. Первая ступень его жизни — непрерывный сон, вторая — чередование сна и бодрствования, третья — непрерывное бодрствование. На первой ступени человек прозябает в сумерках одиночества; на второй он живет личной жизнью и одновременно вступает в общение с другими людьми, в лучах света, озаряющих ему мир явлений; на третьей жизнь его духовности переплетается с жизнью духовностей других людей для высшей жизни во Всевышнем Духе и созерцает сущность всего происходящего».

К этому надо добавить, что есть глубокая связь между тремя стадиями человеческого существования. Как характер и условия внутриутробного периода обязательно сказываются на дальнейшей жизни человека, так и временный, земной отрезок бытия формирует дух для вечного становления.

Отсюда вытекает нравственный вывод: наши действия, слова и даже мысли небезразличны для нашей судьбы и по эту, и по ту сторону смертной черты.

Подобный взгляд отнюдь не оправдывает «потустороннего крена сознания». Наоборот, он наполняет человека чувством глубокой ответственности за каждый день и час Нашей жизни.

Тот, кто внимательно читал Евангелие, возможно, заметил, что в нем почти нет описаний посмертия. Проповедь Иисусова, безусловно подразумевающая бессмертие духа, сосредоточена на наших деяниях «здесь и теперь». Человек, который служит людям, служит добру, правде, который отдает себя, свои таланты, свои силы, свое время, свое сердце ближним, «собирает себе сокровище на небесах». Великий учитель христианства апостол Павел, послания которого вошли в Библию, в Новый Завет, говорил, что у нас нет ни адекватных слов, ни силы воображения, способных передать образ иных измерений. Характерно, что и люди, отвечавшие на вопросы доктора Моуди, чувствовали это и с большим трудом подбирали выражения, дающие лишь намек на их «посмертные переживания». Но важнейшее знание сохранялось. Им было достаточно помнить, что есть прямая зависимость между земной жизнью и состоянием духа после гибели тела. В этом заключалась главная суть их опыта.

Значит, меньше всего вера в бессмертие является простым «утешением». В ней звучит властный призыв к действию. Опыт посмертной радости и полноты, так же как и опыт духовного мрака, — или, говоря в традиционных терминах, опыт «рая» и «ада» — коренится уже в этой жизни, откуда проецируется в вечность...

Пусть коротка наша жизнь и преходящи наши дела на земле. В свете вечности они приобретают непреходящий смысл. Вечность раскрывает перед нами огромный ослепительный горизонт, но к этой цели человек идет через свои посюсторонние дела. То, что делается «во времени» ради свободы, справедливости, приносит плод не только на земле, в истории, но и в посмертном становлении духа.

Помнить о краткости жизни не значит только констатировать очевидный факт, не значит жить в постоянном угнетении. Напротив, такая «память смертная» есть призыв к деятельности, к труду, к самоотдаче. «Память смертная» учит нас отделять несущественное от важного, ориентироваться на идеалы служения, учит бережно относиться к повседневному, к священному дару жизни.

Есть выражение «убить время», и мы часто забываем о его поистине зловещем смысле. Время — величайший дар, данный нам для развития личности, для обогащения ее любовью, для творческих усилий, для раскрытия огромных потенций духа. И если мы не ценим времени, мы действительно совершаем убийство.

Повторяю, духовный опыт человечества предполагает великую значимость наших посюсторонних дел. Вера в бессмертие помогает личности искать нравственной реализации, целеустремленно развивать в себе открытость и силы действенного добра.

Бессмертие едва ли может быть доказано математически. Будь это так, нравственный императив оказался бы чем-то навязанным, давящим, почти устрашающим. Поэтому человеку предоставлена свобода решения, свобода веры как абсолютного доверия к Высшему. Однако тот, кто принимает эту веру, должен со всей серьезностью отнестись и к ее предостережениям. Если дух неразрушим, то, что ожидает личность человека, жившего лишь для себя, сеявшего зло, погруженного в болото ничтожества и элементарных инстинктов? Что мы сеем во времени, то и пожнем в бесконечности.

Итак, нравственные претензии, предъявлявшиеся учению о бессмертии духа, по меньшей мере несправедливы.

Понятое во всей полноте, это учение озаряет смыслом нашу жизнь и наши каждодневные поступки.

Могут, конечно, спросить: а ведь есть люди, которые, не имея этой веры, все же отдают свои силы для добра?

Безусловно, как неразрушим дух, так и не может быть уничтожена ценность добра, даже если творящий его ничего не знает о Вечности. В Евангелии сказано о тех, кто, не подозревая, что служит Небу, служил братьям и был принят божественным Отцом, Который сказал, что сделанное для ближнего сделано для Бога. Значит, семена мужества, доброты, жертвенности, созидания, посеянные даже рукой человека, не ведающего о Вечности, дадут свои ростки.

Я знаю, что таких семян рассеяно неисчислимое множество на всем протяжении нашего столетия. Пусть оно отравлено ненавистью, беззакониями, унижением человеческого достоинства, войнами и расправами, оно не представляется мне периодом сплошного мрака.

И в недалеком прошлом, и сегодня мы можем, если внимательно приглядимся, открыть удивительные просветы человечности. Логически рассуждая, следовало бы ожидать почти повсюду полной нравственной деградации. Но вопреки всем стихиям зла «образ и подобие Божие» в человеке оказались началом достаточно стойким. Удивляет не зло в людях (оно закономерный продукт этической катастрофы) , а то, что в такое время свет не погас. Что в мир приходят все новые поколения, в которых чудесным образом дает о себе знать тайна Добра.

Многие сейчас задумываются, как укрепить эти ростки в обществе. Абстрактные идеалы и мертвые схемы, хотя бы и апеллирующие к «научности», едва ли смогут оказать тут большую помощь.

Наш, христианский, ответ достаточно ясен. Необходимо открыть доступ для естественного, органического развития духовности, для приобщения ее к тем подлинным религиозным ценностям, которые всегда были корнем и основанием культуры.

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова