Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь

Яков Кротов. Путешественник по времени.- Вера. Вспомогательные материалы: Российская империя в 20 в.

Борис Колымагин

КРЫМСКАЯ ЭКУМЕНА

К оглавлению

3.4. Государственный атеизм как атеистическая контрмиссия


Советский атеизм, как его ни называть: массовый, научный, государственный, был, безусловно, важной частью мировоззрения советского человека. В Советском Союзе атеизм разлился в массы, сформировав несколько поколений неверующих людей — если и не враждебных религии, то глубоко к ней равнодушных. Эта равнодушная масса была тем задником в спектакле, на фоне которого воинствовал, резвился и вел нравоучительные беседы безбожник советского образца.

Главной атеистической силой в СССР, бесспорно, был административный ресурс. Ни о какой свободной конкуренции мировоззрений в тоталитарном государстве, естественно, не могло быть и речи. Государство же жестко увязывало свою религиозную политику с партийными установками, с целями и задачами атеистической работы.

В первые послевоенные годы риторика «Союза воинствующих безбожников» исчезла со страниц прессы, более того, сам Союз был ликвидирован. Однако с охлаждением церковно-государственных отношений атеистическая пропаганда ожила.

Крымские власти, может быть благодаря авторитету святителя Луки, никогда не бежали «впереди паровоза», не устраивали «упреждающих» антирелигиозных акций. В своей религиозной политике они колебались вместе с линией партии. Но колебались весьма последовательно.

Государственный атеизм в контексте советской жизни служил, так сказать, контрмиссионерским целям. Атеисты-профессионалы «выводили» людей из религии примерно так же, как дореволюционные православные миссионеры «выводили» людей из старообрядчества и протестантизма, то есть опираясь на властные структуры. Попутно они занимались «черным пиаром» религии, изображая верующих как заведомых маргиналов и антисоветчиков.

Показательна в этом смысле лекция А.C. Пугачева, работника Крымского отделения Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний, который в 1951 г. выступал в Симферополе и других местах, где были общины евангельских христиан-баптистов.

Верный марксистской догме о соотношении «базиса» и «надстройки», ученый подпевала застенка утверждал, что «сектантство является результатом классовых противоречий и политической борьбы в форме борьбы одних религиозных верований, взглядов, учений с другими».1

Христиане, считает докладчик, «воспитывают ненависть к коллективу, к труду и знанию. Вымышленный библейский бог проклял землю и труд человека, сказав такому же сказочному Адаму: «"Проклята земля за тебя". "Почему проклята? Почему это трудящийся должен в поте лица своего есть хлеб свой?» — вопрошает Пугачев. И отвечает со всей определенностью: «Да потому, что такая проповедь освящает гнет и эксплуатацию человека человеком, она выгодна эксплуататорам всех времен не только христианства, но и других религий».2

Верующие, по мысли лектора, всегда противились советскому строю. Для иллюстрации этой мысли он прибегает к сверхсильным высказываниям и поэтическим конструкциям: «Видя успехи и расцвет социалистической Родины, баптисты-евангелисты запели похоронную: «Ряды редеют, вечер близок, слабеет мощь борцов Христа».

Видя нажим на кулака, изъятие кулацкого хлеба, вожаки-сектанты с кулаками прятали хлеб, убивали уполномоченных, рабселькоров, советских активистов.

Чувствуя неизбежную гибель кулака и нэпмана, сектанты взвыли».3

Комментирует лектор и распространенные в протестантской среде письма, которые некоторые верующие рассылали по разным адресам. В этих письмах обычно рассказывалось о каком-нибудь чуде и содержался призыв обратиться ко Христу. Подобные акции Пугачев приравнивает к идеологическим диверсиям: «Сектантские "письма с неба" сыпятся до сих пор, чтобы затормозить социалистическое строительство. Наступила не "кончина света", а кончина кулацкого мира... Вот одно из них: "Дорогие братья и сестры. Мы живем с вами в трудные, по учению Евангелия, лукавые дни, когда все силы ада обратились на церковь Христову. Мы, праведники Евангелия, в СССР находимся в огненном кольце антихристова окружения, а поэтому должны быть особенно бдительны и не забывать слов Спасителя: «Будьте просты, яко голуби, и мудры, яко змеи»".

Это значит: умей за фальшивой улыбкой прятать волчьи клыки. Умей обманывать, хитрить, лицемерить, двурушничать, подлизываться, приспосабливаться к духу времени, но выполнять волю американских миллиардеров. Так сектантские вожаки боролись против Советской власти вплоть до Великой Отечественной войны».4

Мощными, лапидарными мазками лепит автор образ врага-баптиста: «В Болгарии, Венгрии, Чехословакии, Албании судебные процессы вскрыли всю гнусную человеконенавистническую, антидемократическую, антинародную роль шпионов, диверсантов, бандитов, убийц "братьев во Христе", баптистов-евангелистов, а заодно с ними и католиков».5

Лекции на атеистические темы имели для верующих, как правило, обязательный характер. Они специально устраивались в тех организациях и учреждениях, где те работали. Этим сразу достигались две цели: оказание морального воздействия на носителей «религиозных пережитков» и профилактика среди тех, кто непосредственно контактировал с этими носителями на рабочем месте. Никакой свободной полемики и даже возражений на заведомую ложь не предусматривалось. Шло обыкновенное «промывание мозгов» с возможными оргвыводами — увольнением с работы.

Иногда, вопреки намерениям атеистов, такие атаки на религию служили миссионерским целям. Это видно из реплики пресвитера бахчисарайского общества ЕХБ Софиенко на приеме у уполномоченного: «Много лет я работаю в артели «Ударница», но никто не слыхал о происхождении Иисуса, а вот лектор хорошо рассказал». И все-таки нападки на верующих занимали в лекции гораздо больше места, чем «научная» часть выступления. В том же разговоре с У. Софиенко жалуется: «Лектор неправильно выделил нас, баптистов, как реакционеров, людей, которые в Советской Армии служить не желают, оружия в руки не берут. А за что же мне дали в период Отечественной войны боевые ордена? Лектор плохо знает баптистов и потому, что он допустил вторую клевету на нас. Он нас обвиняет, что мы имеем гитары, балалайки, баян и на молитвенном собрании поем песни «Коробочка», «Во саду ли в огороде» и другие, чтобы привлечь верующих».6

Уполномоченный постарался исправить некоторые «перегибы» докладчика — как миссионерского, так и политического характера: «В результате беседы с лектором тов. Шатковским, который работает помощником секретаря Бахчисарайского райкома партии, просмотром текста его лекции выяснилось, что тов. Шатковский действительно много уделил внимания мифической личности христа. Кроме того, тов. Шатковский все секты, какие есть, относит к баптистам и в одном месте, говоря о реакционной сущности религии, особенно подчеркнул реакционность баптистов, и сказал: «Баптисты, пятидесятники в армии не служат».

Мною указано тов. Шатковскому на ряд грубых, неправильных толкований обычаев баптистов, на то, что Шатковский смешивает все секты в единую секту баптистов, и я рекомендовал обращаться к специалистам за необходимой помощью в составлении текста лекции».7

Однажды по требованию Совета по делам религиозных культов крымский У. даже наложил вето на лекцию И.А. Москвитина «Сектантство и его религиозная сущность», «так как в ней содержится обвинение главы ВСЕХБ Я.И. Жидкова в пособничестве Германии в Первую мировую».8

С началом хрущевских гонений работа «по выводу» людей из религии усилилась. Об этом свидетельствуют скупые строчки отчетов. В Феодосии в 1956 г. часть лекторов-антирелигиозников была закреплена «за определенными домовладениями для чтения лекций. Часть активистов-антирелигиозников закреплена за отдельными активными сектантами для индивидуальной работы».9

Растет число атеистических лекций, хотя и не так быстро, как хотелось бы коммунистическим радикалам. В связи с этим газета «Красный Крым» (1.12.1957) пишет: «За весь прошлый 1956 г. в нашей Крымской области отделениями общества по распространению политических и научных знаний было прочитано лишь 569 лекций на научно-атеистические темы, а в текущем году за 10 месяцев — 1384 лекции, что составляет немногим более 5% всех прочитанных лекций».10

Но вскоре этот «недостаток» был устранен. «В последнее время обком партии занялся проведением ряда мероприятий, направленных на пропаганду атеистических взглядов. В мае месяце 1957 г. проведены семинары работников горкомов и райкомов».11

«Во всех городах и в ряде районов на заводах, фабриках, в совхозах и колхозах проводятся вечера вопросов и ответов на антирелигиозные темы». После лекций бесплатно показывают атеистические кинофильмы, такие как «Темные люди», «Дело отца Панфилия», «Апостолы без маски», «Правда о мощах», «У истоков истины», «Чудотворцы из Бирюлево», «Первые советские спутники земли».12

«По всем школам области стали периодически проводиться лекции, доклады, беседы и опыты, разоблачающие религию и суеверия, а в те семьи, которые под разнообразными видами понуждают детей посещать церковь, чаще стали заходить и проводить индивидуальные беседы с родителями учителя, коммунисты, комсомольцы и члены родительских комитетов, а там, где больше всего родители поражены религией, общества знаний организовали лектории».13

Во многих школах области стали работать семинары атеистов. Темы, которые на них обсуждались, были специально утверждены районными властями. Среди них — «Реакционная роль Ватикана», «Православие и его реакционная сущность», «Противоположность науки и религии».14

Результаты этой, говоря словами Маяковского, работы адовой, были налицо: «Член партии тов. Андреев сумел распропагандировать гр. Асютину Лидию Николаевну, которая прекратила ходить в молитвенный дом, а стала ходить в кино, на вечера, занимается в политкружке».15

«Ученицу 82 симферопольской школы Якуцени Светлану завербовали пятидесятники. На помощь Светлане пришла комсомольская организация и учителя школы. Путем индивидуальных задушевных бесед и включения Светланы в общественную жизнь школы помогли освободиться девушке от религиозного влияния.

Или в Бахчисарае сектанты хотели завербовать Катю Нижнеподцеву (работает на птицефабрике), но товарищи по работе помогли ей теплым словом в трудную для нее пору. Коммунист Шешалевич предупредил девушку, что она работает рядом с сектантами, и разъяснил ей, что представляет из себя их вера. Этим спас девушку от сектантов.

Или в Старом Крыму сектанты завербовали гр. Танищеву (санитарку Старо-Крымского санатория). Отдел пропаганды и агитации Старо-Крымского райкома партии прикрепил к Танищевой грамотного атеиста, который не только систематически проводил с ней беседы, но подбирал для нее художественную и атеистическую литературу, высказывания В.И. Ленина и др. В результате гр. Танищева стала активной атеисткой».16

Но несмотря на подвиги коммунистов Андреева, Шешалевича и иже с ними, «пережитки» нет-нет, да и давали о себе знать. «Очень многие трудящиеся Джанкоя верят в бога. Например, в 4-й средней школе проводилось родительское собрание, где стоял доклад на атеистическую тему и организован вечер "чудеса без чудес". Когда стали показывать опыты превращения воды в вино, то 20 человек заругались, что это бесово наваждение, и ушли. Такое же положение было и во 2-й средней школе».17

Очень мешали планомерному выводу людей из религии сами верующие: «Известны факты, когда сектанты меняют места работы по собственному желанию, когда партийные и профсоюзные организации начинают проводить работу по отрыву их от религии».18

В эти годы среди мелких и средних функционеров широкое хождение получает миф о целительной силе трудового коллектива. Когда, скажем, У. пишет, что верующие пенсионеры «оторваны от рабочего коллектива» и потому им «трудно преодолеть религиозные пережитки», он выражает ходячие представления о том, каким путем можно перевоспитать верующих. Хрущевский поворот «к ленинским нормам законности» сильно ограничил возможность прямых репрессий. Теперь для «перековки» чуждых элементов партаппарат вынужден был обратиться к более активному использованию административного и партийного ресурсов. Коллектив, ключевые позиции в котором всегда занимали коммунисты, идеально подходил для «оттепельного» насилия. Борьба за чистоту «ленинских принципов» шла рука об руку с усилением механизмов косвенных репрессий, для чего закон, который, по известной поговорке, что дышло, постоянно пересматривался «в свете руководящих решений». Вот и У. не устает напоминать своему руководству, что для успешной атеистической работы необходимо, «чтобы правительство разрешило накладывать штрафы, привлекать к судебной ответственности лиц, проводивших религиозную пропаганду вне стен молитвенного дома».19

Одновременно идеологические работники стремятся к тому, чтобы религиозные лидеры отказались от всякого конструирования внутреннего мира советского человека. «Отдельные пресвитеры уделяют много времени морали. Например, керченский пресвитер Цикол призывает следовать только по стопам христа, не увлекаться житейским, особенно культурой... Цикол предупрежден, что если еще раз будут такие и подобные им выступления, с регистрации будет снят».20 Напомним, что в православных храмах к этому времени перестает звучать проповедь, прихожане боятся перемолвиться лишним словом, чтобы не навредить себе и другим.

В годы хрущевских гонений окончательно сформировался атеизм послевоенного образца с его агрессивным маломыслием, незаинтересованностью в метафизике, отсутствием минимального такта и сдержанности. Интересно, что в постсоветское время он окончательно не умер, и продолжает оценивать веру как дебильное свойство насмерть перепуганных людей.

Примечания

1. Ф. 6991, оп. 3, № 1175, л. 6.

2. Ф. 6991, оп. 3, № 1175, л. 32.

3. Ф. 6991, оп. 3, № 1175, л. 18.

4. Ф. 6991. оп. З, № 1175, л. 19.

5. Ф. 6991, оп. 3, № 1175, л. 20.

6. Ф. 6991, оп. 3, № 1178, л. 78.

7. Ф. 6991. оп. 3, № 1178, л. 79.

8. Ф. 6991, оп. 3, № 1174, л. 265.

9. Ф. 6991, оп. 3, № 1181, л. 11.

10. Ф. 6991, оп. 3, № 1184, л. 21.

11. Ф. 6991, оп. 1, № 1497, л. 22.

12. Ф. 6991, оп. 3, № 1186, л. 155.

13. Ф. 6991, оп. 1, № 1700, л. 20.

14. Ф. 6991, оп. 3, № 1186, л. 174.

15. Ф. 6991, оп. 3, № 1186, л. 59.

16. Ф. 6991, оп. 3, № 1184, л.л. 122. 123.

17. Ф. 6991, оп. 3, № 1186, л. 118.

18. Ф. 6991, оп. 3, № 1816, л. 5.

19. Ф. 6991, оп. 3, № 1184, л. 123.

20. Ф. 6991, оп. 3, № 1187, л. 81.

Страница 2
Главная страница » Библиотека » Б.Ф. Колымагин. «Крымская экумена: Религиозная жизнь послевоенного Крыма»
В послевоенные годы в Советском Союзе религиозный фактор практически не оказывал влияния на публичную общественную жизнь. Достаточно просмотреть газеты тех лет, чтобы убедиться, что никаких религиозных проблем в СССР не было. Самой религии, впрочем, тоже почти не было. По крайней мере — в качестве фактора, о котором имело смысл говорить в общественных местах и по общественно значимым поводам.

Мир, в котором жили советские официальные власти, был поделен на две части — ту, в которой кипели классовые бои, бушевали националистические страсти и вообще происходило множество всяческих безобразий, и ту, где строили коммунизм, где все любили СССР как свое Отечество, а нарушители, посягающие на братскую семью народов, выполняли задания акул мирового империализма.

Религия, как атрибут старого мира, учитывалась в играх политтехнологов на международной арене. Но в СССР она решительно была выведена за скобки общественного сознания и рассматривалась исключительно в качестве пережитка прошлого.

Это не значило, конечно, что партаппаратчики доверили выстраивание межрелигиозных связей внутри страны самим верующим. Напротив, характер взаимодействия религиозных объединений определялся в кабинетах чиновников. Поэтому неудивительно, что легитимных мест для встречи представителей разных религий было не так уж много — форумы мира, международные конференции по проблемам разоружения и солидарности трудящихся всех стран и подобные им пиар-акции.

Вне международного контекста межрелигиозные контакты не только не приветствовались, но рассматривались как угроза атеистическим устоям. Религиозный компонент, по логике идеологов нового мира, занимал малую часть в сознании советского верующего. Ни о каком серьезном общении на религиозной почве и речи быть не могло.

Тем не менее скрытые формы диалога в СССР существовали. В кухонных посиделках, в кулуарных разговорах и частных письмах обсуждались интересующие определенную часть верующих вопросы. Иногда представители разных конфессий совершали знаковые жесты. Об одном таком жесте мы упоминали выше: когда в середине 50-х годов иудеи Евпатории отчаялись зарегистрировать свою общину, они обратились с письмом к патриарху Алексию, прося у него поддержки.1 В тех суровых условиях патриарх, конечно, мало чем мог помочь. Но важно было само ощущение, что ты не один противостоишь безбожной власти.

Это чувство противостояния сглаживало острые межконфессиональные углы. Однако межрелигиозные трения существовали, и тому было несколько причин. Одна из них имела отношение к истории. Загнанные в культурное гетто «служители культа» во многом механически транслировали традиции, обраставшие всевозможными байками. Старые этноконфессиональные обиды при этом странным образом находили себе дорогу к сердцам в виде мифологем. Отсутствие же духовного образования мешало спокойно отделить правду от вымысла. Так медленно и незаметно под атеистическим прессом росли мифологические цветы зла, давшие о себе знать уже в другую, постсоветскую эпоху.

В отчетах У. содержатся скупые сведения о звучавшем под спудом диалоге. В центре него, без сомнения, находился Лука.

Святитель Лука считал, что не только православные, но и верующие других конфессий сообща могут противостоять духовной деградации общества. В документах Совета по делам религиозных культов сохранился любопытный рассказ о том, как архиепископ в 1948 году «прибыл в молитвенный дом евангельских христиан-баптистов в сопровождении двух монашек и одного священника». «Его приветствовал пресвитер общины Костюков. Лука выступил и заявил, что прибыл к ним как к верующим в единого Бога и что он надеется на распространение веры в народе».2 Немедленно были приняты меры: «За допущение на кафедру архиепископа Луку Костюков предупрежден старшим пресвитером».3

После этого визита архиепископ попытался сходить и к адвентистам. Но уполномоченный Совета был начеку, и у руководства адвентистов желание встретиться отпало.

Особо стоит отметить отношение святителя к католикам. В отчетах сохранился донос одного из священников кафедрального Троицкого собора о том, «что Лука незаконно заставил его причащать католиков... Я волю Луки выполнил только потому, что он, вызвав меня, сказал: "Если ты не будешь исповедовать и причащать католиков, ты мне не нужен, я тебя из собора уволю". Отец Луки, насколько мне известно, был католиком, не лучше его и Лука, поэтому он не случайно окружил себя западниками».4

Лука стремился наладить добрые отношения с католиками и протестантами не только в Крыму. Он пробовал переписываться с заграницей и отправил письмо в Англиканскую церковь. Однако до адресата оно не дошло, попав в руки Г. Карпова. Из этого Лука сделал вывод: «Каждый сверчок знай свой шесток». И перестал писать иностранцам. «Я совершенно не в курсе жизни католической, англиканской, протестантской и других церквей мира», — жалуется владыка.5

Святитель не сводил межрелигиозное общение к христианскому диалогу. Об этом можно судить по такому факту. 27 апреля 1957 года, в день своего восьмидесятилетия, во время праздничного обеда он попросил стенографистку принести поздравительную телеграмму от иудеев. «Лука рассказал, что поздравления еврейская община прислала потому, что он в одной из проповедей сказал о важной миссии еврейского народа».6

Староста симферопольской синагоги Франклах, которого святитель когда-то лечил и спас от смерти, сам приходил поздравить архипастыря в дни церковных празднеств. А когда архиепископ болел, за него даже молились в синагоге.

И все-таки Лука был далек от безбрежного экуменизма. Святитель умел «различать духи», чувствовал, понимал «духовную составляющую» ситуации. И когда вопрос касался прозелитизма, он не боялся резких слов. Не случайно среди проповедей Луки мы можем найти немало антисектантских речей. В одном из разговоров с У. он прямо говорил, что после того как написал ряд проповедей о заблуждениях сектантов и протестантов, «отход от церкви христиан, за исключением Мазанки, меньше, чем в других областях Украины», а после проповедей в Алуште «в лоно РПЦ вернулось много бывших сектантов».7

Приведем несколько примеров прозелитизма. В Саках жили две домохозяйки в одном доме. «Букоенко и Казначеевская знали друг друга еще до войны, но Казначеевская была верующей православной церкви, а Букоенко верующей ЕХБ. Ряд лет шли споры между этими двумя женщинами по религиозным вопросам, каждая доказывала, что ее вера правильная. Но поскольку Букоенко более грамотная и начитанная евангелия, сумела Казначеевскую переубедить и завлечь в молитвенный дом».8

В колхозах «Трудовое согласие» и «Красная нива» Кировского района в 1946 г. существовала нелегальная община ЕХБ. Ее лидер, Болохов, проводил «агитационную работу путем приглашения на собрания колхозников». «Болохов доказывает, что русская православная церковь имеет иконы, на которых нарисованы изображения несуществующих святых. О своей вере убеждает, что наше учение по библейскому и евангельскому учению есть. В результате его агитационной работы, им были вовлечены в общину Г., Л., Ж.», которые ранее были верующими РПЦ.9

Баптисты нередко сравнивали свое вероучение с православным, «говоря, что они верят в невидимого Иисуса Христа, а русская православная вера только в изображения несуществующих ликов святых».10 Православные священники, в свою очередь, обличали ересь протестантизма. И на этом диалогу приходил конец и всплывали всякие исторические неправды, о которых напоминают некоторые записи У.: «Со слов старичков выяснилось, что после революции 1905-07 гг. царские чиновники не преследовали баптистов. Мешали проводить богослужения священники и миссионеры православной церкви. Эти лица приходили на молитвенные собрания и открывали диспуты и споры о пользе икон и по другим вопросам. После революции 1917 г. эти диспуты прекратились».11

В послевоенные годы Московская патриархия, впрочем, пыталась реконструировать дореволюционную миссию, которая по сути своей являлась контрмиссией, направленной на людей, оставивших государственную церковь. В бумагах Совета по делам РПЦ сохранился такой документ: «Синод решением от 21 февраля 1949 года по отчету миссионерского совета за 1948 год предусматривает ряд мероприятий церкви по борьбе с сектантством, в том числе введение института разъездных священников (миссионеров) и издание миссионерской литературы.

Доложить Правительству, что Совет считает предложение Синода неприемлемым, так как проведение указанных мероприятий в борьбе с сектантством вызовет только разжигание религиозности и рознь среди трудящихся на религиозной почве».12

Отрицательный опыт прошлого порой властно вторгался в настоящее и у протестантов, и тогда в словах проповедников слышались отзвуки эпохи религиозных войн. Скажем, адвентист Брова говорил: «В Америке президентом избран католик Кеннеди. Нам, братья и сестры, надо быть готовым ко всему. От католиков хорошего ждать нечего».13

Иногда неправда прошлого всплывала в виде безумия, ложно понятой миссии. В этой связи приведу такой случай. Раввин Богопольский на приеме у У. 23 декабря 1957 г. говорил: «На той неделе к нам на молитвенное собрание приходил один "субботник" и поднял крик, что ему во сне явился Христос и велел передать всем евреям, чтобы они три дня говели, иначе бог всех накажет. Кричал долго, большого труда стоило, чтобы вывести его из синагоги».14

Тонкие «экуменические» связи верующих старообрядческой и православной церкви легко рвались из-за рвения «ревнителей не по разуму». Скажем, в августе 1949 г. во время бракосочетания свящ. Глазов заявил: «Наши люди оставайтесь, а не наши оставьте помещение». Под «не нашими людьми» он подразумевал верующих русской православной церкви. Их в селе Мысовом было около 50 человек.15

И все-таки подобные трения не могли надолго омрачить жизнь религиозных объединений. С началом же хрущевских гонений межрелигиозные разборки потеряли свою актуальность. Люди протестовали против «придурковатого» волюнтаризма партийных чиновников, требовали смягчения антирелигиозной политики. Именно в эти годы вопрос о единстве верующих перед лицом атеистического государства встал со всей остротой. В отчетах уполномоченных тому есть немало подтверждений.

«Старики евреи и верующие караимы договорились между собой об открытии общей синагоги-кенассы, но пока что заявления не подали», — сообщает У. о религиозных делах Евпатории.16

В декабре 1963 г. «один из идеологов пятидесятников-сионистов на сборище группы пятидесятников в г. Симферополе проповедовал, что сейчас необходимо единство всех духовных церквей и группировок, чтобы легче отражать стрелы лукавого, т.е. бороться с органами власти.

В таком же духе высказываются и некоторые священнослужители русской православной церкви. В сентябре 1963 г. в Крыму находился священник из г. Свердловска Луганской области игумен Носов Василий, который посетил ряд городов Крыма и среди духовенства высказывал свои мысли, что спасение русской православной церкви в соединении с католической церковью. Эту свою мысль он аргументировал тем, что для православных безразлично кто будет главой церкви, но лучше подчиняться папе римскому, чем коммунистической безбожной власти, которая задалась целью ликвидировать всякую религию. Разве у нас в России православной церковью управляет патриарх, спрашивал Носов и отвечал, что нет, не патриарх, а безбожник уполномоченный.

В таких же грехах обвиняют уполномоченного и «чистые» баптисты, и адвентисты.

Другой священник, Филимонов Алексей, в г. Евпатории по вопросу объединения всех религиозных сил заявил, что соединение церквей может нанести сильный удар атеистам».17

...В наши дни нелишне вспомнить те годы. Понимая всю сложность и болезненность межконфессиональных проблем, осознавая невозможность простых решений в сфере межрелигиозного диалога, сегодня нельзя не чувствовать межрелигиозное противостояние как неправду, а межхристианские разделения как общую христианскую боль, как общую внутреннюю задачу, которую вновь и вновь надо пытаться решать.

Примечания

1. Представитель евпаторийской общины Черняк сказал У. в 1958 г., «что от имени верующих евреев г. Евпатории они подали заявление на имя Патриарха Алексия, в этом заявлении просят Алексия помочь им открыть синагогу». (Ф. 6991, оп. 3, № 1184, л. 176).

2. Ф. 6991, оп. 3, № 1173, л. 123.

3. Ф. 6991, оп. 3, № 1173, л. 125.

4. Ф. 6991, оп. 1, № 1596 л. 18.

5. Ф. 6991, оп. 1, № 1596 л. 4.

6. Ф. 6991, оп. 1, № 1497 л. 35.

7. Ф. 6991, оп. 1, № 1596 л. 7.

8. Ф. 6991, оп. 3, № 1178, л. 27.

9. Ф. 6991, оп. 3, № 1172, л. 74.

10. Ф. 6991. оп. З, № 1172, л. 224.

11. Ф. 6991, оп. 3, № 1179, л. 87.

12. Ф. 6991, оп. 1, № 449, л.л. 14, 15.

13. Ф. 6991, оп. 3, № 1813, л. 78.

14. Ф. 6991, оп. 3, № 1184, л. 4.

15. Ф. 6991, оп. 3, № 1174, л. 167.

16. Ф. 6991. оп. 3, № 1187, л. 139.

17. Ф. 6991, оп. 3, № 1816, л. 4.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова