Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы.

Свящ. Павел Алфеев

ОТ ГЕФСИМАНИИ ДО ГОЛГОФЫ

К оглавлению

После суда Каиафы.

 

"Тогда заплеваша лице Его, и пакости Ему деяху: овии же за ланиту удариша, глаголюще: прорцы нам, Христе, кто есть ударей Тя?" (Матф. 26, 67-68)

 

В зале суда, подобно бурному урагану, поднялся страшный, неистовый крик от неудержимого взрыва злобной радости. Все зашумело, все заколыхалось вокруг Иисуса. Судьи повскакали с своих мест и слуги дали себе полную свободу в присутствии их. Дикое бешенство охватило всех и в одно мгновение повергло их в неукротимую ярость. "Смерть Ему. богохульнику, смерть нечестивцу!" неистово кричат одни. "Повинен смерти, достоин смерти развратитель народа!" перебивают другие. "Казнить Его, изменника, казнить злодея позорною смертью!" настойчиво требуют третьи. "Побить Его камнями, побить как разорителя закона!" несется новая волна бешеных криков (Лев. 24, 10-16, 23). "Повесить Его на древе, повесить за все Его беззакония да будет Он проклят!" захлебываясь от ярости, шумят опьяненные безумством (Втор. 21, 23; Гал. 3. 13). "Пусть погибнет Его имя, да исчезнет Его память с лица земли на вечные времена!" раздается отовсюду страшное проклятие под мраморными сводами роскошного дворца Каиафы!!.. Со всех сторон неслись эти бешеные крики, воздух стонал, и этот стон потрясал все здание... Здесь слышны были и неистовый хохот дикого злорадства, и глухое клокотание неукротимой злобы, и язвительные насмешки кровожадного мщения, и дикое торжество нескрываемой ненависти.

Где же те Ангелы Божии, о которых Сам Христос говорил Нафанаилу, что они будут восходить и нисходить к Сыну человеческому? (Иоан. 1, 49-51) Как они могут снести такой позор и унижение воплотившегося Сына Божия? Почему они не поразят этих безумцев подобно тому, как поразили когда-то содомлян?

Они отступили от Сына Божия, сделавшегося Сыном человеческим, и с высоты горних небес ужасаются при виде такого долготерпения Иисуса! Они отступили от Сына Божия, принявшего зрак раба, чтобы Он один испил до дна чашу гнева Божия за беззакония людей! Князь мира сего, действующий в сынах противления, подступил к Нему с своими полчищами духов злобы поднебесных (Иоан. 14, 30; Еф. 2, 2; 6, 12).

То был роковой вопрос: кому принадлежит вечная власть - Сыну ли человеческому, пришедшему на землю искупить весь мир от владычества греха и дьявола, или сатане, покорившему чрез грех своей воле все человечество? Он вступил с Ним, Сыном Марии, в последнюю решительную борьбу, которая должна оправдать божественное определение, что Семя жены сотрет главу змия" (Быт. 3, 15). Он надеется на своих слуг, отступников веры, которых он готовил себе со времен падения первого человека и всецело поработил их теперь свой власти (Иоан. 8, 44).

И вот теперь шумит, ревет неукротимое море человеческих страстей, но в этом шуме слышится стон подземного царства сатаны, господствующего в воздухе и действующего в сынах противления (Еф. 2, 2; 6, 12; Кол. 1, 13; Иоан. 14, 30; 12, 31; 16, 11).

Чем же был вызван такой взрыв дикого бешенства?

Тем, что Христос, на заклятие Каиафы, исповедал Себя Сыном Божиим, Сыном Благословенного! "Я Христос, Сын Благословенного, торжественно ответил Он Каиафе; отселе узрети Сына человеческого, седяща одесную силы и грядуща на облацех небесных" (Марк. 14, 61-62; Матф. 26, 6-4). Это исповедание, указывающее на пророческое видение Даниила (7, 13-14), в котором Сыну человеческому, приписывается вечная власть, и честь, и царство над всеми людьми, племенами и языками, неудержимо несется теперь в необъятную вечность, достигает неба и потрясает преисподнюю. Небесные силы, слыша его, содрогаются пред неисповедимою тайною Божества, будучи объяты благоговейным страхом и трепетным желанием проникнуть в сокрытое от них (I Петр. 1, 12; Римл. 14, 24; Еф. 3, 10); а темные силы ада мгновенно устремляются навстречу ему, чтобы криком судей заглушить вечные слова Вечной Истины. Лики ангелов с непостижимою быстротою передают друг другу вечно - неумолкаемое исповедание Христа, а сатана сов семи своими полчищами ринулся на Иисуса, чтобы удержать неудержимый полет Его божественных слов. И вот, в бурном шуме судей, которые, вместо того, чтобы с благоговением пасть перед величием Иисуса, как Сына Божия, неистово кричат "смерть Ему!" - слышится непонятная для человека борьба в мире духов, та самая борьба, начало которой изобразил Тайнозритель: "и произошла на небе война. Михаил и ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них. Но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змей, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним" (Апок. 12, 7-9). При взгляде на то, что совершается теперь вокруг Иисуса, так и чувствуется, что темные силы ада, пораженные в своем стремлении задержать вечное исповедание Христа в горних мирах ангелов, сосредоточили теперь всю свою злобу среди людей в зале суда. И вот, люди неистово беснуются вокруг Христа. "Смерть Ему, богохульнику, смерть Сыну Божию", с безумною яростью кричат отовсюду. Настало время роковой борьбы: Христос исповедал Себя Сыном Божиим, имеющим вечную власть над родом человеческим, а сатана устами своих рабов отвечает: "смерть Ему, да погибнет Его имя с лица земли!.." Когда-то в пустыне он, сатана, добровольно уступал Иисусу свою власть над всеми царствами земли, требуя за то, по-видимому, ничтожной и легкой платы - поклонения себе, но Христос отказался, - пусть же теперь не думает Он об этой вечной власти над людьми; они не признают Его за Мессию, они отрекутся от Него и сейчас же это докажут Ему самым делом: они - не Его, а мои слуги, и всегда готовы исполнять не Его трудные и невыполнимые требования, а мои похоти (очес, плоти и гордости житейской, 1 Иоан. 2, 16), которые я разжигаю в них своим адским пламенем. Нет, не Ему, Сыну Марии, принадлежит вечная власть над родом человеческим, а мне глубоко посеявшему и воспитавшему зло в природе человека!.. Да, все люди - мои, и я - князь их (Иоан. 14, 30); они исполняют мои вожделения и похоти (Иоан. 8, 44; 1 Иоан. 3, 8), и я заправляю всеми их мыслями, чувствами и действиями! Они - мои узники, и я воспитал в них зло до такой степени, что они способны теперь сделать даже невозможное для человека!!..79

И вот, вся эта сатанинская злоба, воплощенная Каиафою и судьями (Лук. 22, 53), тотчас же стала изливаться со всех сторон на безгрешного и кроткого Иисуса. Стоит Он теперь вне законов и всякого покровительства властей, и каждый из судей спешит излить на Него всю накипевшую в груди его желчь аспида... Начались поругания над Иисусом.

Суд Каиафы кончился. Иисус исповедал Себя Сыном Божиим, Сыном Благословенного. В ответ на это судьи единодушно произнесли: "смерть Ему!" И начались поругания над Христом. Установим порядок их, укажем причину взрыва их, отметим психологию их и типические характерные особенности каждой категории из них и представим в этих поруганиях действие человеческих страстей в их фактическом проявлении. Если где, то именно в поруганиях над Христом картинно и, так сказать, осязательно раскрывается пред нами полная и верная психология всех человеческих страстей, дошедших до своего апогея.

Поругания следовали в таком порядке: начались они в зале суда непосредственно за исповеданием Христа самими судьями, во главе которых стоял Каиафа; продолжили их слуги их в том же зале суда до второго пения петухов и до удаления Петра со двора архиерейского, а закончили их остальные слуги (дворня) и стражи храма на дворе, по удалении Петра, и продолжали их до самого утра.

Такой порядок устанавливается чрез сличение евангельских сказаний между собою. Ев. Матфей говорит:"как вам кажется", спросил Каиафа судей по торжественном исповедании Христа? "Они же сказали в ответ: повинен смерти. Тогда, т.е. непосредственно за своим ответом, - плевали Ему в лицо, и заушали", очевидно, отвечавшие, т.е. судьи; другие же, - выделяемые евангелистом из категории отвечавших, - ударяли Его по ланитам, и говорили: прореки нам, Христос, кто ударил Тебя? Петр же сидел вне на дворе" - и далее изображается история отречения его (Мф. 26, 66-69). Из положения Петра вне на дворе ясно, что поругания над Иисусом происходили внутри в зале суда.

Еванг. Марк описывает поругания над Иисусом совершенно согласно с сказанием св. Матвея, с тою только лишь особенности, что Матфеево выражение «другие» заменяет более точным выражением «слуги» ясно, что в зале суда поругания над Иисусом делали судьи, а за ними и слуги их. Ев. Марк говорит: «вы слышали, спрашивает Каиафа,  богохульство? как вам кажется? Они же все, т.е. судьи признали Его повинным смерти. И некоторые очевидно из отвечавших, т.е. судей, начали плевать на Него» (непосредственно за своим ответом, на что указывает союз и, заменяющий Матфеево «тогда»,— и, закрывая Ему лице (начали) ударять Его; и говорить Ему: прореки (что по еванг. Матфея делали слуги, очевидно, подражавшие своим начальникам), «и слуги били Его по ланитам. Когда Петр был на дворе внизу» и пр. — особенность, точнее определяющая место и время  поруганий над Иисусом (Мр. 14, 64—66). Из сопоставления двух евангелистов ясно, что описанные поругания происходили в зале суда (а не на дворе «вне» по Матф. и «внизу» по Марку, где находился Петр); что поругания делали — «плевали в лице, заушали, ударяли по ланитам и говорили Ему прореки» — делали судьи, а за ними, по примеру их, и слуги их.

Что же касается св. Луки, то он в своем повествовании продолжает то, на чем остановились Матфей и Марк. Сказав о том, как Господь своим взглядом на Петра  вызвал раскаяние в своем любимом ученике, что было при втором пении петуха, св. Лука  продолжает: «И вышедши вон (Петр), горько заплакал. И люди державшиеИисуса», — очевидно, отличающиеся от слуг Марка по месту (это было на дворе, а не в зале суда), времени после отречения Петра и до утра) и самому действию (много иных хулений произносили) — а ругались над Ним и били Его, и закрыв Его, ударяли Его по лицу, и спрашивали Его: прореки, кто ударил Тебя» (подобно тому, как это делали судьи и слуги их в зале суда)? И много иных хулений, которых евангелист не перечислял и которые продолжались до самого утра, произносили против Него. И как настал день, собрались старейшины народа и пр. (Лк. 22. 62-66).

Ев. Иоанн говорит только о поруганиях над Иисусом у первосвященника Анны (18, 19—24).

Так. обр., поругания начались в зале суда, тотчас же по произнесении смертного приговора, еще не утвержденного общим собранием суда — синедрионом. Первыми начали сам Каиафа и судьи; за ними следовали их слуги в том же зале суда, по примеру своих господ, и наконец, низший разряд служителей на дворе, во всю ночь до самого утра. Внешняя форма поруганий почти одинаково описана у всех евангелистов, но внутренний характер их различается соответственно характеру самых лиц и их внутренним побуждениям.

Поругания над Христом до окончательная утверждения судебного приговора представляют самое высшее нарушение еврейских уголовных законов, которые защищали преступника от всяких насилий до самой казни.

Чем же объяснить такое небывалое явление в судебной практике евреев?

Ответ на это найдем, если заглянем в душу Каиафы и окинем своим взором всю процедуру его суда. Состояние души Каиафы во время суда объяснит нам все. Мы позволим себе на минуту оглянуться назад, чтобы разгадать эти дикие и бесчеловечные поругания над Христом.

Каиафа с своими союзниками давно уже дышал ненавистью и убийством против Иисуса, но не было ему случая совершить свое кровавое дело. Теперь случай представился: Христос связанным стоит пред ним на суде. По-видимому, дело простое и легкое — оформить судебный приговор, при содействии лжесвидетелей, - однако ж мы видели, как трудно было Каиафе произнести смертный приговор над невинною и безгрешною головою Иисуса, при всем возмутительном попрании законной правды; в каком большом затруднены находился бесстыдный Каиафа, когда ему нужно было хоть сколько-нибудь оформить неправедный суд над Иисусом; тяжкие минуты он пережил во время судопроизводства над Христом; в каком безысходном и позорном положении он очутился пред лицом безгрешной и совершеннейшей невинности судимого им Иисуса: как шатко и опасно было его положение в этом суде, если бы он закончил в пользу святейшего Узника, — как он постепенно переживал в последние минуты суда вражду и ненависть к Иисусу, жажду крови и злорадство в виду предстоящей Христу позорной смерти, гнев и раздражение от недостатка улик против Иисуса, досаду и опасение от неудачи лжесвидетелей, страх и боязнь за счастливый для Него исход судебного дела и за свое собственное положение, отчаяние и бешенство от невозможности обвинить безгрешного и святейшего Узника.

Все эти волнения мятежной и гордой души пережил Каиафа в последние минуты, — и ко всему сказанному следует прибавить еще то, что он обязан был, по самому положению своему, скрывать в своей груди все свои страсти. Какой же бурный ураган страстей кипел внутри его, отыскивая для себя выхода, чтобы излиться наружу всепожирающею огненною лавою!..

И вот, в таком-то состоянии, когда нечестивое сердце его уже готово было разорваться на части от сильного напора распаленных страстей, вдруг, неожиданно даже для него самого, благодаря последнему напряжению его неправды и наглой лжи, раздается в зале суда радостный для него крик: «смерть Ему, богохульнику! Повинен смерти!..»

Тяжелая гора спала с плеч Каиафы: кровавая цель его достигнута, — Христос приговорен к смерти, Он теперь — вне закона, и гнетущая официальная сдержанность, сковывавшая его железным кольцом, спала с него, и судия — Каиафа предстал теперь во всем своем нравственном безобразии! Все, что накопилось в его мрачной и позорной душе против Иисуса, неудержимо извергается теперь наружу на главу беззащитного Праведника, осужденного на смерть. Вся злоба и ненависть его к Иисусу, вся вражда и унижение из-за Иисуса, все опасение и страх, все отчаяние и бешенство, вызванные невинностью безгрешного Узника, излились теперь в поруганиях над Христом.

Каиафа, после своего тестя, более всех заинтересованный убийством Иисуса, первый подал пример к тому, а за ним уже ругались и другие. Своим примером он, как председатель суда, показал, что Христос теперь вне законов и защиты, и всякий безнаказанно может ругаться над Ним. Позорная смерть должна будет завершить все эти поругания; а потому, все, что придумает злоба человеческая к унижению и оскорблению Иисуса, ничтожно в сравнении с тем, что ожидает Его впереди: следовательно, всякий может издеваться над Ним, как только в состоянии придумать, и чем лютее и бесчеловечнее, тем приятнее для Каиафы.

И вот, открывается небывалая картина человеческого безобразия и невыразимой жестокости. Начинается какая-то дикая оргия бешеного зверства вокруг Иисуса. Злое издевательство, безумная жестокость и страшное богохульство, — все это сливается в какой-то хаос человеческого безумия и дикого спорта в жестокости. Физические побои обостряются нравственными уязвлениями отвергнутого любящего сердца. Все высокое, чистое и святое подвергается ядовитому глумлению и попранию. Все добро, которое Он нес людям, превращается в источник невыразимых глумлений над кротким и любящим Страдальцем. Он стал какою-то мишенью, в которую со всех сторон направляют отравленные стрелы. Все смотрят на Иисуса и пожирают Его ненавистными глазами, алчною жаждою крови. «Вот Он – Мессия, Сын Божий, сидячий одесную Бога и грядущий на облаках небесных судить живых и мертвых», говорит с язвительною насмешкою неверующий в Бога саддукей, «кланяйтесь Ему с благоговением», — и вместо поклонения плюют ему в лицо. Вся накипевшая в сердцах озлобленных саддукеев ненависть к Иисусу заставила их забыть свое основное учение «не быти воскресению" мертвых (Матф. 22, 23) и прикрываясь бесстыдною маскою лицемерия, изливается теперь из скверных и мерзких уст выражением самого величайшего бесчестья и самого крайнего презрения80, какое только мог придумать человек и определить закон (Числ. 12, 24; Втор. 25, 9). «Тогда заплеваша лице Его», говорит Евангелист (Матф. 26, 67)...

Зная, какою ненавистью дышали против Христа книжники, фарисеи и саддукеи, мы легко можем себе представить, с какою яростью каждый из присутствовавших в заседании суда спешил теперь выместить на беззащитном Узнике всю свою желчь. Для них недостаточно было, что они приговорили Невинного к позорной смерти, — этого мало, что Он, безгрешный благодетель, умрет благодаря их жестокой несправедливости: ненасытимое чувство мщения побуждает каждого из них лично нанести Христу оскорбление и поругание. Каждый, пользуясь таким беззащитным положением Иисуса, старается отплатить теперь за все обличения, которыми он был когда-либо оскорблен со стороны Христа, и с какою-то невыразимою злобою стремится уязвить своего Обличителя. Припомнили теперь каждое слово Иисуса, которым Он когда-то обличал их пред народом и тем приводил их в неописанную ярость. «Вот Он, наш обличитель, который всенародно говорил, что на Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи, по делам которых не следует поступать: ибо они говорят и не делают», с язвительною насмешкою воспроизводили обличительную речь Христа (Матф. 23 гл.). Пусть Он убедится теперь Сам, что мы как говорим, так и делаем: мы осудили Его на смерть и теперь ругаемся над Ним, — и в оправдание своих слов они подходили ко Христу и били Его по Божественному лицу!.. Вот Он, единственный учитель Христос, запрещавшей народу называть нас учителями, — пусть Он будет учить теперь, мы послушаем Его, — и ругавшиеся подходили к Нему и били Его по устам из которых исходило только слово сострадания, утешения и любви!.. Вот Он, народный учитель, который при всех называл нас безумными и слепцами, — пусть Он покажет нам Свой ум и удивит нас Своим знанием, — и хульники ударяли Его в чело и плевали в глаза. Он брением отверз очи слепому и тем вооружил против нас этого отступника преданий старцев, — пусть Он прозрит теперь Сам от брения, и бросали Ему пыль в глаза. Он называл нас лицемерами, гробами окрашенными, змиями и порождениями ехидны, укорял нас за украшение пророческих гробов и обвинял даже в пролитии крови их, — пусть же знает теперь Он, провозвестник горя, кому больше теперь горя, - и все, как аспиды, бросались на Него «и пакости Ему деяху»...

И удивительное дело: чем более они изливали свою злобу на Христа, тем более они оправдывали каждое слово из обличений Его, тем более они раскрывали весь цинизм своего лицемерия и нравственной нечистоты, тем сильнее обнаруживали духовную слепоту и упорное безумие, тем отвратительнее испускали из себя страшный яд ехидны. «Давая десятину с мяты, аниса и тмина, они оставили важнейшее в законе, суд, милость и веру» (23 ст.). И эти пророческие обличительные слова Иисуса они оправдывают теперь во всей полноте и широте над своим Мессией: они не уверовали в Него, без вины осудили и без милосердия ругаются над Осужденным...

Время было за полночь. В воздухе веяло весенней прохладой, весь Иерусалим погружен был в глубокий сон, в ожидании великого дня заклания пасхального агнца. А мирные Галилеяне, расположившись в долинах Иерусалима, грезили своими радужными мечтами, что завтра, с восходом солнца, их любимый Учитель, объявит себя Мессией и сделает их всех счастливыми и блаженными.

И эти-то радужные мечты простодушных Галилеян продолжали волновать их души приятными грезами в те самые минуты, когда обетованный Мессия подвергался самому страшному и позорному поруганию от первосвященников и судей за то, что он торжественно объявил Себя Сыном Божиим, Мессией в собственном смысле, таким Мессией, каким изображали Его все ветхозаветные праведники, когда безумная злоба и ожесточенное неверие представителей народа изливали всю свою ядовитую желчь на невинного Иисуса, усиливаясь осмеять и унизить Его до последней степени. «Вот Он, наш Мессия, Христос—Сын Божий», раздавались вокруг Иисуса, как бы в ответ на грезы Галилеян, неистовые крики злобного неверия. «Кланяйтесь Ему и почитайте Его, как Бога. —  Он вам говорил, что «кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его» (Иоан. 5. 23). И злые насмешники подходили к Нему, кланялись Ему и затем плевали Ему в лицо, с выражением своего отвратительного омерзения. «Пред нами Сын Божий в узах стоит», неслись саркастические насмешки с другой стороны. «Давно ли мы слышали из уст Его о Себе, что Он составляет одно с Отцом (Иоан. 10, 30) и что ненавидящие Его ненавидит и Отца, которого мы называем Богом?» (Иоан 8, 54; ср. 15, 23). «Давно ли Он Сам говорил нам, что мы не имеем в самих себе любви к Богу, так как не приняли Его за Мессию и Сына Божия?» (Иоан. 5, 42-43). Итак, докажите свою любовь к Богу и свою веру в единого Бога, — и распаленные сатанинскою страстью, подходили к невинному Страдальцу за грехи людей и били Его по устам, преклоняя в то же время свои колена пред Ним...

Припомните, еще с большею силою неслись безумные крики опьяненного неверия, припомните, как Он говорил во всеуслышание на праздник Кущей в обличение всех нас пред лицом народа: «если бы Бог был Отец ваш, то вы любили бы Меня, потому что Я от Бога изшел и пришел; ибо Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня» (Иоан. 8, 43). Докажем, что мы любим Бога и Его самозванца—богохульника, которого народ несколько раз собирался побить камнями (Иоан. 8, 59; 5, 18; 7, 19; 10, 33), докажем Ему свою любовь к Нему, в недостатке которой Он нас давно упрекал, - и сыпались эти доказательства в виде ударов по лицу со всех сторон!.. Вот Он, наш Мессия, злобно смеялись вокруг Иисуса, тот самый Мессия, о котором писал Моисей, в которого мы не веруем, по словам Его (Иоан. 5, 46), вот наш Мессия, предъизображенный всеми пророками, Он — наш судия, Ему Отец отдал весь суд (Иоан. 5, 22), на суд Он и пришел в мир сей (Иоан 9, 39); Он, связанный узами и осужденный на смерть, страшен теперь для нас, Он осудит нас: бойтесь Его, с неистовым смехом говорили вокруг Иисуса: впрочем, Он милостив будет к нам. — Он сам сказал: «не думайте, что Я буду обвинять вас пред Отцом Моим» (Иоан. 5, 45). Воздайте же Ему за эту обещанную милость своею милостью, и буйная толпа с яростью нападала на беззащитного Страдальца и с зверским остервенением терзала Его!..

«Люди, державшие Иисуса, ругались над Ним, и били Его; и, закрыв Его, ударяли Его по лицу, и спрашивали Его: «прореки, кто ударил Тебя?» И много иных хулений произносили против Него (Лук. 22, 63 — 65).

Кончились поругания судей над Христом. До утра оставалось еще несколько часов, и судьи спешили воспользоваться этим временем, чтобы отдохнуть и запастись новою энергией и силами на предстоявший им окончательный суд над Иисусом в синедрионе и пред Пилатом. Не смотря на желательный исход предварительного суда Каиафы, судьям предстояло еще много борьбы и опасений впереди, при возможном повороте дела в пользу Иисуса, под влиянием некоторых членов синедриона, при возможном еще столкновении с народом, не знавшим того, что совершилось у Каиафы, и при случайном сопротивлении капризного и гордого Пилата. Чтобы в уединении сосредоточиться на всех подробностях предстоящих ему действий, предусмотреть все случайности, обсудить все частности до мелочей, Каиафа распускает собрание до утра, а Христа отдает на поругание своим усердным слугам, которые представляли собою дикую оргию неистовых безумцев.

Чего же можно было ожидать невинному Страдальцу от этих людей, которые заявили уже свою услужливость Каиафе своими клеветами на Иисуса?!.. Они знали, с какою ненавистью относились судьи ко Христу; они видели, какому поруганию и унижению подвергали Его, какими оскорбительными для человеческого достоинства побоями осыпали со всех сторон. Само собою понятно, что они постараются теперь снискать к себе их благоволение своими поруганиями над Осужденным без вины, как старались они, час тому назад, выслужиться в глазах Каиафы своими лжесвидетельствами на Безгрешного и Святейшего. В них заговорило и чувство личного мщения Христу за все свои неудачи в лжесвидетельствах против Него и за тот позор, которому они подвергались от этих неудач. Неудивительно, что тот слуга, который ударил Христа по щеке у первосвященника Анны, поспешил теперь удовлетворить своему чувству ненавистного мщения за обличения его в дерзком и несправедливом поступке. Тогда его поступок был признан незаконными и злой раб не мог сказать в ответ Иисусу; но теперь, когда Христос приговорен к смерти и осмеян уже первосвященником и судьями, он имеет право бить Иисуса. В своем слепом ожесточении он считает себя правым, что ударил тогда Иисуса, и это беззаконное право свое оправдывает теперь бесчеловечными побоями: он думает: пусть Христос спросит его, за что он бьет Его, — ответ у него готов, он не будет молчать, он знает что сказать... И кроткий Страдалец с смирением и покорностью терпеливо переносит тяжелые поругания и бесчеловечные унижения от недостойного раба! Он молчит, и это молчание жестокий раб принимает за выражение правоты своих беззаконных действий. Да, Христос молчит, не защищается против несправедливости и побоев, думают и все окружающее Его рабы архиерейские; значит, Он - виновен, и все кинулись на Него всячески ругать и беспощадно бить Его. Мы не будем здесь говорить, какими ядовитыми, злыми и унизительными насмешками сопровождались эти побои от рабов в зале суда; но не можем умолчать, что они нравились всем слугам и заразительно действовали на окружающих: «и слуги, по замечанию евангелиста, по ланитам Его бияху» (Марк. 14, 65).

После поругания в зале суда Христос, осужденный на смерть, оплеванный, заушенный, измученный и униженный, выведен был на двор. Холодный воздух весенней ночи освежил Его от душной атмосферы залы суда, где Он вынес столько лжи и клеветы, позора и унижений, столько бессердечной жестокости и невыразимого бесчеловечия, наглого кощунства и ожесточенного неверия.

Но успокоился ли на самом деле Христос от нравственных и физических страданий с переменою места и внешних условий своего положения? О, ужас! С первою струею освежающего воздуха, по выходе из залы суда, Он получает новый удар в свое сердце, — Он слышит в воздухе последние звуки клятвенного отречения Петра, за которым «абие петел возгласи» (Матф. 26, 74). Поруганный и обесславленный Христос, осужденный Каиафою на смерть, измученный, оплеванный, избитый, с запекшеюся кровью на устах и знаками ударов на лице, тот самый Христос, которого Петр когда-то исповедал Сыном Бога живого (Матф. 16, 16), а Нафанаил, кроме того, и Царем Израилевым (Иоан. 1, 49), которого Сам Отец Небесный объявил Своим Сыном возлюбленным (Матф. 3, 17; 17, 5), — получает теперь новый удар от сатаны: Он слышит отречение того ученика, который несколько часов тому назад клялся умереть вместе с Ним и за Него (Матф. 26, 35; Мрк. 14, 31).

Но за этим ударом сатаны посыпались новые и новые удары, без всяких промежутков, не давая времени свободно вздохнуть, собраться с мыслями, укрепиться духом: буйная толпа слуг архиерейских, при виде Христа, с диким неистовством ринулась на встречу к Нему, с непреодолимою жаждою Его крови. Без вина опьяненная неутолимою злобою судей ко Христу, она окружила Его со всех сторон, готовая растерзать Его. И если зал судей, где должны царить милость и истина, превратился в арену зверской жестокости, то двор архиерея, где находились слуги его, представлял собою место озлобленной свирепости. Там преобладали ядовито-утонченные насмешки, а здесь — грубость и жестокость. В немногих словах евангелист Лука, описывающий поругания над Иисусом среди слуг на дворе, говорит нам многое: «и мужие, держащии Иисуса, ругахуся Ему» не столько словами и насмешками, сколько страшными, тяжелыми побоями, причинявшими раны, «биюще Его» (Лк. 22, 62).

Люди боязливые, подавляемые страхом рабства, превращаются в диких зверей, когда исчезает в их глазах страх, сдерживавший их долгое время. Мщение, жестокое мщение, с выражением какого-то дикого самодовольства и наслаждения, является у них существенною потребностью их природы в эти страшные минуты их бешеной ярости. И вот, эти-то низкие рабы, заявившее свое бессилие и ничтожество пред Иисусом в саду Гефсиманском, когда отступили от Него и пали на землю от одного только слова Его (Иоан. 18, 6), теперь чувствуют свое превосходство пред Ним связанным и оплеванным, стыдятся за свою прежнюю слабость и бессилие, и этот позор недавнего своего ничтожества стараются смыть с себя своими жестокими поруганиями над святейшим и смиренно-безответным Узником. Задетое их мелочное самолюбие служит искрою, воспламенившею бурное и неудержимое пламя жестокого и лютого мщения за понесенную ими обиду...

Без сомнения, среди буйной толпы неистовых слуг находились и те, которые полгода тому назад не могли привесть Иисуса к первосвященникам, увлекшись Его божественным учением (Иоан. 7, 45—47). Теперь среди такого всеобщего неистовства, в виду грозного положения дела Иисусова, под влиянием страха пред Каиафой, уже осудившим на смерть невинного Христа, они отреклись от Него, когда даже ревностнейший из учеников с клятвою отрекся от обожаемого своего Учителя. Они не станут и не посмеют даже поддерживать теперь невинного Иисуса, когда слышали еще в то время страшные и жестокие слова из уст Каиафы, так резко и бесповоротно охарактеризовавшего последователей Иисуса: «этот народ, невежда в законе, проклят он» (Иоан. 7, 49). Они видят, чем закончились эти грозные слова Каиафы в настоящие минуты, — победа за ним, а Христос осужден!

И вот, они стыдятся за свое прошлое, краснеют за свою прежнюю слепоту и невежество, трепещут за свое малодушное увлечение, навлекшее было проклятие Каиафы на их голову, и этот стыд вызывает в них бешеную ярость против Иисуса. Своими жестокими, бесчеловечными и дикими выходками против Иисуса они стараются удивить своих сотоварищей и тем смыть пятно с своего прошлого, кажущееся теперь невыносимым позором.

А грозное слово Каиафы, при взгляде на них и воспоминании их прошлого, невольно раздается в ушах всех окружающих и мгновенно наэлектризовывает бешеную толпу какою-то кровожадною свирепостью в отношении к Иисусу. Кто почитает Иисуса, кто преклоняется пред Ним, тот невежда в законе, тот проклят и отлучен от сонмища! О, кому же приятно быть невеждой в законе и идти против самого Каиафы! Кто осмелится навлечь на себя проклятие и отлучение от синагоги! Пустое и рабски мелкое самолюбие понуждает их выдвинуться над массою невежественного и проклятого народа; они стараются во всем подражать и уподобиться Каиафе, этому страшному, деспотически-бессердечному повелителю народа, угнетенного и закабаленного под его грозную и несокрушимую власть; путь к тому им указан!.. И вот, они спешат подняться на эту ложную и страшную высоту своими невыразимыми жестокостями к Иисусу. Дух тщеславия, жалкого и постыдного для человеческого достоинства, обуял всех и вызвал какое-то дикое и бешеное соревнование в измышлении всевозможных жестокостей.

И вот, развертывается пред нами картина неизобразимого хаоса страстей, жестокости и бесчеловечия. Со всех сторон градом сыпалось на Него все, что только могла придумать невежественная грубость, религиозная ненависть, мелкое самолюбие, озлобленная низость, холодная, бессердечная жестокость раба, возбужденная в нем всеобщим к нему презрением. На дворе Каиафы в эту священную ночь совершалась какая-то дикая оргия неистовых безумцев, доведенных до бешенства. «Каждый из окружавших Иисуса, по выражению одного ученого, был наполовину зверь, а наполовину диавол». И Христос с кротостью и смирением переносил все. Ему плевали в лицо; Его били без разбора: палками по голове и плечам, по лицу и устам, сыпались звонкие удары по щекам и тяжелые по спине. Не зная пределов бешеной ненависти, они затевали злобные игры: завязывали Ему глаза и, учащая удары, с возмутительною дерзостью повторяли: «прореки нам, Христос, кто ударил Тебя». Им не спалось в эту темную холодную ночь и до утра они вымещали свой позор и прежний страх на Невинном.

Бодрствовал и Сын Божий — Христос, среди этих диких, своевольных рабов, связанный по рукам и ногам, с закрытыми глазами, под непрерывными ударами и насмешками со всех сторон, — бодрствовал Он в продолжительной безмолвной внутренней муке и томительном ожидании смерти, один, без всякой защиты и видимого сочувствия. Бодрствовал и терпеливо переносил Он все эти мучения и поругания. Его кротость, Его молчание, Его величие, безукоризненная чистота сердца, бесконечная любовь, глубокая скорбь и сострадание к ослепленным безумцам, — все эти божественные качества, бесконечно возвышающие Его над мучителями Его, представляли в Нем добровольную жертву этих низких страстей. То было посмеяние рабов над Христом, уничтожившим рабство, беззаконников над ожидаемым Судьей, имеющим воздать за всякую неправду, грешников над Святейшим Подсудимым, осужденным на смерть, сынов погибельных над Освободителем от уз ада, чад проклятия и гнева Божия над Виновником благословения Божия и бесконечных щедрот Его благости. Каждой черте человеческого безумия и неестественного изуверства гонителей Христа противосветит в Нем божественная святость, чистота и совершенство... Но темнота ночи духовной слепоты ожесточила сердца безумцев, которые в своем упорном неверии сами не знают того, что делают. Они не всматриваются в Того, Кого мучат и поносят, а заботятся только об одном, как бы угодить своим повелителям и бесчеловечными поруганиями над Невинным снискать себе их милость и благоволение. И под влиянием этих-то низких и гнусных страстей они, по выражению евангелиста, «много иных хулений произносили против Него», Христа (Лук. 22, 65).

Мы не будем удивляться, что слуги в своих хулениях осмеивали, главным образом, нравственное учение Иисуса. Если Каиафа с своими злоумышленниками, не понимая учения Христа о Себе, как Мессии и Сыне Божием, осмеивал Его за такое учение, разрушавшее его мечты относительно своего благосостояния, то слуги его, не понимая нравственного учения Христа, направленного к разрушению их иллюзий, естественно, должны были подвергнуть осмеянию Иисуса за Его нравственные правила. Если Каиафа с своими сподвижниками мечтал о своем всемирном могуществе и власти под знаменем Мессии, то рабы его, забитые и голодные, нищие и придавленные, завистливые и алчные, принужденные только подчиняться и унижаться и не имевшие возможности и прав свободно распоряжаться даже собой, нравственно искалеченные и утратившие в себе достоинство личности человека, — все эти рабы о том только и мечтали, как бы скорее выйти из своего униженного и забитого состояния и быть тем, чем были их повелители, т.е. свободными, ни от кого независимыми, всегда сытыми, довольными и грозными повелителями своих подчиненных. И чем больше они испытывали над собою гнет, тем сильнее развивались в них алчные инстинкты и чувственное направление. Чем более они испытывали нужды, тем более они мечтали о материальном богатстве. Жить по плоти, угождать плоти, пользоваться полным довольством и избытком материальных благ, проводить все время в радости и удовольствиях, окружить себя толпою слуг и пользоваться всеобщим почетом и уважением, — все это составляло идеал их жизни с пришествием Мессии; об этом они мечтали и подобными пустыми иллюзиями услаждали горечь своей действительной жизни. То был грубый и низкий материализм, но материализм рабский, животный. В основе его лежал эгоизм, своеобразный, дикий, свойственный только рабам.          

И вот, такие-то рабы, всецело подавленные чувственностью, с алчными и дикими инстинктами, с жадным ненасытимым аппетитом всех благ земных, слышат из уст Галилейского Пророка чистейшее и возвышеннейшее небесное учение: «блаженны нищие духом, блаженны плачущие, кроткие, блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь: ибо велика ваша награда на небесах» (Матф. 5, 3—22). О, такое учение сразу разбивало все их иллюзии и мечты и с высоты воображаемого величия в будущем при Мессии повергало их в более горькую действительность, чем ту, которую испытывают теперь. Мало того, что Он, признаваемый народом за Мессию, не обещает им ничего приятного и утешительного, но даже считает блаженством для них то, чем они теперь так тяготятся и от чего они всеми мерами стараются избавиться. Такое учение не есть ли злая насмешка над их горькою и невыносимо тяжелою и унизительною действительностью?!.. И ярость раздражения проникает все существо их до мозга костей. Презрение и негодование овладевает всеми силами души. Ненависть и злоба клокочут в сердцах их. Уста их изрыгают всякую хулу на Иисуса, которую они сопровождают жестокими и презрительными побоями. Пусть Он Сам испытывает теперь, что проповедует нам, посмотрим, как Он почувствует Себя блаженным, — и с неистовою яростью нападали на Него, били Его, всячески понося. Он восхвалял когда-то нищих, Сам не имея ничего, и обещал им какое-то небесное царство; вот наш Царь – нищий, раздаятель царства небесного: кланяйтесь Ему и просите себе этого царства, и на этот дикий и кощунственный призыв отвечали Ему плеванием Ему в

лицо. Он учил нас терпеливо переносить обиды и оскорбления своих господ, учил нас кротости и покорности. Он говорил: если ударят тебя по щеке, подставь другую. Пусть же Он Сам прежде испытает, как легко нам переносить подобные оскорбления от своих повелителей, — и били Его по щекам81. Он говорил, что блаженны плачущие, ибо они утешатся; - посмотрим как Он утешится теперь, как сладко это блаженство, — и дикая толпа снова нападала на Него и била с зверскою жестокостью и бесчеловечием, стараясь вызвать у Него слезы и просьбу о помиловании. Но Иисус кротко молчал и терпеливо переносил все побои. Такое молчание приводило всех в какое то бешенство. Желая усилить свои побои, они снимали с Него одежды, осмеивая в то же время Его учение: «хотящему ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу» (ст. 40).

До какого неистового зверства доходила жестокость слуг, это и представить невозможно. Как на суде, во время лжесвидетельств, молчание Иисуса приводило всех в раздражение и ярость, так и теперь, во время поруганий над Ним и побоев, молчание Его приводит всех в невыразимое бешенство и вызывает сильнейшее ожесточение и упорство. Выходя из сил от побоев, они переходили к злым и грубо кощунственным насмешкам. Он называет кротких блаженными, кричали кругом: потому что они наследуют землю. Вот почему Он и старается быть кротким, чтобы завтра со креста наследовать землю, — и дикий хохот раздавался кругом.

Всю ночь после осуждения Господа Каиафой глумились, ругались, всячески унижали и били Его слуги на дворе первосвященника. Но пред рассветом их отозвали на срочное и позорное дело — собрать, по распоряжению Каиафы, великое собрание синедриона, а Христа, поруганного, оплеванного, измученного, физически и нравственно истерзанного и обессиленного, посадили в темницу. В уединении заключения Он должен был сосредоточиться своими мыслями на том, что вынес в течение ночи и что предстоит еще перенесть с наступлением утра, чтобы сильнее и глубже восчувствовать лютость чаши ярости гнева Божия и тяжесть креста, который Он поднимает на свои рамена, с целью умереть на нем. Эти минуты темничного заключения были новым тяжелым испытанием для Иисуса. Он теперь один, вокруг Него нет дикого шума безумцев, но за то в душе Его раздается этот шум с удвоенною силою. Он видел и испытал, что такое человек и как отнесся он к Его божественному учению, которым Он хочет спасти человечество; — но так относились к Нему пока враги Его, с наступлением же утра Он увидит, как отнесется к Нему и весь народ, облагодетельствованный Им чудесами. О, какую страшную борьбу для Его духа готовил Ему сатана!..

Все эти поругания Страдалец мира безропотно перенес, и Его пример мы всем и каждому завещаем.

 

Терпи! хоть тяжкое страданье

Терзает, жжет больную грудь:

Смиренье, вера, упованье —

К Предвечному кратчайший путь.

Терпи! Господь тебя карает,

 Как сына любящий Отец.

 Тебя страданьем очищает

 От всех грехов благой Творец.

 Терпи! хоть горькими слезами

 Тернистый путь твой орошен:

 Молись: да будет небесами

  Последней путь твой озарен!

  Терпи! твой крест Святейшей волей

  Тебе ниспослан в жизни сей;

  Но не ропщи ты в горькой доле,—

  Пред Богом скорбь души излей!

  Терпи! любовью беззаветной

  Ты научися всех любить.

  И луч божественного света

  В душе правдивой сохранить.

  Терпи! Смиряй тоски порывы

  И веруй чистою душой,

  Что у Создателя все живы

  За тайной сенью гробовой.

  Терпи! Христа венец терновый

  Желанней царского венца;

   И в смертный час стезею новой

   Войдешь в селения Творца!....

                             (Валерия Акулова).

Терпение есть наше спасение среди бушующих волн мирской злобы. И нигде, кроме Христа, мы не можем найти себе утешения. Он, испытав все, дает и нам Свое могучее подкрепление. К Нему и призываем мы всех скорбящих духом:

 

Если тяжко тебе, если душно тебе

В этом мире греха и насилья,

Если лучшим мечтам в напряженной борьбе

Жизнь обрезала смелые крылья,

Если сердце твое истомилось вконец

И слезами наплакались очи,

Видя горе кругом и терновый венец,

И вражду, непрогляднее ночи;

Если, чутко поняв голос правды святой,

Ты не можешь с неправдой мириться,

И правдивое слово небесной грозой

Над неправдой спешить разразиться;

Если люди, меж тем, как враги— палачи,

Злобным криком тебя заглушают,

И, цепями грозя, обнажают мечи,

И печать на уста налагают, —

О, тогда, мой страдающий, бедный мой друг,

Не ищи у людей ты участья,

Чтоб открыть им души наболевшей недуг,

Чтоб поведать им думы о счастье:

Не поймет, не оценит чужой приговор

Затаенной обиды и муки,

Не зажжет он отвагой унылый твой взор,

Не поддержит упавшие руки .

Есть иная опора тогда у тебя,

Есть иной у тебя Покровитель, —

Он поймет твое сердце, оценит любя

И в борьбе будет друг и учитель.

Он и Сам, как и ты, от неправды страдал,

Сам боролся с насильем суровым,

Сам правдивою речью порок бичевал,

И венцом обагрился терновым....

                                                 (Конст. Образцов).

 

Пример Христа есть заповедь Христа:

Терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21, 19).

Претерпевший до конца спасется (Мф. 10, 22; 24, 13; Мр. 13. 13).

 

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова