Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы.

Свящ. Павел Алфеев

ОТ ГЕФСИМАНИИ ДО ГОЛГОФЫ

К оглавлению

На суде Синедриона.

 

«Утру же бывшу, совет сотвориша вси архиерее и старцы людстии на Иисуса, яко убити Его» (Мф. 27, 1). «И яко бысть день, собрашася старцы людстии,  и архиерее и книжницы, и ведоша Его на сонм свой» (Лк. 22, 66).

 

С первыми проблесками весеннего рассвета в Иерусалиме, в центре города замечается какое-то таинственное. нервно-оживленное движение вокруг дворца Каиафы и в предместьях священного храма. То были слуги архиерейские, которые с поспешностью собирали членов синедриона в такую раннюю пору, еще до восхода солнечного. Всех членов было 71, и нужно было оповестить их о каком-то экстренном заседании в такой неурочный ранний час и в такой необычайный для суда день, когда вечером должны были закалать пасхального агнца. Правда, многие из членов, не менее 23, были посвящены в тайну заседания, так как они, несколько часов тому назад, сами произнесли уже смертный приговор над Иисусом: но большинство из них пока не знали того, что совершилось в ту ночь. А потому, ранний призыв их на заседание не мог не вызвать вопросов любопытства о случившемся. И неожиданность такой вести поражала всех и вызывала нервное движение. Враги Христа с радостью спешили на заседание против Христа.

Члены суда знают законы уголовного суда, которые запрещают производить суд ночью, тайно, накануне субботы и великих праздников и требуют, чтобы между определением смертного приговора и утверждением его было не менее 24 часов, в течение которых все судьи должны воздерживаться от мяса и вина, чтобы не омрачить свой рассудок невоздержанием. Они читали в своей Гемара на Мишну: «блажен судья, который даст своему приговору время перебродиться»82. Они знают также из закона, что «преступно ускорять день смерти осужденного»83. Тем не менее все спешат на заседание по приглашению Каиафы. Спешат, как видим, не на доброе дело, не для защиты невинного, не для раскрытия правды судом, но для того, чтобы убить Невинного, погубить Безгрешного! «И абие наутрие совет сотвориша вси архиерее со старцы и книжники, и весь сонм» «на Иисуса, яко убити Его» (Мр. 15, 1; Мф. 27. 1). Они спешат на зов Каиафы, и своею поспешностью исполняют слова пророков: «ноги их быстры на пролитие крови: разрушение и пагуба на путях их» (Рим. 3, 15-16; Притч. 1, 16; Ис. 59, 7—8). Спешат они пролить кровь своего Мессии, которого с нетерпением ожидали люди в течение 5508 лет! Бегут они, и между ними «нет делающего добро, нет ни одного: все совратились с пути, до одного негодны. Нет праведного ни одного; нет разумеющего; никто не ищет Бога» (Рим. 3,10-12; Пал. 13, 1-3).

Но кто же они, эти бегущие на зов Каиафы, по своему внешнему виду и общественному положению? Кто они. заклейменные еще пророками печатью безбожных кровопийц?

Все они — люди сановитые, важные, занимающие высшие почетные места в обществе, представители, руководители и управители избранного племени Иакова, убеленные сединою мудрости, люди ученые, знающие закон до последней буквы в нем, с виду благочестивые, строгие исполнители всех отеческих преданий старцев, внушающие невольное уважение к себе своею осанкою, гордою поступью и самою одеждою, — широкими воскрилиями риз, резко бросающимися в глаза, большими кистями на краях их. И все они спешат в такой ранний час, до восхода солнца, забыв свою важность и лета, забыв и самый день, когда все должны были готовиться к закланию пасхального агнца. — Спешат они торопливою походкою, изменив и самую поступь свою, исполненную важности и внушавшую уважение к ним народа. — Спешат они по направлению к храму, но не с молитвою на устах и благоговейным чувством в сердце, а с проклятиями злобной ненависти ко Христу и жаждой крови Его! Спешат они под кровлю храма, — это единственное в то время место на всей земле для служения Иегове, истинному Богу, — спешат туда, чтобы в одной из пристроек священного здания совершить такое злодеяние, которое завершит собою все злодеяния настоящие, прошедшие и будущие всего человеческого рода (Мф. 23, 32-35). И этот храм, когда-то оскверненный кровью Захарии, сына Варахиина, убитого «между церковью и алтарем» (2 Пар. 24, 21), скоро обагрятится кровью Самого Богочеловека, Мессии—Христа. Там, в одной из камер суда Газит они окончательно произнесут смертный приговор над головою Невинного Иисуса (Мф. 27, 3—6).

Синедрион собрался. Под председательством Каиафы он спешит открыть свое заседание в мощеной зале Газит84, но ждет появления первого луча солнца. Чтобы не пропустить лишней минуты, все заняли свои места: судьи расположились полукругом от Каиафы: одна половина их поместилась по правую, а другая по левую сторону его. Без сомнения, они группировались по своим партиям фарисейской и саддукейской (Дн. 5, 17; 23. 6—9; Ин. 11, 47—57). Рядом с Каиафой заняли свои места «отец суда» и «мудрец». Два писца уселись за столом для записывания приговоров. Пред Каиафой — место для Узника, по сторонам которого будут стоять и стеречь два служителя85.

При взгляде на такое собрание, невольно поражаешься видимым величием его членов: то были цвет тогдашней учености, верх сановитости и блеск богатства и роскоши: то были краса, власть и сила евреев по своему внешнему положению и значению: то были гордость и страх народа, а также и опора его политической и религиозной безопасности: то были посредники между Богом и людьми. Державшие в своих руках ключи от самого неба, защитники и охранители прав богоизбранного народа, от всяких насилий Римской власти, покорившей непокорных своему железному игу, — одним словом, то был жизненный нерв еврейской нации во всех отношениях, ум и сердце этого вероломного, мятежного и непокорного Богу народа (Исх. 32, 9), — народа жестоковыйного (Дн. 7, 51; Исх. 33. 3), «с необрезанным сердцем и ушами» (Лев. 26, 41; Втор. 10, 16; Иер. 4, 4; 6, 10; 9, 26), «всегда противящегося Духу Святому» (Дн. 7, 51), — народа с каменным сердцем (Мр. 6, 52; 8, 17; 3, 5; Ин. 12, 40), медным лбом и железным затылком (Ис. 48, 4), — народа, когда-то превознесенного Богом, а теперь носящего проклятие всех народов земного шара.

Синедрион, в полном своем составе, наводил страх и ужас на всякого еврея, всегда трепетавшего пред судом его. Сам Христос, проводя параллель между законом Моисея и Своим Евангельским законом, ставит суд синедриона выше и страшнее ветхозаветного суда за убийство (Мф. 5, 21 — 22)86.

Насколько был страшен синедрион для евреев, об этом нам говорят следующие факты:

Родители исцеленного Христом слепорожденного признали последнего за своего сына и подтвердили, что он действительно родился слепым, но убоялись сказать, Кто его исцелил: «ибо иудеи сговорились уже, чтобы, кто признает Иисуса за Христа, того отлучать от синагоги. Потому они и сказали: он (исцеленный их сын) в совершенных летах; самого спросите» (Ин. 9, 18—23).

Исцеленный расслабленный, 38 лет лежавший при овчей купели Вифезда, попавшийся в субботу на глаза иудеев с своим одром и привлеченный за то к суду, оправдывался тем, что ему повелел нести этот одр Исцелитель его: в нарушении субботы виновен Тот, Кто сказал ему: «встань, возьми постель твою и ходи». И когда узнал имя своего Благодетеля, он забывает и 38 лет своего расслабления, и благодеяние Исцелителя, и спешит под влиянием страха, донести о Нем иудеям, чтобы оправдаться пред ними самому в нарушении субботы (Ин. 5, 1 — 16).

На праздник (Кущей), когда Христос замедлил придти в Иерусалим, «иудеи искали Его и говорили: где Он? И много толков было о Нем в народе, и толков самых разнородных: одни говорили, что Он добр; а другие говорили: нет, но обольщает народ. Впрочем, замечает Евангелист, никто не говорил о Нем явно, боясь иудеев» (Ин. 7, 8—13).

Сам Христос, понимая, какой страх мог наводить синедрион на Его учеников своею властью отлучать от синагоги, прощаясь с ними, накануне Своей смерти, счел нужным предупредить их об этом, чтобы они не смущались и не боялись, когда исполнятся Его слова: «от сонмищ ижденут вы.... Но сия глаголах вам, да, егда приидет час, воспомянете сия, яко Аз рех вам... да не соблазнитеся» (Ин. 16, 1-4)87.

«Первосвященники и фарисеи, стоявшие во главе синедриона, чувствуя силу и могущество своей власти, не смотря на любовь и преданность всего народа Иисусу, не побоялись дать приказание, что, если кто узнает, где Он (Иисус) будет, то объявил бы, дабы взять Его» (Ин. 11, 57). И такое распоряжение синедриона не только не ослабило его авторитета в глазах народа, а наоборот, еще более усилило его и навело на всех страх и ужас, так что, после того, «и от князь мнози вероваша в Него (Иисуса): но фарисей ради не исповедаху, да не из сонмищ изгнани будут» (Ин. 12, 42).

Замечательно, даже Иосиф Аримафейский, «человек богатый», «знаменитый член совета», «человек добрый и правдивый», «ожидавший также царствия Божия», был тайным учеником Иисуса, «из страха от Иудеев» (Ин. 19, 38; Мф. 27, 57; Мр. 15, 43; Лк. 23, 50—51).

Не менее замечательно, что и Никодим, уважаемый всеми «фарисей», «один из начальников Иудейских», этот «учитель Израилев», не без основания, приходил к Иисусу «ночью», чтобы научиться от Него истине (Ин. 3, 1, 2, 10; 19, 39).

Излишне говорить о простых смертных, которые не смели открыто пристать к Апостолам, хотя и прославляли их тайно за их проповедь о Христе (Дн. 5, 13).

Таков был страх синедриона на всех, который собрался теперь окончательно произнести (но не судить) свой смертный приговор над Иисусом, давно уже предрешенный им!

Мы не будем удивляться тому, что пред деспотическою властью синедриона трепетал каждый Израильтянин, когда обратим внимание на широкие права всесильной власти его и когда вникнем в значение «отлучения от синагоги».

Судилищу Синедриона подлежали важнейшие дела народные (менее важные дела решались в низших судилищах, которые были в каждом городе). Ему подлежали обсуждения и решения, наприм., о войне и мире, о правах и делах общественных, о правительственных должностях, дела апелляционные, важнейшие административные меры относительно церковных дел, определение новолуния, учреждения богослужебные касательно жертв, суждения о способности священников, учреждения в городах низших судей, городские и церковные строения, предприятия воинские. От него выходили законы и постановления, касающиеся всего Израиля, коим все обязаны были оказывать совершенное послушание; также судебные решения, касающиеся целого какого-либо колена, или первосвященника, или непокорного из членов Синедриона, или уклонения какого-либо города к идолопоклонству, или ложных пророков и обольстителей народных, богохульников, также государственных преступников88. В религиозных делах судебная власть его простиралась и на иудеев в рассеянии (Дн. 9, 2; 26, 10-11).

Влияние Синедриона простиралось и на царя. Хотя о царе говорится, что он не судит и не подлежит суду; но в принципе Синедрион удерживал судебную свою власть и касательно царя: без его согласия царь не мог начинать никакой войны89.

До покорения Иудеи Римлянами, Синедриону принадлежало право жизни и смерти; но с этого времени власть его была ограничена: он мог произносить смертные приговоры, но на исполнение их требовалось согласие Римского правителя90.

В делах религиозных и особенно при осквернении святости храма Синедриону предоставлено было право судить и приговаривать к смертной казни, по проверке факта римскою властью, всех, не исключая даже и язычников римлян, если они переступали за барьер в храме, отделявший внешний двор храма от внутреннего, куда имели право входить одни только Иудеи91.

Свою власть Синедрион простер до того, что потребовал даже к себе на суд самого Ирода по случаю самовластия его, проявленного в казни предводителя одной разбойничьей шайки из Иудеев и его сообщников92).

Такова была власть Синедриона. И хотя он не мог осудить Ирода, но уже много значит и то, что он потребовал к себе на суд такого жестокого и властолюбивого деспота, каким был кровожадный Ирод!

Но самая страшная власть в руках Синедриона — это не право смертной казни, но право отлучения от синагоги. В Нов. завете и Талмуде отмечаются две формы отлучения: временное (Лк. 6, 22; Ин. 9, 22; 12, 42, 16, 2) и постоянное (Рим. 9, 3; 1 Кор. 12, 3; 16, 22; Гал. 1, 8, 9; Мр. 14, 71; Дн. 23, 12; 14, 21). Этим двум формам в первом послании к Коринфянам, в 5 гл., соответствуют два указания ап. Павла: «изъят из среды» (2 ст.) и «предать сатане» (ст. 5).

Последняя форма отлучения, известная в кн. Ветхого завета под именем «заклятия» — «херем», особенно была страшна для каждого еврея. Несчастный, подвергшийся такому наказанию, совершенно отсекался от общества верующих в истинного Бога, переставал быть членом народа Божия, лишался покровительства Божия, всех своих прав на обетования Божии и всякой надежды на участие в благах Мессии, которого все ожидали. Он переставал быть потомком Авраама и становился нечистым язычником в очах Божиих и всего народа, с которым прекращалось всякое сношение. Он изгонялся из общества людей и считался вне закона, так что каждый мог безнаказанно не только лишить его имущества, но и самой жизни. Положение его — вне покровительства законов и Божеских и человеческих. Над его головой произносились грозные и страшные проклятия, изложенные Моисеем в его законе: «проклят ты в городе, и проклят ты на поле. Прокляты житницы твои и кладовые твои. Проклят плод чрева твоего и плод земли твоей, плод твоих волов и плод овец твоих. Проклят ты при входе твоем и проклят при выходе твоем. Пошлет Господь на тебя проклятие, смятение и несчастье во всяком деле рук твоих, какое ни станешь ты делать, доколе не будешь истреблен. Поразит тебя Господь чахлостью, горячкою, лихорадкою, воспалением, засухою, палящим ветром и ржавчиною; и они будут преследовать тебя, доколе не погибнешь... Поразит тебя Господь проказою Египетскою, почечуем, коростою и чесоткою, от которых ты не можешь исцелиться. Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотою и оцепенением сердца... И будешь ужасом, притчею и посмешищем у всех народов» (Втор. 28, 16—20, 22, 27, 28, 37).

Подвергали «заклятию» (херем) для поголовного истребления целые «города, мужчин и женщин и детей, не оставляя никого в живых» (Втор. 2. 34; 3, 6), даже «многочисленные народы» (Втор. 7, 1—2) и колена Израильские (Суд. 21, 11). Такое заклятие практиковал Ездра, по возвращении из плена Вавилонского. В его книге мы читаем: «и объявили в Иудее и в Иерусалиме всем бывшим в плену, чтобы они собрались в Иерусалим; а кто не придет чрез три дня, на все имение того, по определению начальствующих и старейшин, будет положено заклятие, и сам он будет отлучен от общества переселенцев» (10, 8).

С распространением христианства анафематствование в синагогах направлено против христиан и вошло в ежедневную практику. По свидетельству Иустина Философа и других отцов церкви, «Иудеи в своих ежедневных молитвах произносили проклятия на христиан»93.

Мы видим теперь, что право отлучения от синагоги — это страшный бич в руках Синедриона, которым он деспотически держал в тяжелом рабстве весь народ. И это обстоятельство уяснить нам то, почему народ так быстро переменил свое торжественное «осанна» на кровавый безумный крик «распни, распни Его!», «кровь Его на нас и на чадах наших!» Мы поймем теперь, как первосвященники и старейшины, которые «боялись народа», «убить Иисуса в праздник при народе», могли «возбудить народ — просить Варавву, а Иисуса погубить» (Мф. 27, 20; Лк. 22, 2, 6; Мр. 14, 1-2; Мф. 26, 3).

Синедрион собрался на суд, но этот суд поражает нас небывалою еще в истории своею несообразностью и необъяснимым противоречием. Обладая всемогущею властью и держа презираемый им народ (Ин. 7, 49) в деспотическом рабстве, он боится народа, чтобы открыто судить Иисуса (Лк. 22, 2, 6; Мф. 26, 3; Мр. 14, 1—2). Пользуясь неоспоримым авторитетом власти, он собирается ночью, подобно разбойникам, на тайное совещание о выполнении своего злого дела. Он ждет первых лучей солнца, чтобы начать суд, боясь нарушить букву закона, запрещавшего судить ночью и в то же время не боясь пролить невинную кровь своего Мессии. Он открывает суд над Тем, Кого уже давно осудил на смерть (Ин. 11, 53, 57).

Но кто же эти судьи и Кого они судят? Это - первосвященники и священники, не верующие в Бога саддукеи, не признающие духовного мира, воскресения мертвых и будущей загробной жизни: судят они, во имя Бога, Самого Сына Божия, явившегося на землю для спасения всех во образе человека (Фил. 2, 6—11; 1 Тим. 3, 16). Судят лицемерные фарисеи, извратившие весь нравственный закон до прямой противоположности, считая добро злом, а зло добром, сладкое горьким и горькое сладким, белое черным и черное белым: судят они воплощенную чистоту и святость в лице Христа, высочайший и совершеннейший идеал добродетели. Судят ученые книжники изучившие до такой степени Закон и Пророков, что знали — сколько в каждой главе букв и черточек, и в то же время не видели в них Мессии, образ которого так ярко начертан там перстом Божиим чрез пророков, озаренных Духом Святым: судят они того самого Мессию, ради которого предъизбран был и народ еврейский, во все время находившейся под водительством Самого Бога и видимым руководством пророков. Судят старейшины и князья «жидовские» (Ин. 7, 48; Мр. 15, 1). совершенно не думавшие о каком-то духовном (небесном) царстве, вполне довольные своею земною жизнью в роскоши и неге, и уверенные в том, что они — чада Авраама и потому безусловные наследники в царстве Мессии, которого уже приговорили к смерти до суда. Раз они — чада Авраама, которому дано обетование, что все потомки его получат благословение (Быт. 12, 7), то Бог обязан выполнить Свое обетование, чтобы не быть Ему лжецом и обманщиком; а потому им не зачем беспокоиться о своем спасении, — оно обеспечено им потому что об этом обязан позаботиться Сам Бог. Судят те, которые «связывают бремена тяжелые и неудобоносимые, и возлагают на плеча людям; а сами не хотят и перстом двинуть их», которые «затворяют царство небесное человекам: сами не входят, и хотящих войти не допускают». Судят те, которые «поедают домы вдов, и напоказ молятся долго», которые «обходят море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делают его сыном геенны, вдвое худшим себя». Судят книжники и фарисеи, вожди слепые, лицемеры, которые золото ставят выше храма, а самый храм — этот дом Божий, дом молитвы, — превратили в вертеп разбойников. Судят те, которые дают десятину с мяты, аниса и тмина, и оставляют важнейшее в законе, суд, милость и веру, которые «оцеживают комара, а верблюда поглощают, которые украшают гробницы пророков, избитых их отцами, а сами дополняют меру беззаконий отцев своих, убивая Того, о Ком говорили пророки и за Кого их убивали отцы собравшихся теперь судить Иисуса (Матф. 23 гл.).

Вот каковы судьи по своему внутреннему характеру94, которые собрались теперь судить, во имя Бога, Сына Бога во плоти! Члены Синедриона, — эти слепые вожди народа, безбожные материалисты и безнравственные лицемеры, напыщенные и гордые сознанием своей власти и силы, — верили в свое высокое назначение, что когда придет Мессия, то они исследуют Его дело, признают Его за Мессию, объявят Его народу и, так. обр., примут Его под свое покровительство и руководство!

Члены Синедриона собрались в зал суда с непреодолимым желанием скорее завершить свое злобное торжество, скорее покончить свое дело, которое стало задачею самой их жизни: давно уже поставлен вопрос — Он или они, вопрос жизни или смерти для них самих. Останься в живых Иисус, - они должны будут лишиться всего, что имеют и чем владеют. Так, пусть лучше Он погибнет, чтобы им остаться тем, чем были доселе со всеми своими правами и положением!.. И если когда был страшен для них Иисус, так это — в наступающую пасху, когда весь народ так восторженно настроен в пользу Иисуса, что одно Его слово легко может совершить переворот в общественно-политической жизни еврейского народа. Торжественная встреча Иисуса несколько дней тому назад есть грозное предзнаменование для них, членов Синедриона. К тому же и Сам Христос заявил об этом предзнаменовании Своим властным изгнанием из храма торгующих, чем явно подорвал миллионные доходы саддукейской партии, состоявшей из иерархии храма95.

Мы ясно представляем себе тревожно радостное настроение членов Синедриона в данный момент. Их злоба торжествует, но и беспокойство за полный успех своего дела не оставляет их в совершенном покое. И вот они ждут не дождутся, когда засияет первый луч солнца, чтобы начать заседание суда и покончить свое кровавое дело. Нервно возбужденные, они, в нетерпеливом ожидании столь сладостной для них минуты, делятся между собою извращенными впечатлениями, хвалятся гнусными клеветами, с гордостью передают свои поругания над воплощенною Правдою и Невинностью, глумятся и кощунствуют над Его учением и не стыдятся открыто богохульствовать. Для неверующих в Бога нет богохульства, а есть только простое остроумие. Для поклонников золота дозволительно всякое кощунство над тем, что разбивает их золотого тельца. Для безнравственных, с тупою и сожженною совестью нет ничего святого, пред чем они с благоговением должны бы преклониться.

И вот, такое-то собрание нечестивых, в ожидании появления солнца, предваряет свой суд дикими извращениями истины, услаждает себя позорною клеветою и ложью и ревниво упражняется в кощунстве и богохульстве. Наконец-то наш Учитель народа, с торжеством заявляет Каиафа, — в темнице, и ныне же Он умрет позорною смертью на кресте. — Не помните ли, перебивает его другой член Синедриона, как Он, на предложенный вопрос законника — «кто мой ближний», — ответил притчею, в которой Он поставил ненавистного нам самарянина выше священников и левитов. Это Он сделал, чтобы унизить нас в глазах народа (Лк. 10, 25-37). Чего же нам ожидать от Него, если оставить Его в живых? — Да, и что говорить, продолжает третий: Он Сам-то самарянин и бес в Нем. Это давно уже доказано и признано всеми (Ин. 7, 20; 8, 52). Мы слышали, как весь народ в глаза Ему сказал: «не правду ли мы говорим, что Ты Самарянин, и что бес в Тебе?» (Ин. 8, 48). Неужели народ вступится за него и даст Ему жить среди нас?! - Да, необходимо казнить Его. Ведь Он открыто хулил священство, установленное Самим Богом, возбуждал народ против священников и левитов, издаваясь над ними измышленными баснями. Кто там был ограблен разбойниками? Когда это было и кто может подтвердить этот факт?.. А потому, если оставить Его в живых, то Он придумает такие сказки против нас, что весь народ сметет нас нечистою метлою с лица земли. Нечего медлить: смерть Ему! - Да. Его расположение к самарянам всем известно. Разве забыли, что Он пробыл два дня в Самарийском городе, когда Он возвращался из Иерусалима в свою презренную отчизну (Ин. 4, 40—44)? Мы согласимся скорее умереть с голода или от жажды, чем принять от самарянина кусок хлеба или чашу воды: а Он два дня гостил у самарян. Смерть Ему! — Верно, что и говорить, — Он хороший Мессия и патриот, когда открыто проповедывал всем, что многие приидут с востока и запада, и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в царстве небесном: а мы, сыны царства, извержены будем во тьму кромешнюю, где будет плач и скрежет зубов (Мф. 8, 11 - 12; 21. 43; Лк. 13, 26—30). Смерть Ему! на крест Его! - Народ признает Его за Мессию; но храни нас Бог от такого Мессии: ведь Он первые места-то в Своем царстве готовит мытарям и грешникам, которые, по Его словам, предварят нас, войдут прежде нас, настоящих чад Авраама (Мф. 21, 31-32). Ясно, что Он — друг мытарям и грешникам, разврату которых Он всегда покровительствовал (Мф. 11, 19; Лк. 7, 34; 15, 1, 29, 30). — Всем известно, что Он с ними ел и пил (Мф. 3, 10—13; Мр. 2, 16; Лк. 5, 30). Он их всегда защищал. Помните еще, как Он на обеде у Симона Фарисея принял под свое покровительство известную всем грешницу, которая, при всех своими слезами обливала Его ноги, а волосами отирала их? И за это Он простил все ее грехи (Лк. 7, 36-50). Что и говорить! Хороший пример для всех развратниц! Греши, сколько хочешь, — всегда найдешь себе защитника в таком Мессии! — Верно, Он развращает народ (Лк. 23, 2). Вы помните, - это было в Иерусалиме, — как Он еще раз оправдал женщину, также известную всем по своей жизни (Ин. 8, 3—11)? Ждите, после того, что Он возвысит нравственность в своем царстве, когда подбирал к Себе исключительно только грешниц и открыто всем говорил, что Он к ним только и пришел: потому что в Нем нуждаются только они одни, как больные во враче (Мф. 9, 11 — 13; Лк. 15, 7; 19, 7, 9, 10). — Нечего сказать, хорошую Он обещает жизнь всем своим последователям!.. Убить Его!..

Надейтесь, что Он избавит вас и от позорной языческой власти Римлян, когда Он, на наш вопрос — следует ли платить дань Кесарю, - всенародно заявил: отдавайте Кесарево Кесарю (Мф. 21, 17—21)96. — Ждите и надейтесь, что Он поведет наши дружины против Римлян за свободу и независимость нашу! Он и теперь уже изменил отеческим преданиям и заветным мечтам наших старцев. Он одним словом Своим разрушает все, что создали наши предки, чем гордился и силен наш народ, к чему он стремился и стремится во всю свою историческую жизнь, о чем он всегда мечтал и мечтает, как о высшей славе своего призвания. У него нечистый язычник выше «обрезанного» еврея. Он ни во что ставит наше обрезание, установленное Богом и завещанное нам отцом нашим Авраамом (Мф. 8, 10; Лк. 7, 9): какой же Он Мессия и даже Еврей ли Он?! — В Нем и кровь-то течет не еврейская, когда Он на каждом шагу то только и делает, что разрушает всю нашу религию, весь наш закон, все наше учение и установления древних и мудрых наших раввинов! Смерть Ему, изменнику! Убить Его всенародно! Распять Его на проклятом дереве (Втор. 21, 23; Гал. 3,13)!..

И такой-то безумец (Мр. 3, 21—22), проповедующий столь разрушительное и гибельное учение, выдает Себя за пророка Иеговы!... Мало того, Он называет Себя даже Сыном Божиим. Смерть богохульнику и обольстителю народа! Он опасен для религии и государства!.. И если Он имеет еще воздействие на народ, который толпами следует за Ним, то в этом нужно усматривать весь вред и опасность такого человека: Он действует силою веельзевула, именем которого изгоняет бесов, творит чудеса и привлекает к Себе простодушный и невежественный народ (Мф. 12, 24—28; 9, 34; Мр. 3, 23; Лк. 11, 15; Ин. 7, 49). Смерть Ему, богохульнику и обольстителю народа! Нужно спасти от Него народ; а потому убить Его! Благо, что Он Сам вчера признался на суде пред Каиафой в своем богохульстве!..

В излиянии таких-то клевет и извращенных пересудов учения Христа проводили тревожное время собравшиеся члены верховного судилища, в ожидании появления солнца, чтобы без вины Осужденного и без суда Оклеветанного окончательно приговорить к смерти!..

Наконец загорелся ярким светом и первый луч восходящего солнца, и все в диком бешенстве от охватившей их безумной радости в один голос закричали: «ведите, ведите Его!..»

И на беззаконный суд предстал Праведный Судия живых и мертвых. В Его крайнем уничижении светится царское величие, такое величие, какого не достигал еще ни один из смертных. Во всех чертах Его лица, покрытого ранами и оплеванного, и в небесно-кротком и сострадательном взоре Его нежных любящих очей сияет «Божественная правда», которою Он, по выражению пророка, «препоясан был о чреслех своих» (Ис. 11, 5; 59, 17). Во всем видна Его твердая и безусловная покорность Божественному определению Отца небесного, которое Он теперь выполняет добровольно, без всяких колебаний, — Он идет на позорную смерть; но в этой покорности отражается Его бесконечное совершенство, недоступное для сынов Адама, Его недостижимая высота. Судимый, Он является Судиею Своих судей. Пред Его правдою сокрушается и падет всякая неправда на земле, которая появилась со времен первого человеческого греха. В Его измученном, поруганном и слабом теле светится несокрушимая мощь Божественной силы, так что, при взгляде на Него, невольно повторишь слова ап. Павла, что в Его немощной плоти «обитает вся полнота Божества телеснее» (Кол. 2, 9). В присутствии Его невольно чувствуешь, что о Нем именно сказал пророк, и сказал так, что слова его наглядно и как бы осязательно, с неотразимою силою, исполняются теперь на Нем: «Владычество на раменах Его». И все люди, всмотревшись в Него, единогласно признают Его за «Еммануила» (Богочеловека) «и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира» (Ис. 7, 14; 9, 6) 

Но не тем были заняты умы и сердца беззаконных судей, чтобы всматриваться в Божественные черты уже осужденного ими Узника: «тьма ослепила их очи, чтобы не видеть Божественного света» (1 Ин. 2, 11; Ис. 6, 10; Ин. 12, 40). Страсти омрачили их неразумное сердце, чтобы им не чувствовать и не разуметь присутствия пред собою Самого Бога во плоти (1 Тим. 3, 16). Всецело погруженные в свои личные интересы, они совершенно забыли Бога и предались во власть сатаны и, так. обр., стали его орудием: они теперь – «власть тьмы» (Лк. 22, 53), «слепые вожди слепых» (Мф. 15, 14); «они упорствуют», «не покоряются истине, предаются неправде» (Рим. 2, 8) и в своем «упорстве погибают» (Иуд. 11 ст.).

Суд начался (суд Синедриона над Иисусом передает нам один только ев. Лука: 22, 66-71). «Старейшины народа, первосвященники и книжники ввели Иисуса в свой синедрион». По закону они должны переследовать все дело Подсудимого с самого начала, спокойно выслушать и проверить свидетельские показания обвинителей, определить и установить нравственную компетентность свидетелей, пригласить и вызвать свидетелей в защиту приговоренного к смерти Узника, внимательно выслушать ответы Осужденного, дав Ему полную свободу, проверить голоса судей за Обвиняемого и против Обвиняемого строго установленным порядком, одним словом, они должны исчерпать все указанные в законе средства к тому, чтобы Осужденного накануне освободить от смертной казни. Таковы уголовные законы Евреев и такова задача Израильских судей, чтобы не проливать человеческой крови!

Но не то мы видим на деле: судьи, попирая все божеские и человеческие законы, спешат только оформить свой беспримерный и единственный в истории приговор. С нескрываемым лихорадочным злорадством все в один голос спешат поставить Ему роковой вопрос, который так лукаво и противозаконно был поставлен Каиафой на его суде: «Ты ли Христос? скажи нам», торжественно воскликнули все.

Не дело судей намеренно ставить такие вопросы, которые, по сознанию их, должны вести к осуждению Обвиняемого: судьи, по законам еврейским, — не обвинители, а защитники обвиняемого: их дело выслушивать, расследовать и проверять показания свидетелей-обвинителей, и весь суд свой направлять к оправданию, а не обвинению подсудимого. А потому, в ответ на свой вопрос они слышат теперь свой собственный приговор из уст Иисуса. «Он сказал им: если скажу вам, вы не поверите; если же и спрошу вас, не будете отвечать Мне, и не отпустите Меня».

Своим ответом Христос срывает маску лицемерия с бесстыдных судей. Не затем они спрашивают Иисуса, чтобы оправдать Его, а затем, чтобы окончательно утвердить свой смертный приговор, давно уже ими предрешенный и накануне формально определенный. И нет нужды теперь отвечать Иисусу на их вопрос, когда вся жизнь и вся деятельность Его была ясным, неопровержимым и убедительным ответом на него. С таким вопросом обращались уже к Иисусу иудеи еще на праздник обновления в храме Иерусалимском и получили от Него ответ. «Тогда Иудеи обступили Его, и говорили Ему: долго ли Тебе держать нас в недоумии? Если Ты Христос: скажи нам прямо». И на это «отвечал им тогда Иисус: Я сказал вам, и не верите; дела, которые творю Я во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне. Но вы не верите; ибо вы не из овец Моих, как Я сказал вам» (Ин. 10, 22—26). Тогда же обвиняли Его и в богохульстве, на что также получили обвинительный себе ответ: «Тому ли, Которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите: богохульствуешь, потому что Я сказал: Я Сын Божий? Если Я не творю дел Отца Моего, не верьте Мне. А если творю: то когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем» (ст. 36 — 38).

Ясно, что судьи знали не только ответ Иисуса на свой вопрос, но и неопровержимые доказательства на него. Об этом с глубокою скорбью свидетельствует нам возлюбленный ученик Господа, так глубоко и проникновенно следивший за всеми отношениями иудеев к своему Учителю. «Сколько чудес сотворил Он (Иисус) пред ними Иудеями); и они не веровали в Него». И далее поясняет: «потому они не могли веровать, что, как еще сказал Исаия, народ сей ослепил глаза свои, и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Ин. 12, 37-40; Ис. 6, 10).

Так. обр., ответ Иисуса судьям Синедриона есть окончательный вечный приговор Его над ними за их упорное неверие и ожесточенное лицемерие. И этот приговор давно уже слышали они из уст Иисуса. Не раз они приступали к Нему с требованием доказательств с неба относительно Своего посланничества от Бога. И этих доказательств дано было так много, что Христос со глубокою скорбию и грозным обличением отвечал им: «род лукавый и прелюбодейный ищет знамения: и знамения не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка. Ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи: так и Сын человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи» (Мф. 12, 38—40; 16, 1—4; Мр. 8, 11—12; Лк. 11, 16; 1 Кор. 1, 22). Он указал им на Свою смерть и трехдневное воскресение, как знамение с неба, которое утверждает Божественною печатью истину Его посланничества с неба и достоверность Его мессианства. И эту-то Божественную печать на смерть Иисуса налагают теперь члены Синедриона своим осуждением Его. Они собрались на суд, чтобы своей неправдой оправдать пророческие слова Иисуса и чрез то сделать самих себя безответными в своем богоубийстве.

Мы видим теперь, что ответ Христа судьям изобличил их неверие и раскрыл их неспособность верить. «Вы не потрите Мне, если Я скажу вам, что Я Христос». Вы не можете принять такого Мессию, как Я. Ваш Христос — другой Христос, земной, окруженный блеском земного величия и славы, грозный для вас самих и страшный для всех врагов ваших. Вам не нужен Небесный Христос, явившийся в уничижении, чтобы спасти весь род человеческий от власти диавола и ввести в вечное царство Отца Своего Небесного. И самый вопрос они предложили не для того, чтобы расследовать и убедиться в истине мессианского достоинства Иисуса, а для того, чтобы, на основании его, убить Иисуса, давно уже приговоренного ими к смерти!

Грозная для судей истина раздается из уст Иисуса и в дальнейших словах Его ответа в Синедрионе: «если же и спрошу вас, не будете отвечать Мне, и не отпустите Меня».

Относительно Своего мессианского достоинства и Богочеловеческой природы Своего лица Он не раз предлагал им вопросы, которые раскрывали истину того и другого, и они в смущении и стыде не отвечали. После торжественного входа в Иерусалим и изгнания торгующих из храма «первосвященники и старейшины народа приступили к Нему и сказали: какою властию Ты это делаешь? И кто Тебе дал такую власть? На этот вопрос ответил Иисус вопросом: «спрошу и Я вас об одном: если о том скажете Мне; то и Я вам скажу, какою властию это делаю. Крещение Иоаново (т.е. все его пророческое служение, вся его проповедь и вся его деятельность, откуда было: с небес, или от человеков?» И на этот вопрос они не могли дать ответа: потому что он изобличал все их неверие. Они рассуждали между собою: если скажем, с небес; то Он скажет нам: почему же вы не поверили ему? (Ведь Иоанн ясно и положительно раскрывал высокое мессианское служение Иисуса и указывал, в чем состоит сущность его.) А если сказать: от человеков; боимся народа; ибо все почитали Иоанна за пророка. И сказали в ответ Иисусу: «не знаем», прикрывая свой позор лукавою ложью. Тогда сказал им и Он: и Я вам не скажу, какою властью это делаю, потому что без слов ясно стало само собой» (Мф 21, 23—27). Вопрос Иисуса остался без ответа со стороны вопрошавших Его.

В другой раз Сам Христос предложил фарисеям вопрос, касающийся Его богочеловеческой природы. «Что вы думаете о Христе? Чей Он сын?» Говорят Ему, «Давидов». На это Он «говорит им: как же Давид, по вдохновению, называет Его Господом?.. И никто не мог отвечать Ему ни слова; и с того дня никто уже не смел спрашивать Его» (Мф. 22, 41—46). В Капернауме, когда Иисус простил грехи расслабленному и книжники обвинили Его в богохульстве, Он спросил их: «что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи»? Они молчали. И на их молчание Христос ответил разъяснением своих прав прощать грехи. Он сказал: «но чтобы вы знали, что Сын человеческий имеет власть на земле прощать грехи, Я говорю расслабленному: встань, возьми постель твою и иди в дом твой. И он встал, взял постель свою и пошел в дом свой» (Мф. 9, 1 — 7).

В Евангелии много таких фактов, где на вопросы Иисуса не могли и не хотели отвечать книжники и фарисеи по моральным побуждениям: потому что ответы на такие вопросы изобличали их в упорном неверии и ожесточении против Христа. Мы не будем ими удлинять свою речь.

Третье положение в ответе Христа еще более изобличает членов Синедриона в их злостной неправде. Оно логически вытекает из трех предыдущих положений: «вы не поверите Мне», «не будете отвечать Мне» и, наконец, «не отпустите Меня».

Нужно немного оглянуться назад, поглубже заглянуть в души судей, чтобы видеть полную и безусловную справедливость слов Иисуса. Мыслимое ли дело, чтобы судьи отпустили теперь Иисуса, когда они давно уже замышляли и постановили убить Его (Ин. 5, 16, 18; 7, 1, 19, 20, 25; 8, 37, 40; 11, 53; Мф. 26, 4; Мр. 14. 1)? Возможно ли думать, что судьи отпустят Иисуса, когда иудеи, под их руководством, не раз брали каменья, чтобы на месте побить Его (Ин. 8, 59; 10, 31), — когда старейшины народа искали погубить Его (Лк. 19, 47), старались схватить Его силою и убить (Мф. 21, 46; Мр. 12, 12), искали схватить Его (Ин. 7, 30, 32), хотели схватить Его (Ин. 7, 44; 10, 39)? Можно ли даже мимолетно помыслить, что судьи отпустят Иисуса, когда они купили смерть Его за тридцать сребренников, когда сами первосвященники и старейшины искали лжесвидетелей против Него, когда они уже приговорили Его к смерти за исповедание Себя Сыном Божиим, Сыном Благословенного, когда они весь остаток ночи после суда провели в диких поруганиях над Ним, кощунственных издевательствах, в богохульных глумлениях, в жестоких побоях по лицу и по устам кулаками и палками, в заушениях и оплеваниях Его? И раз они уже вступили на этот путь кровавой и зверской жестокости, то не могут уже остановиться в своей кровожадности и жестокой несправедливости: для них нет ничего теперь святого, человеческого, разумного. Безумие обуяло всех. И здесь в этом зале суда, они заседают не для того, чтобы освободить Иисуса, но для того, чтобы погубить Его. Да, горькая правда слышится теперь от Иисуса: «вы не отпустите Меня». И тот суд, который вы так обставляете, не есть суд, но злая, неслыханная насмешка над судом! И чтобы эти «злочестивые судьи» хотя бы образумились по совершении ими такого ужасного для них дела, Христос объявляет Свой суд над ними, в последнее предостережение их от неизбежной погибели: «Отныне Сын человеческий воссядет одесную силы Божией», как Царь и Судия всей вселенной, и будет судить всех и вас за ваш настоящий суд.

Но не спасло их и такое предостережение. Напротив, с нетерпением они ждали от Иисуса такого подтверждения Его исповедания на суде Каиафы. В дикой радости они сказали все: и так Ты Сын Божий? Спрашивают еще раз, как бы проверяя Его ответ, дабы все внимательно отнеслись к нему, в виду чрезвычайной важности его для них. «Он отвечал им: вы говорите, что Я», т.е. верно поняли и повторяете Мои слова: вы говорите, то, что Я сказал, что Я — Сын Божий97.

Последнее слово Иисуса к богоизбранному народу Еврейскому, в лице его высших представителей, обобщает и завершает собою все ветхозаветное откровение чрез пророков, которое руководило Израиля и спасало его во всех тяжелых исторических обстоятельствах жизни. Это последнее откровение в двух словах: Я — Сын Божий.

И в ответ на это откровение все судьи, в каком-то диком бешенстве и неудержимом злорадстве, вместо того, чтобы образумиться, дружно сказали с торжеством своей победы: «какое еще нужно нам свидетельство? Ибо мы сами слышали из уст Его» (Лк. 22, 66 — 71).

Суд кончился над Иисусом в Синедрионе. Но этот суд, по буквальному выражению ев. Матфея, был не суд, в обычном понимании слова, а «совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти» (Мф. 27, 1). Цель достигнута: Синедрион отверг своего Мессию и единогласно постановил: «Предать Его смерти». (Единогласно постановили убить Иисуса присутствовавшие на суде. Но из Евангелия мы знаем, что некоторые не участвовали в злом совете. Так, наприм., Иосиф Аримафейский, член совета, человек добрый и правдивый, ожидавший царства Божия, не участвовал в совете и деле их (Лк. 23, 50-51). Равным образом и о Никодиме говорится в Евангелии, что он быв из начальников Иудейских приходил к Иисусу ночью для беседы о царстве Божием (Ин. 3 гл.), открыто принял участие в погребении Иисуса (Ин. 19, 39-42). Думаем, что и Гамалиил, законоучитель из фарисеев, уважаемый народом, защищавший апостолов в Синедрионе, не принимал участия в нечестивом осуждении Иисуса (Дн. 5, 33-41). Могли быть и другие, которые уклонились от суда в Синедрионе).

Суд над Иисусом первосвященников (Анны, Каиафы) и Синедриона в высшей степени знаменателен. Здесь каждое слово, каждое действие есть исполнение пророчества и в то же время является пророчеством будущего.

На Тайной вечери Христос предупредил Своих учеников: «сказываю вам, что должно исполниться на Мне и сему написанному: и к злодеям причтен». Об этом предсказал еще за 712 лет пр. Исаия в 53 гл. 12 ст. «Я дам Ему часть между великими, говорит Иегова, и с сильными будет делить добычу (как Победитель диавола, у которого отнимет пленных людей, как добычу), за то, что предал душу Свою на смерть, и к злодеям причтен был тогда как Он понес на Себе грех многих, и за преступников сделался ходатаем». Смерть Его осуществилась, следов., снятие греха с людей, освобождение их от власти диавола и ходатайства за грешных есть действительный факт. И этот факт подтверждается буквальным исполнением пророческих слов Иисуса. Когда Его брали в саду Гефсиманском, то Он, обратившись, к первосвященникам и начальникам храма и старейшинам, сказал им: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня (Лк. 22, 51). А что судьи Синедриона так именно в душе своей смотрели на Иисуса, это оправдалось в самом распятии Иисуса «среди двух разбойников», во исполнение слов пророка и Самого Христа (Мр. 15, 27-28; Лк. 22, 37).

Христа осудили на смерть за то, что Он исповедал Себя Сыном Божиим, который «воссядет одесную силы Божией» (Лк. 22, 69) и явится «на облаках небесных» судить мир (Мф. 26. 64). Но об этом говорил еще пр. Даниил за 600 лет до Р. Хр. В 7 гл. своей книги он пишет: «Видел я в ночных видениях, вот с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями, и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему;владычество Его владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится». Но такое шествие на облаках Сына человеческого было шествием на суд нечестивых: «огненная река выходила и проходила пред Ним (Ветхим днями); тысячи тысяч служили Ему, и тьмы тем предстояли пред Ним; судьи сидели, и раскрылись книги» (Дан. 7, 13—14, 10). Этот суд над нечестивыми дано было совершить Сыну человеческому, который исповедал Себя на суде Каиафы и Синедриона Сыном Божиим. Судившие Христа знали это пророчество и должны всмотреться в дух и характер исполнения его на Христе и Самим Христом. И это так легко было им сделать: потому что Христос не один раз указывал на это пророчество и исполнение его на Нем. «Приидет Сын человеческий во славе Отца своего с Ангелами своими: и тогдавоздаст каждому по делам его» (Мф. 16, 27). Следов., и судьи Христа получат возмездие за свой суд над Христом. Но это возмездие — страшное для них возмездие, как об этом предупредил Христос в другой раз. «Тогда явится знамение Сына человеческого на небе (знамение креста, на который осудили Христа судьи Синедриона); и тогда восплачутся все племена земные, и увидят Сына человеческого грядущего на облаках небесных с силою и славою великой» (Мф. 24, 20). Явится Он судить живых и мертвых, как об этом Он сказал в Своей последней речи на горе Елеонской «когда придет Сын человеческий во славе своей, и все святые Ангелы с Ним: тогда сядет ни престоле славы своей; и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов». И одним Он скажет: «приидите благословенные Отца Моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира»... А другим скажет: «идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелом его» (Мф. 25, 31—46). И эти предсказания о последнем суде Он подтверждает теперь на суде (Каиафы и) Синедриона: «Отныне Сын человеческий воссядет одесную силы Божьей» (Лк. 22, 69).

Судьи, зорко следившие за каждым шагом Христа, осведомлены были о таком учении Его, и однако ж не привлекали Его к законной ответственности, а теперь осуждают Его за то на смерть. «Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук», сказал им Иисус в саду Гефсиманском (Лк. 22, 53). Не поднимали рук на Иисуса потому, что раньше Христа так говорил о Христе еще пр. Даниил (7 гл.). Не поднимали рук, не смотря на то, что Христос, постоянно называя Сыном человеческим, явно и открыто прилагал к Себе пророчество Даниила. Но почему же теперь осуждают Христа на смерть за такое раскрытие пророчества Даниила? Ответ на это дал Сам Христос в саду Гефсиманском: «теперь ваше время и власть тьмы» (Лк. 22, 53). В их осуждении открывается действие «власти тьмы». Страшное предостережение им и грозный приговор: исполняя действие власти тьмы, они тем самым подвергают себя и вечному осуждению вместе с нею. Произнося смертный приговор над Сыном человеческим, они уже слышат из уст Его и свой собственный приговор: «идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф. 25, 41).

Судьи, исполняя, так. обр., над Христом, со всею точностью, все пророчества о Христе, утверждают тем самым непреложность исполнения и всех пророчеств Христа о Себе и всем мире. Раз исполнилось с буквальною точностью то, что говорили пророки о Христе, то с большею несомненностью исполнится и все то, что говорил Христос о Себе и судьбе всего мира. Одно ручается за другое: потому что одно заключается в другом, как в семени будущий плод. И если семя взошло, то и плод явится в свое время.

Но пойдем дальше за Иисусом в преторию Пилата и на Голгофу.

Суд Каиафы и Синедриона кончен. Но что это за суд, - мы обобщим его словами поэта:

 

Суд людей — и жесток, и суров,

Суд Христа — милосерд и правдив;

Без любви и без правды основ

Человек лицемерен и лжив.

Сила в правде, а правда - в любви,

А любовь — в неземной чистоте!

Все греховное - в тьме и в крови,

Все святое — в мечтах о Христе!..

                                                                                 (Леон. Афанасьев).

 

 

От Каиафы до претории Пилата.

 

Ведоша же Иисуса от Каиафы в претор. Бе же утро: и тии не внидоша в претор, да не осквернятся, но да ядят пасху (Ин. 18, 28).

 

Прошли томительные часы страшной ночи; засиял рассвет весеннего утра Палестины: восточный горизонт небосклона озарился заревом восходящего солнца; проснулся день, настало утро того единственного дня во всемирной истории человечества, в который, по предвечному Божественному определению, должна была решиться вечная судьба всего человечества, в который должен был умереть Искупитель мира — Христос и Своею смертью победить диавола, разрушить узы греха и смерти и дать людям вечное спасение. В воздухе веяло свежестью весеннего аромата. Вся природа пробуждалась от своего мертвого оцепенения ночи, и трехмиллионный Иерусалим, в предвкушении радостей наступающего дня, не мог еще вполне отрешиться от своих приятных грез, среди которых он погрузился вчера в глубокий сон. Мирные Галилеяне весело пробуждались с светлою надеждою, что давнишние их желания и ожидания должны осуществиться в наступающий день: Мессия пришел, и Он объявит Себя Царем всего мира (Лк. 19, 11), о котором Он Сам недавно говорил: «знайте, что уже близко царствие Божие: не прейдет род сей, как все сие будет» (Лк. 21, 31—32). Мы слышали, как Он торжественно заверил окружавших Его слушателей, что «прийдет Сын человеческий во славе Отца своего с Ангелами своими; и тогда воздаст каждому» из врагов наших «по делам его». И это, - уверял Он, — должно совершиться скоро: потому что об этом Он сказал с положительною уверенностью. «Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына человеческого, грядущего в царствии своем» (Мф. 16, 27—-28). Это — Его слова. Да, время настало: Галилейский Пророк есть Мессия! Все признают Иисуса Мессией, если открыто называют Его «Сыном Давидовым» (Мф. 9, 27; 15, 22; 20, 30; 21, 9; Мр. 10, 47). С год тому назад, когда Он накормил нас голодных, мы сами хотели силою провозгласить Его царем, но Он удалился в горы и тем отклонил наше желание (Ин. 6, 15). Теперь же обстоятельства изменились: народ нетерпеливо ждет и требует от Него объявления Себя Мессией (Ин. 10, 24; 7, 3—5). И Сам Христос, по-видимому, сочувственно относится к такому религиозно-политическому воодушевлению народа: Он не отклонил от Себя торжественной, поистине царской, встречи народом несколько дней тому назад, а наоборот, Сам даже содействовал тому: Он Сам послал учеников за ослицей с осленком, сел на последнего и принимал восторженные крики — «осанна Сыну Давидову, благословен грядый во имя Господне, осанна в вышних»!

Мало того: Он даже защитил детей, восклицавших в храме из подражания своим родителям, от злобных нареканий первосвященников и начальников храма (Матф. 21, 15 — 16; Лук. 19, 40). Римские власти, зорко следившие за всяким народным движением, не могли удержать такого порыва народного энтузиазма и противодействовать ему силою своего оружия: они преклонились пред могуществом Иисуса, в Котором должны признать теперь ожидаемого Мессию. Он — оплот и защита для сынов Израиля, гроза и ужас для врагов, сила и могущество для дома Давидова. Пред Ним теперь преклонятся, Эфиопляне, острова дары Ему принесут, а враги перст ног Его полижут (Псал. 71, 9 — 11). Теперь Израиль не будет в поношении у язычников, не знающих истинного Бога, — Он будет господствовать над всеми народами, которые будут платить Ему богатую дань (Ис. 49 и 60 гл.). Теперь не будем мы чувствовать нужду и переносить позор, — слава Израиля распространится по всей земле. Не будем испытывать и болезней, — Он наш Мессия, одним словом Своим исцелит нас от всех недугов и страданий и запретит несчастьям касаться нас. Теперь волк с агнцем будут пастись вместе и дети наши будут играть и забавляться змеями и драконами, которые не вредят им (Ис. 11 гл.). Теперь увидимся мы и со всеми своими умершими родственниками и друзьями, которых Он воскресит Своим мощным словом, чтобы они вместе с нами могли наслаждаться всеми благами Его мессианского царства (Ис. 25, 8: Осии 1, 3, 14). Давно ли одним Своим словом воскресил четверодневного мертвеца Лазаря, — это видели тысячи народа, а знают теперь тысячи тысяч. О, как счастливы мы, что дожили до Мессии, которого с нетерпением ожидали наши предки! Какой восторг, какая радость откроется завтра для всех нас!..

С такими радужными мечтами пробуждались Галилеяне на мирных долинах священного Иерусалима. Сердца их преисполнены были умиления и невыразимого восторга. Первые лучи утренней зари были первыми лучами их радости и торжества. Но эти ранние лучи восточного утра, разливая свой свет над Иерусалимом и его мирными долинами, в то же время озаряли они и темный «совет нечестивых» и открывали миру страшную тайну ужасной ночи. То, что было сделано под покровом ночи, открывается теперь при свете дня. Обожаемый Пророк схвачен ночью, оклеветан, поруган, заушен и осужден на смерть! С рассветом дня страшная весть об этом распространяется по всем кварталам и, с неудержимою быстротою, всюду разносится от центра ко всем окраинам города.

Достигает она и тех мест, где расположились пришедшие на праздник в Иерусалим богомольцы из отдаленных стран. Странною и невероятною показалась на первый раз эта весть; своею необычайностью она поражала слушателей, вызывала в них недоумение и, быть может, недоверие; но эта весть упорнее и упорнее разносится всюду и производит в слушателях какое-то странное смешение чувств. Неужели тот Пророк Галилейский, который творил столь дивные дела, мог быть схвачен вождями еврейского народа? Неужели этот Чудотворец мог быть связан и судим как преступник, и кем же? —  представителями и блюстителями религии. Нет, что-то непонятное и невероятное носится всюду! Неужели они, Галилеяне, видевшие так много чудес Иисуса и готовые силою даже провозгласить Его своим царем, могли так ошибиться в Нем, непризнанном таковым всем собором иудейского синедриона? Они, Галилеяне, если когда особенно были преданы Иисусу, то именно в настоящую пасху, и у них уже все готово, чтобы объявить Его своим Мессией. Так неужели им придется разочароваться в своих надеждах? Нет, это — невероятно!..

А между тем эта невероятность все более и более охватывала мирных Галилеян, все более и более смущала простодушные сердца их, все более и более вызывала в них борьбу чувств и влекла туда, откуда исходили эти слухи. Каждому хотелось проверить их своим личным наблюдением: каждому хотелось видеть самому, чтобы сколько-нибудь убедиться в неверности столь странных вестей.

И вот, мы видим, в такой ранний час, когда первые лучи солнца озарили Иерусалим, народ толпами спешит по узким и кривым улицам города ко двору первосвященника Каиафы. На лицах идущих мы читаем разные чувства, которые производят различное впечатление на зрителя. Здесь мы можем отличить, по выражениям лиц, и злобно торжествующих приверженцев партий, враждебных Христу, и недоверчиво—смущенных Галилеян, которые доселе были чтителями Христа. Все спешат к одному месту, одни чтобы порадоваться торжеству и, если возможно, посодействовать ему с своей стороны, а другие — чтобы проверить страшные слухи и разубедиться в достоверности их. В одних отсвечивается боязнь и опасение, как бы не встретить какого препятствия своему торжеству, а в других проглядывает боязнь и опасение, как бы дошедшие до них слухи не оказались действительными. Что делать? — ставят первые вопрос, если их желание не исполнится и теперь, когда грозный Обличитель их находится в их руках. Что делать? - невольно говорят своим выражением и вторые, если почитаемый ими Пророк — Иисус действительно находится в распоряжении синедриона и уже осужден им на смерть!..

По мере того, как распространялся по окраинам города слух о взятии Иисуса первосвященниками и старейшинами, над Иерусалимом идет какой-то гул, который отовсюду несется к центру города. Этот гул, подобный отдаленному шуму взволнованного моря, раздается над городом и с каждой минутой все более и более усиливается. Нет ничего удивительного, что он скоро достиг и претории Пилата, который, как строгий блюститель порядка в мятежном городе беспокойных иудеев, естественно, должен был своевременно принять меры предосторожности против могущего быть возмущения народа. А потому, неудивительно, что в такой ранний час и римские всадники появились на узких и кривых улицах Иерусалима, и вооруженные воины готовы были предупредить непонятное для них движение. Возможно предположить, по самому существу дела, что и эти строгие блюстители порядка, зная мятежный дух непокорных евреев, направились туда же, куда устремлялся со всех концов города вероломный народ.

Но что же они видят? Трудно и даже невозможно изобразить пером или нарисовать кистью картину того, что представилось их взору и что влекло народ ко дворцу первосвященника Каиафы! Они видят Иисуса связанным по рукам, с веревкою на шее (св. Василий Великий в употреблении эпитрахили видит указание на ту веревку, которая возложена была на шею Иисуса, когда Его вели к Пилату), в знак того, что Он уже осужден на смерть, того самого Иисуса, слава о Котором, как великом Пророке—Чудотворце, далеко носилась за пределами Иудеи, — видят, как ведут Его в преторию Пилата на окончательное утверждение смертного приговора.

Но кто же ведет Его в таком виде? Весь синедрион, в полном своем составе, хотя некоторые члены и не сочувствовали такому осуждению, и, что удивительнее всего, ведут под предводительством самих первосвященников.

Зачем же так рано — в седьмом часу утра — они спешат отвести Иисуса на суд Пилата?

Такая поспешность казни ясно выражала, что Иисус — такой злодей, казнь которого не может быть отложена и на один день, так как следующим днем начинается седмидневный праздник, в который не позволялось законом совершать казни над преступниками; а отложить смерть Иисуса на целую неделю — невозможно: слишком велика злоба против Него, чтобы она могла отсрочить так долго смерть Его, слишком велик преступник, начинали рассуждать кругом, чтобы можно было терпеливо ожидать Его смерти в течение целой недели; да и опасно медлить казнью, думали про себя приверженцы первосвященников, потому что в неделю народ может оправиться от удара, нанесенного ему неожиданностью. Да и зачем здесь сами первосвященники налицо, изумлялись все. Их личное присутствие не говорит ли о важности дела, которого отлагать нельзя?! Все это ясно подтверждает позорную и гнусную несправедливость суда первосвященников над Иисусом. Все это шествие, при первом взгляде на него, должно бы открыть глаза каждому, но вышло наоборот, за исключением искренно преданных Иисусу и глубоко веровавших в Него.

Путь, которым шел теперь связанный Иисус, недолог по своему протяжению, но он важен по своему значению в деле изменения расположений народа ко Христу. Всмотримся же внимательнее в выражения лиц постоянно возрастающей толпы, направляющейся к претории Пилата, и заглянем глубже в самые души, чтобы понять слепоту народа и разгадать загадку непонятного изменения его в отношении Иисуса в течение, быть может, несколько минут.

Прежде всего наш взор останавливается на Том, из-за Кого составилось и самое шествие толпы. Мы невольно приковываемся к небесному выражению Его божественного лица, при всей неблагоприятной внешней обстановке, поражающей зрителя до глубины души. Связанным по рукам, с веревкою на шее, приговоренный к смерти после страшных поруганий, унижений, биений, и заплеваний в течение ночи, после невыразимых нравственных мучений от несправедливости суда и недоступной для человеческого понимания борьбы в саду Гефсиманском, идет Он, как жертва заколения, от одного несправедливого суда к другому, не более утешительному, от одних унижений и истязаний к другим более страшным, идет Он на самую смерть, - смерть позорную на кресте среди злодеев, - идет Он спокойно и покорно, как овча на заколение ведомое. Без страха и трепета Он идет на суд Пилата, без вражды и злобы готов Он умереть. В Его очах не горит огонь мщения и негодования на несправедливых и жестоких своих врагов, —напротив, в них светится какая-то небесная любовь к ним, любовь всепрощающая, любовь глубоко скорбящая и страдающая за своих обвинителей и судей. Под влиянием этой божественной любви к своим распинателям, Он забывает о своих собственных страданиях и предстоящей смерти, но глубоко скорбит об ожесточении беснующейся вокруг Него толпы. Во всех чертах Его сияет кротость и смирение, невозмутимое терпение и небесное спокойствие, во всем выражается Его совершенная преданность Богу-Отцу и безусловная покорность Его определению. Не видно в глазах Его ни боязни, ни даже грусти, свидетельствующих о слабости человеческой, но ярко отражается невыразимое сострадание и глубокая скорбь об ожесточении своих распинателей. Его глубокий взор заставляет трепетать сердце каждого, не ослепленного злобою и ненавистью против Него, и вызывает какое-то необъяснимое сожаление и сострадание к тем, которые ведут Его на суд Пилата. О как жалки они пред Ним теперь, неистово беснуясь вокруг Него! Ему предстоит позорная смерть на кресте, а им — вечная погибель, от которой Он приходил на землю освободить их. Среди шума толпы народной Его кроткий и любвеобильный взор обнимает теперь судьбу всего человечества: впереди Ему предстоит крест, а позади Он оставляет своих испуганных друзей апостолов, которые должны будут идти за Ним Его путем, а за апостолами и все последователи Его христиане. Какой страх должен был объять Его душу, когда своим путем Он определял путь и для всех последователей! О, как невыразимо Он должен был страдать на том пути за каждого в отдельности человека, если такой путь покажется кому тяжелым и невыносимым! Да, мы видим, что в лице связанного Иисуса идет теперь Страдалец за весь мир, за все человечество в совокупности и за каждого человека в отдельности. Но при всех своих внутренних страданиях, которых ни ум, ни сердце человеческое не могут обнять. Он идет спокойно на смерть, идет добровольно.

Вокруг Иисуса мы видим лица, составляющие прямую противоположность Ему во всем по своему выражению. То были первосвященники, книжники и старейшины иудейские в длинных своих одеждах с широкими воскрилиями, с пергаментными табличками на руках, имевшими начертания текстов из книг закона, с резко бросающимися в глаза ящиками на лбу, заключавшими в себе выписки из того же закона, и в широких покрывалах на голове, с огромными кисточками по краям (Втор. 22, 12; 6, 8; Числ. 15, 38). Роскошная и широкая одежда их, представлявшая поразительный контраст с скромною одеждою Иисуса, говорила уже о высоком общественном положении их и значении для народа еврейского. От них веяло гордым сознанием такого значения. и негодование их наводило страх на угнетенный в религиозном отношении народ иудейский. В их руках были ключи царствия небесного, и этими ключами они невольно заставляли трепетать каждого. Отлучение от синагоги лишало несчастного прав на участие в благах царства Мессии, того самого Мессии, которого они, — они сами, а не кто-либо другой, - ведут теперь на заклание. Да, они ведут теперь своего Мессию на смерть и своим деспотическим страхом отрывают от Него и народ. Они, с ключами в руках, сами затворили себе дверь ко спасению и другим не дозволили войти; своим давлением на народ они сделали именно то самое, чего более всего боялся народ за свою непокорность им, - они отлучили его от истинного Христа, оставив при синагоге, не имеющей теперь никакого значения. Да, народ остался покорен им, чтобы не лишиться синагоги, — но зато лишился Христа, который был задачею и славою их жизни.

И эти-то первосвященники, старейшины и фарисеи, изнеженные в роскоши, избалованные судьбою, привыкшие только повелевать, а не повиноваться, теперь в полном своем составе окружают Христа и ведут Его, как Агнца Божия на заклание. И если когда они были так страшны для народа, так это в настоящие минуты. Мщение, мщение, и мщение написано на лице, — и мщение беспощадное, неумолимое, страшное и невыразимое. О, кто может устоять против такого мщения и злобы их, когда они ведут связанным на смерть Галилейского Пророка, этого великого Чудотворца! Кто может избавиться от их гнева, думал смущенный народ, когда сам Иисус, одним словом исцелявший больных, укрощавший бурю и воскрешавший мертвых, не мог освободиться от грозного наказания позорною смертью! Кто посмеет теперь противиться им, когда в их руках и ими же приговорен к ужасной смерти тот самый Иисус, под знамя которого готов был стать народ Галилейский? И что такое пред ними теперь этот Пророк из Назарета, который хотел самовольно распоряжаться в храме вопреки их желаниям, хотел быть выше их, начальников храма, в глазах народа?!.. Кто осмелится теперь защищать Иисуса, кто дерзнет теперь идти против них, князей века сего (1 Кор. 2, 8)?!..

И вот присутствие этих-то лиц вокруг Иисуса производило подавляющее действие на шумную толпу народа. В присутствии их парализуется всякая воля, и страх объемлет душу. Они — сила и могущество в глазах народа, и устоять против них невозможно. И эта сила - страшная сила, грозная сила, жестокая и чуждая какого-либо сострадания и пощады!..

А, между тем, шествие подвигалось вперед, и с каждым шагом гул над Иерусалимом все более и более усиливался и страшная весть быстрей и быстрей разносилась по всем улицам, кварталам и окраинам города. С каждой минутой народная толпа росла и росла, а на улицах становилось тесней и тесней. Как волны бушующего моря, народ все сильней и сильней приливал от всех концов города, а вместе с тем все быстрей и быстрей распространялась и паника, подавлявшая самостоятельность мысли и чувства и заражавшая всех жаждою крови. Взглянем на лица народной массы и будем следить за постепенным изменением в выражениях их. О приверженцах первосвященнических мы не будем говорить, так как они будучи ясным отображением своих повелителей, давно уже кипели злобою против Иисуса, но скажем о простых Галилеянах, почитавших в Иисусе великого Пророка.

Первое известие о роковом событии, принесенное на окраины города, как мы видели, произвело странное впечатление — впечатление невероятности слуха, тем не менее, оно вызвало борьбу в душе каждого, невольно побудило отправиться на место приключения, чтобы убедиться в неверности слуха и тем успокоить себя. С каждым шагом его сердце начинало усиленнее биться, а страх за действительность сильней и сильней охватывал душу. Но как ни тревожило зловещее предчувствие, тем не менее не хотелось ему верить, и борьба еще продолжалась; в душе каждого из таковых светился еще луч надежды, который старался он уловить, как утопающий соломинку... Но вот он уже близко достигает цели своего тревожного и поспешного шествия; он слышит шум толпы, ведущей Иисуса, он видит ее своими глазами — он догоняет ее!.. О, неужели все это правда, смотрит он в каком-то тупом оцепенении пред лицом действительности? Неужели это Иисус, который так много творил чудес?! Да, это — Он! О, как Он жалок!.. Истощенный, измученный, кроткий, безмолвный и покорный Он идет на смерть!.. О, как Он бессилен пред синедрионом!!.. А грозные очи первосвященников сверкают адским огнем! Он бессилен против них, законных блюстителей нашей веры и преданий старины!.. Да и что хотел Он сделать с нами, вооружаясь против наших вождей, самим Богом поставленных!? О, какой опасности подвергались мы, доверяя Ему!.. Может ли Он быть нашим Мессией — Царем, когда Он шел против законов наших и всей нации!.. И кому же лучше можно было разузнать Его, как не ученым нашим законникам и вождям, которые теперь все налицо вокруг Него, в качестве обвинителей?!.. О, без сомнения Он — великий злодей, когда весь синедрион, во главе с первосвященником, ведет Его на суд Пилата, чтобы утвердить смертный Его приговор! Да, Он был обманщик. Он был злодей, — смерть Ему!!! Так быстро изменялись в народе понятия об Иисусе под влиянием настоящей картины!

Мщение членов синедриона и ожесточение толпы передавались всем попадавшим сюда. Спаслись от него только немногие, — то были: возлюбленный ученик Иисуса Иоанн, один из членов синедриона Никодим и, по всей вероятности, шедший тут же благочестивый и богобоязненный старец Иосиф Аримафейский. Быть может, были и другие, но Евангелие умалчивает о них.

Путь осужденного Иисуса от Каиафы до претории Пилата кончился, но вместе с тем кончился страх первосвященников относительно народа, — он весь теперь в полном их распоряжении, он против Иисуса. Но страх распинателей Христа за полный успех своего злого дела еще не прошел совершенно: они стоят теперь лицом к лицу с гордым и презирающим их римлянином Пилатом, от которого зависит утверждение смертного приговора, произнесенного ими над Иисусом.

Этот путь от Каиафы до Пилата невольно воспроизводит нам слова поэта, который в недоумении спрашивает:

 

 

Зачем озлобленной толпой,

Беснуясь в ярости слепой,

Народ по улицам теснится?

Или, во имя Бога сил,

Среди поруганных могил

Проснулся бедный Израиль

И жаждой мщения томится?

Куда, волнуясь и шумя,

Идет, оружием гремя?

Не на молитву в дом Господень

В урочный час выходить он,

А в дом суда, где игемон,

Казнить и миловать готовый,

Творить расправу и закон.

 

* * *

Сходя с высокого порога,

Невольным ужасом томим,

Пилат на страждущего Бога

Смутясь, указывает им.

Пилат смутился пред толпою, —

И вот, с высоких ступеней

К врагам страдальческой стопою

Идет Великий Назорей.

Но крики грозные несутся:

— Мы не хотим Его! Распни! —

И вопли гнева раздаются,

И смерти требуют они...

                                                                         (Э. Губер).

 

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова