Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Ольга Тогоева

ИСТИННАЯ ПРАВДА

К оглавлению

Глава 2

Мужчина и женщина: две истории любви, рассказанные в суде

А вдруг Вийонова прекрасная

кабатчица, плачущая о молодости,

вовсе никогда и не была прекрасной,

и это плач о том, чего не было?

М.Гаспаров. Записки и выписки

Сколько бы ни были подробными признания заключенных Шатле, сохраненные для нас Аломом Кашмаре, практически всем им присущ один «недостаток». Повествуя об уголовном прошлом, о подельниках и совершенных вместе с ними преступлениях, почти никто из наших героев не коснулся в своих рассказах личной жизни и связанных с ней переживаний и эмоций. Конечно, мы уже знаем, что у Этьена Жоссона имелось многочисленное семейство, ради которого он преступил закон; что Пьер Фурне пользовался поддержкой жены, подававшей прошения о его помиловании; что у Жирара Доффиналя был брат, чьей репутацией он так дорожил, что сменил собственное имя. Но никаких подробностей об отношениях с близкими людьми в показаниях этих обвиняемых мы не найдем.

Это обстоятельство представляется тем более любопытным, что a priori можно предположить, что люди, находящиеся в тюрьме, несчастны и именно по этой причине должны испытывать некоторую склонность к воспоминаниям о близких, о счастливых моментах, проведенных с ними рядом. Тем не менее, результаты более общего исследования показали, что к саморефлексии, к объективной оценке своего актуального положения была способна в целом весьма незначительная часть заключенных, чьи дела собраны в «Регистре Шатле». Лишь единицы оказывались в состоянии отделить мир своих чувств и воспоминаний от мира тюрьмы.

К этим последним относились, в частности, уже известный нам Флоран де Сен-Ло и некая Марион ла Друатюрьер, арестованная и помещенная в Шатле через год после Флорана. Именно в их показаниях мне встретились две истории любви,

принесших их героям немало горя, но оставшихся тем не менее самыми светлыми их воспоминаниями.

Истории, рассказанные Флораном и Марион в суде, не должны вызывать у нас сомнений в их правдивости. Как мы увидим ниже, эти воспоминания имели непосредственное отношение к преступлениям, в которых обвинялись их авторы, а потому представляли собой, с точки зрения судей, часть их показаний, содержание которых не подлежало изменениям1.

Другой вопрос, что именно скрывалось за этими историями - реальность или, в терминологии Ролана Барта, ее травматический образ. Ведь человек, описывающий свою любовь, делает это всегда post factum, и реконструкция пережитого (т.е. собственно воспоминание) обладает таким образом определенным привкусом сожаления об ушедшем. Не являлись ли в таком случае рассказы Флорана и Марион о пережитом счастье всего лишь свидетельством их несчастья в настоящем? И если так, не можем ли мы предположить, что их воспоминания в меньшей степени отражали реально происходившее, были - сознательно или нет -

приукрашены, дабы создать более резкий контраст с актуальным положением дел?

***

Флоран де Сен-Ло был арестован 3 января 1389 г.2 Он обвинялся в краже аграфа и был схвачен на месте преступления, что существенно уменьшало его шансы выйти из тюрьмы невредимым. Несмотря на столь значительные улики, что-то в облике задержанного не понравилось судьям сразу, а потому лейтенант прево Парижа приказал «поместить его в одиночку, чтобы никто не сделал ему тонзуру»3 . Как мы помним, эта мера предосторожности никогда не бывала лишней, когда речь шла о профессиональных ворах.

Однако на следующий день Флоран все же объявил себя клириком и в доказательство своих слов продемонстрировал тонзуру, следов которой не было у

1 Это, впрочем, не означает, что форма записи рассказов не могла подвергнуться изменениям. Напротив, в некоторых случаях мне представляется возможным рассматривать содержание показаний обвиняемых, чьи дела собрал Алом Кашмаре, и форму, в которой они оказались им записаны, как самостоятельный объекты исследования. Речь в этих случаях должна таким образом вестись не только об изложении фактов, но и об их интерпретации автором «Регистра Шатле». Подробнее об «авторской» форме записи протоколов см. часть II «Игра в слова».

2 RCh, I,201-209.

3 RCh, I,203: "… l enfermast tout seul en une prison, afin que par aucun il ne se fait sur sa teste le signe de tonsure".

него на голове в момент ареста4, и заявил, что его следует передать в руки церковных властей. Возмущению судей не было предела: «… видя злобность этого заключенного»5 , они пригласили цирюльников, подтвердивших, что тонзура «выстрижена вовсе не брадобреем, но сделана недавно, всего день или ночь назад, и выщипана вручную, т.е. выдергана волосок за волоском»6. Свежевыщипанная тонзура лишила судей терпения, и они сразу же, без предварительного допроса, послали Флорана на пытку, где он соизволил признать только ту кражу, при совершении которой его задержали.

Раздосадованные столь скудным уловом, судьи пошли еще на одно грубейшее нарушение процедуры: «Из-за того, что так мало признал, этот заключенный будет еще много раз послан на пытку»7. По закону нельзя было выносить постановление о нескольких пытках сразу, каждый сеанс требовал конкретного обоснования и, следовательно, отдельного решения. И все же, несмотря на то, что у Флорана обнаружили целый ворох явно чужих кошельков и аграфов, он ни в чем больше не признался ни на второй, ни на третьей, ни даже на четвертой пытке. Вместо этого он поведал тюремщику историю своей любви, тщательно зафиксированную Аломом Кашмаре.

Флоран вспоминал о знакомстве со своей невестой Маргерит, об их помолвке и совместной жизни: «Примерно год назад, когда он путешествовал по Бовези, из одного города в другой, близ города Байоваль, в каком-то местечке, названия которого он не помнит, он увидел Маргерит, сидевшую в одиночестве в таверне, и позавтракал с ней. Все это время он умолял и просил Маргерит, которая была и остается красивой девушкой примерно 24 лет, чтобы она стала его возлюбленной, и обещал ей, что с ним она ни в чем не будет нуждаться. Маргерит несколько раз отказывалась. Но после длительных уговоров она все же сказала ему, что если он пообещает стать ее мужем, если он обручится с ней, она охотно станет его возлюбленной. И он, сходя с ума от любви, которой исполнилось его сердце к

4 RCh, I, 204: "Lequel prisonnier dist qu'il estoit clert, en possession et habit de tonsure, et que l’en se gardast bien de touchier a sa personne".

5 RCh, I,204: ". …veu le malice dudit prisonnier" (здесь и далее курсив мой - О. Т.).

6 RCh, I,204: "Lequel barbier jure, et par son serement, rapporta et dist qu'il avoit veu et diligemment visite le signe de tonsure que ledit prisonnier avoit sur sa teste, lequel n'avoit point este rez ou tondus par main de barbier, mais avoit este et estoit freschement faite, comme d'un jour ou d'une nuit, et plumee aus mains, c'est assavoir esrachie et tire l'un des cheveux apres l'autre".

7 RCh, I,207: "…. pour si petit de larrecin qu'il avoit cogneu avoir fait, mais delibererent que ycellui prisonnier feust par plusieurs fois mis encore a question".

Маргерит, обещал ей и поклялся, соединив их правые руки, что он будет ее мужем и женится на ней. И они уехали из этого городка вместе с Маргерит, его возлюбленной. И он возил ее в Санлис, Париж, Нуайон, Лаон, Компьень и спал с ней и обладал ею по несколько раз за ночь... И он не помнит, была ли она девственницей, когда он с ней обручился…ИИ поклялся, что со времени помолвки Маргерит [много раз] просила, чтобы они поженились, но он всегда отвечал ей, чтобы она подождала то того момента, когда они станут побогаче, и так проходило время»8 . В конце концов Флоран был арестован в Компьене, оказался в Шатле, где 9 апреля 1389 г. его приговорили к смерти, несмотря на то, что он так и не признал

своей вины9.

***

История Марион ла Друатюрьер существенно сложнее компактного рассказа Флорана как по форме, так и по содержанию. Марион вспоминала о своем возлюбленном, Анселине Планите, который бросил ее ради женитьбы на другой. Желая во что бы то ни стало вернуть его, она прибегла к помощи приворотного зелья, которое получила от своей подруги, Марго де ла Барр, старой сводни и знахарки по совместительству. Однако мечтам Марион не суждено было сбыться: Анселин и его молодая жена Аньес тяжело заболели сразу же после свадьбы, а

8 RCh, I, 205-206: "…. cogneut et confessa que, un an a ou environ, ainsi qu'il aloit oudit pais de Beauvoisis, environ ladite ville de Bailleuval, de ville a autre, en une d'icelles villes du nom de laquelle il n'est record, il vit et apperceut laquelle dite Marguerite qui se desjeunoit seule en une taverne, avec laquelle il se desjeuna; pendant lequel temps il pria et requist par plusieurs fois icelle Marguerite, qui estoit et est belle file, de l'aage de XXIIII ans ou environ, que elle voulfist estre s'amie, et il i promettoit que james a bien qu'il eust elle ne faudroit. Laquelle Margarite, par plusieurs et diverses fois, escondit et refusa lui qui parle d'estre s'amie; et tant que, apres plusieurs paroles, elle lui dist que s'il lui vouloit promettre a estre son mary, et qu'il la fiancast, elle feroit voulentiers tout son plaisir, et sadite requeste il accorderoit. Lequel qui parle, meu de l'amour que son cuer avoit desja mise en icelle Marguerite, promit et enconvenanca lors a icelle Marguerite, par la foy et serement de son corps, et leurs mains destres pour ce baillies li uns a l'autre, que il seroit son mary et la espouseroit, en И promettent foy et crantement de mariage. Et atant se partirent d'icelle ville, lui qui parle et ladite Marguerite s'amie, laquelle, depuis ledit temps, il a menee a Sanlis, a Paris, a Noyon, a Laon, a Compiengne, et avec icelle, depuis ledit temps et fiances par entre eulx faites, il a couchie de nuit, par plusieurs fois, eu compagnie charnelle a elle... Requis se, au temps qu'il fianca icelle Marguerite, elle estoit pucelle, dist par son serement qu'il n'est record se alors elle estoit pucelle ou non. Requis se oncques, depuis ledit temps et fiancailles faites entre eulx, icelle Marguerite lui a point requis qu'il la espousast, dist par son seremenr que ouyl; mais il lui respondoit tousjours que elle attendist jusques ad ce qu'il feussent un pou plus riches, et ainsi il passoit le temps".

9 Делать это судьи не имели права как раз потому, что обвиняемый не признался в своих преступлениях (Carbasse J.-M. Introduction historique au droit penal. P., 1990. P. 143). Впрочем, некоторые средневековые французские юристы полагали, что вынести смертный приговор возможно на основании одних лишь подозрений в отношении того или иного человека (Ibidem. P. 144). Об этом свидетельствует «Кутюма Бретани», записанная в первой трети XIV в., по которой «злобность» обвиняемого считалась вполне уважительной причиной для подобного решения: "..et l'en ne doit a nul oster sa vie, se il ne Га desservi par sa mauveste…" (Coutume de Bretagne. Ch. 296). Как мы помним, именно «злобность» Флорана произвела на парижских судей особое впечатление.

через неделю умерли. Это обстоятельство послужило поводом для обвинения Марион и Марго в колдовстве и их ареста 30 июля 1390 г.10

Такова была канва истории. Однако воспоминания Марион несоизмеримо больше, длиннее, чем история Флорана, представлявшая собой всего лишь отрывок из его показаний в суде. Если вынести за скобки рассказ Марион о своей неразделенной любви, окажется, что она не сказала в суде вообще ничего. Иными словами ее воспоминания и ее судебные показания представляли собой единое целое. При этом описание пережитого давалось в этом рассказе крайне абстрактно, без малейших деталей. Мы можем лишь догадываться об истинных отношениях двух молодых людей, поскольку единственное, что мы узнаем, это то, что Марион страстно любила своего Анселина.

Эта особенность ее рассказа становится особенно заметной в сравнении. История Флорана предельно конкретна. Он упоминал о внешности своей возлюбленной (она была красивой девушкой), о ее возрасте (24 года), об обстоятельствах их знакомства (романтический завтрак в таверне), об их первом разговоре и совместных странствиях… Марион не говорила ничего подобного: мы можем лишь предполагать, что какое-то время они с Анселином все-таки прожили вместе.

Как мне представляется, историю Марион легче всего описать в категориях любовного дискурса. Первые слова, произнесенные ею в суде, были словами любви к Анселину: «… [сказала, что] больше года назад она влюбилась в этого Анселина Планита, к которому она испытывала и все еще испытывает огромную любовь и привязанность, которую никогда не имела и не будет иметь ни к одному мужчине в мире»11. Эти слова она повторила затем около 10 раз, хотя только дважды давала в суде показания. В ее первых признаниях содержалось, собственно, только две мысли: 1. Ее любовь к Анселину так велика, что и описать невозможно; 2. Аньес никогда не сможет ее заменить. Она полностью отрицала свою вину в смерти

11

молодых супругов12   . В тот же день, 1 августа, ее в первый раз послали на пытку, но

10   RCh, I, 327-363.

11   RCh, I, 331: ". …puis un an enca, s'est acointiee par amours dudit Hainsselin Planite.…, auquel elle a eu et encore a la plus grant amour et affinite que elle ot onques a homme qui soit ou monde, ne qui ja sera".

12   RCh, I, 332: "Et quant aus menaces que l’en dist par elle avoir este faites et dites d'iceulx Hainselin et Agnesot, dit par son serment qu'il n'en est rien".

она «не желала признавать ничего из того, что нанесло бы ей урон»13. Второй раз пытку назначили на 3 августа, но и тогда Марион «отказалась признаваться в чем-либо кроме того, что уже сказала»14. Через несколько часов пытку повторили - и снова безрезультатно. Только на следующий день, 4 августа, после четвертой по счету пытки, Марион начала давать показания.

Сначала она вспомнила свою давнюю приятельницу Марион ла Денн, проститутку, с которой они как-то обсуждали своих приятелей. Именно эта подруга посоветовала нашей героине добавить в вино менструальную кровь, «чтобы быть еще сильнее любимой ее другом Анселином»15. Затем она рассказала о помолвке Анселина и своем визите к Марго, которой до этого похвалялась «прекрасной и великой любовью, которую питает к Анселину» 16 . Она пожаловалась старой знахарке на неверность возлюбленного, и та обещала помочь, дав рецепт приворотного зелья, которое Марион должна была подлить Анселину в еду: « … чтобы она взяла белого петуха, убила его, свернув ему шею или сев на него. У этого петуха она возьмет два яйца, положит их в перьевую подушку и оставит на 8 или 9 дней. После чего достанет, сварит, изотрет в порошок, и этот порошок подмешает в еду и питье для своего дружка»17. И он снова «полюбит ее прекрасно

1 й

и с великим жаром»18 . Однако Анселин никак не желал отказываться от женитьбы. Следовательно, необходимо было новое, более верное средство, и оно было найдено все той же Марго - «такая вещь, что этот Анселин, даже если и женится, все равно вернется к ней (т.е. к Марион - О.Т.) и будет любить ее как и прежде»19. Подруги сплели два венка из ядовитых трав, которые Марион забрала у Марго накануне свадьбы и на следующий день, во время праздничной пирушки, бросила

13    RCh, I, 333: " …. ne voult aucunne chose confesser qui И portast prejudice".

14    RCh, I, 335: "…. pour ce que autre chose que dit a dessus ne voult cognoistre… ” .

15    RCh, I, 336: "…. pour estre plus enamouree de sondit ami Hainsselin".

16    RCh, I, 337: "…. la parfaite et tres-grant ardeur d'amour que elle avoit a lui".

17    RCh, I, 337: "…que elle prenist un coq blanc, icellui estaignist ou evanuyst a tourner entour soy, ou estaignist soubz ses fesses; auquel coq ainsi estaint elle prenist les deux c … ns, les brulast et en feist de la poudre, les meist dedens un oreillier de plume, et y demourassent VIII ou IX jours; et, ce fait, reprendist iceulx c … ns, les brullast et en fait de la poudre, et d'icelle poudre meist en la viande et vin que son ami auroit".

18    RCh, I, 337: "…. sondit ami auroit en elle plus grant ardeur d'amour que onques n'avoit eu assez".

19    RCh, I, 339: "….. elle feroit bien tel chose que ledit Hainsselin, son ami, nonobstant qu'il feust mariez, retourneroit a elle, et l'ameroit autant comme fait avoit paravant".

под ноги танцующим молодоженам. Уже через два дня она узнала, что они больны и не могут иметь сексуальных отношений20. Еще через какое-то время они умерли.

Безусловно, из показаний Марион можно было представить себе суть дела. Однако создается впечатление, что не детали преступления волновали обвиняемую. Скорее, она была полностью погружена в воспоминания о своей, такой прекрасной, но разрушенной любви. Эти воспоминания могут быть сведены нами к одной единственной фигуре любовного дискурса - «Я люблю тебя». «После первого признания слова «Я люблю тебя» ничего больше не значат; в них лишь повторяется - загадочным, столь пустым он кажется, образом - прежнее сообщение (которое, быть может, обошлось без этих слов)»21 . По мнению Ролана Барта, «Я люблю тебя» даже не является собственно фразой, поэтому субъект никогда не может найти свое место на уровне этого выражения22. Возможно, именно с этим было связано его бесконечное повторение Марион.

«Слова никогда не бывают безумны, безумен синтаксис… В глубине фигуры кроется что-то от «вербальной галлюцинации»: усеченная фраза, которая чаще всего ограничивается своей синтаксической частью («Хотя ты и …», «Если ты еще не…»). Так рождается волнение, свойственное любой фигуре: даже самая короткая несет в себе испуг напряженного ожидания». Однако, «Я люблю тебя» находится «вне синтаксиса»23. Следовательно, «волнение», заложенное в этой фигуре, нужно искать на каком-то ином уровне. Вероятно, оно связано с «бездейственным» характером «Я люблю тебя»: субъект произносит фразу и ждет на нее ответа24. Не дождавшись, произносит ее вновь и вновь. Таким образом возникает свойственная данной фигуре «предельная ситуация» - ситуация неудовлетворенного ожидания. Марион говорила «Я люблю тебя» - но Анселин не отвечал ей. Бесконечное повторение одного и того же заменяло синтаксис и само по себе выглядело безумным, давало возможность заподозрить Марион в отсутствии душевного

20 RCh, I, 342: "…ouy dire a plusieurs autres compaignons, qui se rigoloyent et jouoyent a elle, que lesditz mariez estoient moult malades, et que puis lesdites noces ilz n'avoient eu sante; et aussi ouy dire lors, que icelli Hainselin n'avoit point eu de compaignie avec sadite femme".

21   Барт Р. Фрагменты речи влюбленного. М., 1999. С. 409.

22 Там же. С. 84,412.

23 Там же. С. 84-85,410.

24  Интересные замечания о любовном дискурсе рыцарских романов, сводящемуся к «беспомощной» фразе «Я вас люблю», см.: Trachsler R. Parler d'amour. Les strategies de seduction dans "Joufroi de Poitiers" // Romania. 1992-1995. T. 113. P. 118-139.

равновесия25. Она и сама, видимо, отчасти понимала это, замечая в разговоре с Марго, что «рискует потерять рассудок, и ей кажется лучше быть сумасшедшей в поступках и поведении, нежели иной (т.е. продолжать страдать - О.Т.)»26

Конечно, слова Марион были переданы Аломом Кашмаре в третьем лице и звучали как «Она любит его». Однако, реконструируя перед судьями историю своей любви, Марион подсознательно обращалась вовсе не к ним, а к Анселину, говоря ему «Я люблю тебя». Таким образом происходило воссоздание некоего травматического образа, который переживался ею в настоящем, а спрягался (проговаривался) в прошедшем времени27. Описывая свою любовь как самое счастливое время жизни, Марион на самом деле пыталась выдать желаемое за действительное, утаить (в том числе и от себя самой) подлинный характер отношений с Анселином: постоянную неуверенность в его чувствах, страх перед будущим, отчаяние, а также - возможно - свою действительную вину в его смерти…

Сожаление об ушедшем присутствовало, как мне представляется, и в показаниях Флорана де Сен-Ло. Он говорил своему тюремщику о том, что Маргерит осталась в Компьене и ничего не знает о его судьбе, о том, «как он молит Бога, чтобы она узнала о том положении, в котором он теперь находится, и позаботилась бы о его освобождении...» 28. В его воспоминаниях о счастливых днях, проведенных вместе с невестой, на самом деле сквозило отчаяние и страх перед будущим29.

25  По мнению Мари Моксьон, подобному дискурсу свойствена форма отношений «я» —> «ты» (Mauxion M. La transmission de la parole oraculaire // Langages. 1987. № 85: Le sexe linguistique / Sous la dir. de L.Irigaray. P. 9-14, здесь Р. 12). Она близка форме построения «истерического дискурса» ( «я» < «ты меня любишь?» —> «ты»), выделенной Люс Иригарэ (IrigarayL. Parler n'est jamais neutre. P., 1985. P. 66).

26 RCh, I, 354: "…. que elle estoit en adventure d'en yssir hors de ses sens, et sembloit mieulx estre fole femme, a son maintien et contenance, que autre".

27 Барт Р. Ук. соч. С. 114-115: «Существует манящая иллюзия любовного времени (и зовется она романом о любви). Я (вместе со всеми) верю, что факт влюбленности — это «эпизод», у которого есть начало (первый взгляд) и конец (самоубийство, разрыв, охлаждение, уход в уединенную жизнь, в монастырь, в путешествие и т.д.). Тем не менее начальную сцену, в ходе которой я и был восхищен, я могу только реконструировать: это запоздалое переживание. Я реконструирую травматический образ, который переживаю в настоящем, но грамматически оформляю (высказываю) в прошедшем времени.…»(курсив автора — О. Т.).

28  RCh, I, 204: "….. qu'il pleust a Dieu que elle peust savoir l'estat en quoy il estoit afin que elle pourveist sur la delivrance dudit prisonnier...".

29        Возможно, впрочем, что желание Флорана видеть рядом с собой Маргерит объяснялось вполне прагматически. Известно, что осужденный на смерть преступник мог избежать наказания, если какая- нибудь девушка заявляла перед началом экзекуции, что желает взять его в мужья. Судьи не имели права чинить ей препятствий, напротив, они должны были сделать все для того, чтобы свадьба состоялась немедленно.  В  этом случае приговоренный к смерти получал прощение.  В  «Дневнике парижского горожанина» под 1430 г. описывается случай, когда из одиннадцати бедняков, пойманных на воровстве, казнены были лишь десять. Последнему повезло: "Le onzieme etait un tres bel jeune fils d'environ 24 ans, il fut

***

Другое дело, как, в каких выражениях были оформлены эти воспоминания. Фраза «Я люблю тебя» всегда выражает только эмоции. Воспоминания Марион таким образом представляли собой ни что иное, как вербализированное желание донести до окружающих обуревавшие ее чувства. В то же время в рассказе Ф л орана имелось лишь одно эмоционально окрашенное выражение: он говорил, что был «без ума» от любви к Маргерит. Однако это высказывание не имело отношения собственно к эмоциям. Оно, как и весь рассказ, было наполнено конкретным и весьма приземленным смыслом и означало желание плотской близости с девушкой (которая, кстати сказать, прекрасно его понимала, потому и ставила дополнительные условия). Таким образом «влюбленность» Флорана подразумевала исключительно сексуальное желание. Существительное «любовь» имело здесь смысл глагольной формы, передавало действие. Рассказ Марион носил более абстрактный характер: о своих сексуальных отношениях с Анселином она упоминала лишь вскользь.

Существенные различия в способах передачи информации в воспоминаниях Флорана и Марион свидетельствуют, что хорошо известные филологам психолингвистические особенности мужского и женского типов дискурса были (а, возможно, и по сей день остаются) свойственны такому специфическому типу речи как судебное признание. Причем в нашем случае они не исчезли из показаний даже после того, как те были записаны судебным писцом.

Как отмечают современные исследователи, различия двух типов дискурса проявляются на самых разных уровнях: на уровне синтаксиса, морфологии, фонологии30. Но прежде всего они различаются по форме, в которой для мужчины ключевым словом является глагол (или слово, передающее действие). Речи Флорана де Сен-Ло была присуща именно такая, глагольная форма дискурса: «он был», «он увидел», «он позавтракал», «он умолял», «обещал ей и поклялся», «они уехали», «он возил ее», «спал с ней» и т.д.

depouille et pret pour bander ses yeux, quand une jeunne file nee des Halles le vint hardiment demander et tant fit par son bon pourchas qu'il fut ramene au Chatelet, et depuis furent epouses ensemble!" - Journal d'un bourgeois. § 525. P. 272. Подробнее об этом обычае: Lemercier P. Une curiosite judiciaire au Moyen Age: la grace par mariage subsequent // Revue d'histoire du droit. 1955. № 33. P. 464-474.

30 Aebischer V., Forel С Introduction // Parlers masculins, parlers feminins? / Ed. par V. Aebischer, C.Forel. P., 1983. P. 9.

В отличие от мужского, женский дискурс обладает именной формой, отражающей не действие как таковое, а душевное состояние человека в момент его совершения. Как отмечает Верена Эбишер, эти особенности находятся в зависимости от понимания мужской и женской «природы». Мужчины всегда объективны, рациональны, говорят громко и уверенно. Женщины эмоциональны, иррациональны и неуверены в себе 31 . И хотя подобное деление является стереотипным, оно лучше других подчеркивает различия в двух типах дискурса.

Именная форма была, безусловно, присуща рассказу Марион, поскольку прежде всего она хотела передать в нем свои чувства, свое душевное состояние. «Испытывала огромную любовь», «чтобы быть еще сильнее любимой», «любовный жар», «он любил ее прекрасно и с великом жаром», «великая и прекрасная любовь, которую она питает к Анселину» - таковы ее типичные высказывания. Вспоминая о пережитом, эта женщина по-прежнему пребывала в том эмоциональном состоянии, что и тогда, когда ее возлюбленный был еще жив и она надеялась вернуть его. Именно поэтому, как представляется, она полностью отрицала свою вину в его смерти, даже после четырех сеансов пыток. Марион, собственно, вообще не интересовалась настоящим - ситуация, которую Ролан Барт описывает как враждебное отношение к реальности32. Ее речь в суде можно представить как вариант молчания. Это была речь-вызов, речь, противопоставленная формальному признанию, которое ожидали услышать от нее судьи.

Примером речи как молчания служит и поведение Флорана де Сен-Ло. Отказавшись давать показания, он, тем не менее, рассказал в тюрьме историю своей любви к Маргерит, сознательно заменив ею признание в совершении многочисленных краж. Как мне кажется, именно эта особенность поведения двух заключенных Шатле подтолкнула Алома Кашмаре к столь тщательной фиксации их воспоминаний - в качестве примера того, с чем могли столкнуться его коллеги

в зале суда.

***

Отличаясь по форме, воспоминания Флорана и Марион также разнились и по содержанию, хотя, казалось бы, были посвящены одной и той же теме любви.

31   Ibidem. P. 10. См. также: MauxionM. Op.cit. P. 9,12.

32                Барт Р. Ук. соч. С. 131-138.

Насколько можно судить по дошедшим до нас документам, женщины в XIV-XV вв., как, наверное, и в любую другую эпоху, были вовсе непрочь поговорить о своих чувствах. Иногда они обсуждали их даже охотнее и откровеннее, чем мужчины. Чего стоит, например, заявление, сделанное некоей молодой особой 12-ти лет во время слушания дела о ее замужестве в 1405 г. Через своих представителей она сообщила судьям, что никто другой, кроме ее дружка по имени Гоше ей не нужен, поскольку он - «мужчина, которого она любит, и в голом виде он ей нравится больше, чем тот, кого выбрал ей дядя»33 . В другом деле за тот же 1405 г. упоминалась некая Жанна, которая рассказывала всем, что ее возлюбленный Рено - «самый милый, самый красивый и самый обходительный из всех, кого она знает» и что «она отдала ему свое сердце и охотно получила бы в мужья его и никого другого»34.

Любовные признания этих женщин и Марион ла Друатюрьер очень похожи. Но есть одно существенное различие: они говорили о браке с любимым мужчиной - она же была согласна на положение любовницы, на продолжение незаконных отношений с человеком, женатым на другой. Слова «замужество», «семья», «муж», «жена» отсутствовали в ее показаниях (во всяком случае, применительно к себе самой). И это шло в разрез с общепринятой моралью.

В приведенных примерах также обращают на себя внимание достаточно откровенные разговоры женщин с посторонними об их сексуальных отношениях с партнерами. Марион также о них упоминала35. Однако трудно понять, насколько адекватно воспринимались столь интимные подробности в мужском по существу обществе средневековья. Размышляя над этой проблемой, Клод Говар склонна предположить, что такие разговоры не слишком прельщали мужчин. Между собой они могли «посплетничать» о каких-то скандальных ситуациях, но обсуждать их с женщинами считалось, видимо, неприличным36 . Даже намек на возможную близость,   сделанный   женой   собственному   мужу   публично,   не   вызывал   у

33  X 2a 14, f. 250 (mai 1405): "… que estoit homme que plus elle aimoit et l'avoit plus chier tout nu que celui que son oncle lui reservoit".

34 X 2a 14, f. 241v-245 (mars 1405): "… estoit le plus doulx, le plus bel et le mieulx parlant que onques elle n'avoit vu et qu'elle voit le cuer a lui plus volontiers en mariage que nul autre". Это дело опубликовано: Le Roux de Lincy. Tentative de rapt commise par Regnaut d'Azincourt sur une epiciere de la rue Saint-Denis en 1405 // BEC. 1846. 2e serie.№3. Р. 316-333.

35  RCh, I, 331: "…ainsi comme elle et sondit ami Ainsselin se jouoyent ensamble"; RCh, I, 338: "…quant elle vouloit baisier, acoler ou soy esbatre, par aucune avanture, avec sondit ami".

36 Gauvard С Paroles de femmes: le temoignage de la grande criminalite pendant le regne de Charles VI // La femme au Moyen Age / Sous la dir. de M.Rouche. Maubeuge, 1990. P. 327-340, здесь Р. 335-337.

последнего никакого восторга. Так, например, случилось с женой Жана Ламбера, которая, будучи в гостях, «начала похлопывать его по щекам, говоря, чтобы следующей ночью он три раза устроил ей медовый месяц»37. На что разгневанный супруг ответствовал, что «не подобает достойной женщине так говорить в чужом доме» 38, и дело кончилось потасовкой, повлекшей за собой смерть излишне разговорчивой супруги39. С точки зрения Жана Ламбера и, по-видимому, многих его современников, любовные утехи представляли собой дело интимное, семейное, не предназначенное для обсуждения за пределами дома. Они не входили в сферу публичных интересов.  Марион ла Друатюрьер своим поведением и  словами

40

нарушала этот запрет40  .

В отличие от нее, рассказ Флорана был не более чем иллюстрацией нормы, правильных отношений с партнером: ведь он собирался жениться на Маргерит и даже обручился с ней, повторив при этом те жесты, которые обычно использовались при заключении церковного брака (в частности, соединение правых рук)41. (Ил. 1) И все же его история выглядела исключительной на фоне обычных для средневековья мужских разговоров о любви.

Если довериться в этом вопросе «Регистру Шатле», то станет ясно, что крепкие связи между мужчиной и женщиной, а тем более желание заключить настоящий брак, были редкостью в том социальном кругу, к которому принадлежал Флоран. Но еще большей редкостью был откровенный рассказ мужчины о его семейной жизни. Как отмечает Клод Говар, подобная открытость в

37 Ibidem. P. 336: "…commenca a frapper sondit mary des paulmes parmi les joes en lui disant qu'il lui feroit la nuyt trois fois les noces".

38  Ibidem: " ….. ce n'est pas dist de preude femme de ainsi parler en autruy hostel".

39   Это обстоятельство и послужило поводом для обвинения Жана Ламбера в убийстве и вынесения ему смертного приговора. Казни он смог избежать, подав письмо о помиловании, из которого мы и узнаем о мотивах, подвигших его на избиение собственной жены.

40      Как отмечает итальянская исследовательница Нора Галли де Паратези, разговоры женщин о своей интимной жизни, подтверждающие их сексуальность, указывают на их независимое положение в обществе, на осознание ими своего превосходства над мужчинами. Причем стилистические и лексические особенности такого дискурса заимствуются как раз у мужчин. Сексуальный акт понимается здесь как агрессия, женщина, говоря о сексе, чувствует себя субъектом, а не объектом отношений. Однако, именно эта лексика до самого последнего времени (вплоть до XX в.) являлась строго табуированной для женщин. Соответственно, ее использование в более ранние эпохи воспринималось как отклонение от нормы (De'Paratesi Galli N. Les mots tabous et la femme // Parlers masculins, parlers feminins? P. 65-77, здесь Р. 70-71).

41  Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М., 1991. С. 82. На самом деле Флоран, обручаясь с Маргерит, повторил все жесты и слова, необходимые для заключения так называемого «внецерковного» брака. Т.о. эти двое уже могли считаться мужем и женой: Olivier-Martin F. Histoire du droit francais des origines a la Revolution., P., 1992. P. 269. О средневековой традиции «свободных» браков: Бессмертный Ю.Л. Ук. соч. С. 30-31,35-36,78-79, 81-82, 146, 149.

XIV-XV вв. была, скорее, исключением из правил42. Мужской любовный дискурс мог касаться скандала, насилия, похищения, адюльтера, даже инцеста - т.е. того, что само по себе не являлось нормой43. Так, в одном деле за 1405 г. дословно передавался разговор некоего Тома с Марион, вдовой его лучшего друга Жана Булиньи. Тома подозревал, что его знакомая ждет ребенка от собственного свекра, что давало ему повод обвинить их в инцесте. Интересно, что подробности истории он, нимало не смущаясь, попытался узнать у самой Марион: «[спросил ее], правда ли то, что она беременна от Пьера де Булиньи, отца умершего Жана Булиньи, ее супруга, [потому что] он хочет знать, не от него ли она забеременела» 44.

Однако частная жизнь собеседников никогда не становилась предметом разговора, не обсуждалась публично. Показать свою сентиментальность значило проявить слабость. Приревновать значило признать, что тебя обманывают. Флоран же не делал из своих чувств тайны, и этим сильно отличался от большинства своих современников.

Возможно, что особенности его дискурса, так же, как и особенности рассказа Марион ла Друатюрьер, привлекли внимание Алома Кашмаре в неменьшей степени, чем вызывающее поведение этих двоих в зале суда. Их желания и устремления, их речь - столь непохожие друг на друга - шли вразрез с принятыми в средневековом обществе нормами. Выбирая наиболее интересные дела из своей практики, Кашмаре мог сохранить рассказанные ими истории любви в качестве иллюстрации странных, а порой и вовсе ненормальных, с точки зрения окружающих, нравов некоторых заключенных.

Что касается самих Флорана и Марион, думается, что их воспоминания позволили нам до некоторой степени проникнуть в мир чувств реально существовавших людей прошлого, узнать - пусть даже в несколько искаженном виде - как они понимали любовь и как могли рассказать о ней.

42 Gauvard C. Op. cit. P. 334-336.

43   Та же ситуация характерна для многих средневековых литературных произведений: Regnier-Bohler D. Voix litteraires, voix mystiques // Histoire des femmes en Occident / Sous la dir. de G.Duby. P., 1990. T. 2. P. 443- 500, здесь Р. 464-468.

44 Ibidem. P. 334: "…se il estoy vray qu'elle feust grosse de Pierre de Bouligny, pere dudit feu Jehan Bouligny son тагу et qu'il voudroit bien savoir se elle en estoit grosse".

Глава 3 "Ведьма" и ее адвокат

Читатель, возможно, уже обратил внимание на одно любопытное обстоятельство: все заключенные Шатле, чьи дела собрал и сохранил для нас Алом Кашмаре, защищали себя в суде сами. Оказавшись в тюрьме по обвинению в уголовном преступлении, они могли рассчитывать только на себя - на свою смелость, выносливость и, не в последнюю очередь, на свое красноречие. Их процессы роднит полное отсутствие профессиональной защиты1.

То, что ни один из героев Кашмаре не имел адвоката, объясняется несколькими причинами. Прежде всего тем, что сам институт адвокатуры во Франции конца XIV в. еще только складывался. Адвокатов было немного, а в провинциальных судах они и вовсе отсутствовали. Естественно, что их услуги стоили дорого, и мало кто из заключенных Шатле был в состоянии их оплатить2 . А те, кто мог, предпочитали прибегать к давно известным и проверенным способам: заступничеству высокопоставленных друзей, королевским письмам о помиловании.

И все-таки исключения случались. Об одном из них я и хочу теперь рассказать.

***

Дело Маргарет Сабиа, а именно так звали мою новую героиню, - самый ранний из известных мне ведовских процессов, имевших место в Северной Франции, где речь шла не о «бытовом» колдовстве, но о настоящем «заговоре» ведьм, о существовании их особой «секты» 3. Это было единственное подобное дело, переданное в XIV в. из ведения местного суда в Парижский парламент. Единственное, в рассмотрении которого принял участие адвокат. И единственное, по которому был вынесен оправдательный приговор.

1 На это обстоятельство исследователи обращают особое внимание: Bongert Y. Cour d'histoire du droit penal. Le droit penal francais de la fin du XVme siecle a l'ordonnance criminelle de 1670. P., 1972-1973. P. 128-129.

2 Вопрос о возникновении и складывании корпорации адвокатов в средневековой Франции и о их роли в уголовном судопроизводстве остается сравнительно мало изученным. Некоторые общие замечания о положении адвокатов в уголовном суде XIV в. см.: Delachenal R. Histoire des avocats au Parlement de Paris, 1300-1600. P., 1885; KarpikL. Les avocats. Entre l'Etat, le public et le marche (XIIIe-XXe siecles). P., 1995. Р. 29- 58.

3 X 2a 6, f. 153vB-157A (9 avril 1353/1354). F. 154: "… super quibusdam imaginibus cereis falsis et nonnullis aliis sortilegus".

1

2

Кем была эта женщина, сумевшая обратить на себя внимание столичных судей? Что она предприняла, чтобы добиться перевода своего дела в Париж? Как вела себя в суде, чтобы выиграть уголовный процесс, который почти невозможно

было выиграть? Вот что прежде всего заинтересовало меня в этой истории.

***

Приговор по уголовному делу Маргарет Сабиа датирован 9 апреля 1354 г. Трудно сказать, сколько ей было лет в то время, поскольку возраст обвиняемых в протоколах Парижского парламента не указывался. Однако, учитывая, что она успела овдоветь и вырастить двух сыновей, я склонна предположить, что ей было лет 40-45 4.

Судя по материалам дела, Маргарет была весьма состоятельной особой. Проживала она в Монферране, в собственном доме5, оставшемся ей после кончины мужа, Гийома Сабиа. У нее имелась служанка Алиса, супруга некоего Жана по прозвищу Голова. Интересно, что в регистре парламента Алиса была названа родной сестрой (soror) Маргарет, хотя и не объяснялось, почему одна сестра находилась в услужении у другой. Мне представляется, что речь могла идти о т.н. «спутниках» семейной пары, т.е. о достаточно распространенной в XIV-XV вв. форме совместного проживания, когда состоятельные семьи брали к себе в дом бедных или немощных родственников в обмен на определенные услуги или имущество6. В этом случае муж Алисы также должен был проживать вместе с Маргарет.

Из материалов дела мы знаем, что у нашей героини было два сына: старший Гийон (названный так, очевидно, в честь отца) и младший Жан. Жили они оба, по всей видимости, отдельно от матери. Из близких Маргарет людей следует назвать двух ее подруг - Маргарет де Дё Винь и Гийометт Гергуа - поскольку обе они

4 Ю.Л.Бессмертный отмечал, что в XIV-XV вв. возраст, в котором женщина вступала в первый брак, во Франции равнялся обычно 15-21 годам. Мужчина же считался взрослым и способным завести собственную семью к 25 годам (Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в средние века. С. 158-159). Эти расчеты подтверждаются, в частности, письмом о помиловании 1399 г., выданным некоей Жанетт де Шомон, жительнице Периго, вышедшей замуж за английского экюйе по настоянию отца, который лишился всех своих сбережений и надеялся таким образом поправить свои дела: «…упомянутая Жанетт и ее сестра, которые тогда были девушками на выданье (filles a marier) и которым исполнилось примерно 15 или 20 лет (de l'aage de quinze a vint ans ou environ)» (Douet d'Arcq L. Choix de pieces inedites relatives au regne de Charles VI. P., 1964. 2 vols. T. 1. P. 154-156).

5 В деле упоминается и другое «имущество» обвиняемой, которое было на время процесса конфисковано в пользу короля ("omnia bona sua in manu nostra saisivi") и подверглось, по мнению Маргарет, разграблению представителями короля.

6 Strobino S. Francoise sauvee des flammes? Une Valaisanne accusee de sorcellerie au XVe siecle. Lausanne, 1996. Р. 97.

3

имеют непосредственное отношение к нашей истории, а также местного священника, члена ордена миноритов, брата Пьера Манассери, с которым, судя по всему, Маргарет поддерживала самые тесные отношения.

А еще у Маргарет Сабиа был брат - Гийом Мазцери де Без, также проживавший в Монферране и имевший трех дочерей. В интересующее нас время все они уже были замужем, причем их мужья также находились друг с другом в близких родственных отношениях. Это были родные братья Жан и Жак де Рошфор и их кузен Оливье Мальнери. Чем занимались все трое и на что жили, мы не знаем. Единственное, что известно - Оливье был «важным и могущественным судьей» и побывал на службе у «многих магнатов, баронов и [прочих] знатных лиц»7. Именно это обстоятельство, как мне представляется, и сыграло решающую роль в судьбе Маргарет Сабиа.

***

История бедствий нашей героини началась со смертью Гийома Мазцери, оставившего сестре часть своего имущества. Мы не знаем, что именно получила Маргарет (были ли это деньги, или дом, или, к примеру, посуда и постельное белье), но ее «племянникам» (как они сами называли себя) Жану, Жаку и Оливье такой поворот дела решительно не понравился. Неизвестно, сколько времени прошло с момента оглашения последней воли покойного, но добиваться справедливости братья решили через суд.

Однако - и это первое, что вызывает удивление - они подали иск не в гражданский суд (где должны были решаться споры о наследстве), а в уголовный (такими вопросами не занимавшийся). Почему был сделан такой выбор? Почему братья сразу отказались от гражданского процесса? И почему уголовный суд принял их иск к рассмотрению?

***

Если верить довольно туманным и часто противоречивым французским кутюмам, оспорить волю умершего его наследники могли в следующих случаях. Во-первых, если отсутствовало завещание, а пожелание о разделе имущества было

7 X 2a 6, f. 154: "Olivery qui ducens et potens ac Judex et officiarius plurum magnatum tam baronum et nobilium qualiarum illarum pertium". Правда, о сфере его деятельности мы узнаем со слов самой Маргарет, которую трудно заподозрить в непредвзятом отношении: пытаясь всячески склонить парижских судей на свою сторону, она, возможно, несколько преувеличивала могущество своего главного противника и его роль в собственной незавидной судьбе.

4

высказано устно. Во-вторых, если завещатель не получил согласия семьи на свои распоряжения. В-третьих, если собственность, которую он пытался завещать, была им самим унаследована (такое имущество, в отличие от благоприобретенного, свободно завещать запрещалось)8.

Однако, если завещание все-таки имелось или же наследуемое имущество считалось общим (например, совместно нажитым Гийомом Мазцери и его сестрой или ее мужем, Гийомом Сабиа), то прочим родственникам было не на что рассчитывать. Вероятно (хотя это всего лишь мое предположение), именно так и обстояло дело в данном случае. Оливье Мальнери, будучи человеком сведущим в вопросах права, понимал, что, подав иск в гражданский суд, он с кузенами не выиграет процесс, а только зря потратит деньги и время.

Из этой ситуации Оливье нашел, пожалуй, единственный возможный для себя выход. Он обвинил Маргарет в воровстве, пытаясь представить дело так, будто она не просто забрала из дома Гийома Мазцери законно унаследованное имущество, но украла вещи, ей не принадлежавшие. В середине XIV в. воровство, наравне с убийством, уже считалось тяжким уголовным преступлением, за которое полагалась смертная казнь 9 . В лучшем случае (если кража признавалась единственной и вещи добровольно возвращались владельцу), преступника ждало изгнание из родного города10. Его собственное имущество при этом отходило в королевскую казну11. Решив обратиться в уголовный суд, Оливье рассчитывал добиться конфискации имущества Маргарет, при которой «потерпевшим», в соответствии с законом, вернули бы «украденные» у них вещи.

Однако - и это второе, что вызывает удивление в деле Маргарет Сабиа, - Оливье Мальнери составил очень странный документ. Он объединил в одном иске два совершенно различных обвинения — в воровстве и в колдовстве - указав, что

8 Olivier-Martin F. Histoire du droit francais. P. 271-273,649.

9 Подробнее см. ниже, главу «Выбор Соломона».

10 Так, например, поступили в 1389 г. с некоей Жилет Ла Ларж, служанкой, обвиненной ее хозяином в краже серебряных ложек. Она призналась в содеянном и вернула ложки, а потому, учитывая единичный характер преступления, молодость и бедность обвиняемой, ее приговорили к позорному столбу, отрезанию правого уха и изгнанию из Парижа и его окрестностей: "Tous lesquelz, attendu ce que contre elle l’en n'a aucune informacion ou accusacion d'aucuns autres cas, et que c'est le premier larrecin par elle commis…veu l'aage et povrete d'icelle prisonniere, et que partie c'est tenue pour contente; delibererent et furent d'oppinion que elle feust menee ou pillory, tournee illec, l'oreille destre coppee, et, en apres, banye de la ville de Paris et dix lieux environ a tousjours…". -RCh, I, 309-310.

11 RCh, I, 35: "…des biens dudit feu Guillaume, une bouteille de spartille de cuir, un gros anneau a sassir et une verge, avecque un cheval bay, qui a este vendu au prouffit du roy la somme de …, a Jehan, marchant poulailler". Правда, обычно у воров не было никакого имущества, достойного конфискации, о чем судьи не забывали сообщить в протоколе. См., например, RCh, I,41: "Et n'avoit nuls biens".

«тетка» не только обокрала его семью, но и пыталась навести на него порчу, чтобы ей не пришлось возвращать украденное.

Почему Оливье не захотел ограничиться одним обвинением в совершении кражи? Зачем ему понадобилось дополнительно обвинять Маргарет в колдовстве? Какое отношение могло иметь это обвинение к спору о наследстве? Ответы на эти

вопросы оказалось получить очень непросто.

***

С материальной точки зрения, уголовный процесс по делу о колдовстве был крайне невыгоден Оливье и его братьям. В случае признания Маргарет ведьмой все ее имущество окончательно и бесповоротно отходило в королевскую казну, и родственники ничего не получали бы.

О конфискации имущества человека, осужденного за колдовство, в пользу короля речь идет, например, в деле Гуго Оливье из Милло (Millau), рассмотренном в Руэрге (Rouergue) около 1320 г. После казни «колдуна» его сыновья - Гуго, Бернар и Дюран - обратились в Парижский парламент с апелляцией, прося вернуть им имущество отца, поскольку Милло, по их мнению, подпадал под действие писанного права, по которому имущество приговоренных к смертной казни не

11

подлежало конфискации12 . Их апелляция была отклонена. Однако через несколько месяцев братья подали новую апелляцию в парламент. На этот раз они пытались доказать, что их отец был обвинен несправедливо, т.к. признался в своих предполагаемых преступлениях под пыткой. Парламент приказал сенешалю пересмотреть дело, начатое его предшественником13 . К сожалению, мне не известен конец этой истории. Но если бы Гуго Оливье был признан невиновным, его дети действительно должны были получить свое наследство.

О том, что имущество все же иногда возвращалось к своим владельцам или к их наследникам, свидетельствует дело, рассмотренное королевской курией в 1371г. В колдовстве обвинялась некая Жанна Эритьер. Под пыткой она призналась в том, что соблазнила женатого мужчину, наведя на него порчу. Жанна была изгнана, а ее

12 X 1a 5, f. 40v (21 juin 1320): "…pro eo quod Amiliavum est comitatus per se districtus et separatus a quodlibet alio comitatu et regitur jure scripto ut dicebant. Et licet in senescalliis Tholose, Carcassone et Ruthenensi de consuetudine habeatur quod qui amittit corpus ex quacumque causa amittit et bona in comitatu tamen predicto dicta consuetudo non vendicabat sibi locum preterquam in casibus a jure exceptis cum ut supra dictum est comitatus predictus jure scripto regatur".

13 X 2a 3, f. 74v (12 octobre 1320).

6

имущество конфисковано. Однако, спустя четыре года молодая женщина подала письмо о помиловании, и ее имущество было ей возвращено14.

Что на самом деле послужило причиной обвинения Маргарет Сабиа в колдовстве, мы можем лишь предполагать. Возможно, ее «племянники» руководствовались не столько материальными, сколько личными мотивами - ими могла двигать зависть или ненависть к этой самостоятельной, независимой и - главное - богатой женщине15.

***

Судя по материалам других ведовских процессов, неправедно обретенное богатство часто становилось причиной обвинения того или иного человека в колдовстве. Связь с нечистой силой весьма способствовала, по мнению окружающих, получению денег и могущества, изменению социального статуса16.

Только ради удачного замужества и последующего обогащения некая Жанетт де Лопиталь, парижская белошвейка, обратилась в 1382 г. за помощью к знакомому еврею по имени Бонжур (Bonjour), и тот снабдил ее «чем-то, завернутым в шелковую материю, но что это такое, она не видела», «и сказал ей, чтобы она держала эту вещь на животе, когда будет целовать того мужчину»17.

В 1401 г. некий Эбер Гарро был заподозрен в воровстве, арестован людьми герцога Алансонского и приговорен к смертной казни. Эбер подал апелляцию в Парижский парламент, где при слушании дела противники обвинили его в том, что

14 X 1a 23, f. 95v-96v (21 juillet 1373). Письмо о помиловании сохранилось в материалах гражданского суда Парижского парламента.

15 Как показывает анализ, проведенный Мартином Остореро на материале ранних ведовских процессов в Вевё, основными причинами, по которым женщина могла оказаться маргиналом и, как следствие, превратиться в «ведьму» в глазах окружающих были: ее экономическое положение (достаток); социальное положение (прежде всего, вдовство и нежелание повторно выходить замуж); морально-нравственный облик (проституция или сожительство вне брака) (Ostorero M. "Folatrer avec les demons". Sabbat et chasse aux sorciers a Vevey (1448). Lausanne, 1995. P. 114-116). О вдовах, «предрасположенных» к занятиям колдовством см.: Opitz C. Emanzipiert oder marginalisiert? Witwen in der Gesellschaft des spaten Mittelalters // Auf der Suche nach der Frau im Mittelalter / Hrsg. von B.Lundt. Munchen, 1991. S. 25- 48.

16 Gauvard C. Paris, le Parlement et la sorcellerie au milieu du XVe siecle // Finances, pouvoirs et memoire. Melanges offerts a Jean Favier. P., 1999. P. 85-111, здесь P. 94-95. См. также: Merindol C. de. Jacques Coeur et l'alchimie // Micrologus. Natura, scienze e societa medievali. 1995. T. 3: Le crisi dell’alchimia. P. 263-278.

17 JJ 120, f. 57v-58, № 102 (1382): "…ledit juif lui bailla un po de chose enveloppe et cousu en cendal sanz ce qu'elle veist…. et lui dist qu'elle le portast sur elle a l'endroit de son ventre quant elle auroit acole ledit homme". Письмо частично опубликовано: Douet d'Arcq L. Op. cit. T. 2. P. 225-227. Приворотное зелье, правда, не помогло, поскольку молодой человек женился на другой, а бедная Жанетт оказалась в тюрьме по обвинению в колдовстве.

7

он «продался дьяволу Сатане, которого называет своим господином и… рассказывает, что с тех пор, как продался этому Сатане, он ужасно разбогател»18.

В 1413 г. молодой человек по имени Жан Перро, сумасшедший (homme ydiot), проживавший в окрестностях Сен-Пурсена, поведал в суде удивительную историю. На протяжении довольно длительного времени по ночам ему якобы являлась «некая персона, похожая на женщину», которая заставляла его выходить с ней во двор и раздеваться догола в обмен на обещание «сделать его самым богатым в королевстве». По ее просьбе он расстилал свою одежду на земле, куда, как ему казалось, «она насыпала золото и серебро, — так много, что он не мог его унести». Жан хвастал перед соседями неожиданно свалившимся на него богатством и даже носил показывать свои деньги на монетный двор Сен-Пурсена (чтобы убедиться в том, что они настоящие?). Однако, дело кончилось тем, что бедный идиот был обвинен в краже, что и послужило поводом для подробного рассказа о странном происшествии19.

Топос богатства, нажитого незаконным образом, был не менее распространен в XIV-XV вв. и в соседних частях средневековой Европы, например на берегах Женевского озера и в Дофине20. Здесь его получение напрямую связывалось с вмешательством Дьявола.

И хотя приведенные выше дела рассматривались судами несколько позже, нежели дело Маргарет Сабиа, вряд ли стоит сомневаться в том, что и в середине XIV в. топос неправедно нажитого богатства присутствовал в сознании людей. Достаточно вспомнить, насколько активно он использовался на процессе тамплиеров 1307-1314 гг. Обвинения, выдвинутые тогда против членов ордена,

18 X 2a 14, f. 32-32v (juillet 1401): "…que Hebert s'estoit donne au deable Sathan lequel il appelloit son maistre…et si disoit ledit Hebert que depuis qu'il s'estoit donne audit Sathan il s'estoit fort enrichi".

19 JJ 167, f. 423-423v, № 287 (1413): "…lui estant en son lit couchie une certaine personne se feust apparue a lui en lui semblant estre une femme… ","… laquelle lui dist qu'elle le feroit riche homme et qu'il se despoillast ce qu'il fist pour ce qu'elle lui dist qu'elle le feroit le plus riche homme du royaume…", "…il lui sembla qu'elle lui gettoit or et argent dessus icelle robe et avec ce lui sembloit qu'il en avoit plus qu'il n'en porroit porter". Возможно, в данном случае мы имеем дело с самым первым на французском материале более или менее подробным описанием того, что впоследствии назовут «договором с Дьяволом». Один из наиболее ярких рассказов о попытках его заключения содержится в материалах дела Жиля де Ре (1440 г.), якобы желавшего с помощью такого договора приобрести «власть, могущество и богатство» (Bataille G. Proces de Gilles de Rais. P., 1972. P. 246, 249,266). О нем см. ниже, главу «Сказка о Синей Бороде».

20 Ostorero M. Op. cit. P. 216-218, 251; Maier E. Trente ans avec le diable. Une nouvelle chasse aux sorciers sur la Riviera lemanique (1477-1484). Lausanne, 1996. P. 61-69, 73-86, 89-101; Pfister L. L'enfer sur terre. Sorcellerie a Dommartin (1498). Lausanne, 1997. P. 85-105; Paravy P. De la chretiente romaine a la reforme en Dauphine. Rome, 1993. 2 vols. T. 2. P. 785-788.

8

были чрезвычайно близки обвинениям, ставшим затем типичными для ведовских процессов21.

Материальное положение Маргарет и до получения наследства могло вызывать зависть «племянников». Тем не менее, возможное использование топоса неправедно нажитого богатства в ее деле, на первый взгляд, совершенно не согласуется с обвинением ее в воровстве, которое и само по себе могло считаться (незаконным) источником богатства. Единственное, более или менее правдоподобное объяснение такого странного иска кроется, на мой взгляд, в следующем.

Оливье Мальнери - главный противник Маргарет - сам был судьей. Возможно, что он выдвинул против нее двойное обвинение для того, чтобы, в случае удачного исхода дела, добиться для своей «тетки» двойного наказания. Доказав, что она - воровка, он получил бы причитавшееся ему по закону «украденное» имущество, но, возможно, не смог бы добиться для нее смертного приговора. Доказав, что Маргарет ведьма, он послал бы ее на костер и лишил бы ее семью (прежде всего, ее сыновей) всего остального имущества.

Желанием навсегда избавиться от ненавистной родственницы, но при этом «вернуть» себе и своим двоюродным братьям наследство Гийома Мазцери, объясняется, в частности, то, что Оливье постоянно твердил о «краже», когда его допрашивали в суде. В своей речи в Парижском парламенте он настаивал на том, чтобы имущество было возвращено даже не ему и его кузенам, но дочерям покойного Гийома, от имени которых и выступали их заботливые супруги.

Тем не менее, основное внимание в материалах дела было уделено все-таки наведению порчи. Соединение в одном иске обвинения в воровстве со столь редким в середине XIV в. обвинением в колдовстве было, по всей видимости, в

новинку как для местных, так и для столичных судей.

***

В чем же конкретно обвинял Оливье Маргарет?

По его мнению, Маргарет, не желая отдавать «племянникам» украденное ею имущество Гийома Мазцери, воспылала к ним такой «смертельной ненавистью»22, что решила их убить. Она обратилась за помощью к своим подругам, Маргарет де

21 Подробнее см.: БарберМ. Процесс тамплиеров. М., 1998. С. 296-320.

22 X2a 6, f. 153v: "… inimicitiamortali".

9

Дё Винь и Гийометт Гергуа, а также к своей сестре и служанке Алисе, и вместе они изготовили восковую «фигурку» Оливье и окрестили ее в местной церкви23. Сразу после этого Оливье почувствовал слабость и ужасные боли во всем теле, длившиеся так долго, что он уже приготовился к смерти. Спасло его лишь то, что подруги и служанка Маргарет были арестованы по подозрению в колдовстве и совершенно добровольно - после применения к ним пыток24 - признались в наведении порчи на ее «племянника». Оливье поправился и тут же подал на Маргарет в суд.

На первый взгляд, колдовство описывается здесь самым обычным для Франции XIV-XV вв. образом. Судя по дошедшим до нас судебным протоколам и письмам о помиловании, наведение порчи с использованием восковых «фигурок» было в делах о колдовстве одним из самых распространенных в то время обвинений, наряду с любовной магией (изготовлением и продажей талисманов,

rye

приворотных зелий, составлением заклятий) и ворожбой25 . Предполагалось, что ведьмы протыкают «фигурки» иголками, от чего жертва испытывает нестерпимые муки и даже может умереть. «Фигурки» считались особенно действенными, если их крестили в церкви26 .

Так, в 1308 г. некая Маргарит из Бельвилетта, по прозвищу Повитуха, изготовила по просьбе епископа Гишара «фигурку» Жанны Наваррской, супруги короля Филиппа IV, вместе со своими сообщниками окрестила ее и, проделав над «двойником» королевы соответствующие манипуляции, добилась ее смерти27.

23 Ibidem, f. 156: "…ymaginempredictamfaciendi etbaptisandi".

24 Ibidem, f. 154: "… vi ac metu questionumet tormentorum".

25 Braun P. La sorcellerie dans les lettres de remission du Tresor des chartes // 102eCongres national des societes savantes, Limoges, 1977. Section de philologie et d'histoire jusqu'a 1610. P., 1979. T. 2. P. 257-278; SchmittJ.-C. Les "superstitions" // Histoire de la France religieuse / Sous la dir. de J. Le Goff et R.Remond. P., 1988. T. 1. P. 419-550, здесь Р. 518,542.

26 Крещение «фигурок» в церкви — одна из характерных черт ранних ведовских процессов во Франции. К концу XIV в. появляются также дела, где упоминается использование молитв: для наведения и снятия порчи, в любовных приворотах, а также для вызова нечистых сил. В «Уголовном регистре Шатле» в деле Марго де ла Барр за 1390 г. приводятся некоторые из них: «Дьявол, я заклинаю тебя, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, явиться ко мне сюда» (Ennemi, je te conjure, ou nom du Pere, du Fil et du Saint Esperit, que tu viengnes a moy ycy); «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, дьявол, явись сюда» (Ou nom du Pere, et du Fil, et du Saint- Esperit, deables, viens ycy). - RCh, I, P. 327-363, здесь P. 355, 356.

27 Confessions et jugements. P. 29-32. P. 31: "Item ceste femme et un heremite et une autre fame firent un volt, a la requeste a l'evesque Guichart, pour la roynne Jehanne. Et cilz heremites et ceste femme et l'autre femme qui avoit non Perrote la Baille de Poissy, et I jacobin le baptiza…. Et toutes voies elle ne seut que ce feust la roynne Jehanne jusques a XV jours apres le volt fait, que li heremites li dist que ce estoit pour la roynne Jehanne". Дело Гишара, епископа Труа и советника Филиппа IV, подозревавшегося в отравлении королевы, было в 1311г. передано папе в Авиньон. Очевидно, его вина так и не была доказана, поскольку он был освобожден из-под ареста и прожил до 1317 г. Маргарит была арестована в том же 1308 г., однако, как показывает ее дело, сохранившееся в регистре Парижского парламента, все еще содержалась в тюрьме в 1319 г. 29 сентября

 

В том же, 1319 г., когда в Парижском парламенте уже не в первый раз слушалось дело Маргарит, другая «ведьма», Жанна из Ланьи, была обвинена в наведении порчи на Шарля, графа де Валуа28.

В 1326 г. были арестованы несколько жителей Тулузы, а также Пьер де Виа, сеньор Вильмюра и племянник папы Иоанна XXII. Их подозревали в заговоре против самого короля: они якобы собирались довести Карла IV до смерти при помощи его «фигурки»29.

В 1382 г. некая Жаннетт Гэнь, женщина решительная и свободолюбивая, захотела навсегда избавиться от собственного мужа, Гийома Кюсса, по прозвищу Капитан, поскольку последний уделял ей слишком мало времени30 . Она пыталась подмешивать ему в еду толченое стекло и мышьяк31, но это не помогало. Тогда она обратилась за помощью к своей приятельнице Арзен (Arzene), и та свела ее с местной ведьмой, Жанной по прозвищу Избавительница (Sauverelle). Последняя посоветовала изготовить «человеческую фигурку» из воска, что и было проделано32 . «Фигурку» отнесли домой к Жанетт Гэнь и спрятали под кроватью ее мужа, который, впрочем, не думал умирать и «чувствовал себя даже лучше, чем прежде»33. Жанетт была крайне раздосадована и жаловалась Арзен, что потратила на ведьму слишком много средств - «два франка и золотое кольцо»34. Тогда Жанна-Избавительница попросила принести ей рубашку Жанетт, прокипятила ее и велела поить той водой Гийома Кюсса. Однако, последний по-прежнему чувствовал себя отлично. Чем бы все это для него закончилось, неизвестно, поскольку Жаннетт была арестована. От смерти ее спасло лишь то обстоятельство, что она была

1319 г. материалы ее дела были также направлены папе в Авиньон, откуда 6 февраля 1320 г. пришло подтверждение об их получении. Дальнейшая судьба Маргарит нам не известна. Подробнее см.: Rigault A. Le proces de Guichard, eveque de Troyes. P., 1896; Mollat G. Guichard de Troyes et les revelations de la sorciere de Bourdenay // MA. 1908. nov.-dec. P. 310-316.

28 JJ 59, f. 8v, № 20 (1319). Пьер Браун полагает, что отравление графа де Валуа было спланировано Ангерраном де Мариньи, великим камергером Франции при Филиппе IV, чье высокое положение и огромное состояние привели к тому, что в 1315 г. он сам был обвинен в колдовстве и повешен на Монфоконе. Вероятно, именно по его поручению должна была действовать Жанна (Braun P. Op. сit. P. 260). О процессе Мариньи см.: Фавье Ж. Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого. СПб., 2003. С. 294-302.

29 JJ 64, f.117, №207 (1326).

30 Л 120, f. 85-85v, № 170 (1382): "ladicte Jehannette, femme dudit Capitaine, s'estoit plainte a ley de ce que ledit Capitaine, son mary, lui donnoit si mal temps…". Письмо о помиловании Жанетт частично опубликовано: Douet-d'Arcq L. Op. cit. T. 2. P. 182-184.

31 Ibidem: "…. elle lui avoit donne du rialgal et du verre moulu, et mourir ne se puet….".

32 Ibidem:" ….. un quarteron de cire, duquel elles furent un veu a la fourme d'un homme".

33 Ibidem: "….. il estoit en meilleur point que par avant….".

34 Ibidem: "Et avoit dit a ladicte Arzene qu'elle lui avoit donne II francs et un annel d'or pour cette cause".

10

11

«молода и красива»35 и не принимала непосредственного участия в изготовлении «фигурки»36.

В письме о помиловании 1395 г., выданном некоему Жану Жермену, мельком упоминается священник Этьен Мерсерон, крестивший «восковую фигурку», при помощи которой был убит сир де ла Муанардьер37.

Наконец, к 1459 г. относится знаменитое дело мэтра Пьера Миньона, фальшивомонетчика и изготовителя поддельной королевской печати. Производство восковых, металлических и смоляных «фигурок» было поставлено им на поток: в своем прошении о помиловании он даже не смог назвать их точное количество, припомнив только пять случаев их использования по назначению. Четыре «фигурки» предназначались для «обычного» наведения порчи, пятая же, изготовленная по просьбе Оттона Кастеллана, должна была помочь лишить Жака Кёра королевского расположения. Тем не менее, король простил Миньону эти

38

преступления, а также «все прочие, которые он мог совершить в прошлом»38 .

Во всех приведенных выше примерах обращает на себя внимание одно обстоятельство: «фигурки» часто использовались для наведения порчи на сильных мира сего39. И все же мы имеем здесь дело с «деревенским», по образному выражению Э. Л еру а Лядюри, типом колдовства, к которому в равной степени относилась и любовная магия, и ворожба40. Эту же мысль развивает М.Остореро, отмечающий, что применительно к периоду до начала XV в. представления о колдовстве оставались вполне традиционными и не включали в себя «ученых» мотивов. Распространение первых демонологических трактатов в 20-30 гг. XV в., по его мнению, привело к появлению в судах Дофине, Доммартена, Вевё дел по

35 Ibidem: "…ladicte Jehannette, qui estbelle et jeune femme".

36 Письмо о помиловании получила также Арзен. Жанна по прозвищу Избавительница была сожжена.

37 Л 147, f. 79-79v, № 169 (1395): "…d'avoir baptise un vouls de cire".

38 JJ 190, f. 7v, № 14 (1459): "…tous autres qu'il peut avoir faiz et commis ou temps passe". О деле Пьера Миньона см.: Braun P. Maitre Pierre Mignon, sorcier et falsificateur du grand sceau de France // La faute, la repression et le pardon. Actes du 107e Congres national des societes savantes, Brest, 1982. Section de philologie et d'histoire jusqu'a 1610. P., 1984. T. 1. P. 241-260. В приложении к этой статье опубликовано и письмо о помиловании.

39 Колдовство, применявшееся в «политических» целях (для обретения милостей и расположения правителей), считалось, по крайней мере со времени появления «Поликратика» Иоанна Солсберийского, одним из основных занятий людей, приближенных ко двору. Успешная карьера (как, впрочем, и ее бесславное завершение) часто рассматривалась современниками как результат использования магических средств самими придворными или их врагами. Колдовством объяснялось в XIV-XV вв. практически любое крупное политическое событие: «отставка» Бонифация VIII, падение Энгеррана де Мариньи, убийство герцога Орлеанского, безумие Карла VI. См. подробнее: Gauvard C. Op. cit. P. 92-93; Guenee B. La folie de Charles VI, Roi Bien-Aime. P., 2004. P. 63-98. 40 Le Roy Ladurie E. La sorciere de Jasmin. P., 1983. P. 23-30, 67-68.

11

12

обвинению ведьм в заключении договора с Дьяволом, создании сект, участии в шабаше (со всеми его непременными атрибутами последнего: убийством детей, каннибализмом, сексуальной распущенностью и скотоложеством)41. (Ил. 1)

Однако из Северной Франции до нас не дошло ни одного трактата по демонологии, созданного в XIV-XV вв.42 Тем не менее, в деле Маргарет Сабиа уже в середине XIV в. присутствовала одна весьма любопытная деталь, которую следовало бы отнести именно к «ученым» представлениям о колдовстве. По мнению главного противника нашей героини, Оливье Мальнери, в Монферране имел место заговор ведьм, существовала некая - пусть небольшая - их секта.

В принципе понятие «заговор» (machinacion) довольно часто использовалось в ранних ведовских процессах в Северной Франции. Правда, чаще всего такие «заговоры» носили политический характер и были направлены против высокопоставленных персон: королевского камергера, как в случае с Ангерраном де Мариньи; королевского банкира, как в случае с Жаком Кёром; самой королевской семьи43 . Одно подобное дело описано в уголовных регистрах Парижского парламента и датируется 1340 г. «Заговорщики» - мэтр Робер Ланглуа, два монаха-бернардинца, а также некий Тьерри Лальманд и его брат Аннекин -собрались в саду при дворце Маго де Сен-Поль, графини де Валуа (тещи Филиппа VI), чтобы сотворить на земле магический круг, вызвать в него Дьявола и добиться с его помощью «смерти короля и королевы и гибели всего королевства»44.

Но главное для нас состоит здесь не в том, что все эти дела носили политический характер, а в том, что во всех этих случаях «заговор» плелся обычными - пускай и высокопоставленными - людьми. В их число никогда не входило несколько ведьм или колдунов. Напротив, ведьма была всегда одна, она

41 Ostorero M. Op. cit. P. 9-19. Как подчеркивает автор, все эти обвинения были заимствованы судьями из процессов против еретиков. Эту идею развивает и Катрин Утц Тремп в своей недавней публикации материалов самых ранних ведовских процессов во Фрибуре: Utz Tremp K. (Hg.) Quellen zur Geschichte der Waldenser von Freiburg im Uchtland (1399-1439) // MGH. Quellen zur Geistesgeschichte des Mittelalters. Hannover, 2000. B. 18. S. 1-270. См. также: Maier E., Ostorero M. Utz Tremp K. Le pouvoir de l'inquisition // Les pays romands au Moyen Age / Sous la dir. de A.Paravicini Bagliani, J.-P.Felber, J.-D.Morerod, V.Pasche. Lausanne, 1997. P. 247-258.

42 Изданный в 1486 г. в Германии «Молот ведьм» примерно тогда же появился и во Франции (В Париже и в Лионе), где получил большую популярность (Houdard S. Les sciences du diable: 4 discours sur la sorcellerie, XVe-XVIIesiecles. P., 1992. P. 27-56).

43 Jones W.R. Political Uses of Sorcery in Medieval Europe // The Historian. 1972. T. 34. P. 670-687; Chiffoleau J. Dire l'indicible.

44 Confessions et jugements. P. 145-147, здесь P. 147: "…. machinoient en la mort du roy et de la royne et en la perdicion de tout le royaume, par mauvais art et par invocacion du deable faire venir en un cerne qu'il firent es jardins de l'ostel de la contesse de Valoys". К сожалению, невозможно сказать, была ли сама графиня де Валуа замешана в деле: ни одна хроника не упоминает этой попытки разделаться с королевской семьей Франции.

12

13

знала свое «ремесло», и к ней обращались за помощью все прочие «заговорщики»45.

Однако в деле моей героини все обстояло иначе. Ведь Маргарет, если верить Оливье Мальнери, действовала не одна, у нее были сообщницы - две ее подруги и служанка, которые, судя по всему, занимались колдовством уже давно, были в нем справедливо заподозрены и арестованы46. Все они проходили по одному делу и были вынуждены давать показания друг против друга47.

Итак, перед нами - самое первое из известных во Франции описание «заговора ведьм», которое, впрочем, еще не успело приобрести всех необходимых, на взгляд демонологов XV в., характеристик. В частности, в нем отсутствовала идея угрозы, которую представляли члены «секты» для всего сообщества. Эта деталь появилась в более поздних процессах. Например, в деле от 16 января 1449 г. о женщине по имени Гале говорилось, что у нее «репутация призывающей [на помощь] демонов», с помощью которых она «умертвила многих простых людей и других ведьм» 48. В нашем же случае речь шла о частном конфликте двух конкретных людей: Маргарет Сабиа и Оливье Мальнери.

45 Ведьма-одиночка — персонаж, характерный не только для XIV-первой половины XV в. Как показывает изучение более поздних ведовских процессов, идея «секты» не получила особого развития во Франции ни в XVI, ни в XVII в. (Soman A. The Parliament of Paris and the Great Witch Hunt (1565-1640) // Soman A. Sorcellerie et justice criminelle. P. 31-44; Idem. La sorcellerie vue du Parlement de Paris au debut du XVIIe siecle // Ibidem. P. 393-405). Даже в XVIII в. деревенская ведьма - повитуха, знахарка и ворожея - оставалась, если можно так сказать, одинокой, у нее не было сообщников (Le Roy Ladurie E. Op. cit.).

46 Некоторые сомнения вызывает самое раннее из известных мне дел о ведовстве, сохранившееся в регистрах гражданского суда Парижского парламента и датированное 11 ноября 1282 г. (X 1a 2, f. 62). В нем также идет речь о нескольких (а именно трех) ведьмах ("…tres mulieres sortilege…"), которых следует, по мнению парламента, вернуть из королевской в церковную юрисдикцию, поскольку их колдовство не вызвало у их жертв «повреждений кожи и кровотечений» ("cutis incisio et sanguinis effusio"). Однако эти три ведьмы, очевидно, не проходили по одному и тому же делу: двух из них отправили в суд епископа Санлиса, третья же осталась в руках архиепископа Реймского ("…et fuit reddita cognicio dicto episcopo de duabus mulieribus sortilegis et quantum ad terciam dictum fuit quod lis mota coram archiepiscopo Remense suo marte finiatur") . Интересно, что через 100 лет члены парламента отстаивали уже права королевской юрисдикции в делах о колдовстве. На процессе Жанны де Бриг 1391 г. все советники Шатле, за исключением одного, «заявили и приняли решение, что одному королю и только ему надлежит судить об этом» (delibererent et furent d'oppinion que au roy seul, et pour tout, appartenoit la cognoissance de ce). Передачи дела Жанны де Бриг церковному суду требовали епископы Мо и Парижа. Представлявший интересы последнего адвокат Жан Ле Кок включил решение, принятое парламентом, в свой сборник наиболее интересных судебных казусов (RCh, II, P. 311-314; Boulet M. Questiones Johannis Galli. P., 1944. P. 297. Quest. 249: "Per arrestum curie Parlamenti fuit dictum quod prepositus Parisiensis haberet cognitionem ac punitionem faceret quarumdam mulierum que cum invocatione dyabolorum commiserant sortilegium, nec non cum voto quodam per medium cujus fecerant quendam hominem pati afficionem. Per judicium cujus prepositi fuerunt dicte mulieres combuste, licet cognitio earumdem fuisset requisita per me pro episcopo Parisiensi").

47 Когда Маргарет Сабиа перевели в Париж и поместили в королевскую тюрьму Шатле, туда же через некоторое время доставили и Гийометт с Алисой для дачи дополнительных показаний. Маргарет де Дё Винь к тому времени умерла в заключении.

48 X 2a 25, f. 203: "…la grande renommee qui estoit que Galee estoit invocateresse d'ennemis faisoit morir gens et plusieurs autres sorceries". Исключение в некотором смысле представляет дело о магическом круге 1340 г.,

13

14

Интересно также, что «специализация» у Маргарет и ее сообщниц была довольно узкой: они занимались исключительно наведением порчи. Если верить отрывочным сведениям, которыми мы располагаем, в XIV-XV вв. любая деревенская ведьма должна была практиковать сразу несколько видов колдовства49. Так, например, Маргарит из Бельвилетта была известна тем, что не только изготовляла восковые «фигурки», но и составляла приворотные и отворотные зелья, а кроме того была повитухой. Марго де ла Барр, чье дело рассматривал суд Шатле в 1390 г., также славилась своими приворотными средствами, но одновременно занималась ворожбой (она могла находить потерянные вещи или указывала на лиц, совершивших воровство)50. Важно также, что эти женщины направляли свое колдовство не только во вред окружающим, но и во благо им: они могли снять приворот или порчу, уничтожить воздействие восковой «фигурки» на представляемого ею человека и т.д.

Однако, мы не знаем, насколько широка была сфера профессиональных интересов Маргарет де Дё Винь, Гийометт Гергуа и Алисы. Были ли они повитухами? Занимались ли ворожбой? Получили ли известность благодаря своим приворотным зельям? Могли ли они снять наведенную ими порчу? Если да, то традиция требовала от Оливье Мальнери, чтобы он сам попытался договориться со своими обидчицами: заставить (или уговорить) их снять с себя порчу51. Он же предпочел обратиться сразу в суд, подчеркивая тем самым опасность, которую представляли для него и его братьев эти женщины.

Иными словами, перед нами - вполне сформировавшийся образ «злой» ведьмы, способной приносить людям одни лишь несчастья. Конечно, этот образ мог возникнуть в деле только потому, что был использован для обвинения Маргарет Сабиа, в контексте, который сам по себе предполагал наличие исключительно негативных характеристик противника. Однако в этом случае по

где речь идет о гибели всего королевства. Однако, это несчастье, по мысли представителей парламента, не являлось бы непосредственным результатом колдовства, но могло быть вызвано смертью короля и королевы, которая, в свою очередь, наступила бы вследствие преступного сговора нескольких обвиняемых с Дьяволом.

49 Ginzburg C. Le sabbat des sorcieres. P., 1992. P. 83-84.

50 RCh, I, P. 327-363. Подробнее об этом деле см. ниже, главу «Безумная Марион».

51 О наведении порчи и снятии ее по просьбе жертвы см.: Paravy P. Priere d'une sorciere du Gresivaudan pour conjurer la tempete (proces d'Avalon, 1459) // Le monde alpin et rhodonien. 1982. T. 10. P. 67-71; Larner С Enemies of God. The Witchhunt in Scotland. Oxford, 1983. P. 120ff; Гинзбург К. Колдовство и народная набожность. Заметки об одном инквизиционном процессе 1519 г. // Гинзбург К. Мифы — эмблемы — приметы. Морфология и история. М., 2004. С. 19-50.

14

15

законам жанра Оливье обязан был перечислить все известные ему виды колдовства, которыми, по его мнению, должны были бы заниматься Маргарет и ее сообщницы, упомянуть о других их жертвах, дать значительно более подробное описание собственных страданий - в общем, нарисовать яркую картину разнообразной и крайне опасной преступной деятельности этих «злых» женщин. Такое обвинение в большей степени соответствовало бы структуре других ранних ведовских процессов. В действительности же Оливье выдвинул весьма расплывчатое обвинение, описывавшее зло вообще, а не конкретные его проявления. Эта его особенность сближает дело Маргарет Сабиа с более поздними процессами, основанными на идеях ученых демонологов.

Если верить материалам следствия, «ведьмы» и «колдуны», процессы над которыми проходили в окрестностях Женевского озера в середине - второй половине XV в., входили в «секты» и участвовали в шабаше, где заключали договор с Дьяволом. В обмен на достижение материального благополучия (или по каким-то иным причинам) члены «секты» были обязаны совершать «столько зла, сколько смогут», однако характер этого зла следствием никогда не уточнялся. В случае неповиновения Дьявол мог их наказать (например, побить палкой, разорить, наслать болезни на родственников)52. Неназванность совершаемого зла придавала, как мне представляется, особый вес как обвинению, так и «признаниям» обвиняемых в суде и способствовала их скорейшему осуждению53.

Наличие в деле Маргарет Сабиа описания «заговора» ведьм заставляет задуматься над еще одним примечательным обстоятельством. В 1354 г. еще при полном отсутствии каких бы то ни было демонологических трактатов судьи в Монферране, а затем и в Париже вполне уверенно вели речь о существовании «секты» ведьм, чей образ был лишен знакомой нам по другим ранним процессам амбивалентности, а сами они оказывались способны лишь на злые поступки. В 1390 г. при рассмотрении дела Марго де ла Барр в том же Париже (но только не в парламенте, а в суде Шатле) у других судей обнаруживалась совершенно «неразвитая», «деревенская» идея колдовства, более связанная с традиционными

52 Maier E. Op. cit. P. 41-57, 61-69, 73-86. Проанализированные Эвой Майер дела рассматривались в 1477- 1484 гг. См. также: Andennmatten B., Utz Tremp K. De l'heresie a la sorcellerie: l'inquisiteur Ulric de Torrente OP (vers 1420-1445) et l'affermissement de l'inquisition en Suisse romande // Zeitschrift fur Schweizerische Kirchengeschichte. 1992. Bd. 86. S. 69-119.

53 О способах создания образа «идеального» преступника в судебных документах XIV-XV вв. см. главу «Судьи и их тексты».

15

16

для средневекового общества явлениями (сводничество, ворожба, знахарство), нежели с «учеными» представлениями, которые получили развитие впоследствии. В своих признаниях Марго де ла Барр упоминала Дьявола: она знала, как его вызвать, но в то же время смертельно боялась его и не желала иметь с ним дела. Если же вернуться на несколько десятилетий назад, к делу 1340 г. о магическом круге, то выяснится, что в том же Париже - и снова в парламенте - речь шла о вызове Дьявола и заключении с ним самого настоящего договора.

Таким образом мы сталкиваемся с полным отсутствием каких бы то ни было общих представлений о ведовстве, свойственных тому или иному конкретному периоду, будь то XIV в. или XV в. - факт, совершенно необъяснимый с точки зрения многих современных историков, настаивающих на «линейном» характере развития правовых представлений о колдовстве54. В уточнении, как мне кажется, нуждается и гипотеза, выдвинутая Робером Мушамбле, предположившим, что представления о ведовстве должны были различаться в зависимости от регионов, откуда происходили судебные материалы, поскольку у местных судей могли быть свои - вполне оригинальные - взгляды на данную проблему 55 . Судя по приведенным выше примерам, даже в одном только Париже в середине - второй половине XIV в. у судей имелось несколько весьма различных точек зрения на то,

что следует считать колдовством56.

***

Вернемся, однако, к процессу Маргарет Сабиа. Что произошло с ней после того, как против нее было выдвинуто обвинение в колдовстве?

Если довериться словам нашей героини, то сразу после сделанного Оливье Мальнери заявления по ее делу была собрана секретная информация, способная подтвердить обвинение. Были опрошены свидетели, в поисках которых, как впоследствии говорила Маргарет, приняли непосредственное участие сам Оливье и

54 Нет смысла приводить здесь названия всех исследований, в той или иной мере затрагивающих вопрос о поступательном развитии представлений о колдовстве в средние века. Назову лишь те работы, где такая постановка проблемы особенно значима для их авторов: Kieckhefer R. Europeen Witch Trials: their Foundations in Popular and Learned Culture, 1300-1500. L., 1976; Levack B.P. The Witch-hunt in Early Modern Europe. L., 1987; L'imaginaire du sabbat / Edition critique des textes les plus anciens (1430c.-1440c.) reunis par M.Ostorero, A.Paravicini Bagliani, K.Utz Tremp, en coll. avec C.Chene. Lausanne, 1999.

55 Muchembled R. Satanic Myths and Cultural Reality // Early Modern Europeen Witchcraft: Centres and Peripheries / B.Ankarloo, G.Henningsen ed. Oxford, 1990. P. 139-160, здесь P. 144.

56 Очень похожий «скачкообразный» характер развития представлений о колдовстве в женевском диоцезе в первой половине XV в. отмечает Луи Бинц: Binz L. Les debuts de la chasse aux sorcieres dans le diocese de Geneve // Bibliotheque d'Humanisme et Renaissance. 1997. T. 59. № 3. P. 561-581, особенно P. 566-569.

16

17

оба его кузена. В результате свидетели с самого начала подбирались, по ее мнению, из людей недостойных, с дурной репутацией, негативно настроенных по отношению к обвиняемой57. Кроме того, их показания были получены под пыткой, т.е. незаконным путем.

Маргарет была арестована и содержалась первое время в тюрьме епископа Клермона. Очевидно, ее дело должен был рассматривать церковный суд, однако затем - благодаря проискам того же Оливье - его передали в ведение суда светского, а сама Маргарет оказалась в руках бальи Оверни, поместившего ее в королевскую тюрьму в Риоме. Одновременно было конфисковано все имущество обвиняемой, которое отныне находилось под контролем представителей королевской власти. После консультаций, проведенных бальи с «опытными людьми из Клермона»58, Маргарет на короткое время отпустили на свободу и даже возвратили имущество. Однако вскоре ее снова заключили под стражу, и на этот раз надолго.

В апелляции, поданной в Парижский парламент, Маргарет жаловалась на то, что Оливье, благодаря своим связям и судейской должности, всячески препятствовал ей отстаивать собственную невиновность. Очень долго она не могла найти адвокатов или иных «советников», готовых представлять ее интересы59. И все же Маргарет удалось нанять королевского адвоката, с появлением которого

положение дел стало постепенно меняться в лучшую для нее сторону.

***

В принципе наличие адвоката в делах по колдовству не предусматривалось французской судебной процедурой60. Арестованный человек считался виновным a priori, и от него требовалось лишь получить «признание», дабы приговорить к смертной казни61. Мне не известно ни одного другого ведовского процесса, имевшего место во Франции в XIV-XV вв., где обвиняемые пользовались бы

57 X 2a 6, f. 154: "…certas informaciones secretas cum testibus videlicet quibusdam malarem vite fame et inhoneste conversacionibus sibi favorabilibus".

58 X2a 6, f. 154:: "…habito consilio superpredictis cumpluribusparitis ville Clermonteris…".

59 Ibidem: "…. advocatos et consiliarios qui eam consulere et defendere vellent in hac parte….".

60 В отличие, например, от процессов, проходивших в XV в. на территории современной Швейцарии, где наличие адвоката оговоривалось в законодательном порядке: Strobino S. Op.cit. P. 25-26.

61 Ullmann W. Historical Introduction to H.C.Lea. The Inquisition of the Middle Ages // Ullmann W. Law and Juridiction in the Middle Ages. L., 1988. «Идеальная схема» протекания ведовского процесса, предложенная в свое время Кристиной Ларнер, не предусматривала наличия у обвиняемых адвоката (Larner C. Op.cit. P. 114).

17

18

услугами профессионального защитника. На этом фоне дело Маргарет Сабиа представляет собой редкое исключение.

Каким образом нашей героине удалось найти и вызвать в Монферран королевского адвоката, остается загадкой. Однако это обстоятельство лишний раз доказывает, что Маргарет была действительно богатой женщиной, обладавшей к тому же немалыми связями. Как я уже упоминала, в это время институт адвокатуры во Франции только складывался, а в местных судах представители этой профессии вообще практически отсутствовали. Ведь даже в Париже в XIV в. их было всего около 50-ти человек62. Вероятно, кто-то из них и согласился вести дело Сабиа. И, хотя мы не знаем даже имени этого, безусловно незаурядного, человека, его роль в судьбе подзащитной оказалась решающей.

Апелляция, составленная адвокатом Маргарет, позволила обвинить местных судей в превышении должностных полномочий (abus de justice), т.е. в предвзятости, в использовании ненадежных свидетелей, чьи показания были получены под пыткой. В результате рассмотрение дела решено было перенести в Париж (бальи Оверни получил из парламента соответствующее письмо), Маргарет возвратили ее имущество и временно освободили из тюрьмы под залог в две тысячи ливров (который она, правда, так и не внесла).

Подобный перевод дела сам по себе заслуживает особого внимания. Насколько мне известно, процесс Маргарет Сабиа представляет собой единственное за весь XIV в. уголовное дело о колдовстве, переданное для рассмотрения и вынесения окончательного приговора в Парижский парламент63. Все прочие дошедшие до нас свидетельства - это решения местных судов (в том числе и суда Шатле, в чьей юрисдикции находился Париж с его окрестностями), обращавшихся в парламент за консультациями, или дела, рассмотренные в парламенте как в первой судебной инстанции.

На сегодняшний день мне известно всего одиннадцать судебных документов XIV в. (за исключением писем о помиловании), касающихся колдовства. Четыре из них представляют собой письма, направленные членами парламента на места:

62 KarpikL. Op. cit. P. 35-36.

63 Выражаю искреннюю благодарность сотрудникам Центра юридических исследований при Национальном Архиве Франции, и особенно Жану-Мари Карбассу (Jean-Marie Carbasse) и Бернадетт Озари (Bernadette Auzary) за предоставленные по этому вопросу консультации. Я полагаю, что следующим по времени делом о колдовстве, переданным из местного суда в парламент по апелляции, нужно считать уже упоминавшееся дело Эбера Гарро за 1401 г. (см. прим. 18).

18

19

письмо сенешалю Пуатье с приказом прекратить дело против некоего Перро, племянника мэтра Пьера Лемаршана, каноника Св. Радегонды в Пуатье64; письмо сенешалю Руэрга с приказом пересмотреть дело некоей Инди Бассин, приговоренной к изгнанию за наведение порчи и импотенции65; уже известное нам письмо сенешалю Руэрга, запрещавшее возвращать имущество казненного Гуго Оливье его сыновьям 66 ; наконец, письмо, адресат которого из-за плохой сохранности регистра неизвестен, предлагавшее местным судьям начать процесс против некоей Изабель Ла Жаннард, подозревавшейся в изготовлении «фигурок», наведении импотенции и прочем «колдовстве»67.

Еще три документа отражают решения, принятые в Париже, в суде Шатле. Это запись от 4 октября 1340 г. о временном отпуске на свободу Жана Лей и его служанки Изабель, содержавшихся в Шатле по обвинению в колдовстве68; а также два подробнейшим образом записанных процесса, сохранившихся в «Уголовном регистре Шатле»: дело Марион ла Друатюрьер и Марго де ла Барр от 1390 г. и дело Масет и Жанны де Бриг от 1391 г.69

Наконец, последние четыре представляют собой дела, в той или иной степени рассмотренные в самом парламенте как в суде первой инстанции. Это уже известное нам дело Маргерит из Бельвилетта 1319 г., материалы которого были затем отправлены в Авиньон, и дело о магическом круге 1340 г., а также запись предварительных слушаний по делу Жана де Вервэна, пытавшегося навести порчу ругательствами на Анри дю Буа70, и, собственно, дело Маргарет Сабиа.

Учитывая столь слабый интерес парижских судей к проблемам колдовства в XIV в. 71 , следует предположить, что причина пристального внимания, проявленного членами парламента к делу Маргарет, крылась, по всей видимости, не столько в обвинении, выдвинутом против нее, сколько в действиях адвоката, сумевшего убедить своих столичных коллег в его важности.

3,f. 152v(mai1314). 65X2a1,f. 152v (dec. 1316).

66 X 1a 5, f. 40v (juin 1320); X 2a 3, f. 74v (juin 1320). 67X2a3,f.206v(mai1325).

68 X 2a 4, f. 12v B, C (octobre 1340).

69 RCh, I, P. 327-363; RCh, II, P. 280-338. Эти процессы рассмотрены ниже, в главе «Безумная Марион».

70 X 2a 4, f. 114 B, 115 (dec. 1343).

71 На это указывают практически все исследователи, касавшиеся в своих работах истории ранних ведовских процессов во Франции. См.: Soman A. Op. cit.; Le Roy Ladurie E. Op. Cit.; Gauvard C. Op. Cit. См. также обзорную работу: BoudetJ.-P. La genese medievale de la chasse aux sorcieres. Jalons en vue d'une relecture // Le mal et le diable. Leurs figures a la fin du Moyen Age / Sous la dir. de N.Nabert. P., 1996. P. 35-52.

19

20

Вероятно, его заслугой можно считать и то, что рассмотрение дела не было отложено на неопределенный срок. Напротив, парижские судьи сразу же приступили к его изучению, но вскоре убедились, что информации им не хватает. Ее было решено собрать на месте, в Монферране. В регистре парламента приводится содержание письма, в котором бальи Оверни предлагалось произвести дополнительное расследование относительно случаев колдовства, а также отправить Гийометт Гергуа и Алису под надежной охраной в Париж. Саму же Маргарет Сабиа снова поместили в Шатле, на этот раз - вместе с младшим сыном Жаном.

Вскоре бальи Оверни получил из столицы новое письмо. Теперь ему надлежало выслать в парламент копии признаний, полученных от обвиняемой и ее сообщниц (из которых в живых на тот момент оставалась одна Алиса); сообщить все, что известно о брате Пьере Манассери, который якобы крестил «фигурки», а также о том, каким именно образом эти последние были изготовлены и крещены. Бальи также просили разузнать в Монферране побольше о репутации Маргарет, ее сообщниц и брата Пьера72 и отправить в Париж старшего сына Маргарет, Гийона, также заподозренного в колдовстве.

Наконец, спустя всего год после первого слушания73, судьи посчитали, что обладают всей полнотой информации по этому делу и, вынесли окончательное решение. Маргарет Сабиа объявлялась невиновной и вместе со своими сыновьями освобождалась из тюрьмы74. Ей возвращали ее имущество и признавали за ней право в свою очередь подать в суд на Оливье Мальнери и его кузенов за оскорбление чести и достоинства.

72 X 2a 6, f. 156: "…informacionibus super sortilegus predictis necnon certis confessionibus per predictas defunctas dum vinebant et sororem aelipsis….contra fratrem petrum manasserii ordinis fratrem minorem montifferandi….super fama moribus et vita mulierium ac fratris minoris necnon super modo et forma ymaginem predictam faciendi et baptizandi ac super sortilegus eorumque circumspectam".

73 В материалах процесса два раза упоминаются дни, отведенные для рассмотрения дел, присланных из бальяжа Вермандуа. Причем в первом случае имеется пометка «в прошлые дни». Если судить по сохранившемуся от 1331/1332 г. расписанию работы Парижского уголовного парламента, такие дни случались раз в году (Actes du Parlement de Paris. Parlement criminel. Regne de Philippe VI le Valois. Inventaire analytique des registres X 2a 2 a 5 / Ed. par B.Labat-Poussin, M.Langlois, Y.Lanhers. P., 1987. P. 380). Это подтверждается и более поздним (1388 г.) документом аналогичного содержания: Douet d'Arcq L. Op. cit. T. 1. P. 91-94. Следовательно, мы можем предположить, что между двумя заседаниями по делу Маргарет Сабиа тоже прошел примерно год. Для такого сложного процесса, когда основная информация поступала в парламент издалека, это был весьма небольшой срок: примерно столько же времени затратили руанские судьи на обвинительный процесс Жанны д'Арк (с весны 1430 г. по весну 1431 г.), за что впоследствие неоднократно подвергались упрекам в чрезмерной спешке.

74 Однако, ее служанка и сестра Алиса была выпущена из Шатле только временно. Ее дело было выделено в отдельное производство, а обвинение в колдовстве — не снято.

20

21

Что же до причины конфликта - наследства покойного Гийома Мазцери - то и здесь был найден выход. Всем заинтересованным лицам - Маргарет, Оливье, а также Жану и Жаку де Рошфорам - было предложено вновь обратиться в суд, но только не в местный, а непосредственно в Парижский парламент. Здесь - при желании, конечно - они могли разрешить эту проблему, однако в приговоре было ясно сказано, что каково бы ни было решение парламента, оспорить его стороны уже не смогут.

Мы не знаем, воспользовалась ли Маргарет предоставленным ей правом и подала ли она в суд на своих родственников. Как показывает практика, такие дела могли тянуться десятилетиями - а могли вообще не начаться. Еще сложнее сказать, как разрешился конфликт с наследством, хотя мне представляется, что «тетя» и «племянники» вряд ли стали обращаться в парламент. Просто потому, что уголовный процесс по обвинению Маргарет в колдовстве должен был обойтись обеим сторонам слишком дорого, чтобы тратить новые средства на еще одно подобное предприятие.

Отсутствие документов не позволяет нам проследить дальнейшую судьбу героев. Она остается за рамками нашего рассказа, который, однако, еще не

закончен…

***

Оправдательный приговор, вынесенный Маргарет Сабиа, безусловно, также являлся заслугой ее адвоката. Такое решение дела о колдовстве (как, впрочем, и вообще оправдательный приговор по уголовному делу) было исключительным явлением в XIV-XV вв.

Что касается судов Северной Франции, то ни один из известных мне и перечисленных выше ведовских процессов не привел к оправданию обвиняемых. Женщин и мужчин, признанных виновными в колдовстве, ждала смертная казнь или, в лучшем случае, изгнание. Об этом свидетельствуют письма о помиловании, которые можно было получить только после вынесения приговора, а иногда - как в случае Жанны Эритьер - спустя довольно продолжительное время после окончания процесса. Из 30-ти собранных мною писем о помиловании за XIV в. только в двух говорится о прощении, дарованном всем парижским заключенным, в

21

22

том числе «колдунам и ведьмам», еще до рассмотрения их дел в суде75. Однако, это , скорее, исключение, поскольку письма датируются 9 и 15 декабря 1357 г. и их появление было вызвано сложной обстановкой в Париже, возникшей вследствие восстания Этьена Марселя76.

Подобная ситуация была характерна не только для Франции, но и для других регионов Западной Европы. Так, например, из всех изученных на сегодняшний день ведовских процессов, имевших место в XV в. в Женевском диоцезе, только один - дело Франсуазы Бонвэн из Шерминьона - закончился в 1467 г. полным оправданием обвиняемой77. Интересно, что она также воспользовалась услугами профессионального адвоката, а потому у нас есть редкая возможность сравнить стратегии защиты, выбранные в двух схожих процессах.

***

Франсуаза Бонвэн, как и Маргарет Сабиа, была женщиной самостоятельной и богатой. На момент начала процесса ей исполнилось около 35 лет, она уже успела овдоветь, но имела дочь, молодую девушку на выданье78 . Франсуаза также проживала в собственном доме со слугами, и, судя по всему, находилась в прекрасных отношениях с соседями, поскольку располагала неким погребком, где они любили пропустить стаканчик - другой по вечерам79.

Вполне естественно, что никто из постоянных клиентов трактирщицы не собирался обвинять ее в колдовстве. Дело против нее было возбуждено почти случайно. В это время в Шерминьоне шел другой ведовской процесс, на котором одна из обвиняемых, некая Франсуаза Баррас, призналась под пыткой, что вместе с ней в шабаше принимала участие и Франсуаза Бонвэн. Последняя была сразу же

75 JJ 89, f. 112v, № 257 (9 decembre 1357): письмо распространялось на всех заключенных Шатле. JJ 89, f. 122v, № 288 (15 decembre 1357): "… sorciers [et] sorcieres". Письмо распространялось на все суды Парижа и его пригородов, в частности на аббатство Сен-Жермен-де-Пре.

76 Оба письма были даны дофином Карлом (будущим королем Карлом V) по настоянию Карла Злого, короля Наварры, поддерживавшего в 1357 г. Этьена Марселя в его противостоянии с дофином.

77 Материалы этого процесса опубликованы и изучены в: Strobino S. Op. cit. К выигранным обвиняемыми процессам с некоторой натяжкой можно отнести также дело Пьера Мунье из Во (1448 г.), который остался в живых, хотя и был приговорен к покаянию (Ostorero M. Op. cit. P. 119-137). Мартин Остореро предполагает, что столь мягкое наказание было вызвано тем, что Пьер Мунье сам явился в суд и объявил себя колдуном, т.е. раскаялся в своих преступлениях. Еще один «колдун» - некий Франсуа Марге из Доммартена — в 1498 г. был осужден на смерть, хотя в материалах его дела упоминался более ранний процесс (состоявшийся 25 лет назад), который Франсуа удалось выиграть (Pfister L. Op. cit. P. 37-65).

78 Как отмечает Сандрин Стробино, подпорченная репутация матери не помешала Перрузии Бонвэн сразу же после окончания процесса выйти замуж (Strobino S. Op. cit. Р. 104).

79 Прозвище (или фамилия) Франсуазы — Bonvin (Доброе вино) — уже указывало на ее основное занятие.

22

23

80

арестована, но, воспользовавшись своим законным правом80 , пригласила в качестве адвоката опытного юриста из Сьона, Хейно Ам Троена81 .

То, что обвинения против Франсуазы были получены в ходе другого процесса и к тому же под пыткой, существенно облегчало работу ее адвоката. Ему требовалось всего лишь доказать, что его подзащитная не может быть заподозрена в колдовстве ни с какой точки зрения. Не вызывающим доверия словам «ведьмы» он противопоставил заботливо собранные свидетельские показания друзей и соседей Франсуазы. Они поклялись в суде, что в ее роду не было ни одного колдуна или ведьмы (т.е. против ее родственников не возбуждались подобные дела), что сама она имеет прекрасную репутацию, что она набожна и милосердна,

„ 82

много и охотно жертвует местной церкви82 .

Франсуаза, безусловно, находилась в более выгодном положении, чем Маргарет Сабиа. Напомню, что у той оказались арестованы все самые близкие люди (сестра, две подруги, оба сына и местный священник). Да и обвинение против Маргарет было выдвинуто не каким-то посторонним человеком, а близким родственником, мужем племянницы. Таким образом, подтвердить ее добрую репутацию или исключительную набожность было особенно некому. Конечно, нашей героине просто повезло, что соседи и знакомые в Монферране не стали чернить ее имя83. И все же перед адвокатом Маргарет стояла значительно более сложная задача, чем перед его сьонским коллегой век спустя.

Стратегия защиты, которую он избрал, заслуживает нашего внимания. Она позволила превратить судебное заседание в некое подобие словесного поединка, построенного на использовании тех же аргументов, что выдвигала в свое оправдание противная сторона. Эта опасная игра в слова, где проигравшему могла быть уготована смерть, не позволяла судьям понять, кто и в чем был виновен в

Уже в 1428 г. на территории современной Швейцарии было разрешено участие адвоката в ведовских процессах (Ibidem. Р. 25).

81 Ibidem. Р. 29-34.

82 Ibidem. Р. 82-90.

83 Как отмечает Сандрин Стробино, доброе отношение свидетелей к обвиняемой могло объясняться одним простым обстоятельством: выгораживая свою знакомую, они прежде всего заботились о себе и своих близких. Ведь стоило им подтвердить ее колдовские наклонности, сразу же возникал вопрос, не прибегали ли они сами к ее помощи и не являлись ли они в таком случае ее сообщниками (Ibidem. Р. 100).

23

24

действительности. Истица и ответчики84 рассказывали им об одном и том же и противоречили друг другу буквально по каждому вопросу.

«Украла» ли Маргарет имущество покойного Гийома Мазцери, на чем настаивали Оливье и его кузены - или же забрала его на законном основании? Испытывал ли Оливье «смертельную ненависть» к Маргарет, вследствие чего обвинил ее в колдовстве - или действовал, как подобает истинному христианину, пытаясь предотвратить происки ведьм в Монферране и вернуть свою родственницу (воспылавшую все той же «смертельной ненавистью» к «племянникам») на путь

истинный ? Были ли секретные сведения по делу Маргарет действительно собраны при помощи Оливье - или его участие в деле ограничилось лишь доносом, поданным в суд епископа Клермона? Являлись ли свидетели, допрошенные по делу, сомнительными личностями, чьи показания были получены под пыткой -или, напротив, это были люди достойные и компетентные? Имелось ли у Маргарет законное право апеллировать в Парижский парламент - или нет, поскольку, по мнению Оливье, она не смогла доказать свою невиновность в местном суде ?

К сожалению, у нас нет других ранних дел по колдовству, происходящих из Северной Франции, в материалах которых сохранились бы подобные прения сторон. Наличие «потерпевших», принимающих самое активное участие в судебных заседаниях, - вообще довольно редкое явление в истории ведовских процессов87. Эта особенность дела Маргарет Сабиа позволяет нам хотя бы отчасти

84 Истицей в данном случае являлась Маргарет Сабиа, поскольку Парижский парламент рассматривал ее апелляцию, поданную против Оливье Мальнери и его кузенов, которые соответственно выступали в качестве ответчиков.

85 Как отмечает Жан-Мишель Салльманн, реальные мотивы доносов (личная месть, споры о наследстве) в делах о колдовстве обычно скрывались. Вместо них использовались расхожие формулы о защите христианской веры, спасении собственной души или души того, на кого писался донос (Sallmann J.-M. Chercheurs de tresors et jeteuses de sorts. La quete du surnaturel a Naples au XVIe siecle. P., 1986. P. 90-92). Именно о спасении души Маргарет Сабиа говорил в своем выступлении в парламенте Оливье Мальнери.

86 Впрочем, в данном случае можно с полной уверенностью сказать, что Оливье ошибался или специально пытался ввести в заблуждение следствие. Судя по многочисленным апелляциям, рассмотренным Парижским парламентом в XIV в., апелляция до приговора (по несправедливому обвинению или по процедуре) была одной из самых распространенных. Подав такую апелляцию в парламент (т.е. в высшую судебную инстанцию), обвиняемый мог в большей степени рассчитывать на то, что решение по его делу не будет зависеть от предвзятого мнения местных судей. Хотя к этим последним и обращались затем за дополнительной информацией (так было и в деле Маргарет Сабиа), окончательное решение выносили не они.

87 В более поздних процессах показания свидетелей или потерпевших также чаще всего отсутствуют. На эту их особенность в свое время обращал внимание Габор Кланицай, отмечавший, что анализ подобных показаний — особенно в сопоставлении с признаниями обвиняемых - мог бы существенно обогатить наши представления о средневековом колдовстве (Klaniczay G. Le sabbat raconte par les temoins des proces de sorcellerie en Hongrie // Le sabbat des sorciers en Europe: XVe-XVIIIe siecles / Textes reunis par N.Jacques- Chaquin, M.Preaud. Grenoble, 1993. P. 227-246). Наиболее удачным примером такого сопоставительного

24

25

понять, как в середине XIV в. велось уголовное слушание - тем более, по такому сложному и трудно доказуемому обвинению как колдовство - и как это последнее

воспринималось не только судьями, но и обывателями.

***

Однако никакой адвокат не спас бы Маргарет от смертной казни, прояви она слабость во время многочисленных заседаний и признайся она хоть раз - пусть даже и на пытке - в занятиях колдовством. Отличие этого процесса от многих других заключалось в том, что наша героиня, несмотря на длительное тюремное заключение, ни разу не дала признательных показаний — ни в Клермоне, ни в Риоме, ни в Париже. Ни под пыткой (а пытали ее и в местном суде бальи Оверни, и в парламенте), ни «добровольно».

«Классический» прием, использовавшийся в средневековых судах для создания «секты» ведьм, в данном случае не сработал, поскольку Маргарет, в отличие от многих других обвиняемых в колдовстве людей, не назвала ни одного своего «сообщника»88 . Бальи Оверни вынужден был довольствоваться доносом Оливье Мальнери, в котором перечислялись предполагаемые участники «секты» -Маргарет де Дё Винь, Гийометт и Алиса, к которым затем присоединились брат Пьер, а также оба сына Маргарет Гийон и Жан89. Таким образом, Оливье и его братьям пришлось по сути дела самим создавать «заговор» ведьм, направленный, как они утверждали, против них самих.

Противникам Маргарет не удалось даже доказать, что она в принципе могла быть ведьмой. Иными словами, они не сумели представить ее маргиналом, «нежелательным элементом» общества. Напротив, сведения о поведении и нравах обвиняемой, собранные бальи Оверни по приказу из парламента, свидетельствовали, надо полагать, о том, что Маргарет - вполне достойная

анализа является работа Жана-Мишеля Салльманна о восприятии колдовства в Неаполе XVI в. (Sallmann J.-M. Op.cit.).

88 Наиболее показательным с этой точки зрения представляется комплекс документов, происходящий из Во, проанализированный Мартином Остореро. Речь идет о трех ведовских процессах, прошедших друг за другом в 1448 г., когда обвиняемые знали друг друга и под пытками показали, что входили в одну и ту же «секту» (Ostorero M. Op. cit.).

89 Оливье, кстати, воспользовался самым простым способом найти виноватого. Он назвал людей, наиболее близких его «тете»: ее сыновей, подруг, служанку и священника. Когда же своих «сообщников» называли сами обвиняемые, часто ими двигали ненависть или чувство мести к кому-то из соседей или знакомых. Так поступил, к примеру, некий Пьер Менетрей, которого судьи никак не могли заставить признаться в колдовстве. Когда же им это, наконец, удалось, он назвал сразу 17 «сообщников» - причем не своих родственников или друзей, но людей, выше его по статусу, представителей местной «элиты» (Pfister L. Op. сit. P. 109-129).

25

26

женщина. Во всяком случае в регистре Парижского парламента нигде не говорится о том, что в Монферране она пользовалась дурной репутацией (что могло стать первым шагом на пути к признанию ее ведьмой). А поскольку отсутствовали и показания самой Маргарет, судьям не оставалось ничего иного, как объявить ее невиновной и предоставить ей возможность взыскать со своих «племянников» за оскорбление, несправедливо ей нанесенное.

Дело Маргарет Сабиа любопытно для нас с нескольких точек зрения. Странным представляется «двойное» обвинение нашей героини в воровстве и колдовстве, никак не объясненное в материалах регистра. Интерес вызывают бытовавшие в Монферране и Париже в середине XIV в. представления о плетущей свои «заговоры» «секте» ведьм, плохо согласующиеся с представлениями современных историков о ранних ведовских процессах. Внимание привлекают особенности процедуры в этом, одном из самых ранних ведовских процессов в Северной Франции: редкая возможность «услышать» и сравнить аргументацию сторон, увидеть работу королевского адвоката ….

Но все-таки прежде для нас важно поведение самой обвиняемой, женщины сильной не только телом, но и духом. Мало кто смог бы вынести пребывание в трех тюрьмах в течение, по крайней мере, двух лет, многочисленные допросы и пытки, арест сыновей, смерть близких подруг и бесконечные происки со стороны «любящих» родственников. Наша героиня вышла из дела победительницей и, сколь мало мы о ней ни знаем, она заслужила, чтобы мы вспомнили о ней хоть ненадолго.

И все же (напомню об этом еще раз) история Маргарет Сабиа - счастливое исключение, редкий случай в практике средневекового суда. То, что она выиграла процесс, в определенной степени было связано со слабостью обвинения, выдвинутого против нее. Возникшее «из ничего», из частного семейного конфликта, из ненависти родственников, оно не было подкреплено серьезной правовой базой. В середине XIV в. французские судьи еще не обладали достаточными знаниями, чтобы выстроить обвинение в колдовстве и довести процесс до логического конца - до вынесения смертного приговора и приведения его в исполнение. Юридический дискурс, необходимый для такого рода уголовных дел, не был еще как следует разработан.

26

27

Однако к концу XIV в. ситуация изменилась - и это особенно заметно по регистрам уголовной практики. К тому, как строилось отныне подобные обвинения, какие приемы использовали судьи, чтобы убедить окружающих в своей правоте, чтобы создать хотя бы видимость раскрываемости преступлений, чтобы иметь возможность выносить смертные приговоры, в справедливости которых никто не усомнится, мы теперь и обратимся.

В центре нашего внимания окажутся стратегии поведения самих судей, их отношение к уголовному процессу, к тому или иному преступлению, к конкретному обвиняемому. Все это, безусловно, находило отражение в текстах судебных протоколов. Не только в их содержании, но и в особой форме их записи, особенностях стиля и языка (лексики) - в тех тонкостях письменной речи, на которые обычно не обращают внимания историки права.

27

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова