Видукинд Корбейский

ДЕЯНИЯ САКСОВ

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОЙ КНИГЕ, ПОСВЯЩЕННОЙ ГОСПОЖЕ МАТИЛЬДЕ, ДОЧЕРИ ИМПЕРАТОРА

Видукинд Корвейский, ничтожнейший слуга мучеников христовых Стефана и Вита, свидетельствует свою нижайшую преданность, рабскую покорность я передает истинно искреннее во имя Спасителя приветствие госпоже Матильде — цветущей деве, сияющей имперским величием и отличающейся исключительной мудростью. Хотя тебя возвышает особая слава отцовской власти и украшает просветленная мудрость, тем не менее я, смиренный, надеюсь на снисходительность, всегда присущую престолу, и верю, что мои преданность найдет поддержку в твоей благосклонности, пусть это будет даже и незаслуженно. Ибо когда прочтешь о деяниях своего могущественного отца и своего славнейшего деда, запечатленных в этом нашем труде, то ты, добродетельная и славная, станешь еще более добродетельной и еще более славной. Мы же признаемся, что все эти деяния целиком охва­тить не можем и [поэтому] излагаем их сжато и по частям, так, чтобы повествование было для читателя ясным и не отталкивало его. К тому же я позаботился о том, чтобы записать немногое и о происхождении и о положении народа, у которого первым правил государь Генрих, [и] постарался, дабы ты, читая, в то же время имела усладу для души, отвлекалась от забот и пользовалась прекрасным досугом. Так пусть твоя светлость прочтет эту книжицу, памятуя о нас с благосклонностью, соответствующей той преданности, с которой она была написана. Будь здорова.

Предисловие кончается

НАЧИНАЕТСЯ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ГЛАВ

1. [О том], что [автор] написал другие книжицы, помимо этой.

2. [В которой автор] рассказывает о различных мнениях многих [писателей] о происхождении саксонского народа.

3. [О том], что [саксы] прибыли на кораблях к месту, под назва­нием Гаделы.

4. [О том], что тюринги тяжело перенесли их прибытие и всту­пили с ними в войну.

5. [О том], каким образом юноша приобрел страну за золото.

6. [О том], что тюринги обвинили саксов в разрыве союза, сак­сы же вышли победителями.

7. [О том], откуда берут свое наименование саксы.

8. [О том, что] имя саксов знаменито и бриты принимают их по­мощь.

9. [О том, что] Тиадорик избирается королем и призывает на помощь саксов против Ирминфрида.

10. [О том, как] Иринг подстрекает Тиадорика против саксов.

11. [О том, что] Гатагат побуждает саксов к войне.

12. [О том, что] саксы, после того как город был взят, сложили знамя.

13. [О том, что] Тиадорик передает страну саксам, а Ирминфрид погибает.

14. [О том, как] саксы разделяют поля и что живут они в трех видах и [по трем] законам.

15. [О том], как Карл Великий сделал их христианами.

16. О Людовике, Бруно, Оттоне и о короле Конраде.

17. О короле Генрихе.

18. О венграх, которые называются аварами.

19. [О том, как] венгры были окружены Карлом Великим, однако отпущены Арнульфом.

20. [О том], каким образом венгры опустошали Саксонию.

21. [О том, как] Генрих стал герцогом Саксонии.

22. О Генрихе, об епископе Гато и о графе Адальберте.

23. О Конраде и его брате Эберхарде.

24. [0 том, как] Конрад осадил Генриха.

25. О речи короля Конрада перед смертью.

26. [0 том], как Эберхард возвел Генриха в короли.

27. [О том, как] Генрих, став королем, в скором времени собрал страну, находившуюся в беспорядке.

28. О Людовике и его сыновьях.

29. О Карле, Одо и их преемниках.

30. [О том], как король Генрих овладел Лотарингским королев­ством.

31. О сыновьях короля Генриха, о королеве Матильде и о [их] родословной.

32. О венграх, о пленном [венгре] и о том, как был установлен мир на девять лет.

33. О руке мученика Дионисия.

34. О святом мученике Вите.

35. [О том, что] делал король Генрих в течение девяти лет мира.

36. [О том], каким образом были побеждены ротари.

37. О свадьбе сына короля.

38. О речи короля и о том, как он победил венгров в открытой войне.

39. [О том], каким образом победитель вернулся и о его обычаях.

40. [О том], каким образом он победил датчан.

41. [О том], как он занемог, умер и где погребен.

Перечисление глав кончается

НАЧИНАЕТСЯ КНИГА ПЕРВАЯ ДЕЯНИЙ САКСОВ

1. После первых наших трудов², в которых я рассказал о победах воинов высшего повелителя, пусть никто не удивляется тому, что я хочу письменно поведать о деяниях наших знатных³, так как в тех трудах я, как мог, согласно своему призванию, исполнил то, что должен был [сделать]; теперь же я не хочу упускать случая⁴ потрудиться, как могу, со всей моей предан­ностью ради моего народа⁵.

2. И прежде всего я, конечно, расскажу немногое о проис­хождении и положении народа, следуя в этой части лишь молве, так как [из-за] чрезвычайной древности [событий] почти исчезает вся [их] достоверность². К тому же об этом существуют различ­ные мнения³; согласно одним, саксы берут свое начало от дат­чан⁴ и норманнов⁵, а согласно суждению других, как я слышал в юности⁶ от одного человека, говорившего об этом, от греков, либо, как говорят подобные [толкователи], саксы суть остаток Македонского войска⁷, которое, следуя за Александром Вели­ким, вследствие внезапной смерти последнего, рассеялось по всему миру. Впрочем, нет сомнения, что [саксы] были древним и благородным⁶ народом, о них говорится в речи Агриппы к иудеям словами Иосифа⁹ и утверждается в изречении поэта Лукана.                                          '

3¹. Как достоверное² нам³ известно, что саксы прибыли в эти области на кораблях и вначале пристали к тому месту, ко­торое по сей день носит название Гаделы⁴.

4. [Местные] жители, которыми были, как говорят, тюринги², тяжело восприняли прибытие [саксов] и подняли против них оружие; саксы же, упорно наступая, овладели гаванью. По­скольку между [противниками] шла долгая борьба и много по­гибло и тех и других, то обе стороны решили вступить в перего­воры о мире и заключить договор⁴, [который] был принят на том условии, что саксы получали возможность пользоваться доходом от продажи и обмена, но должны были воздерживаться от дохода с полей, [не допуская] убийства людей и грабежа. Этот договор оставался нерушимым много дней, но когда у саксов иссякли деньги и они [уже] не имели, что продавать и на это покупать, тогда они сочли [заключенный] мир для себя невы­годным.

5. Случилось в это время так, что .некий юноша сошел с корабля, его украшало при этом много золотых вещей, золо­тое ожерелье и золотые браслеты, а один из тюрингов, шедший навстречу, опросил его: «К чему столь большое количество зо­лота на твоем изнуренном от голода теле?» «Я ищу покупа­теля, — ответил [тот], — ни на что другое я это золото не несу: ведь я страдаю от голода, [так] разве я могу насладиться зо­лотом?» [Тогда] тот спрашивает, какого качества это [золото] и сколько оно стоит. «Цена для меня безразлична, — сказал сакс, — что ни дашь, возьму с благодарностью». Тогда [тюринг], издеваясь над юношей, сказал: «А что, если я наполню тебе [за него] фалду одежды песком?» Ибо в этом месте была вели­кая нужда в земле. Тогда сакс, не мешкая, открыл фалду и взял [в нее] землю, [а взамен] тотчас отдал тюрингу золото, [после чего] и тот, и другой с радостью отправились к своим. Тюринги до небес восхваляли² своего человека [за то], что он так ловко обвел сакса, и говорили, что он счастливец среди всех людей, [ибо] за столь ничтожную вещь стал обладателем столь громадного [количества] золота. И некоторые уже праздновали победу над саксами. Сакс тем временем, лишившись золота, с большой ношей земли подошел к своему кораблю. Когда [его] друзья вышли ему навстречу, они удивились тому, что он сделал, [и] одни из его друзей стали над ним смеяться, другие же пори­цать его, и все вместе признали его безумцем. Но тот, когда по его требованию наступило молчание, сказал: «Следуйте за мной, благородные саксы, и вы убедитесь, что мое безумие при­несет вам пользу». Те, хотя и пребывали в сомнении, последо­вали, однако, за вождем. А он, взяв землю насколько мог тон­ким слоем, рассеял ее по соседним полям и занял это место под лагерь³.

6. Когда тюринги увидели [возникший] лагерь саксов, они решили, что с этим смириться нельзя, и через послов стали жаловаться на разрыв союза и нарушение договора со стороны саксов. Саксы ответили, что они до сих пор нерушимо блюли договор, [но] землей, приобретенной на собственное золото, они хотят владеть с миром или будут ее защищать с оружием. Услышав это, жители [Тюрингии] стали проклинать золото сак­сов, а того, кого они только что считали счастливчиком, объ­явили виновником своих бед и своей страны³. Воспламененные гневом, ослепленные [жаждой мести], они беспорядочно, без всякого военного плана вторглись в лагерь [саксов]; саксы, однако, приняли врагов подготовленными, одержали над ними верх и [благодаря] успешному ходу действий заняли, по праву войны³, ближайшую окружающую местность. Поскольку обе стороны уже долгое время и непрерывно вели бой и тюринги считали, что саксы их победят, то через посредников они потре­бовали, чтобы [представители] обеих сторон безоружными встре­тились в назначенное время н в условленном месте и снова повели переговоры о миpe. Саксы ответили, что они подчиняются этому требованию. В те времена в употреблении у саксов были большие ножи, которыми по сей день, следуя обычаю древнего племени, пользуются англы⁵. Саксы, вооружившись такими [ножами], спрятали их под своей одеждой, вышли из лагеря и направились к тюрингам в назначенное место. Когда они уви­дели, что враги безоружны, а все предводители тюрингов уже пришли, то, выхватив ножи, они ринулись на беззащитных, за­стигнутых врасплох, и перебили всех так, что ни одного из них не осталось в живых. Так саксы стали знаменитыми и начали внушать необыкновенный страх соседним народам⁷.

7. Были и такие, которые говорили, что имя им [саксам] дано по причине этого события. Ибо на нашем языке нож на­зывается «сакс»², отсюда саксы и получили название, так как ножами повергли такое великое множество.

8¹. В то время, как все это происходило² в Саксонии, то есть в области, получившей [затем] такое наименование, Брита­ния³, некогда еще императором Веспасианом введенная в чис­ло провинций, находившихся длительный период с пользой [для себя] под покровительством римлян, стала терпеть опустошения со стороны соседних народов, так как, по-видимому, была лише­на помощи римлян. Ибо римский народ после того, как воины убили императора Марциала⁵, был очень изнурен внешними воинами и не был в состоянии оказать друзьям обычную помощь. После того как на границе, от моря до моря, там, где предпола­галось нападение врагов, воздвигли для защиты страны громад­ное укрепление, римляне оставили [эту] страну. Однако для вра­га, более жестокого и подготовленного к войне, поскольку ему противостоял народ мягкий и ленивый, не составляло никакого труда разрушить [это] укрепление. И вот, когда распространи­лась молва о победоносных деяниях саксов, [жители Британии] послали к ним смиренное посольство с просьбой о помощи. И послы [из Британии], прибывшие [к саксам], заявили: «Бла­городные саксы, несчастные бритты, изнуренные постоянными вторжениями врагов и поэтому очень стесненные, прослышав о славных победах, которые одержаны вами, послали нас к вам с просьбой не оставить [бриттов] без помощи. Обширную, бес­крайную свою страну, изобилующую разными благами, [брит­ты] готовы вручить вашей власти. До этого мы благополучно жили под покровительством и защитой римлян, после римлян мы не знаем никого⁸, кто был бы лучше вас, поэтому мы ищем убежища под крылом вашей доблести⁹. Если вы, носители этой доблести и столь победоносного оружия, сочтете нас более до­стойными по сравнению с [нашими] врагами, то [знайте], какую бы повинность вы ни возложили на нас, мы будем охотно ее не­сти», Отцы ответили на это кратко: «Знайте, что саксы — верные друзья бриттов и всегда будут [с ними], в равной мере и в их беде, и в их удачах». Обрадованные послы вернулись на родину [и], сообщив желанное известие, еще более обрадовали своих со­отечественников.

Затем в Британию было послано обещанное войско [саксов] и, принятое бриттами с ликованием, вскоре освободило страну от разбойников, возвратив жителям отечество. При осуществле­нии этого не было больших трудностей, ибо те, до которых уже дошел слух о славе саксов, страшились [их] и при одном их при­ближении далеко рассеивались. Враждебными бриттам были племена скоттов¹⁰ и пиктов, и саксы против них повели войну, получив от бриттов все необходимое для жизни. Так [сак­сы] пробыли некоторое время в этой стране, пользуясь взаимной дружбой бриттов.

Но когда предводители войска увидели, что земля [эта] обширна и плодородна, а жители ленивы в деле ведения войны и что сами жители, [да] и большая часть саксов не имеют прочных мест для поселения, тогда они послали [гонцов], чтобы отозвать большую часть войска, заключили мир со скоттами и пиктами и сообща с последними выступив против бриттов, изгнали их из страны, а самую страну подчинили своей власти. И так как остров этот расположен в некоем углу моря, то и по сей день они называются англосаксами. Если бы кто-либо захотел уз­нать обо .всем этом подробнее, пусть почитает историю этого народа, там¹⁵ он найдет [описание того], каким образом и при каких князьях все это произошло и как они пришли к христиан­ской вере благодаря одному из самых святых мужей своего вре­мени, а именно пане Григорию¹⁶. Мы же возвращаемся к начатой истории.

9. После этого умер король² франков Гуго³, не оставив в качестве наследника никого, кроме единственной дочери по име­ни Амальберга, а она вышла замуж за короля тюрингов Ирминфрида. Народ⁶ франков⁷, с которым государь их обращался по-человечески и милостиво, в знак благодарности избрал своим королем сына [умершего короля], по имени Тиадорик, рожден­ного от наложницы. Тиадорик же, предназначенный в короли, позаботился о посылке посла к Ирминфриду ради мира и согла­сия. Посол, придя к Ирминфриду, сказал: «Всемогущий и все­милостивейший из смертных, господин мой Тиадорик послал ме­ня к тебе [и], желая тебе здравствовать и долго управлять обшир­ной и великой державой, просил передать тебе, что он считает себя по отношению к тебе не господином, а другом, не повели­телем, а родственником и что он хочет сохранять до конца не­рушимо узы родства по отношению к тебе, он только просит, чтобы ты не нарушал единодушия в народе франков, ибо [народ франков] будет следовать за ним, как за предназначенным ему королем». В ответ Ирминфрид, как это соответствовало королевскому достоинству, милостиво ответил послу, что он согласен с мнением народа франков, что он не хочет нарушать его согла­сие, что [сам он] нуждается и мире, но что свой ответ, который касается дел [всего] королевства, он хочет отложить до того времени, когда будут присутствовать его друзья. Почтительно обращаясь с послом, он оставил его на некоторое время у себя. Когда королева узнала, что явился посол от ее брата и что он ведет с королем переговоры о делах королевства, она упросила [некоего] Иринга вместе с ней убедить [ее] мужа [выступить за то], чтобы королевство перешло к ней по праву наследства, так как она дочь короля и дочь королевы. Тиадорик же всего-навсе­го лишь его [Ирминфрида] раб, ибо рожден от наложницы, и по­этому непристойным будет сдаться ¹² собственному рабу. Иринг был человеком ¹³ смелым, мужественным, обладал быстрым умом и большой проницательностью, в осуществлении [своего] дела проявлял большое упорство [и] умел легко убедить [всякого] в том, в чем хотел, и поэтому расположил к себе Ирминфрида. Когда были собраны князья и ближайшие друзья, Ирминфрид [решил] начать в их присутствии беседу с послом. [Князья и друзья] единодушно советовали [Ирминфриду], чтобы он в своих действиях руководствовался миром и согласием, так как выдер­жать натиск франков он не сможет, и чтобы особенно [имел в виду], что с другой стороны ему угрожает оружие еще более жестокого врага. Иринг, наоборот, удовлетворяя желание при­хотливой женщины, убеждал Ирминфрида не уступать фран­кам, [заявляя], что он имеет больше прав на наследование коро­левства и что, кроме того, обширная [его] держава, войско, ору­жие и прочее военное имущество равны [силам] Тиадорика. В соответствии с этими словами [Иринга] Ирминфрид ответил послу, что он не отказывает Тиадорику ни в дружбе, ни в род­стве, однако он не может не выразить удивления, каким образом тот намеревается получить державу прежде, чем свободу, ведь он [Тиадорик] рожден рабом ¹⁵, так каким же образом он домо­гается власти: [ведь] собственному рабу не подобает сдаваться. Посол с возмущением ответил на это: «Лучше бы мне сложить [здесь] перед тобой свою голову, чем слушать от тебя подобные речи; я знаю, что многие франки и тюринги должны будут иску­пить их своей кровью». Сказав это, [посол] вернулся к Тиадорику [и] не утаил ничего из услышанного. Тиадорик же, скрывая под веселым выражением лица сильный гнев, заявил: «Нам следует торопиться поступить в услужение к Ирминфриду, но пока мы не лишились свободы, давайте пользоваться суетной жизнью». И когда [Тиадорик] с сильным войском приблизился к границам тюрингов, он застал там [уже] своего зятя, ожидающего также с сильным войском в местности под названием Ронненберг; начавшись, сражение шло с неопределенным исходом на протя­жении первого и второго дня; лишь на третий день Ирминфрид потерпел поражение, уступил Тиадорику и бежал, наконец, с остатками своей дружины в город под названием Скитинг¹⁸, расположенный на реке, называемой Унстроде. Тиадорик же, когда были собраны князья и воины²⁰, опросил, каково мнение войска, а именно; считает ли оно необходимым преследовать Ирминфрида или вернуться на родину. Среди тех, [кто присут­ствовал], был Вальдрин, который, будучи спрошен, ответил: «Я полагаю, что ради погребения павших, ухода за ранеными, созыва большего войска надо вернуться на родину, ибо я не думаю, чтобы, потеряв большое число воинов, мы могли успеш­но завершить эту войну. Ведь если бесчисленное множество варварских народов поднимается против нас, то с помощью кого тогда ты [Тиадорик], одержишь победу, если наши {воины] столь ослабли?»

У Тиадорика был раб²³ весьма благоразумный, его советы [Тиадорик] часто находил здравыми и оказывал ему, кроме того, расположение. Когда этого [раба] спросили о его мнении, он сказал: «Я полагаю, что в славных деяниях всегда самое пре­красное — это настойчивость, которую наши предки проявляли тем образом, что, начав дело, редко или даже никогда от него не отступались; однако я полагал бы, что не следует равнять наши усилия [с действиями] тех, кто с помощью малого войска добивался превосходства над громадными полчищами [других] народов. Теперь страна находится в нашей власти, а в случае нашего отступления — не дадим ли мы побежденным возмож­ность одержать верх? Я бы сам предпочел вернуться на родину, чтобы увидеть свой домашний очаг, если бы я был уверен, что враг наш будет бездеятелен. Возможно, наши раненые нужда­ются в этом, ибо [жизнь] в лагерях трудна, тем не менее, я пола­гаю, что для неутомимый испытания — величайшее благо. Вслед­ствие громадных потерь войско [наше] значительно уменьшилось. Но все ли враги ушли? Наверное, очень немногие; правда, сам государь, подобный некоему дикому зверю, укрепился в своей норе, окружил себя городскими стенами" и не смеет спокойно вы­сунуть нос, испытывая страх перед нами. Но у него нет недо­статка в деньгах, на них ведь можно нанять варварские народы. Нет [у него] недостатка и в воинах, пусть даже изнуренных. Все они в наше отсутствие наберутся сил. Не пристало победителям создавать побежденным условия для победы. Разве мы распола­гаем силами, чтобы поставить отряды для управления в отдель­ных городах? А ведь мы потеряем их, если уйдем [отсюда] и вернемся [на родину]». После таких слов Тиадорик и все желав­шие славной победы решили остаться в лагере и послать [по­слов] к саксам, которые были некогда самыми непримиримыми врагами тюрингов. [Тиадорик велел сказать им], что в случае, если [они] окажут помощь, победят Ирминфрида и возьмут город, то он передаст им эту землю в вечное пользование. Саксы без промедления послали [в помощь Тиадорику] девять вождей, каждого с тысячью воинов. Вожди, каждый с сотней²⁷ воинов, вошли в лагерь, оставив остальное войско вне лагеря, и мирны­ми словами приветствовали Тиадорика, Тиадорик встретил их с радостью и, обменявшись с ними рукопожатием, разрешил обеспечить людей необходимым довольствием. И они сказали. «Народ саксов предан тебе, послушен твоим повелениям и послал нас к тебе, и вот мы здесь, готовые на асе, что только укажет твоя воля, готовые и победить твоих врагов, и умереть за тебя, бели на то будет судьба; ведь ты знаешь, что и для сак­сов нет иной цели, как желать победы или распрощаться с жизнью²⁸, и мы не можем оказать большей почести друзьям, чем презреть ради них смерть, и ты убедишься на примере, что мы согласны на все».

Пока [саксы] так говорили, франки с удивлением смотрели на [этих] людей, превосходящих [их] телесно и духовно. [Франки] дивились и невиданной одежде [саксов], и [их] оружию, и длин­ным волосам, ниспадавшим на плечи, [но] больше всего — боль­шой твердости духа. Одеты [саксы] были в военные плащи, во­оружены длинными копьями, стояли опершись на малые щиты, а у бедер имели большие ножи. [Среди франков] нашлись такие, которые говорили, что франки не нуждаются в таких союзниках, [как саксы], это, говорили [они], необузданная порода людей, и если [они] заселят эту землю, то нет сомнения, что они — имен­но те, которые когда-нибудь сокрушат³¹ державу франков³². Тем не менее Тиадорик, руководствуясь собственной выгодой, положился на [этих] людей и поручил готовиться к осаде крепо­сти. А они, уйдя от короля, разбили лагерь у южной части кре­пости на лугах, прилегавших к реке; на следующий день они поднялись с восходом солнца и, взявшись за оружие, осадили и сожгли город. Когда город был взят и сожжен, они выстрои­лись против восточных ворот. Когда осажденные в [крепости] увидели ряды [врагов], выстроенные за [ее] стенами, они [убеди­лись], что оказались в крайней беде, и тогда, смело прорвавшись через ворота, в слепой ярости ринулись на противников, и когда все копья были выпущены, дело стало решаться с помощью ме­чей. Разгорелась тяжелая битва³³, многие как с той, так и с другой стороны погибли, [причем] те сражались за отечество, за жен, за детей, наконец, за самую жизнь, саксы же воевали ради славы и приобретения земель³⁴. С обеих сторон раздавались воз­гласы людей, ободрявших [друг друга], скрежет оружия, стоны умирающих, и в таком виде прошел весь этот день. И так как повсюду шло кровопролитие, повсюду раздавались вопли и ни одна из сражавшихся сторон не уступала места, то конец сра­жению положил лишь поздний час. В этот день многие из тюрингов были убиты, многие ранены, со стороны же саксов уби­тых насчитывалось шесть тысяч.

10. Тогда Ирминфрид послал к Тиадорику Иринга со смирен­ным посольством и различными дарами, чтобы договориться к мире и о добровольной сдаче² [тюрингов]. Явившись [к Тиадори­ку], Иринг сказал: «Меня прислал к тебе твой родственник, те­перь [твой] раб, [он просит], чтобы ты сжалился если не над ним, то по крайней мере над своей несчастной сестрой и над своими племянниками, попавшими в крайнюю беду». Когда он произно­сил это со слезами, его речь прервали князья, подкупленные золотом, заявив, что не пристало королевской милости пренебре­гать такой покорностью и забывать о своих узах родства, что было бы полезнее, если бы [Тиадорик] поверил [Ирминфриду], которого и так победил и обессилил настолько, что тот никогда уже не сможет подняться против неге, и что эта порода³ людей [тюрингов] неукротима и способна выдержать все тяготы, и что Франкская держава не может ожидать от него ничего, кроме опасности. В прошедшей войне [Тиадорик] мог также увидеть и убедиться, сколь тверды и непобедимы саксы, поэтому будет лучше, если при поддержке тюрингов он изгонит саксов из этих пределов. После таких слов Тиадорик, хотя и вопреки своей во­ле, склонился [в пользу сказанного] и обещал на следующий день и поддержать свояка, и покинуть саксов. Услышав это, Иринг пал к ногам короля, стал превозносить решение милости­вого государя и, отправив [своему] господину желанную весть, возвратил ему радость, а всему городу — спокойствие, сам остался в лагере, [опасаясь, как бы] ночью не произошло чего-либо неожиданного. Тем временем из города, [которому] благо­даря обещанному миру был возвращен покой, вышел некий [тюринг] с ястребом и стал искать [для пего] пищу на берегу упомянутой реки⁵. Вылущенную птицу тотчас же поймал некий сакс, находившийся на противоположном берегу. На просьбу возвратить [птицу] сакс ответил отказом. Тогда [тюринг] сказал: «Отдай, и я сообщу тебе тайну, важную для тебя и твоих союзников». Сакс ответил: «Говори, и ты получишь, что просишь». "Короли,— с казал тюринг,—заключили между собой мир и до­говорились, что в случае если завтра вас найдут в лагере, то тогда вас или захватят в плен, или уничтожат». На это [сакс]: «Ты говоришь это всерьез или в шутку?» — «Два часа завтрашне­го дня покажут, что вам следует действовать без шуток. Поэтому позаботьтесь о себе и спасайтесь бегством». Сакс тотчас же вы­пустил ястреба и сообщил затем друзьям о том, что услышал. [Саксы] пришли в волнение [и] не могли сразу решить, что долж­ны делать в связи с этим.

11. Был тогда в лагере один старый воин, по возрасту старик, сохранивший, однако, и в старости бодрость и силы; в заслугу за добродетели его называли патриархом, его имя было Гатагат. Подняв знамя², которое у них считалось священным [и на котором были] изображены лев, дракон и, кроме того, летящий орел³, желая тем самым показать действенность храбрости, бла­горазумия всех действий и движением тела выражая твердость своего духа, он оказал: «До сих пор я жил среди благородных саксов, [и вот] моя жизнь клонится уже к глубокой старости, но я никогда не видел, чтобы мои саксы бежали, каким же образом меня смогут принудить теперь действовать так, как меня никог­да не учили? Я умею только бороться, бегства я не признаю и не допускаю, если судьбе неугодно, чтобы я жил, то пусть по крайней мере мне будет позволено пасть вместе с соратниками. Это будет для меня самым приятным. Пример отцовской доблести для меня — распростертые вокруг нас тела союзников, кото­рые предпочли смерть поражению, предпочли мужественно рас­статься со своими неутомимыми душами, но не уступить места врагам. И разве я должен столь долго увещевать вас, говорить вам о презрении к смерти? [Ведь] мы направляемся теперь к лю­дям, полным беспечности, мы идем только на убийство, а не на сражение, ведь ввиду обещанного мира и наших тяжелых потерь враги ничего не подозревают, сами они также утомлены сегод­няшним сражением и поэтому [ничего] не опасаются, и у них нет охраны и обычной стражи. Так давайте набросимся на не­подготовленных и погруженных в сон, это потребует мало усилий. Следуйте за мной, как за [своим] предводителем, ручаюсь своей седой головой, что 'произойдет так, как я говорю». Обо­дренные этими смелыми словами, [саксы] попользовали остатки дня для восстановления сил; затем во время первой ночной стражи, когда обычно тяжелый сон сковывает людей, [саксы] по данному сигналу, с оружием в руках, во главе с вождем, бро­сились на стены и, застав [противника] без охраны и постов, с пронзительными криками вторглись в город. Когда враги очну­лись, то одни [из них] стали искать опасения в бегстве, другие, как пьяные, блуждали по улицам и вдоль стен города, а неко­торые попали к саксам, приняв их за своих. [Саксы же] всех взрослых предали смерти, а несовершеннолетних оставили себе в качестве добычи. Вся эта ночь была наполнена криками, убий­ствами и грабежом, и во всем городе не было спокойного места, пока не поднялся розовый рассвет и не возвестил победу, добы­тую без крови. Так как для полноты победы необходимо было присутствие короля, то есть Ирминфрида, то стали его искать, но узнали, что он с женой, детьми и небольшой свитой уехал.

12. Когда наступило утро, они поместили у восточных ворот орла, соорудили алтарь победы и, согласно суеверным обычаям своих предков, как это у них принято, стали оказывать почести своей святыне, по имени [эта святыня] была Марс, по виду ко­лонн [она] походила на Геркулеса¹, по местоположению это был [бог] солнца, которого греки называют Аполлоном². Отсюда представляется правдоподобным мнение тех, которые полагают, что саксы берут начало от греков, так как Гермин или Гермес по-гречески обозначает Марс⁴; этим словом, не зная [его значе­ния], мы пользуемся до сего дня для хвалы н для порицания⁶.

Итак, три дня они правели, празднуя победу, делили добычу, [взятую] у врагов, хоронили останки убитых, восхваляли до не­бес вождя, восклицая, что божественный дух и небесная добро­детель присущи этому [вождю], который благодаря своей стой­кости дал им возможность добиться такой победы. Произошло все это, как свидетельствует память предков⁷, в календы октября. Эти дни заблуждения, по постановлению святых мужей превра­щены в [дни] поста и молитв, в дни поминовения всех христиан, предшествовавших нам.

13. Закончив все эти дела, они вернулись в лагерь к Тиадорику, были им приняты, выслушали большую похвалу и получи­ли в вечное владение эту землю. Они получили также звание союзников и друзей франков и прежде всего заселили город, ко­торый оберегли от огня как собственные жилища.

А как следовали дела у королей, то я не премину сообщить, поскольку молва об этом примечательна². Иринг, посланный к Тиадорику в тот же день, когда был взят город, был в следующую ночь им принят и остался в лагере. Когда стало известно, что Ирминфрид бежал, [Тиадорик] повел дело так, чтобы вернуть его хитростью и убить с помощью Иринга, [за что] он якобы ода­рит [последнего] богатыми дарами, почтит высокой должностью в государстве; сам Тиадорик хотел остаться как бы непричаст­ным к убийству [Ирминфрида].

Иринг неохотно принял на себя это [поручение] и, только соблазненный ложными обещаниями, наконец, уступил, заявив, что повинуется его [Тиадорика] желанию. Ирминфрид, призванный обратно, бросился к ногам Тиадорика. Тогда Иринг, стояв­ший рядом с обнаженным мечом под видом королевского оруже­носца, убил своего преклоненного господина. А король [Тиадорик] тотчас оказал: «Совершив такое преступление, ты стал не­навистным всем людям, [и] пусть тебе, убившему своего господина, будет открыта дорога для ухода от нас; мы не хотим раз­делять ни твоего позора, ни участи». «Я, — сказал Иринг, — по заслугам стал ненавистен всем людям, ибо попался на твою уловку, но, прежде чем я уйду, я искуплю свое преступление местью за моего господина». И так как он стоял с обнаженным мечом, то убил самого Тиадорика, [затем] положил тело [своего] господина на труп Тиадорика, чтобы по крайней мере хотя бы мертвым победил тот, кого победили, когда он был жив; проло­жив себе путь оружием, [Иринг] удалился. Следует ли всему ска­занному верить, пусть решит читатель. Однако мы не можем не подивиться тому, что предание³ [об этом] распространилось на­столько, что именем Иринга, которым его называли, до сих пор именуют млечный путь на небе.

14. Итак, саксы, получив землю во владение, стали жить в величайшем мире, пользуясь союзом и дружбой франков². Они разделили и часть земель с оказавшими им помощь друзьями и отпущенными на волю³, остальную же часть побежденного на­рода заставили нести дань; поэтому вплоть до сего дня народ саксов, не считая людей рабского состояния, делится по проис­хождению и праву на три вида. Княжество всего народа управ­ляется также тремя князьями, которые довольствуются властью созывать войско⁸ к определенному сроку, и эти народы, как нам известно, в зависимости от [своего] местоположения и названия обозначаются как восточные народы⁹ ангарии и вестфалы. Если же возникает опасность общей войны, то, бросив жребий, избирают того, кому должны подчиняться все, чтобы не дробить руководства войной. Когда [война] проходит, каждый [народ] живет на равном [с другими] праве и по одинаковому [с другими] закону¹², довольствуясь собственной властью. О различии же законов нам в этой книге говорить не следует, так как стара­тельное описание закона саксов¹³ можно найти у многих. Швабы, живущие за р. Бадой, завладели областью, которую населяют, в то время, когда саксы и лангобарды ушли, как повествует их история¹⁵, в Италию, и поэтому они пользуются другими зако­нами, чем саксы. Саксы, испробовав разнообразные верования франков, о чем нам нет нужды говорить, так как об этом можно найти запись в их деяниях, оставались вплоть до времени Кар­ла Великого в заблуждении отцов.

15. А Карл же Великий, который был самым храбрым из королей², в оказании заботы проявлял не меньшую мудрость. И действительно, поскольку для своего времени он был мудрей­шим из всех людей, то считал, что не следует удерживать в лож­ной вере соседний и благородный народ³. Всеми средствами он усиленно трудился над тем, чтобы вывести [народ] на путь истин­ный, и то ласковым советом, то с помощью военного похода принуждал к этому, и на 30-м году своей имперской власти — ибо из королей он был произведен в императоры — добился, наконец, того, к чему не переставал стремиться много времени. И, как мы видим, те, которые некогда были союзниками и дру­зьями франков, стали уже [их] братьями и как бы единым [с ни­ми] народом⁵ по христианской вере⁶.

16. Последним из Каролингов, правивших у восточных фран­ков ¹, был Людовик², сын Арнульфа, племянник Карла³, праде­да короля Лотаря. Этот [Людовик]⁴, после того как взял в же­ны Людтгарду, сестру Бруно ⁵ и великого князя Отгона, про­жил недолго. Их отцом был Людольф, который отправился в Рим и перенес туда останки блаженного папы Иннокентия. Из них Бруно, когда правил всем герцогством Саксонией, повел войско против датчан и, застигнутый вдруг наводнени­ем, не имея места для ведения военных действий, погиб со всем войском, оставив герцогство брату, который был моложе по возрасту, но значительно превосходил его в отношении всякой доблести. У короля Людовика не было сына, и весь народ франков и саксов хотел возложить королевскую корону на Оттона. Сам [Отгон] был уже в годах и отказался от бремени правления, по его совету, в короли был помазан Конрад, кото­рый некогда был герцогом франков, однако высшая власть всегда во всем принадлежала Оттону.

17. У него [Оттона] родился сын, весьма необходимый всему миру, Генрих ¹, который первым полновластно правил в Саксонии. Уже в раннем возрасте он украсил свою жизнь добродетелями всякого рода², изо дня в день преуспевал его выдающий­ся ум и [ширилась] слава о всех его добрых поступках, ибо с юных лет он направлял величайшие усилия на прославленна своего рода и на утверждение мира³ во всей стране, [подчиненной] его власти⁴. Отец же, видя благоразумие юноши и великую его предусмотрительность, оставил ему войско и [поручил] по­ход против доленчан, с которыми долго воевал сам. Доленчане не в состоянии были выдержать натиска [Генриха] и при­звали против него авар, которых мы называем венграми,— народ очень жестокий в войне.

18. Авары, как полагают некоторые, являются остатком гуннов. Гунны вышли из готов, а готы, как повествует Иордан, вышли с острова по названию Сульце ⁴. Они называются гота­ми по имени собственного своего вождя Гота ⁵. Однажды в его присутствии некие женщины в его войске были обвинены в колдовстве, [дело их] было расследовано, и их признали винов­ными. Так как их было чрезвычайно много, он воздержался от [применения] заслуженного ими наказания, однако изгнал их всех из войска. Изгнанные устремились в ближайший лес: так как [последний] граничил с озером и был окружен Меотийскими болотами⁶, то выйти оттуда не представлялось возможным, Некоторые из этих женщин, будучи беременными, рожали здесь же. От них рождались все новые и новые, и так образовался сильный народ; жили они по обычаю диких зверей, грубые и необузданные, и так стали свирепыми охотниками. Спустя мно­го веков, еще в те времена, когда жившие там совершенно не знали о другой части мира, случилось так, что однажды на охоте они набрели на оленя, стали его преследовать, пока, идя за ним, .не перешли через Меотийские болота [и не прошли таким образом] путь, который до этого считался всеми людьми непро­ходимым; когда они увидели там города, селения и неведомый до этого человеческий род, они вернулись той же дорогой и со­общили обо всем этом своим друзьям. И те из любопытства от­правились всей толпой, чтобы проверить то, о чем услышали. Однако [жители] соседних городов и селений, увидев толпу не­известных людей, страшных то своему виду и одежде, подума­ли, что это злые духи, и обратились в бегство. Те, остолбенев­шие при виде нового и удивленные, вначале воздержались от убийства и грабежа, но, поскольку никто не оказывал сопро­тивления, то, движимые чувством человеческой жадности, устроили великое побоище и не пощадили никого; захватив большую добычу, они вернулись в свои поселения. Но, увидев, что дела у них идут плохо, они снова вернулись со своими же­нами, детьми и всей грубой утварью и, сея опустошение среди соседних племен, стали заселять, наконец, Паннонию.

19. Однако, потерпев поражение от Карла Великого, изгнан­ные за Дунай и окруженные громадным валом, они лишены были возможности предпринимать привычные для них опустошительные походы. При императоре Арнульфе ² вал был раз­рушен, и таким образом путь для причинения вреда оказался для них открытым; это произошло потому, что император был разгневан на Святополка, короля моравов. Какое опустошение и какой урон нанесли они империи франков⁵, об этом свиде­тельствуют до сих пор опустошенные города и [целые] области. Поэтому мы полагаем [нужным] сказать об этом народе, что­бы твоя светлость могла судить, с кем должны были вести борьбу твои дед⁸ и твой отец, и от каких врагов благодаря их доблестной предусмотрительности и их славному оружию была освобождена почти вся Европа¹⁰.

20 ¹. Итак, названное войско венгров², привлеченное славя­нами³, после большого опустошения, произведенного им в Саксонии, и захвата неисчислимой добычи возвращалось в землю доленчан. [По пути] оно повстречалось с другим войском вен­гров, которое пригрозило вступить в войну со своими [возвра­щающимися] сородичами, так как последние отказались от его помощи, а теперь несли [с собой] столь великую добычу. Поэто­му случилось так, что Саксония подверглась второму опустоше­нию со стороны венгров, и (в то время] когда первое войско [венгров] ожидало в земле доленчан возвращения второго, она была доведена до такой степени .нищеты, что [жители ее], поки­дая собственную землю, служили в этот год ради хлеба дру­гим народам.

21. Итак, после того как умер отец отечества и великий го­сударь Оттон ², герцогская власть над всей Саксонией перешла к его славному и знаменитому сыну Генриху³. Хотя у него были и другие сыновья — Танкмар ⁴ и Людольф ⁵, однако последние умерли еще до [смерти] своего отца. Так как король Конрад⁶ часто имел случай убеждаться в доблести нового герцога, то оп стал опасаться того, что вся власть его отца перейдет к нему. Поэтому получилось так, что он возбуждал недовольство сак­сонского войска, а для вида говорил много хвалебного во сла­ву знаменитого герцога, обещал оказывать ему большие услу­ги, воздавал великие почести ⁷. Саксы не обращали внимания на это притворство и убеждали своего герцога, чтобы он, в случае если король не захочет добровольно оставить ему отцов­ское достоинство, завладел им помимо воли короля. Король, видя, что отношение к нему саксов хуже обычного и что ему не удастся одолеть их герцога в открытой войне, так как [герцог] пользуется поддержкой отряда храбрейших воинов ⁹, а также бесчисленного войска, решил действовать иначе, [стараясь] устранить [герцога] при помощи хитрости.

A

Наконец со стороны друзей короли были затеяны против [Генриха] козни. Однако они были открыты золотых дел мастером, который изготовлял золо­тую цепочку для употребления с коварной целью. Ибо когда один из участни­ков заговора пришел к этому мастеру, чтобы посмотреть на его работу, то, как передают ², рассматривая [цепочку], глубоко вздохнул. Когда же мастер спро­сил о причине вздоха, то в ответ услышал, что цепочка эта вскоре должна будет обагриться кровью наилучшего мужа—Генриха, Мастер, когда услы­шал это, промолчал, как бы не придавая этому значения. Исполнив свою рабо­ту и отдав ее, он попросил отпустить его и получил на это разрешение; выйдя навстречу герцогу [Генриху и, повстречав его] у моста под названием Кассала ³, [мастер] спросил его по секрету, куда он держит путь. Тот ответил, что приглашен на пир и почетное подношение и хочет туда идти. Мастер тотчас сообщил [герцогу] то, что слышал, и удержал его от пути. Герцог призвал посла, который в это время прибыл, чтобы пригласить герцога, и попросил передать его господам благодарность за верность и приглашение и [сказать], что он [герцог] не может в настоящее время навестить их из-за внезапного нападения варваров⁴ и не мешкая приступит к своим обязанностям. [В действительности], однако, герцог со своей дружиной направился на восток и, собрав войско, занял все земли, которые принадлежали в то время во всей Саксонии и в Тюрингии Майнцскому епископу Гато. Бурхарда ⁵ и Барду, из которых один был зятем короля, он поставил в столь тяжелое положение и на­столько изнурил частыми войнами, что те покинули страну, а он разделил все их владения между своими воинами ⁷. А Гато, видя, что его козням пришел конец [и] дела саксов процветают, изнуренный в равной степени как непо­мерной печалью, так и болезнью, вскоре после этого умер; это был человек очень благоразумный, в период малолетства Людвика ⁹ он весьма усердно за­ботился о державе¹⁰ франков, улаживал многие раздоры в королевстве, а Майнцскую церковь украсил благородным строением.

B

А для этого дела он имел, как говорят, весьма подходящего человека. Майнцского епископа по имени Гато ¹³. Это человек неизвестного происхожде­ния, однако он обладал проницательным умом, и было трудно различить, ког­да его решение лучше, когда хуже. Об этом можно заключить на основании одного его поступка ¹⁴. Ибо когда была война между Конрадом, отцом короля Конрада¹⁵, и Адальбертом¹⁶, то вначале был убит брат Адальберта, затем в знак мести за брата Адальбертом был убит также Кон­рад, и никто из королей не мог прекратить столь великую войну между этими выдающимися людьми. Наконец, чтобы уладить столь великий раздор, послали архиепископа; прибыв в город Адальберта¹⁷, он клятвенно пообещал или добиться для него мира с королем, или восстановить его без ущерба на своем месте, Адальберт, согласившись с этим, просил его, во имя веры и дружбы, отведать у него чего-либо, что будет ему угодно. Но тот отказался и сразу покинул город, а когда [Гато] проходил через город со всей дружиной, он, говорят, воскликнул: «О, сколь часто просит тот, кто отвергает предложенное; долгая дорога и поздний час вызывают у меня опасение, ибо ведь мы не сможем, будучи весь день голодными, совершать наш путь». Адаль­берт, обрадованный, склонился к ногам архиепископа и настоятельно просил его вернуться в город, дабы отведать [его стол]. Архиепископ, вернувшись с Адальбертом в город, как ему казалось, стал свободным от данной клятвы, поскольку вернул того на его место невредимым. Вслед за этим Адальберт, представленный королю Людовику¹⁸, был осужден и казнен. Итак, есть ли что-либо более негодное, чем такое вероломство? Однако ценой одной снесен­ной головы были сохранены жизни многих людей. И что может быть лучше такого решения, благодаря которому был устранен раздор, восстановлен мир¹⁹. Итак, благодаря таким превратностям, в то время... [и т.д. как в редакции С (см. ниже), опуская фразу "Этот, как рассказывают, Адальберт... счита­ем это не более как плодом народной молвы" и вплоть до слов «умер на следующий день»].

C

В то время на майнцском престоле находился епископ по имени Гато²², человек проницательный, рассудительный, по свойственной ему разносторонности превосходивший многих лю­дей. Этот муж, желая угодить королю Конраду и народу фран­ков, из хитрости, обычно свойственной людям, которым мы ее благодаря милости всевышнего прощаем, заказал сделать для него золотую цепочку и пригласил [герцога] на пир с тем, чтобы почтить его большим подарком. Между тем епископ зашел к мастеру с целью посмотреть на работу и, рассматривая цепочку, как говорят, вздохнул. Мастер спросил, что за причина [такого] вздоха. Тот ответил ему, что цепь эта должна быть обагрена кровью наилучшего мужа, дорогого ему Генриха. Мастер, услы­шал это, промолчал, а когда работа была сделана и отдана, по­просил [позволения] отлучиться, на что получил разрешение; выйдя навстречу герцогу [Генриху], идущему по упомянутому делу, [мастер] сообщил ему о том, что слышал. [Герцог], сильно разгневанный, призвал посла, прибывшего как раз от епископа, чтобы пригласить его [герцога], «Иди,—сказал [герцог],—и скажи Гато, что шея у Генриха не сильнее, чем у Адальберта, и что мы предпочитаем сидеть дома и размышлять о службе ему, чем обременять его многочисленной нашей дружиной»²³. Этот, как рассказывают, Адальберт, когда-то поддержанный самим епископом в вере, был обманут его советом, по так как мы этого не проверяли и никогда не получали подтверждения этому, то считаем это не более как плодом народной молвы²⁴. [Генрих] тотчас занял все земли, которые по праву принадлежали ему [Гато] и находились во всей Саксонии и Тюрингии. А Бурхарда и Барду, из которых один был зятем короля, он поставил в столь тяжелое положение и настолько изнурил тяжелыми войнами, что те покинули его страну, а он разделил все их владения между своими воинами. А Гато, видя, что его козням пришел конец, из­нуренный в равной степени как непомерной печалью, так и бо­лезнью, несколько дней спустя умер. Были также и такие, кото­рые говорили, что он был поражен молнией и, сокрушенный этим ударом, умер на следующий день.

23. Король же послал брата с войском в Саксонию, чтобы ее опустошить. Когда тот приблизился к городу, который назы­вается Гересбург², он, как передают, стал заносчиво говорить, что ничто так его не заботит, как то, что саксы не осмелятся пока­заться перед стенами, чтобы он мог с ними сразиться. Эти сло­ва были еще на его устах, как тут в миле от города саксы рину­лись навстречу ему в, когда завязалось сражение, учинили такую сечу франкам, что мимы³ спрашивали, где та преисподняя, ко­торая сможет поглотить такое количество убитых. А брат короля Эберхард, который [наконец] избавился от опасений по поводу [возможного] отсутствия саксов — ведь [теперь] он видел, что они присутствуют, — был постыдно обращен ими в бегство и ушел [с места боя].

24. Король, прослышав, как плохо воевал его брат, собрав все доблестные [силы] франков, отправился на поиски Генриха. Последний был обнаружен в крепости города под названием Грон², у [король] попытался взять приступом эту крепость. По­сле того как [к Генриху] были отправлены послы с предложением сдаться добровольно, [король] дал обещание, что [в случае сдачи Генрих] станет [для короля] другом и не будет рассмат­риваться как враг.

Во время пребывания этих послов появился Титмар с Восто­ка ², человек очень искусный в военном доле, весьма много­опытный в различных делах и врожденной своей хитростью пре­восходивший многих смертных. Придя [к Генриху], когда у него находились послы короля, он спросил, где тот хочет, чтобы вой­ско разбило лагерь. [Генрих], полагавший уже было, что при­дется сдаться франкам⁵, почувствовал вновь уверенность, услы­шав о войске, [и] поверил, что оно есть. На самом деле, однако, Титмар говорил это лишь для вида, ибо [в действительности] пришел всего лишь с пятью людьми. А когда герцог [Генрих] спросил, сколько же [у него] отрядов, тот ответил, что может вывести их до 30; послы были обмануты и вернулись к королю Титмар, таким образом, одолел своей хитростью тех, которых герцог Генрих не мог победить оружием. Ибо франки еще до рас­света покинули лагерь, и каждый вернулся к себе [домой].

25. Король же отправился в Баварию, сразился с Арнульфом ² и там, как рассказывают некоторые, раненый вернулся к себе в отечество. И так как он чувствовал себя изнуренным вследствие недуга и [был удручен] тем, что ему не сопутствует счастье, то призвал брата, который как раз [в это время] наве­стил его, и сказал ему так: «Чувствую я, брат [мой], что не смо­гу влачить эту жизнь дольше, так повелевает бог, который распоряжается всем, так велит тяжелый недуг. Поэтому подумай о себе, и, что прежде всего касается тебя, позаботься о всем коро­левстве франков³, и будь внимателен к моему, твоего брата, со­вету⁴. Брат [мой], мы располагаем войском, которое всегда можно собрать и которым [лишь] следует руководить, в нашем распоряжении города и оружие с королевскими инсигниями, мы имеем все, чего требует королевское величие, все, кроме счастья [добрых нравов]. Счастье, брат [мой], с [сопутствующими ему] благороднейшими нравами^s перешло к Генриху, высшее благо государства находится [теперь] у саксов. Так возьми эти инсигнии, святое копье, золотые запястья, меч древних королей и корону, ступай к Генриху и заключи с ним мир, чтобы всегда иметь его в качестве союзника. Что пользы будет от того, если народ франков вместе с тобой падет перед ним? Ведь [все равно] он будет королем и повелителем многих народов»⁸. На эти слова брат со слезами ответил, что согласен. Вскоре король умер; это был человек сильный и могущественный, выдающийся во время мира и войны, известный своей щедростью и многими добродетелями; он был погребен в своем городе Вилинабурге, и все франки с печалью его оплакивают.

26. Итак, как и повелел король, Эберхард явился к Генриху, вверил ему себя и все свои сокровища, заключил с ним мир и снискал [его] дружбу, которую сохранял верно и прочно до кон­ца. Затем, когда князья и старейшины войска франков собра­лись в месте по названию Фридислар², он назначил [десигнировал] его королем перед всем народом³ франков и саксов. А [Генрих], когда архиепископ, которым в то время был Геригер⁴, предложил ему корону и помазание, [последнее] не отверг, но и не принял: «Мне достаточно того,—сказал [Генрих], — что вы по соизволению милости божией и по своему милосердию⁵ провозгласили меня королем и определили меня перед моими знатными [людьми]. А помазание и корона пусть будут уделом лучших, мы же полагаем, что мы недостойны такой почести». Речь [Генриха] встретила одобрение всего народа⁷, и, стека­ясь толпами, поднимая правую руку к небу и с громкими криками провозглашая имя нового короля, все его приветство­вали⁸.

27. Генрих ², став, таким образом, королем, отправился со всей своей дружиной на войну против герцога Швабии ³ Бурхарда⁴. Этот [герцог] хотя и был непобедимым воином⁵, однако, будучи весьма благоразумным, решил, что не сможет выдержать борьбы с королем, и поэтому сдался ему сам со всеми своими го­родами и всем народом своим. После столь успешного оборота дел [Генрих] перешел отсюда в Баварию, во главе которой был герцог Арнульф. Когда последнего обнаружили в крепости горо­да по названию Регенсбург⁷, [Генрих] осадил город. Арнульф, видя, что не в состоянии сопротивляться королю, открыл воро­та [своего города], вышел навстречу королю и сам сдался ему со всем своим герцогством. Он был с почетом принят [Генрихом] и провозглашен другом короля⁶. Король [Генрих], преуспевая и возвышаясь со дня на день, приобретал все большие силы, величие и славу⁸. А после того как [Генрих] воссоединил, усми­рил и упорядочил [свое] королевство, которое во многих своих частях было приведено при его предшественниках в бес­порядок вследствие внутренних и внешних войн¹², [он] отпра­вился в поход против Галлии и державы Лотаря.

28. Лотарь² был сыном императора Хлодвика³, потомка Карла Великого; его братьями были Карл и Хлодвик. Карлу достались области Аквитания и Васкания, имеющие границей Барселону, город Испании, на западе. Британское море на севе­ре, горный хребет Альпы — на юге и реку Маас на востоке. Земля⁸ между рекой Маас и рекой Рейн отошла к Лотарю. Об­ластью Людовика стала [страна] от Рейна до границ Иллирика и Паннонии, вплоть до реки Одер и области Дуная. При этих братьях, еще до того как они разделили власть, произошло знаменитое сражение при Фонтинате¹². После происшедшего [все] оставалось нерушимым ¹³ и все владения по праву наслед­ства перешли к Карлу, прадеду  того Лотаря, о котором мы упомянули выше.

29. Из Восточной Франконии к [Карлу] прибыл некто по имени Одо², человек сильный и благоразумный, своим советом он содействовал удачной войне с датчанами, которые уже в те­чение многих лет тревожили королевство Карла, причем за один день [войны] их было убито сто тысяч. Одо стал вследствие это­го знаменитым, занял выдающееся положение, и сам король про­возгласил его вторым [человеком] в королевстве; [однако] ког­да он прибыл к королю, он довольствовался услугами всего лишь одного слуги. Карл ³, умирая, завещал, чтобы Одо помнил о милости, оказанной ему, чтобы он не отказал его сыну, если тот родится, в таком же покровительстве, которое было оказано ему самому. Ибо тогда у него сына не было, но королева была беременна; и когда после смерти отца родился сын, Одо про­возгласил его в королевстве и дал [ему] имя отца.

Однако император Арнульф, изгнавший из Германии⁴ Кар­ла⁵ старшего, после его смерти предъявил притязания на все королевство. Одо выдал ему корону, скипетр и прочие королев­ские регалии; и благодаря императору Арнульф получил вла­дение своего господина. Вследствие этого до сего дня между потомками Каролингов и преемниками Одо идет борьба из-за королевства, а также идет спор между Каролингами и восточны­ми франками из-за королевства Лотаря.

30. По этой причине король Генрих отправился в поход про­тив Карла и неоднократно разбивал его войско, и судьба благо­приятствовала храброму мужу. Ибо Гуго, отец которого Ро­берт², сын Одо, был ослеплен в войске Карла, подослал [туда людей] и хитростью захватил [Карла] и заключил его под госу­дарственную стражу до конца жизни. А король Генрих, узнав о случившемся с Карлом, опечалился, подивился превратностям судьбы, общей [всем] людям, ибо тот [Генрих] прославился на­божностью не меньше, чем доблестью оружия. И [Генрих] ре­шил воздержаться от войны, надеясь победить лотарингцев ско­рее хитростью, поскольку племя это было изменчивым, привыч­ным к лукавым уловкам, склонным к войне и изменениям в делах. В то время среди лотарингцев был некто по имени Кристиан³, который, видя, что у короля все идет успешно, стал изыскивать [возможность] заслужить большую милость у короля, и вот, притворившись больным, он призвал к себе Гизелберта, которо­му по наследству после отца ⁴ перешла верховная власть над страной, хитростью захватил его и под стражей отправил к ко­ролю Генриху. А Гизелберт был знатного рода и происходил из древней семьи. Король принял его с большой радостью, так как полагал, что только через него сможет завладеть всей Лотарингией. Затем, видя, что юноша этот весьма усерден,, что происхо­дит он из знатного рода и принадлежит к людям могуществен­ным и богатым, стал обращаться с ним благожелательно и по­том, наконец, обручив с ним дочь по имени Герберта, связал его с собой в равной степени и родством и дружбой, отобрав у него все лотарингские владения.

31. Славная, благороднейшая, обладающая исключительной мудростью королева, по имени Матильда, родила ему [Генри­ху] еще и других детей. [А именно] первородного сына, любим­ца мира², по имени Оттон³, второго [сына], нареченного именем отца, мужа храброго и ловкого, Генриха⁴, и, наконец, третьего, по имени Бруно⁵, которого мы видели как выполняющего обя­занности и архиепископа и великого герцога. И пусть никто не считает его [Бруно] повинным в этом, так как мы читаем, что и святой Самуил и многие другие были в одно и то же время и священнослужителями и правителями. Она родила ему также, еще и вторую дочь, которая вышла замуж за герцога Гуго.

А сама госпожа королева⁸ была дочерью Тиадорика, братья­ми которого были Видукинд, Иммед и Регинар. А этот Регинар был тем самым, который воевал против датчан, в течение долгого времени опустошавших Саксонию, он победил их и ос­вободил отечество от их вторжения вплоть до сего дня; а были они [эти три брата] потомками великого герцога Видукинда, который почти в течение тридцати лет вел жестокую войну про­тив Карла Великого.

32. Когда внутренняя война уже кончилась, вновь но всей Саксонии пошли венгры, они предавали огню города и селения и совершали повсюду такое кровопролитие, что угрожали вели­чайшим опустошением. Король же находился в крепости города под названием Верлаон². Ибо [в борьбе] против столь жестокого племени, [как венгры], он не мог положиться на воинов, еще не­опытных и привыкших [лишь] к внутренней войне. Какую резню учинили в те дни [венгры], сколько они сожгли монастырей, об этом, полагаем, лучше умолчать, чем вновь повторять³ описание наших бедствий. Случилось так, что одного из венгерских князей взяли в плен и связанным привели к королю. Венгры же на­столько почитали этого [князя], что за выкуп его предложили громадное количество золота и серебра. Но король отказался or золота, оп потребовал мира и, наконец, добился его; после того как пленного вместе с дарами возвратили [венграм], был про­возглашен мир на десять лет⁴.

33. Когда король перешел Рейн с целью распространить власть над Лотарингией, к нему прибыл посол Карла и, привет­ствуя его в смиренных выражениях, сказал: «Мой господин, Карл, наделенный некогда королевской властью и недавно лишенный ее, послал меня к тебе заявить, что для него, окруженного врагами, нет ничего более отрадного, ничто не доставляет ему большего удовольствия, чем слышать о твоей славе и твоих великолепных успехах, чем утешаться при известии о твоих добле­стях. И [Карл] посылает тебе это как знак верности и доверия». [При этих словах] он вынул из-за пазухи руку достопочтенного мученика Дионисия², оправленную в золото и драгоценные кам­ни³. «Возьми это, — сказал посол, — как залог вечного мира и взаимной любви. Карл очень желает поделиться с тобой этой частицей святых останков, составляющих единственное утешение франков, населяющих Галлию, после того как славный мученик Вит покинул нас нам на погибель и посетил Саксонию⁵, прине­ся вечный мир вам. Ибо после того, как тело его перенесено от нас, у вас прекратились внутренние и внешние войны, и как раз с этого времени датчане и норманны стали производить вторже­ния в нашу страну». Король [Генрих] с величайшей благодар­ностью принял божественный дар, преклонился перед святыми останками и почтил их величайшим уважением.

34. Знаменитый мученик², о котором поведал посол Карла, родился в провинции³ Ликии⁴, происходил из знатной, но языче­ской семьи. Отец представил его начальнику провинции Валери­ану⁹, а этот начальник заставил его поклоняться идолам; между тем он потерял руку и получил ее [обратно] здоровой благода­ря молитве этого [юноши]. У палачей отсыхали руки, но заслу­гами мученика становились здоровыми. Отец, видя, что [сын его] смеется над пытками, вернул [его] домой и запер в комнате, изо­биловавшей всеми искушениями. Но когда Нил - именно так звали отца — увидел там [святые] таинства, он ослеп. Он был вынужден отказаться от почитания идолов и признал Христа. Но когда благодаря заслугам своего сына Вита [отец] прозрел, он отрекся от Христа и пытался убить сына. Воодушевленный и руководимый ангелами, почтенный воспитатель Модест⁹ взял мальчика с собой, переплыл море и прибыл к реке Силер⁷. Там под одним деревом они расположились па отдых, свободно пре­давались молитвам и ежедневно бросали пищу орлам. Мальчик же стал проповедовать о Христе среди людей, навещавших его, многих обратил [в христианскую веру] и многих склонил при­нять крещение. После этого, вызванный императором Диокле­тианом⁸, он отправился в Рим, и когда сын императора по мо­литве Вита очистился от злого духа, его [Вита] принуждали возжечь курения богам. Так как он ответил императору грубо, его бросили диким зверям, но те его не тронули. Затем его бро­сили в середину горящей печи, но ангел унял пламя, и [мальчик] вышел невредимым. Закованный в громадные железные канда­лы, он был переведен в тюрьму, но там его навестил господь с сонмом ангелов. Наконец, посредством пытки, которая называ­ется катаста, его истязали вместе с Модестом и некоей благород­ной женщиной Кресценцией, и когда оп уже лишился всякого движения членов, ему дал утешение Христос. Ибо палачи, пора­женные молнией небесной и устрашенные раскатами грома, бе­жали от него; и вдруг он оказался на том месте, где раньше молился, и после того как ангел господен его водворил туда и когда была произнесена последняя молитва, они [Вит, Модест и Кресценция] отдали души свои небесам. Некая прекрасная жен­щина Флоренция предала их тела земле в том месте, которое называется Мариан. В славу твою я позаботился о том, чтобы зависать его последнюю молитву, — для того чтобы ты из этой [записи] могла заключить, какой любовью к нему ты можешь воспылать и каким пламенем любви к нему можешь заслужить постоянное его покровительство. «Господи Иисусе Христе,— сказал он, — сын бога живого, выполни желание сердца их, и ос­вободи их от всех пут мира сего, я вознеси их к славе своей, — их, которые ради меня прославляют тебя и хотят обрести славу благодаря моему мученичеству». За этим обращением последо­вало изъявление господнего обещания, что все, о чем он просил, будет выполнено и утвердится. Много времени спустя в Рим при­шел некто по имени Фульрад¹² и, прочтя там деяния славного мученика, установил место его погребения; придя [туда], он взял святые останки и перенес их в Парижскую область. Оттуда в правление императора Людовика они были перенесены в Саксонию¹⁵, и, как признал посол Карла, с тех пор дела франков стали приходить в упадок, а [держава] саксов стала расти¹⁶, пока заботились о расширении ее размеров, что мы видим при твоем отце¹⁸, любимце мира и главе всей земли, высшая власть которого простирается не только на Германию²⁰, Италию и Галлию, но почти на всю Европу. Итак, чти [этого] столь ве­ликого покровителя, с прибытием которого Саксония из раб­ской страны стала свободной, а из платящей дань владычицей многих народов²³. Столь великий и столь могущественный при­спешник бога всевышнего не нуждается в твоей милости, однако мы, его служители, нуждаемся. Поэтому, как ты можешь ви­деть в нем посредника для себя у небесного повелителя, так мы видим в тебе своего защитника у земного короля, то есть у твое­го отца и брата.

35¹. Итак, как благоразумно поступал король Генрих в деле укрепления отечества и покорения варварских народов², после того как он получил от венгров мир на девять лет, рассказывать [об этом] выше наших сил, хотя и умалчивать никоим образом не следует. Прежде всего³ он отобрал каждого девятого из числа военных поселенцев⁴ и поселил их в городах с тем, чтобы каж­дый из них выстроил за остальных своих сотоварищей ⁵ по восемь домов, собирал и сохранял третью часть всего урожая, а остальные восемь [поселян] чтобы [тем временем] сеяли и соби­рали урожаи для девятого и сохраняли его в своих определенных местах. [Генрих] пожелал, чтобы все собрания⁸, соборы, а так­же пиршества устраивались в городах; над строительством [горо­дов жители] должны были трудиться день и ночь⁹, поскольку им в течение мира следовало изведать то, что они должны были де­лать в случае необходимости против врага и чтобы вне городов находились только незначительные строения или чтобы их со­всем не было. И после того как [Генрих] приучил {своих] жи­телей к такому положению и порядку, он внезапно обрушился на [тех] славян, которые называются гаволянами, и, измучив их многими сражениями, разбил, наконец, во время лютой зимы на льду лагерь, овладел городом по названию Бранибор, [добив­шись этого] с помощью голода, оружия и холода. Овладев вслед за этим городом всей областью, он отправился походом против земли доленчан¹², войну с которой завещал ему когда-то его отец; осадив город по названию Гана, он взял его, наконец, на двадцатый день. Добыча, захваченная в городе, была роздана воинам, все взрослые были убиты, женщины и дети отданы в рабство. После того со всем войском [Генрих] подошел к Пра­ге ¹⁴, городу чехов ¹⁵, и принял в подчинение их короля ¹⁶, о чем предрекали некие чудеса, но поскольку мы этого не проверили, то считаем нужным об этом умолчать. Однако был брат ¹⁸ Бо­леслава, который, пока был жив, оставался верным и полез­ным королю [Генриху]. Итак, обложив чехов данью ²², король [Генрих] вернулся в Саксонию.

36. После того как Генрих наложил дань на соседние наро­ды, а именно: на ободритов², вильцев⁸, гаволян, доленчан, чехов и ротарей — и [после того как] был установлен мир⁴, ротари⁵ на­рушили верность в, собравшись большой толпой, пошли присту­пом на город по названию Валислав и взяли его, захватив в плен и перебив всех его жителей, которых было бессчетное чис­ло. Когда это совершилось, все варварские народы поднялись. Они осмелились восстать вновь. Для обуздания их дерзости вой­ско с [особой] военной защитой было вручено Бернарду⁷, вся область ротарей подчинена ему, а в качестве товарища ему был придан Титмар⁶; они получили приказ осадить город по назва­нию Ленцен, на пятый день осады прибыли лазутчики, которые сообщили, что войско варваров недалеко и что в ближайшую ночь [варвары] решили напасть на лагерь, а когда многие под­твердили то же самое, народ тоже поверил в сказанное; после того как войско собралось у палатки начальника, в тот же час по совету своего товарища начальник распорядился, чтобы в те­чение всей ночи все были наготове, дабы варвары не смогли неожиданно напасть на лагерь. Когда же собравшаяся толпа была распущена, в лагере стали чередоваться уныние и радость, так как одни страшились войны, другие ее желали; а зависимости от своего нрава воины колебались между надеждой и страхом. Тем временем прошел день, и наступила ночь, она была темнее, чем обычно, по воле божьей и [сопровождалась] сильным ливнем, чтобы расстроить зловещий замысел варваров. И как было при­казано, саксы в течение всей ночи были под оружием, а на рас­свете по данному знаку и после совершения таинств воины при­несли под клятвой обещание сначала вождям, а затем друг другу — оказывать помощь в предстоящей битве. С восходом солнца¹², когда после ливня наступила ясная погода, с подняты­ми знаменами они вышли из лагеря, причем военачальник, со­вершавший наступление на варваров, находился на передней ли­ния. Но небольшое число [его воинов] не могло противостоять бессчетному числу воинов [противника], поэтому он вернулся к [своему] войску и сообщил ему, что конница у варваров невели­ка, но пешего войска у них бесчисленное множество и что ночной ливень поставил их в такое затруднение, что, даже понуждаемые конницей, они едва ли выступят на битву.

Когда заходящее солнце осветило влажную одежду варваров, и испарения поднялись до самого неба, у людей появилась на­дежда и вера в бога, ясный и светлый образ которого сопровож­дал их. По данному знаку, ободряемые военачальником, отряды войска с громкими криками ринулись на врага. Так как из-за чрезвычайной тесноты доступ к врагу оказался затруднен, с по­мощью оружия они стали продираться справа и слева и, отде­ляя каждого от его товарищей, сеяли смерть. И когда битва стала уже изнурительной, и многие как с той, так и с другой сто­роны погибли, а варвары все еще удерживали строй, тогда вое­начальник и приказал своему помощнику, чтобы тот со [своим] отрядом пришел ему на помощь. Тот послал тогда на край [расположения] вражеского [войска] начальника во главе пя­тидесяти вооруженных [всадников], чем привел в расстройство ряды [неприятеля]; в течение всего дня враги или подвергались истреблению, или обращались в бегство, и так как их убивали повсюду, то они пытались спастись бегством в соседний город. И поскольку помощник военачальника им в этом воспрепятство­вал, то они стали бросаться в находившееся поблизости озеро, и произошло так, что все это громадное множество [врагов] было истреблено мечом или утонуло в море. Из пеших не осталось в живых никого, из конных уцелели лишь очень немногие, а битва завершилась поражением всего вражеского войска. Между тем поднялось великое ликование по случаю одержан­ной победы, и в то время как все [воины] вместе восхваляли вождей, каждый из них в то же время превозносил другого, даже трусливого, как обычно бывает при таких счастливых обстоя­тельствах. На следующий день [победители] направили знамена к упомянутому городу, горожане же сложили оружие и просили только о сохранении жизни, что и получили. Им было приказано безоружными выйти из города; однако слуги, все деньги, жены, дети и имущество короля варваров стали добычей [победите­лей]. В этом сражении из наших погибли двое Лютариев и некоторые другие знатные¹⁵. Итак, военачальник с помощником и другими начальниками вернулись победителями в Саксонию. Король принял их с почетом и воздал им достойную похвалу, ибо они, располагая малым войском, благодаря покровительству божьему одержали славную победу. Ибо были такие, которые говорили, что варваров погибло 200 000. На следующий день все пленные, как им и предвещали, были обезглавлены.

37. Радость по случаю недавней победы еще более увеличили торжества по поводу королевской свадьбы, которая справлялась в то время с большой пышностью. Ибо король женил своего сына Отгона  на дочери  короля  Англии  Эатмунда — Эдит², [которая приходилась] сестрой Адальстану³; она родила ему сына по имени Людольф, великого мужа, заслуженного, ценимого всеми народами; дочь, по имени Людгард, которая [затем] вышла за герцога франков Конрада⁶.

38. Король же [Генрих], поскольку он располагал войском, уже изведавшим конное сражение, задумал начать борьбу про­тив [своих] старых врагов, то есть венгров, и, собрав весь народ, обратился к нему с такой речью: «От скольких опасностей толь­ко что освобождена ваша держава, некогда находившаяся в со­вершенном беспорядке, вы сами лучше знаете, вы, которые ис­страдались, истощенные столь многими внутренними распрями и внешними войнами. А теперь благодаря благосклонности к нам всевышнего, благодаря нашим усилиям и вашей доблести вы ви­дите [королевство наше] умиротворенным и объединенным, [а] варваров побежденными и порабощенными. [Единственное], что остается, что мы считаем необходимым, — это чтобы мы в равной степени поднялись против [нашего] общего врага — авар. До сих пор я обирал вас, ваших сыновей и дочерей и наполнял го­сударственную казну² за ваш счет³, теперь я вынужден обирать церкви и церковнослужителей, кроме одних только людей у нас никаких других средств не остается. Итак, рассудите сами меж собой и решите, что следует нам делать в таком случае: следует ли мне отнять сокровища и ради нашего избавления отдать их врагам господа бога или мне следует при помощи этих средств придать [большее] великолепие божественной службе, чтобы [таким образом] скорее получить избавление от того, кто поис­тине является нашим Создателем, равно как и Избавителем?» [В ответ] на это народ обратил глас к небу, умоляя, чтобы вечно живой господь дал ему избавление, ибо [бог] верен и справедлив во всех путях своих и непорочен во всех деяниях своих. Затем, [народ] дал обещание королю оказать ему свою помощь против жестокого племени; все, подняв правую руку к небу, подтверди­ли [этим] договора. Заключив такое соглашение с народом⁴, ко­роль распустил толпу. После этого прибыли к королю послы венгров за обычной данью; но, получив отказ, с пустыми руками вернулись в свою страну. Когда авары об этом узнали, они не мешкая, поспешили вторгнуться в Саксонию с большим враже­ским войском и, совершая путь через землю доленчан, попроси­ли помощи у своих старых друзей. А эти [друзья], зная, что [авары] спешат в Саксонию к саксам, готовые с ними сразиться, . бросили им в качестве дара жирного пса. А так как у тех, кто спешил, не было времени на другое сражение, чтобы отомстить за, нанесенное оскорбление, то доленчане долго провожали [быв­ших] друзей насмешливыми криками. Итак, [авары-венгры] на сколько могли неожиданно вторглись в пределы тюрингов и прошли по всей этой стране, как подобает врагам. А там они раздели­лись, и одни [из них] устремились на запад, стараясь с запада и юга вступить в Саксонию. Но саксы объединились также с тюрингами, вступили [с венграми] в сражение и, перебив [их] вож­дей, остальных из этого западного войска рассеяли по всей той стране. Некоторые из них [венгров] погибли от голода, некото­рые не выдержали холода, а некоторые были убиты или взяты в плен и погибли жалким образом, как были [того] достойны. То же войско, которое осталось на востоке, прослышало, что в со­седнем городе живет сестра короля, вышедшая замуж за тюринга Видо ,— она была рождена от незаконного брака, — и что у нее много денег, золота и серебра. Поэтому они с такой силой начали наступать на этот город, что, если бы ночь не помешала осаждающим видеть, они взяли бы его. Но так как в ту же ночь они услышали о гибели [своих] товарищей и о том, что король идет па них с сильным войском, [ибо] разбил лагерь близ места но названию Риаде⁶, они, движимые страхом, бросили свой ла­герь и по своему обычаю стали с помощью огня и сильного дыма собирать рассеявшиеся отряды. На следующий день король по­вел войско вперед, убеждая его, чтобы оно возлагало надежду свою на милость³ божью и не сомневалось в том, что помощь господня будет [оказана] таким же образом, как и в других сра­жениях; и что венгры — общий враг для всех, и пусть [саксон­ские воины] думают только о спасении [своего] отечества и близ­ких; и что они скоро увидят, как враги обращаются в бегство, ес­ли будут мужественно и твердо стоять в борьбе. Воины, вооду­шевленные этими знаменательными словами и видя императо­ра то в первых, то в средних, то в крайних рядах, а перед ним архангела, ибо подобием и изображением его было украшено главное знамя, стали обретать уверенность и большую стойкость. Король, однако, боялся, как это и произошло, что враги, увидев вооруженных воинов, тотчас обратятся в бегство; [поэтому] он решил послать отряд¹³ тюрингов, вооружение которых было не­достаточным, с тем, чтобы [враги] стали преследовать этих [почти] безоружных воинов и таким образом задержались бы до прихода войска. Так и было сделано; но тем не менее [враги], заметив вооруженное войско, обратились в бегство, так что на протяжении восьми миль лишь немногие были убиты и взяты в плен. Лагерь [их] был разгромлен, и все пленные, [находив­шиеся в нем], освобождены.

39. Король [Генрих] вернулся победителем и всеми средст­вами, как [это] следовало, выражал благодарность богу за да­рованную ему победу над врагами, а дань, которую он обычно давал врагам, он употребил на богоугодные дела, определив, что она должна послужить для щедрой раздачи бедным. Затем войско провозгласило его отцом отечества³, повелителем⁴ и императо­ром⁵ и разнесло славу о его могуществе и доблести среди всех народов и королей далеко во все стороны. Поэтому приходили к нему⁶ знатнейшие люди из других государств, стремясь удосто­иться его милости, дорожа тем, что обрели верность этого столь великого человека. Среди таких [знатнейших] был и Герберт⁷, зять Гуго, который просил [Генриха] быть ему защитой⁸ перед его [Герберта] господином, так как против него [Герберта] вы­ступил Рудольф вопреки всякому праву и справедливости, уста­новленным королем. Сам же король был таким, что ни в чем не мог отказать друзьям¹⁰. Итак, король [Генрих] отправился в Галлию, вел [там] переговоры с королем [той страны] и, когда дело было завершено, вернулся в Саксонию. А если бы зашла речь о возвышении [людей из] его народа, то надо сказать, что редко можно было или совсем нельзя было найти человека среди известных людей во всей Саксонии, которого он не возвысил бы прекрасным подарком, должностью¹³ или каким-либо пожало­ванием. Обладая большим благоразумием и мудростью, он вы­делялся вместе с тем могучим телосложением, что служило пре­красным украшением королевскому достоинству¹⁶. В военных состязаниях [король] также настолько превосходил всех, что в остальных вселял страх. На охоте он был столь горяч, что за один раз захватывал по сорок или более животных; а на пирах хотя и бывал достаточно весел, однако ничуть не ронял королев­ского достоинства, ибо он внушал воинам такое уважение, а равным образом и страх, что даже среди забав они не считали [возможным] позволить себе какую-нибудь дерзость.

40. После того как он подчинил себе все окружающие наро­ды, он обратился со всем войском против датчан, которые со­вершали на кораблях разбойничьи набеги на страну фризов²; он победил [датчан] и заставил их платить дань, а короля их по имени Кнут³ принудил принять христианство. Покорив, таким образом, все окружающие народы, он, наконец, решил отправиться в Рим⁴, однако, пораженный недугом, прервал путь.

41. Когда [Генрих] почувствовал, что его одолевает тяжелый недуг, он созвал весь народ, назначил королем своего сына Оттона, остальным же сыновьям роздал владения и имущество; Оттона же, который был самым главным и самым великим, он поставил во главе братьев и всей державы франков². Сделав надлежащее завещание и приведя все дела, как полагается, в порядок, [Генрих] скончался. [Это был] владыка³ и величай­ший из королей Европы⁴, никому не уступавший по своим ду­шевным и телесным достоинствам, он оставил сына, который превзошел его самого, а сыну оставил великую и обширную дер­жаву⁵, которую он сам обрел не как наследство от предков, а благодаря собственным усилиям и которая была пожалована ему только господом⁹. Правил [Генрих] в течение 16 лет, а прожил 60. Сыновья перенесли⁷ останки его в город под названием Кведлинбург и похоронили в церкви св. Петра⁹ перед алтарем под стенания и плач многочисленной толпы.

Кончается первая книга

К ГОСПОЖЕ МАТИЛЬДЕ, ДОЧЕРИ ИМПЕРАТОРА НАЧИНАЕТСЯ ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕЙ КНИГЕ

Как голоса, лица и нравы людей подобно облику неба и зем­ли видоизменяются на тысячу ладов, похожие и вместе с тем непохожие, но по воле единого света и разума божественного провидения, которые всем управляют, воссоединяются в одно целое, так и для людей, занятых общественными и личными де­лами, существует один только руль справедливости и одно толь­ко мерило добродетели² — имперское достоинство, которое дало миру тебя как ярчайший свет и чистейшую жемчужину³. По­этому я смиренно прошу тебя, чтобы произведение нашего труда, которое по-разному воспринимается в зависимости от нрава⁴, тем более что в нем недостает остроумия и ясности в изложе­нии, было взято тобой под защиту твоей достохвальной снисхо­дительности и чтобы в нем искали не свидетельство нашего не­вежества, а доказательство огромной преданности⁵.

Предисловие кончается

НАЧИНАЕТСЯ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ГЛАВ

1. Каким образом король назначил своего сына Людольфа ко­ролем после себя.

2. О походе в Галлию, о споре короля с герцогом Гуго и о ко­роле Людовике.

3. Как король пошел на Лаон.

4. Как пошел на Роуен и оттуда вернулся в Саксонию.

5. Как Гуго вышел навстречу королю у реки Кар.

6. О Людольфе, сыне короля, как он пошел на Италию.

7. О Беренгаре, короле лангобардов.

8. Как король послал войско против Болеслава.

9. Как король сочетался браком с королевой и как Людольф поэтому ушел огорченный.

10. Король после брачного торжества вернулся в Саксонию, а сопровождавший его Беренгар намеревался заключить с ним мир.

11. О собрании народа у города Аугсбурга и о чуде, которое там произошло.

12. О сыновьях короля.

13. О кознях, которые они готовили королю.

14. О подготовке [празднования] пасхи.

15. О сыне короля, о зяте [короля] и об архиепископе Фридрихе.

16.О собрании народа у Фридислара и о графах Дадо и Вильгельме.

17. О битве лотарингцев с герцогом Конрадом.

18. Об осаде Майнца и о распре между Генрихом и Людольфом.

19. Об Экбарте, двоюродном брате короля.

20. О баварцах, и как они соединились с Людольфом.

21. Об Арнульфе и его братьях и о том, как войско просило и до­бивалось его освобождения.

22. О короле и о том, как многие [ему] изменили.

23. О войске саксов, которое пошло на Майнц.

24. О Тиадорике и Вихмане.

25. Об Экберте, о Вихмане и о герцоге Германе.

26. О приходе короля в Баварию.

27. Об архиепископе Фридрихе и об остальных архиепископах.

28. Как король, не завершив дело, вернулся в Саксонию.

29. О тяжбах между Германом и его племянниками.

30. Авары соединились с баварцами, но король с сильным отря­дом выступил против них.

31. Баварцы, истощенные войной, стали вести переговоры о мире.

32. О намерении короля в отношении Цинны.

33. Об архиепископе Фридрихе и герцоге Конраде.

34. О Людольфе, который был разгневан на отца, ушел он него и [о том, как] король его преследовал.

35. Сражение у Горсадал.

36. Осада города под названием Регенсбург.

37. Людольф просит мира и не добивается его; о смерти Арнульфа.

38. Людольфу предоставляется мир, и король возвращается в Саксонию.

39. Генрих пошел на Новый город.

40. Как король милостиво принял сына.

41. О смерти архиепископа Фридриха.

42. Как укры были подчинены Геро.

43. Как Регенсбург сдался и [как король] вернул область брату.

44. О славной победе, которую король одержал над венграми.

45. О битве Тиадорика со славянами.

46. О знамениях, которые между тем произошли.

47. О смерти герцога Конрада.

48. О трех предводителях авар.

49. О победе короля.

50. О короле и хитрых уловках Вихмана.

51. О войске, которое Вихман почти захватил в городе Суитлескар.

52. Каким образом был взят город Кокаресцемий.

53. Каким образом король отомстил за это опустошение.

54. О наместнике Геро.

55. О Стоинфе, короле варваров, и о воине, который его убил.

56. О короле, как он стал знаменит благодаря частым победам.

57. О Людольфе и о том, как из-за друзей он покинул отечество.

58. О письме, известившем о его смерти.

59. О Вихмане, который тайно вступил в Саксонию.

60. Вихман был взят под покровительство Геро.

61. О чуде, которое произошло с одеждой.

62. О болезни императора.

63. О втором походе короля в Италию.

64. О Вихмане, каким образом он восстал вторично.

65. О датчанах — как они окончательно стали христианами.

66. Геро вследствие присяги покинул Вихмана.

67. Каким образом Геро победил лужичан.

68. О двух королях и о Вихмане.

69. Об убийстве Вихмана.

70. Когда оружие Вихмана было получено, император, уже узнавший об этом, написал письмо для отправки в Саксонию.

71. О послах греков и их коварстве.

72. О Гунтере и Зигфриде.

73. О народе Константинополя и его императорах.

74. О Матильде, матери императора, и о смерти епископов Бернгарда и Вильгельма.

75. О возвращении императора из Италии и о его смерти.

76. Как народ избрал в государи сына на место его отца.

Перечисление глав кончается

НАЧИНАЕТСЯ КНИГА III

1. После смерти королевы Эдит¹ король перенес на единст­венного сына Людольфа² всю любовь, которую он питал к его матери, и, составив завещание, объявил, что последний будет ко­ролем после него. Сам [Людольф] к этому времени был еще нежным юношей, имея не больше 16 лет³.

2. Король же отправился² в поход³ в Галлию и после того, как войско было собрано у города Камбрэ, поспешил вступить в королевство Карла под предлогом отмщения за оби­ду, нанесенную его тестем Людовику⁵. Гуго⁶, когда об этом услышал, выслал посольство и поклялся памятью своего отца, который в свое время погиб, что он будет сопротивляться богу и собственному королю⁷, так как располагает таким количеством оружия, которое король до этого никогда не видел, к этому он добавил слова презрения, лживо и надменно говоря о саксах и [заявляя], что те воинственны и что он легко может одним ма­хом повергнуть семь копий саксов⁸. На это король дал достаточ­но бранный ответ, сказав, что он имеет

А⁹

такое громадное количество соломенных шапок¹⁰, которое [Оттон I] может ему [Гуго] предоставить, что ни сам он [Гуго], ни отец его никогда не виде­ли. И действительно, хотя войско [саксов] было и очень большим, а именно состояло из тридцати двух отрядов, однако не нашлось почти никого, кто не воспользовался бы соломенной шапкой.

В¹²

(такое громадное количество соломенных шапок, которое [Оттон I] может ему [Гуго] предоставить, что ни сам он [Гуго], ни отец его никогда не видели. И дей­ствительно, хотя войско [саксов] было очень большим, а именно состояло из тридцати двух отрядов, однако не нашлось никого, кто не воспользовался бы соломенной шапкой), за исключением Корвейского аббата по имени Бово с тремя его спутниками. Это был человек мудрый и известный, предназначенный, но не оставленный нам богом. Дед его отца, Бово ¹⁴, стал знаменит тем, что читал¹⁵ королю Конраду греческие грамоты; этот предок его носил такое же имя¹⁶, как и родитель, и превосходил всех доблестью и мудростью. А сам он был внуком Варина, который стал монахом из воина и первым из всех был избран, согласно уставу, в Новой Корвее в аббаты. Он был человеком удивительной святости и в дополнение к своим добродетелям и блаженной памяти принес в Саксонию драгоценное сокровище — останки дорогого мученика Вита.

С

такое количество соломенных шапок, которое [Оттон I] может ему [Гуго] предоставить, что ни сам он [Гуго], ни отец его никогда не видели. И действительно, хотя войско саксов было очень боль­шим, а именно состояло из тридцати двух отрядов, однако не нашлось никого, за исключением очень немногих, кто не восполь­зовался бы таким покрытием. А Гуго, уверенный в приходе ко­роля, а также и побуждаемый страхом, отпустил Адальберта.

[Завершающая фраза к редакциям А, В и С]:

Людовик, которого отпустили, пошел навстречу королю и при­соединился со своими союзниками к его войску.

3. Король же с войском отправился в Лаон и попытался взять его с помощью оружия; оттуда он пошел в Париж и там осадил Гуго, но в то же время почтил должным образом память мученика Дионисия. Оттуда он повел войско против города Реймса³, где племянник его Гуго, вопреки всякому закону и обычаю, был провозглашен епископом, в то время как законный епископ⁵ продолжал здравствовать. С помощью оружия он взял город, изгнал незаконно возведенного епископа, а законно­го восстановил в его положении и в церкви.

4. Выбрав из всего войска отряд отборных воинов, [король] оттуда пошел на город датчан Роуен, однако но причине труд­ностей этой местности и наступления суровой зимы воинов по­стигло большое бедствие; с уцелевшей [частью] войска, не за­вершив дела, через три месяца он вернулся в Саксонию, а го­рода Реймс и Лугдун вместе с другими городами, захваченными [ранее] с помощью оружия, .были [теперь] уступлены королю Людовику.

5. Гуго, изведав силу короля и доблесть саксов¹, не допус­тил, чтобы они враждебно вторглись в его пределы. Однако, ког­да на следующий год король предпринял опять такой же поход, он вышел навстречу ему к реке под названием Кар, но на этот раз подчинился, заключил по повелению короля с ним договор и с тех пор сохранял верность.

6. Король, видя, что его сын Людольф стал уже мужчиной, решил дать ему в жены дочь герцога Германа², известную бо­гатством и знатностью, по имени Ида. Вскоре после того как тесть умер, [Людольф] получил ее [в жены]; все герцогство, таким образом, осталось ему во владение. Обретя власть, он расстался со своим спокойствием, которое было присуще ему в детстве, повел войско в Италию и, захватив там несколько го­родов и передав их под стражу, дернулся во Франконию.

7. В это время, захватив власть, в Лангобардии правил Беренгар человек³ жестокий и алчный, который всю справед­ливость продавал за деньги. Опасаясь королевы, отличавшей­ся исключительным умом, вдовы короля Людовика, [Беренгар] во многом ее преследовал, чтобы таким образом скорее зат­мить блеск ее благородства ⁶.

8. В это время король отправился в военный поход против Болеслава², короля чехов, и так как необходимо было взять го­род под названием Новый³, в котором был осажден и {таким об­разом] заперт сын Болеслава, то король, приняв благоразум­ное решение, прервал сражение, чтобы воины, предавшись гра­бежу, не подверглись какой-либо опасности. Учитывая доблесть короля и громадную численность его войска, Болеслав вышел из города и счел лучшим подчиниться такому величию, чем подвергать себя крайней опасности, стоя пол знаменами, выслу­шал короля и, дав ему ответ, снискал, наконец, его милость. Король, овеянный славой полной победы, вернулся в Саксонию.

9. Так как добродетель упомянутой ранее королевы не бы­ла тайной для короля, то он решил отправиться [к ней] под предлогом путешествия в Рим. Прибыв в Лангобардию, он по­пытался золотыми дарами завоевать себе любовь королевы. Когда он надежно убедился [в ее чувстве], то сочетался с ней браком и вместе с этим получил город Павию ², который являл­ся местом пребывания короля. Его сын Людольф, увидев это, огорченный, покинул короля, отправился в Саксонию, и на неко­торое время задержался в Саалфельде, в месте, которое [неког­да] было осквернено заговором.

10. После того как в Италии с королевской пышностью бы­ла отпразднована свадьба, король выехал оттуда с вестью о но­вом брачном союзе, намереваясь провести ближайшую пасху в Саксонии, возбудив тем самым большую радость и признатель­ность на родине². Король Беренгар под воздействием увеща­ний герцога Конрада, под защиту которого [вместе] с военной охраной была оставлена Павия, последовал за королем в Гер­манию, предполагая заключить с ним мир и подчиниться все­му, что он прикажет. Когда он приближался к королевскому го­роду⁵, то на расстоянии мили от него навстречу ему вышли князья, графы, высшие должностные лица, и, принятый по-королевски, он был проведен в город, где ему было предложе­но остановиться в подготовленном для него помещении. Однако в течение трех дней он не удостоился видеть короля. Это вы­звало досаду у Конрада, одинаковое с ним чувство испытывал и сын короля, Людольф, и оба они считали виновниками этого дела Генриха, брата короля, которого могло побудить к этому старое чувство зависти, и поэтому они стали избегать его. Ген­рих, зная, что юноша [Людольф] лишен материнской опеки, стал обращаться с ним презрительно, и настолько, что не удер­жался даже от оскорблений. Между тем король [Беренгар] до­говорился с королем [Оттоном], и, снискав милость короля и ко­ролевы, принес обещание сдаться и назначил срок и место у города Аугсбурга для заключения добровольного договора.

11. Когда это собрание там происходило, Беренгар присое­динил отряды своего сына Адальберта к своим и, хотя уже не­когда бежал от Гуго ², подчинился королю, однако теперь пе­ред всем войском он вновь заявил о своей верности и [опять] вместе с сыном подтвердил свое подчинение королю. А когда его отпустили, он с благодарностью и миром вернулся в Ита­лию. Там, при раскатах грома, во время неистовой погоды, с неба упал камень удивительной величины, и это великое чудо произошло на глазах многих очевидцев.

12. Сиятельная королева подарила королю сыновей, пер­вородным был Генрих ², вторым был Бруно ³, а третий был наречен великим отцовским именем, и его весь мир надеялся уви­деть господином, повелителем и императором³ после отца. [Ко­ролева произвела на свет] также дочь³, получившую имя свя­той своей матери, и об этой [дочери] мы не собираемся что-либо говорить, ибо ее блистательность превосходит все, что мы мог­ли бы оказать или написать.

13. Когда король объезжал области и города франков, он действительно прослышал, что сын и зять³ готовят против не­го козни. Поэтому был призван архиепископ, который, согласно принятому обычаю, соблюдал в то время перед пасхой вместе с еремитами и отшельниками строгий образ жизни; [архиепи­скоп] принял короля в Майнце, довольно долгое время оказы­вал ему там услуги. Сын и зять увидели, что [их] ужасные на­мерения раскрыты; по совету архиепископа, они стали упраши­вать дать им возможность снять с себя вину и добились [этого], и хотя они были явно уличены в приписываемых им преступле­ниях, король тем не менее согласился с их предложением по причине неблагоприятности места и краткости времени.

14. А когда в Ахене должна была праздноваться пасха, [ко­роль] узнал, что там ничего достойного для него не подготовле­но. С материнской радостью и должной заботой он был при­стойно встречен [у себя] и таким образом вновь с величием об­рел на родине королевскую власть, которую чуть было не по­терял, находясь во Франконии.

15. Ибо, воодушевленный присутствием друзей и собствен­ного народа, [король] объявил договор недействительным, за­явив, что вступил в него по принуждению, а сыну и зятю было приказано выдать виновников преступления для наказания их, иначе они сами будут считаться врагами государства. Архи­епископ ¹ вступился за ранее [заключенный] договор, якобы за­ботясь о мире и согласии; вследствие этого он оказался под по­дозрением у короля; друзья и советники короля считали, что он достоин всяческого презрения. Мы полагаем, что никоим обра­зом не следует судить о нем необдуманно ². Но то, что мы зна­ем о нем, достоверно, а именно: что он велик был в молитвам, читая их и днем, и ночью, велик щедростью при раздаче мило­стыни и особенно проповедью слова [божьего], — все это мы считаем недостойным замалчивать; впрочем, о делах, подлежащих наказанию, судит бог.

16. Таким образом, конца этим делам положено не было, и тогда было приказано созвать общее собрание народа у селе­ния под названием Фридислар² для обсуждения всех этих дел. Когда туда прибыл брат короля Генрих, он обвинил архиепи­скопа во многих и тяжелых делах; поэтому он стал ненавистен королю и почти всему войску, так как они сочли его на осно­вании сказанного о нем полностью виновным. Кроме того, про­являя еще большую суровость по причине нанесенного ему не­давно оскорбления, король осудил на изгнание некоторых выдающихся людей, которые некогда были ему дороги н проявили верность еще в бритской войне, [но затем] перешли на сторону его брата, а когда им предъявили обвинение в этом, сознались и не смогли оправдаться. Такими оказались [два человека] — родом тюринги, занимавшие должность начальников имена их были Дадо и Вильгельм. После того как это произошло, многие из соучастников преступления были достаточ­но устрашены. Когда собрание было закончено и народ распу­щен, король отправился в восточную часть [государства]⁷.

17. Когда лотаринги узнали, что король оскорблен герцо­гом Конрадом, они подняли против последнего оружие, так как уже когда-то были настроены по отношению к нему враж­дебно, поскольку тот управлял герцогством против их воли. [Конрад], однако, был неустрашим и, проявляя храбрость льва ², направил знамена против их знамен и собственной рукой пора­зил невероятное множество из их числа, так как его, как сви­репого зверя, воспламеняла кровь друга, которого он потерял в этом сражении, Конрада, сына Эберхарда. И так как его, храбрейшего [Конрада], отряд храбрых воинов был достаточ­но [велик], а к вражескому войску постоянно подходили све­жие силы, то битва протянулась от полудня до вечера, ночью сражение прекратилось, прячем никто не радовался победе.

18. Двинув войска в июльские календы, король сделал по­пытку с помощью оружия перетянуть на свою сторону сына и зятя; города враждебной страны, попадавшиеся по пути, он или брал с помощью оружия, или они сами ему сдавались, по­ка, таким образом, он не дошел до Майнца ³, в который [до этого уже] вступил с войском его сын и [где] последний, страшно [даже] сказать, с оружием ожидал отца. Там началась война ⁴ еще более суровая, чем внутренняя, и более страшная, чем любое несчастье: к стенам подвезли много [осадных] ору­дий, однако горожане сумели их разрушить или поджечь, ча­стые схватки происходили перед воротами, сторожевые посты снаружи выставляли редко. Общее положение менялось ввиду колебания [защитников], поскольку за пределами [города] они боялись повелителя государства, а внутри [его] наследника. Когда осада длилась уже около шестидесяти дней, начались переговоры о мире; в город был отправлен в качестве залож­ника двоюродный брат короля Экберт⁶, чтобы открыть каждо­му свободный путь в лагерь для снятия с себя обвинения и для переговоров о мире и согласии. Сын с зятем ⁷ пришли в лагерь и поклонились в ноги королю: [они заявили], что готовы при­нять на себя все за совершенное преступление, [но просят толь­ко], чтобы по крайней мере друзья [их], принятые под покрови­тельство, ничего не испытали плохого. Король же не зная ка­кому заслуженному наказанию следует подвергнуть сына, потребовал [выдачи] зачинщиков козней. Но те, связанные взаим­ной клятвой⁸ и некоторым образом опутанные хитростью прежнего врага, вообще вес отрицали. Между тем о лагере поднялась большая радость, а от лагеря повсюду пошла молва, что никто не выйдет из города, пока не подчинятся повелению короля. Однако тщетно лелеяли [в лагере] эту надежду; ибо, когда [пришедшие из города] не подчинились приказам короля, Генрих в возбуждении сказал юноше: «Напрасно ты утверж­даешь, что ты не выступил против моего господина короля, а вот все войско знает тебя как захватчика и оскорбителя коро­левства ! Если тот, кому следует обвинять, кажется тебе винов­ником преступления, если я представляюсь [тебе] виновником, то почему же ты не ведешь войско против меня? Двигай же знамена против меня». И, подняв стебель с земли, он сказал: «Вот этой награды ты не сможешь отнять ни у меня, ни у моей власти. Что тебе пришло в голову тревожить своего отца дела­ми подобного рода? Когда ты воюешь против господина и свое­го отца, ты выступаешь тем самым против бога. Если же ты что-нибудь понимаешь и обладаешь силой, то излей свою ярость на меня, ибо я твоего гнева не боюсь». Юноша ничего не ответил на это, но, выслушав короля, вернулся в город со своими людьми.

19. Двоюродный же брат короля Экберт, отправленный в город в качестве заложника, обольщенный уговорами, стал враждебен по отношению к королю, [тем более что] и до этого он гневался [на него], так как его необоснованно обвиняли в не­осторожном сражении, во время которого он лишился глаза.

20. В то время как это происходило, в ближайшую ночь, ба­варцы, сопровождавшие брата короля, покинув его, соедини­лись с Людольфом: последний, отправившись с ними в поход, взял королевский город под названием Регенсбург с осталь­ными укреплениями в этой области, разделил все достояние герцога между своими воинами, а супругу дяди с сыновьями и друзьями заставил уйти не только из города, но и из области. Мы уверены, что все это совершилось по воле господа, чтобы тот, кого он хотел поставить светлейшим государем над многи­ми народами и племенами, убедился, что сам [по себе] он мало может сделать, а с помощью господа — все ².

21. Был же еще Арнульф младший с братьями, он составил такой заговор против Генриха, согласно которому [Арнульф] должен был быть избран па отцовское королевство, а [Генрих] должен был лишиться отцовского достоинства. Войско же, изнуренное длительным напряжением, попросило об увольнении и получило его, в то время как король с очень немногими по­следовал за сыном в Баварию.

22. Ибо он [король] привык к трудностям [даже] больше, чем можно было ждать от человека, с детства воспитанного из­неженным. И в то же время как множество изменило, остались весьма немногие, которые поддерживали дело короля: среди них был некий Адальберт² и с ним другие весьма немногие.

23. В то время как король воевал против Маннца, Саксонией правил герцог Герман. Когда² в дополнение к прежнему [войску] нужно было послать из Саксонии новое, то во главе его стали Тиадорик³ и молодой Вихман. Как только войско достигло границы франков, его внезапно окружили Людольф и герцог Конрад и загнали в одну покинутую крепость. Во вре­мя попытки взять ее приступом знаменосец от толчка колесни­цы потерял у самых ее ворот руку; из-за этого случая сражение прекратилось, и было заключено соглашение о перемирии на три дня, чтобы [войско могло] вернуться в Саксонию.

24. Людольф пытался большими обещаниями склонить Тиадорика, Вихман же, полностью подкупленный, стал затем ули­чать своего дядю, говоря, что он — расхититель отцовского на­следства, называя его грабителем сокровищ². Сам он при этом отнюдь не оставался несведущим в отношении заговора, и труд­но передать, с какой рассудительностью и благоразумием сле­дил он за происками [некоторых] своих родственников и явных врагов.

25. Экберт, конечно, соединился с Вихманом, и они едино­душно поднялись против герцога, не давая ему пи отдыха, ни покоя. А тот, проявив благородное терпение, усмирил все же ярость юношей и стал заботиться затем о том, чтобы никакое волнение больше не смогло возникнуть в этих областях, когда король в них отсутствует.

26. Неожиданный приход короля не побудил баварцев ни обратиться к миру, ни ожидать открытой войны, а укрывшись за стенами, они стали чинить большие трудности войску, готовясь удалить его из своей страны. Поскольку успеха [в делах] достиг­нуто не было, [прибывшее] войско ни перед чем не воздержива­лось и все опустошило.

27. Между тем архиепископ, как он сам говорил, из страха перед королем отказался от архиепископского сана и стал ве­сти с отшельниками жизнь иеремита. Немалое колебание про­явилось также и у остальных епископов в Баварии, так как они [попеременно] склонялись к [различным] сторонам, то поддер­живая короля и выступав на его стороне, то поддерживая враж­дебную [ему] сторону, ибо не могли без опасности для себя от­далиться от короля и не в состоянии были без ущерба для себя сохранить ему преданность.

28. Проведя три целых месяца в этих областях, король толь­ко около январских календ ушел из Майнца и вернулся в Саксонию, завершив дела и потеряв двух мужей, занимавших вы­дающееся положение и обладавших большой властью, а именно Иммеда и Майнвера, каждый из них погиб от стрел — один в Майнце, а другой — по пути, когда шли в Баварию.

29. После того как Герман² и [его] .племянники изложили королю дело, все те, кто стоял на защите права, одобрили дей­ствия герцога, полагая, что юноши должны быть наказаны⁴. Король же, расположенный к ним, пощадил их и перевел лишь Вихмана под военной стражей во дворец.

30. Между тем [король] узнал, что в Баварию вошли авары, соединились с [его] противникам и предполагают испытать его силы в открытой войне. И он не устрашился² такого обстоя­тельства, никогда не забывая, что является божьей милостью господином и королем, но, собрав сильное войско, выступил на­встречу чрезвычайно жестоким врагам. Однако последние укло­нялись от встречи и, получив от Людольфа проводников, про­шли по всей Франконии, нанося при этом, прежде всего друзьям [короля], такой ущерб, что у одного — по имени Эрнуст³, при­надлежавшего к противной стороне, захватили в плен сначала более тысячи людей, а затем и всех остальных; таким образом, все эти [действия врага] превосходят то, что можно считать правдоподобным. В воскресенье, перед пасхой, [все жители] Вормса⁶ публично встретили авар и преподнесли им многочис­ленные дары из золота и серебра. Оттуда [авары] отправились в Галлию и другой дорогой вернулись к себе на родину.

31. Баварцы, утомленные как внутренней, так и внешней войной, ибо после ухода венгров они стали испытывать притес­нения со стороны королевского войска, вынуждены были пове­сти переговоры о мире, и получилось так, что дано было пере­мирие до 16 календ июля и определено место, под Цинной, ку­да надо было представить предложения и дать на них ответ.

32. Когда весь народ собрался в условленном месте, король произнес такую речь: «Я бы еще, пожалуй, мог стерпеть, если бы недостойное поведение моего сына и [лиц], строящих козни, причиняло беспокойство только мне и не тревожило бы всего христианского народа, [этим людям] оказалось мало вторгаться наподобие разбойников в мои города и похищать области из-под моей власти, им понадобилось насытиться еще кровью моих родственников и самых дорогих моих сподвижников. И вот я сижу, лишенный детей и страдая между тем от того, что мой сын является [моим] сильнейшим врагом.

А тот, кого я любил больше всего, кого я вознес из ничтоже­ства до высшего положения и одарил высшими почестями, подстрекает теперь против меня моего единственного сына. Именно [подобные люди] опустошают мое королевство, уводят в плен и убивают моих людей, разрушают города, поджигают храмы, убивают священнослужителей. До сих пор улицы обагрены кровью; недруги Христа, похитив мое золото и серебро, кото­рыми я одарил сына и зятя, возвращаются нагруженными в свои места. Мне трудно представить, что же еще можно отне­сти к тому, что называется преступлением и вероломством?» Сказав так, король замолчал. Генрих, восхвалив суждение ко­роля, добавил при этом, что враг, потерпев поражение во вто­ром открытом сражении, вновь со злым умыслом начинает стягивать силы, чтобы открыть себе путь для нанесения вреда [королевской власти], [что касается его, Генриха], то он считает более благоразумным разделить общее бедствие и все тяготы, чем когда-нибудь оказать покровительство общему врагу. По­сле этих слов [Генриха] вперед выступил Людольф и сказал: «Я признаю, что людей, нанятых выступить против меня, я удер­живал от этого с помощью денег; [я это делал], чтобы они не на­несли вреда мне и тем, кто мне подчинен; если сочтут, что я ви­новен, то пусть знает весь народ, что я делал это не по собствен­ному побуждению, а вынужденный крайней необходимостью». Наконец выступил архиепископ, обещая перед любыми судьями, которых назначит король, показать, что он [архиепископ] никог­да ничего против короля не чувствовал, не предпринимал и не со­бирался предпринимать. Он, [по его словам], оставил короля лишь из страха, так как понимал, что ему, невиновному, предъ­явят [необоснованные] тягчайшие обвинения, ибо королю было нанесено оскорбление. В любых условиях, [сказал архиепископ], он будет верен взятым на себя обязательствам. В ответ король сказал: «Я не требую от вас присяги [в сказанном], только со­действуйте, сколько можете, миру и согласию». И, сказав это, король отпустил его с верой и миром.

33. Поскольку архиепископ¹ и Конрад² не смогли склонить юношу³ к тому, чтобы тот подчинился отцу и, последовав его мнению, выполнил его решение, они отошли от него и связали себя с господом и королем.

34. В ближайшую ночь Людольф со своими людьми покинул короля и с войском вошел в Регенсбург. А король, следуя за сыном и встретив [на пути] город под названием Горсадал¹, осадил его.

35. И когда произошла битва, [стало ясно, что] более жесто­кого сражения, чем у стен [этого города], никто из смертных ни­когда не видывал. Много там с обеих сторон было убито, а еще больше ранено; [и только] ночной мрак положил конец сраже­нию. Войско, изнуренное битвой, исход которой к тому же оста­вался неверным, было оттуда выведено, так как становилось очевидным, что нельзя сражающимся задерживаться там доль­ше для еще более тяжелых испытаний.

36. Путь до Регенсбурга [длился] три дня. После того как место для лагеря было занято и окружено укреплениями, нача­лась тщательно обдуманная осада города. Но так как толпа [осажденных] не допускала придвинуть орудия [осады] к стенам, то сражение у стен достигало иногда довольно большого оже­сточения с обеих сторон. Долго длившаяся осада вынудила осажденных предпринять какие-либо военные действия. Хуже страдать от голода, полагали они, если до него их доведут, чем храбро умереть в строю. Итак, было приказано, чтобы конница предприняла вылазку через западные ворота, собираясь якобы напасть на лагерь, а другие [тем временем] пусть сядут на ко­рабли и, [пройдя] по реке, протекающей по соседству с городом, пока будет идти конное сражение, вооруженными войдут в по­кинутый лагерь. Горожане, собранные ударом в колокол, ис­полнили приказ, а в лагере знали, когда такой знак дается. Поэтому и они немедля .подготовились [к отражению нападения]. [Однако] с вылазкой конницы произошла задержка, а корабли прошли дальше от города, и когда высадившиеся напали на ла­герь, то натолкнулись там на вооруженных людей; перепуган­ные, они стали спасаться бегством, но, окруженные со всех сторон, были уничтожены. Одни, стремясь войти на корабли, пораженные страхом, сбились с дороги и были поглощены рекой, другие успели сесть на корабли, но так как их было больше, чем следовало, то суда затонули [вместе с ними], и получилось так, что лишь немногие из большого числа остались в живых. Кон­ница же, утомленная [вражеской] конницей, потерпев поражение и имея много раненых, была загнана обратно в город. Королев­ские воины, вернувшись победителями в лагерь, привели к во­ротам с собой лишь одного [воина], пораженного смертельной раной. Весь скот, принадлежавший городу, был [ранее] угнан на места, изобилующие травой, находившиеся между ре­ками Регеном и Дунаем, однако брат короля Генрих захватил [этот скот] и разделил его между союзниками. Горожане, изну­ренные частыми сражениями, начали испытывать голод.

37. Людольф, уйдя из города с главными людьми, запросил мира, но не добился его, так как отказал в повиновении отцу. Тогда, войдя [обратно] в город, он попытался совершить воору­женное нападение на Геро, осаждавшего восточные ворота, про­славившегося как своими победами, так и сражениями. С трех часов до девяти длилось ожесточенное сражение; у ворот горо­да всадник Арнульф², лишившийся оружия, когда упал его конь, в тот же час был пронзен копьем и пал [мертвым]. Два дня спустя от женщины, бежавшей из города от голода, узнали о его смерти, раньше об этом ничего не было известно. Смерть [Арнульфа] привела в большое замешательство горожан, и они тотчас же начали переговоры о мире.

38. При посредничестве князей Людольф со своими союзни­ками ушел из города, в котором находился в осаде на протяже­нии целых полутора месяца; он получил мир до дня, установлен­ного для решения всех этих дел. Местом совещания был назна­чен Фридислар. Оттуда король вернулся на родину.

39. Генрих же завладел Новым городом³. В ближайшую ночь почти весь Регенсбург был сожжон.

40. Когда король, занимаясь охотой, проводил время в ме­стности под названием Сувельдун, к нему пришел его сын, бо­сой, и распростерся перед отцом, движимый глубоким раская­нием, его жалостливая речь исторгла слезы сначала у отца, а затем и у всех присутствующих. Благодаря любви отца [Генрих опять] снискал его милость и дал обещание, что впредь будет считаться с отцовской волей и будет повиноваться ей.

41. Между тем пришли вести, что архиепископ тяжко болен и надежды [на выздоровление] нет. Поэтому решение короля [по его делу] было, конечно, отложено. Находившиеся при архиепископе с достаточной похвалой рассказывали о его конце². После его смерти состоялось общее собрание народа; через полтора года Майнц со всей Франконией подчинился королю; сын и зять были '[королем] помилованы и до конца оставались ему верными.

42. В тот год Геро² одержал славную победу над сла­вянами, которые называются укры³. В помощь ему король послал герцога Конрада. Добыча была взята оттуда огромная; в Саксонии поднялось [по этому поводу] великое лико­вание.

43. Ближайшую пасху король правел с братом, а после это­го повел войско против Регенсбурга, вновь обрушив на город оружие и осадные сооружения. Так как [город] был лишен по­мощи caкcoв и страдал из-за голода, то горожане вышли из во­рот и вместе со [всем] городом сдались королю. Последний осу­дил главарей [восстания] на изгнание, остальных же, [составляв­ших] множество, пощадил, а сам со славной победой вернулся на родину, возвратив брату всю область Баварию.

44. Вернувшись в июльские календы в Саксонию, [король] был встречен там венгерскими послами, которые посетили его якобы в подтверждение старой верности и дружбы, а в действи­тельности, как казалось некоторым, они желали разузнать об исходе внутренней войны. Задержав на несколько дней их у себя и одарив дарами, он отпустил [их] с миром, но от послов брата, то есть баварского герцога, он услышал [такие слова]: «Венгры в большом числе вошли в твои пределы, они решили начать с тобой войну». Услышав это, король, будто он и не переносил тя­гот прошлой войны, выступил против врагов. При этом он смог взять с собой лишь немногих саксов, так как его уже отягощала война со славянами. Когда лагерь расположился в районе Аугсбурга, к [королю] подошло войско франков и баварцев, с силь­ной конницей прибыл в лагерь также герцог Конрад, с приходом которого воины воспрянули духом и не хотели уже больше от­кладывать сражения. Ибо [Конрад] отличался храбростью и, что редко бывает присуще храбрым людям, был весьма рассуди­телен, а когда шел на врага, на коне или пешком, был неутомимым воином, и соратники любили его и во время мира, и во время войны. Отрядами лазутчиков того и другого войска было установлено, что [одно] войско расположено недалеко от друго­го, После того как в лагере объявили пост, было приказано, что­бы на следующий день все были готовы к сражению. Подняв­шись на рассвете, заверив друг друга в соблюдении [внутренне­го] мира и в оказании помощи, прежде всего герцогу, а также друг другу, [воины], подняв знамена, вышли из лагеря, числом около восьми отрядов. Войско вели по суровой и трудной местности для того, чтобы не дать врагам привести отряды в замеша­тельство множеством стрел, которыми они ловко пользовались, чему благоприятствовали кустарники, [их скрывавшие]. Пер­вый, второй и третий отряды составляли баварцы, во главе их стояли военачальники герцога Генриха; последний между тем в сражении отсутствовал, так как страдал телесным недугом, от которого и умер. Четвертым [отрядом] были франконцы, их ру­ководителем и попечителем — герцог Конрад. В пятом, который был самым большим и назывался королевским, пребывал сам государь, окруженный воинами, отобранными из числа лучших, и отважной молодежью; перед ним [несли] знамя с изображе­нием архангела, от которого зависит победа, окруженное плот­ной толпой [воинов]. Шестой и седьмой [отряды] состояли из швабов ², во главе которых стоял Бурхард³, женатый на дочери брата короля. Восьмой состоял из тысячи отборных чешских вои­нов, снабженных оружием лучше, чем [обеспеченных] счастьем; в этом [отряде] находилась вся поклажа и обоз, так как, будучи последним, он считался как бы наиболее безопасным. Однако все произошло иначе, чем предполагали; ибо венгры, отнюдь не мешкая, перешли реку Лех, окружили войско н стали забрасы­вать стрелами именно последний отряд, а затем с ужасным кри­ком напали [на него], одних убили, других взяли в плен и, овла­дев всей поклажей, обратили в бегство остальных воинов этого отряда. Подобным же образом они напали на седьмой и шестой отряды и, когда многие из воинов были повергнуты, [остальных] тоже обратили в бегство. Когда король понял, что впереди про­исходит сражение, а сзади последние отряды подвергаются опас­ности, он послал туда герцога с четвертым его отрядом, тот от­нял [захваченную врагами] добычу и опрокинул их разбойничьи ряды. А когда грабительские отряды противника были рассеяны, герцог Конрад с победоносными знаменами вернулся к королю; и достойно удивления, что в то время как старые воины, привык­шие к славе и победам, медлили, он [одержал победу], имея в распоряжении [только] молодых воинов⁶, почти не искушенных в военном деле.

45. В то время как все это происходило в Баварии, Тиадорик² вел с переменным успехом борьбу против варваров. Пыта­ясь взять один их город, он преследовал врагов до входа в воро­та и. загнав их внутрь города, захватил и сжег пригород³, все же находившиеся вне [городских] стен были им или перебиты, или взяты в плен. Когда [Тиадорик] после того, как пожар был погашен, возвращался обратно и половина [его] воинов уже ус­пела перейти болото, расположенное возле города, славяне, за­метив, что наши оказались в затруднительном положении и не имеют возможности ни сражаться, ни бежать, с громким криком обрушились сзади на них, повернувших обратно. И когда наши [воины] обратились в постыдное бегство, они [славяне] унич­тожили до пятисот мужей из их числа.

46. Между тем великий страх и тревога охватили всю Саксонию по причине неудачи, постигшей короля н его войско. Нас повергли в ужас², кроме того, необыкновенные знамения. Во многих местах сильной бурей были разрушены храмы, и это при­водило в трепет тех, кто это видел и слышал; от удара молнии погибли некоторые духовные служители обоего пола, и еще мно­гое происходило в то время такое, о чем страшно рассказывать и что поэтому нам следует опустить. [Король], предвидя³ всю трудность приближающегося сражения, чтобы ободрить своих соратников, обратился к ним со следующей речью ⁴: «Нам необ­ходимо запастись мужеством в столь тяжелом испытании; это видно и вам самим, мои воины, ибо вы имеете дело с против­ником, стоящим не [где-то] вдали от вас, а [непосредственно] пе­ред вами. До сих пор с помощью ваших неутомимых рук и ваше­го славного непобедимого оружия я одерживал победы везде за пределами моей страны и державы, так неужели же мне теперь в своей державе, своем королевстве⁵, надо показать [врагам] спину? Знаю, что противник превосходит нас числом, но не доб­лестью и не оружием; как нам известно, значительная часть [вражеского войска] совершенно лишена всякого оружия и почти лишена божьей помощи. Им служит оплотом лишь соб­ственная смелость, нам же — надежда на бога и его помощь⁶, покровительство. Позорно было бы, если бы мы, ныне повелите­ли почти всей Европы, подали руку врагам. Уж лучше мы, мои воины, со славой умрем в бою, если близок конец, чем, поддав­шись врагу, будем в рабстве влачить нашу жизнь или подобно не­счастным животным, [идущим на убой], кончать ее на висели­це. Я бы сказал больше, мои воины, если бы я знал, что с по­мощью слов можно увеличить доблесть и смелость в ваших ду­шах. Лучше уж начнем беседу [с врагом] с помощью меча, чем с помощью языка». Сказав это, он поднял щит и священное копье и первым направил коня на врага, выполняя обязанность и храбрейшего воина, и выдающегося полководца. Более смелые из врагов вначале оказывали сопротивление, но затем, увидев, что союзники [их] обратились в бегство, пришли в смятение, смешались с нашими и были уничтожены. Некоторые из оставшихся [в живых], поскольку лошади их устали, вошли в бли­жайшие деревни и, будучи окружены воинами, были сожжены вместе с домами; некоторые, переплыв через реку⁹, протекав­шую поблизости, не смогли подняться на противоположный бе­рег, были поглощены водой и погибли. В тот же день лагерь был захвачен и все пленные освобождены. На второй и третий день полчища оставшихся [в живых врагов] настолько были истреблены соседними городами, что почти никому не удалось спастись. Но победа над столь свирепым народом была достиг­нута не без кровопролития.

47. Так как герцог Конрад сражался весьма храбро, то он был крайне возбужден и разгорячен как [собственной] пылкостью, так и солнечным зноем, который в тот день был особенно сильным; он снял забрало и хотел глотнуть [свежего] воздуха, но тут [вражеская] стрела пронзила его горло, и он пал мерт­вым. Тело его по распоряжению короля было с почетом поднято н перенесено в Вормс, и здесь этот великий муж, славный всеми душевными и телесными доблестями ², был погребен, сопровож­даемый плачем и рыданиями всех франков.

48. Три предводителя венгров были взяты в плен и приведены к герцогу Генриху и, как того и заслуживали, были приговорены к позорной смерти, а именно; были казнены через повешение.

49. Король снискал славу благодаря замечательной победе, и войско провозгласило его отцом отечества и императором³. Приказав поэтому воздать почести и достойное почитание господу отдельно в каждой из церквей и поручив затем через послов сделать то же самое по отношению к святой матери ³, победи­тель, при ликовании и великой радости саксов, вернулся [в Саксонию] и был весьма радушно принят своим народом; ведь до него никто из королей на протяжении двухсот лет не праздновал такой победы. (Сами [саксы], занятые на войне с венграми, не принимали участия в борьбе со славянами.)

50. Итак, как, мы выше оказали, Вихман, когда не смог дать отчет в своих действиях по отношению к отцу, был взят во дворец под стражу. Когда же король хотел отправиться в Бава­рию, [Вихман], притворившись больным, отказался принять уча­стие в этом путешествии; император стал увещевать [Вихмана], что готов взять его, лишенного отца и матери, вместо сына и охотно будет воспитывать, что возвысит его до отцовского достоинства, но просит, чтобы он не причинял ему огорчений, так как [и без того] многое его обременяет. Не услышав ничего удовлет­ворительного в ответ, император отбыл, поручив [надзор за Вихманом] служащему Ибону². Проведя с ним несколько дней, [Вихман] после этого попросил, чтобы ему было разрешено от­правиться в лес на охоту. Там, соединившись со своими тайны­ми друзьями, он бежал на родину, захватил несколько городов и, объединившись с Экбертом, поднял [опять] оружие против им­ператора. Однако ревностный герцог Герман легко их подавил и принудил уйти за Эльбу. Когда они убедились, что сопротив­ляться герцогу не могут, они вошли в союз с двумя королями варваров, Нако и его братом, которые уже были когда-то во вражде с саксами.

51. Войско наступало под водительством герцога, сами [вос­ставшие] находились в городе под названием Суитлескар, и могло получиться, что их захватили бы вместе с городом, если бы кто-то не предупредил их криком и они не схватились за оружие; убив перед воротами города до сорока воинов и захватив доспехи с убитых, герцог Герман отступил. Были также такие, которые ему помогали, [а именно] маркграф Генрих и его брат Зигфрид³, оба — мужи превосходные и храбрые, пользовавшиеся величайшей славой и во время мира и во время войны. Произошло все это в начале сорокадневного поста.

52. Вскоре же после ближайшей пасхи в страну вторглись варвары. Вождем их, причем только в этом злодеянии, а не в уп­равлении [их страной], стал Вихман; не допуская никакого промедления с военной помощью [саксам], явился сам герцог Герман; видя, что у врагов войско сильное, а его военные силы весьма незначительны, так как внутренняя война не давала по­коя, он счел более благоразумным в установленном трудном по­ложении отложить борьбу и приказал толпе [жителей], стекав­шихся в большом числе в один город, так как остальным они не доверяли, любым способом добиваться мира. Воины [Германа] очень неохотно приняли такое его решение, и больше всех [был недоволен] Зигфрид, отличавшийся особой воинственностью. Но жители Кокаресцемии, как и приказал герцог, добились мира на том условии, что свободные с женами и детьми должны безоружными подняться на [городскую] стену, оставив посреди города в распоряжении врага [своих] рабов и все свое обзаведе­ние. Когда варвары вторглись в город, один из них узнал в жене какого-то вольноотпущенного свою служанку³. Когда [варвар] попытался вырвать ее из рук мужа и в [завязавшейся] драке получил удар, он стал кричать, что саксы нарушили мир, и по­этому все вновь обратились к битве, в которой [варвары] нико­го [из взрослых] не оставили в живых, всех совершеннолетних [мужчин] предали смерти, а матерей с детьми увели в плен.

53. Стремясь отомстить за это злодеяние, император, одер­жав победу над венграми, вошел как враг в страну варваров. Было рассмотрено дело о саксах, которые вошли в сговор со славянами: решили, что Вихмана и Экберта следует объявить врагами государства, а из остальных пощадить тех, кто захотел бы вернуться к своим. При этом присутствовали также послы от варваров, заявившие, что [их народ] хочет платить дань соглас­но обычаю, оставаясь на положении союзника, тем не менее, однако, они хотят сами удерживать власть в [своей] стране; они согласны на мир только на таких условиях, в противном случае будут с оружием бороться за свободу. Император ответил, что никоим образом не отказывается от мира с ними, но предоставить его на любых условиях не может. Разве только они искупят на­несенную ими обиду достойным почитанием и исправлением; и он повел войско в [их] страну, опустошая и предавая огню все [на своем пути], пока, наконец, не раскинул лагерь у реки Раксы, трудной для перехода из-за болотистой местности; [здесь] он был окружен врагами, ибо сзади была дорога, заваленная крепкими деревьями и защищаемая отрядами воинов [против­ника], спереди находилась река, рядом с рекой болото, а [даль­ше] воинственные славяне с громадным войском, мешавшие [нашим] действовать и отрезавшие им путь. [Наше] войско было истощено болезнями, голодом и другими лишениями. И когда такое [положение] длилось уже много дней, к князю варваров по имени Стойнеф был послан наместник Геро с предложением сдаться императору [на условии], что тогда его при­мут как друга и не будут испытывать как врага.

54. Геро обладал, конечно, многими хорошими качествами: военным опытом, большим благоразумием во внутренних делах, достаточным красноречием, широкими познаниями; свою рассу­дительность он сумел показать больше на деле, чем на словах: он был ловок в приобретении и щедр в пожалованиях и — что на­иболее важно — проявлял большое усердие в служении господу. Итак, через болото и реку, к которой примыкало болото, предво­дитель приветствовал варвара. Славянин ответил ему тем же. [Тогда] наместник сказал ему: «Хватит с тебя и того, что ты за­теял войну против одного из наших, против слуги моего господи­на, а не против [самого] господина, моего короля. Каким же должно быть твое войско и каким твое оружие, если ты такое предполагаешь? Если вы [действительно] хоть сколько-нибудь доблестны, если обладаете хитростью и [достаточно] храбры, тог­да дайте нам возможность пройти к вам или же вы придите к нам, и пусть тогда на ровном месте будет испытана храбрость воинов». [В ответ на это] славянин, по обычаю варваров скреже­та зубами и изрыгая множество ругательств, стал издеваться над Геро, над императором и над всем [саксонским] войском, зная, что оно из-за многих тягот оказалось в трудном положении. Тогда Геро, раздраженный этим и поскольку был человеком го­рячего нрава, сказал: «Завтрашний день покажет, храбры ты и твой народ или нет, ибо завтра вы без сомнения увидите, что мы вступим с вами в борьбу». Хотя Геро некогда уже снискал себе славу благодаря своим выдающимся деяниям, тем не менее его [вновь] стали провозглашать как великого и знаменитого за то, что он с [такой] великой славой начал [дело] со славянами, кото­рых называют руанами. Геро вернулся в лагерь и сообщил то, что услышал. Император же поднялся среди ночи и приказал метанием стрел и другими средствами вызвать [врага] на сраже­ние, делая при этом вид, что [наше] войско якобы хочет перейти реку и болото. Славяне, [после выслушанных] вчера угроз ни о чем другом не думавшие, стали готовиться к битве, всеми силами защищая дорогу. А Геро со своими союзниками руанами вывел на лагеря около тысячи воинов и, в то время как враги ничего не подозревали, быстро построил три моста и послал гонца к импе­ратору, вызывая все войско. Увидев это, варвары устремились навстречу [нашим] отрядам. Поскольку пешим воинам варваров пришлось пройти более длинный путь, [пока] они вступили в сражение, то, ослабленные усталостью, они скоро отступили [перед нашими] воинами и, когда пытались искать спасения в бегстве, без промедления были истреблены.

55. Стойнеф с конницей, [расположившись] на высоком холме, выждал исхода дела; увидев, что воевавшие на его стороне обратились в бегство, он попытался и сам бежать, однако вместе с двумя своими спутниками был настигнут в роще и, поскольку был утомлен сражением и лишился оружия, нашему воину по имени Госед удалось его обезглавить. Один из спутни­ков [Стойнефа], оставшийся в живых, был взят в плен и вместе с головой и доспехами короля тем же воином был доставлен к императору. Благодаря этому Госед стал известным и знаме­нитым; в награду за столь славный поступок он получил в дар от императора двадцать мансов² с доходами от них. В тот же день лагерь противника был взят, многие в нем были убиты или уведены в плен; и кровопролитие продолжалось до глубокой ночи. На следующий день голову короля [варваров] выставили в поле, а возле [этого места] обезглавили семьсот пленных, советнику [короля варваров] выкололи глаза, вырвали язык и оставили как бесполезного среди трупов. Вихман и Экберт, сознавая свои злодеяния, ушли в Галлию, бежав к герцогу Гуго ³.

56. Император, приобретший благодаря многократным по­бедам славу и известность, стал вызывать страх и вместе с тем благосклонность к себе многих королей и народов, ему прихо­дилось поэтому принимать различных послов, а именно от римлян, греков и сарацин³, и получать через них дары разного рода — золотые, серебряные, а также медные сосуды, отличав­шиеся удивительным разнообразием работы, стеклянные сосуды, изделия из слоновой кости, вьючные седла различной выделки, благовония и мази различного рода, животных, невиданных до этого в Саксонии, львов и верблюдов, обезьян и страусов⁴, и ок­рестные христиане все возлагали на него свои дела и чаяния ⁵.

57 ¹. Людольф же, сын императора, поскольку хотел сохра­нить верность своим друзьям, оставил отечество и отправился с ними в Италию; проведя [в этой стране] почти целый год, он встретил [там] свой .последний час, я смерть его нанесла жесто­кую рану всей державе франков ². Воины устроили его погре­бение с должными почестями, тело [его] перенесли из Италии в Майнц и похоронили в базилике мученика Албана, чему сопутст­вовали печаль и рыдание многих народов. После себя [Людольф] оставил сына ³, нареченного именем отца.

58 ¹. Послание [с известием] о его смерти было доставлено императору, когда тот находился на войне, так как воевал [тог­да] с ротарями, поэтому император пролил много слез², оплаки­вая смерть сына; в остальном он преданно положился на прави­теля всех — бога³, который до этого заботился о его державе.

59. В это время Вихман, зная, что Саксония свободна от вой­ска, вышел из Галлии, тайно вступил в Саксонию, навестил [там] свой дом и жену, а оттуда снова вернулся на чужбину. Экберту же благодаря вмешательству великого архиепископа Бруно вновь была возвращена милость.

60. Когда в третий раз войско пошло против Вихмана, пос­ледний с трудом заручился доверием Геро и его сына [с тем, чтобы те] добились [слова] императора, что он [Вихман] снова сможет пользоваться родиной, наследством жены и имперской милостью. Без [всяких] приказаний [Вихман] принес «страш­ную присягу» ², что никогда ничего не задумает и не предпримет против императора и державы императора. После принесения присяги его отпустили с миром, и он сам был воодушевлен доб­рыми обещаниями императора.

61. После [описанной] битвы с варварами в том же году появились чудесные знамения³, а именно: на одежде многих [жителей] обнаружилось изображение креста. При виде этого многих охватил страх за свое здоровье, они боялись несчастья; и большей частью старались исправить свои прегрешения. Были и такие, которые видели в этих знаках на одежде знак проказы и предсказывали, что за этим последует проказа, (которая] по­разит многих людей. Более благоразумные считали³, что знак креста предвещает благополучие и победу, во что и мы твердо ве­рили⁴.

62. Сам император тем временем стал недомогать², однако благодаря заслугам святых, которым он оказывал постоянное верное послушание, и особенно благодаря покровительству зна­менитого мученика Вита, к которому он обратил свое лицо, он выздоровел от своей болезни и явился миру³, как ярчайшее солнце после тьмы, ко всеобщему украшению и радости.

63. После упорядочения необходимым образом всех дел во Франконии и Саксонии² и у окружающих соседних народов [император], решив отправиться в Рим, прибыл в Лангобардию.

При моих недостаточных способностях мне³ не рассказать [как подобает] о том, как император после двухлетней осады пленил лангобардского короля с женой и детьми и отправил их в изгнание, как одержал победу в двух битвах над римлянами и завоевал Рим, как подчинил герцогов Беневента ⁶, как одолел греков в Калабрии и Апулии, как открыл залежи серебра ⁷ в Саксонии и с каким великолепием расширил вместе с сыном свою державу, но как я упомянул уже в начале моей истории, до­статочно будет, если я буду трудиться с такой же предан­ностью, [как раньше]. Впрочем, пусть [этот] смиренный труд. [написанный] с великой преданностью, прославит твою свет­лость, которую всем на почитание и нам в утешение оставило отечеству великие [твоего] отца и брата. И что послужило во внутренней войне концом, пусть для книжечки [этой] будет вен­цом.

64. Получив прощение на родине, Вихман вел себя спокой­но, пока имел надежду на возвращение императора. Но когда возвращение последнего было отложено, он отправился в север­ные части страны, стремясь якобы снова затеять войну с коро­лем датчан Гарольдом ². Тот же велел [передать] ему, что он по­нимает, что Вихман без хитрости готов на союз с ним лишь в том случае, если, [воспользовавшись им], сможет убить герцога или кого-либо из князей, в противном же случае не замедлит повести дело обманным путем. Между тем преступные замыслы [Вихмана] были раскрыты неким проезжим купцом. Некоторые из соучастников [его заговора] были схвачены и, как действую­щие против государства³, осуждены государем. Они кончили жизнь на виселице, сам же [Вихман] вместе с братом⁴ едва ус­пели убежать.

65. Датчане с древних времен были христианами, тем не ме­нее, следуя обычаю отечества, поклонялись идолам. И случилось, что на каком-то пиру в присутствии государя возник спор о по­читании богов, когда датчане стали утверждать, что Христос — бог, но имеются и другие боги, более [могучие, чем Христос], так как могут вызывать перед людьми еще большие знамения и чудеса. Против, этого [утверждения] выступил один клирик, ныне ³ ведущий набожную жизнь епископ но имени Попо ³, кото­рый заявил, что единым богом является [бог] отец с единород­ным сыном, господом нашим Иисусом Христом и со святым ду­хом, а идолы — суть ложные боги. Король Горальд, тот именно, который, как говорят, был скор на слушание и медлителен в бе­седе, спросил [клирика], не желает ли он сам лично разъяснить свою веру. Тот незамедлительно ответил согласием. Король рас­порядился взять клирика под стражу до следующего дня. С на­ступлением же утра он велел бросить с огонь большой кусок железа, а затем приказал клирику во имя католической веры [взять и] нести это раскаленное железо ⁴. Исповедник Христов не колеблясь взял железо и нес его столько времени, сколько угодно было королю; [затем] он показал всем свою руку, ока­завшуюся неповрежденной; тем самым он доказал, что католи­ческая вера заслуживает одобрения, [В ответ] на это обращен­ный [в веру] король распорядился почитать богом одного толь­ко Христа, приказал уничтожить идолов у подчиненных народов и с тех пор воздавал должные почести священникам и служите­лям господа. Но и это заслуженно приписывается доблести твое­го отца, ибо благодаря его неусыпной деятельности церковь и церковные служители стали процветать в этих областях ⁵.

66. Итак, маркграф Геро, не забыв о принесенной присяге, видя, что Вихман обвинен, и узнав о [существе] дела, отпустил его к варварам, от которых его [ранее] принял. Охотно при­нятый ими [Вихман] частыми нападениями стал беспокоить варваров, живших дальше. В двух сражениях он нанес поражение королю Мешко ², под властью которого были славяне, которые называются лицикавики ³, убил его брата и захватил при этом большую добычу.

67. В это же время наместник Геро одержал величайшую по­беду над славянами, которых именуют лужичане, принудив их к крайнему подчинению; однако [он добился этого] не без боль­шого ущерба, [поплатившись] гибелью [своего] племянника, луч­шего мужа, а также других .многих благородных мужей.

68. Герцогу Герману подчинились два подкороля, наследо­вавшие от отцов взаимную вражду; один [из них] назывался Селибур ², другой — Мистов ³. Селибур стоял во главе вагров ⁴, Мистов во главе ободритов⁵. Они часто обвиняли друг друга, [на­конец] Селибура признали виновным, и герцог присудил его [к уплате] 15 талантов серебра. [Селибур] тяжело воспринял при­говор [и] был вынужден поднять оружие против герцога. Но так как войска у него было недостаточно, то, отправив послов, он по­просил у Вихмана помощи против герцога. [Вихман] же, не зная для себя ничего более отрадного, чем возможность причинить какую-нибудь неприятность дяде, срочно прибыл со своими при­верженцами к славянину. Как только Вихман вошел в город, последний тотчас же был окружен валом [для защиты] от вра­жеской осады. Войско под предводительством герцога осадило город. Между тем, не знаю — случайно или по [чьему-то] разум­ному совету, Вихман с немногими [своими сторонниками] вы­шел из города, якобы для того, чтобы получить для себя помощь от датчан. Прошло немного дней, в течение которых возникла нехватка в пище для воинов и в корме для скота. Находились такие, которые утверждали, что славяне лишь делают вид, что ведут войну, что [их] война на самом деле не настоящая, что представляется невероятным, чтобы люди, с детства привыкшие к войне, были столь плохо в военном деле подготовлены; они ут­верждали, что герцог затеял [все] это по своему замыслу, чтобы каким-либо способом одержать верх над племянником и таким образом, по крайней мере, восстановить благополучное положение на родине и не погибнуть среди язычников. Тем временем горо­жане, терзаемые голодом и тяжело перенося зловоние скота, вышли все из города. Герцог обратился с суровыми словами к славянину, обвинил его в вероломстве и в негодности его дейст­вий, однако получил от него следующий ответ: «Почему же ты об­виняешь меня в вероломстве? Ведь вот благодаря моему веро­ломству безоружными стоят те, которых ни ты, ни господин твой император победить не смогли». [В ответ на это] герцог промолчал, но, тем не менее, лишил славянина власти над обла­стью, передав ее сыну его, который раньше был получен им как заложник. Воины Вихмана были подвергнуты различным нака­заниям, а добыча, [захваченная] в городе, роздана воинам; у отлитой из меди статуи Сатурна найденной среди прочего наг­рабленного в городе, [герцог] устроил для народа большое зре­лище и [после этого] победителем вернулся на родину.

69. Вихман, узнав, что город взят и сторонники его потерпе­ли поражение, повернул на восток, снова появился у язычников и повел переговоры со славянами, которых зовут виллинами ², [он хотел], чтобы они каким-либо образом вовлекли в войну Мешко — друга императора ³, что отнюдь не осталось для него [Мешко] тайной. Последний послал [посольство] к королю чехов Бо­леславу, ибо тот был его зятем⁴, и получил [от него] два отряда конницы. И когда Вихман повел против него войско, он [Мешко] выставил против него прежде всего пеших воинов. В то время как [воины] по приказу [князя] стали постепенно отступать пе­ред Вихманом, и тот все дальше оттягивался от лагеря, в тыл [ему] была послана конница, [и князь] дал знак отступающим повернуться обратно и наступать на врага. Поскольку и спереди и сзади Вихман оказался стесненным, он попытался бежать, но сто­ронники обвинили его в предательстве, так как [ведь] он сам подстрекал их к битве, а [теперь] надеется при первом удобном случае легко спастись на коне бегством. [Вихман] вынужден был сойти с коня, лешим вступил в сражение вместе со своими приверженцами и сражался в этот день мужественно, защищаясь с оружием [в руках]. Изнуренный уже голодом и долгой доро­гой, которую вооруженный проделал в течение всей ночи, утром с немногими своими [воинами] он вошел в какой-то двор. Его обнаружили вражеские начальники ⁶ и по вооружению [его] по­няли, что перед ними муж высокого положения, а когда его спро­сили, кто он такой, тот признался, что он Вихман. Они потребо­вали от него сложить оружие и затем обещали ⁷, что доставят его в неприкосновенности к своему господину и добьются у него, чтобы [Вихман] вернулся невредимым к императору. И хотя [Вихман] попал в крайне тяжелое положение, он, однако, памя­туя о своем знатном происхождении и доблести, отказался под­чиниться этим людям, но просил их, чтобы они известили о нем Мешко и [сказали], что он хочет сложить оружие и подчиниться ему. Когда те послали к Мешко [известить его об этом], бесчисленная толпа окружила [Вихмана] и стала дерзко на него напа­дать. Он же, хотя и был изнурен, многих из них, однако, опроки­нул на землю и, наконец, схватив меч, передал его знатнейшему из врагов со словами: «Возьми этот меч и отнеси своему господи­ну, пусть он примет его в знак [своей] победы и пусть передаст [своему] другу императору, чтобы тот смог или надсмехаться над повергнутым врагом, или, по крайней мере, оплакивать родствен­ника». Оказав это, он, насколько мог это сделать, повернулся к востоку, на родном языке обратился с молитвой к господу и от­дал милосердию творца душу свою, отягченную многими горе­стями и несчастьями. Таков был конец Вихмана, и таков [был конец] почти всех, кто поднимал оружие против императора, от­ца ⁹ твоего.

Продолжение

70. Император получил оружие Вихмана и, удостоверившись при этом в его смерти, написал герцогам и [другим] высшим ли­цам ² Саксонни послание такого рода ³: «Оттон, августейший им­ператор божьей милостью, обращается со всем расположением к герцогам Герману и Тиадорику⁴ и ко всем другим правителям нашего государства ⁶. По воле бога я здоров и все дела [мои] идут вполне благополучно. Между прочим, к нам прибыли послы константинопольского короля ⁷, люди достаточно выдающиеся по своему достоинству, и, как мы узнали, они весьма старались по­лучить мир. Однако по воле божьей, как бы ни обстояло дело, они никоим образом не осмелятся склонить нас на свою сторону войной. В случае если бы мы выразили несогласие, они отдают [нам] провинции Апулию и Калабрию, которыми до сих пор вла­дели. Если же они подчинятся нашей воле, то мы решили этим летом направить [свою] супругу⁸ с носителем нашего имени³ во Францию, а сами отправимся в путь, сопутствуемые господом, через Фраксинат для сокрушения сарацин [и таким образом прибудем и] к вам. Кроме того, мы желаем, чтобы ротари, которые, как мы слышали, понесли такое поражение, ибо вы знаете, как часто они нарушали верность и какие обиды наносили, не по­лучали от вас никакого мира. Поэтому, обдумав это с герцогом Германом, всеми силами тесните их и положите конец уничтожению их. Если будет необходимо, мы сами пойдем на них. Сын наш на рождество получил корону от святого епископа ¹¹ к достоин­ству [нашей] державы. Написано в Кампаньи близ Канун в 15 календы февраля». Когда это письмо было прочитано на собрании народу в месте, которое называется Варла ¹³, в присутст­вии князей и многочисленного простого люда, стало ясно, что мир, уже пожалованный ротарям, следует сохранить, чтобы [им­ператор] мог вести теперь войну против датчан, так как для веде­ния одновременно двух войн войска было недостаточно.

71. Император, в достаточной степени доверяя послам греков, направил к условленному месту часть [своего] войска со многи­ми знатными мужами, чтобы им, согласно торжественному обеща­нию послов, была передана девица и с почетом приведена к [его] сыну. Однако греки обратились к хитрости своих предков — ведь они испокон веков были господами большинства народов мира², превосходя их не доблестью, а хитростью, — и внезапно напали на не ожидавших и не подозревавших ничего худого лю­дей, разграбили [их] лагерь, многих убили, многих схватили и привели к своему императору в Константинополь. Те же, которые смогли убежать, вернулись к [своему] императору и рассказали, что произошло.

72. А он [император], взволнованный этим обстоятельством и желая смыть с себя это бесчестие, послал в Калабрию, придав им сильный отряд войска, выдающихся [своих] мужей — Гунте­ра и Зигфрида ², которые не раз уже прославляли себя как во внутренних, так и во внешних делах. Греки же, возгордившись прошлой победой, стали менее осторожными и [поэтому] попали им в руки; бесчисленное множество их было перебито, а тем, ко­торые попали в плен, вырвали ноздри и разрешили вернуться в новый Рим ³. Они [Гунтер и Зигфрид] взяли с греков дань в Калабрии и Апулии и, украшенные этой победой, обогащенные взя­той у врага добычей, вернулись к императору.

73. Когда народ в Константинополе узнал от своих о неудачном сражении, [то жители этого города] восстали против своего императора и с помощью ухищрений его собственной супруги и военного заговора свергли [императора, а] на место господина поставили в империи воина. Поставленный король немедленно освободил пленных, а девицу с большим войском и богатыми да­рами отправил к [нашему] императору ². Последний сразу пре­проводил ее к [своему] сыну ³, и когда была отпразднована великолепная свадьба, по всей Италии и Германии ⁴ по этой причи­не настало великое веселие. В то время, как все это происходило в Италии, архиепископ Вильгельм ⁵, муж мудрый и рассудитель­ный, благочестивый и ко всем благожелательный, управлял державой франков ⁶, которая была вверена ему [его] отцом ⁷.

74. Его мать, правда, была чужеземкой, однако происходила из знатного рода. Когда он узнал, что мать императора, по имени Матильда, женщина удивительной святости, начала недомогать, он стал ожидать ее смерти, однако получилось так, что его собст­венная смерть наступила раньше. И если бы мы захотели что-либо сказать, чтобы воздать хвалу [Матильде], то мы не в состоянии были бы это сделать, так как добродетель этой женщины превос­ходит все наши способности. Разве сможет кто-либо достойным образом поведать об ее неутомимости в отношении богослужения? Всю ночь мелодии разного лада и рода божественных песнопе­ний наполняли ее келью. Ибо келья ее находилась рядом с церко­вью, в ней она спокойно отдыхала; каждую ночь, поднявшись, она выходила из нее в церковь, а внутри кельи у дверей ее и на доро­ге плотным рядом стояли мужчины и женщины и пели, восхваляя и превознося божественную кротость. Находясь в церкви, она про­являла усердие в чтении молитв и в бдении и дожидалась торже­ственной обедни. Затем она везде выслушивала немощных, наве­щала [их] по соседству, предоставляла им необходимое, протя­гивала руку помощи беднякам и со всей щедростью принимала пришельцев, которые всегда [здесь] находились; никого она не отпускала без ласкового слова, никого не оставляла без подарка или без необходимой поддержки. Часто она посылала что-либо необходимое [даже] странникам, которых замечала издали из своей кельи. И хотя подобные заботы она несла весьма смиренно и днем и ночью, тем не менее, однако, она не умаляла королев­ского достоинства и, как пишут, хотя и была всегда как королева окружена народом, однако всегда и повсюду оставалась утеши­тельницей страждущих. Всех домашних слуг и служанок она обу­чала различным искусствам, а также грамоте, ибо и сама знала грамоту, которую достаточно успешно изучила после смерти ко­роля. И если бы я захотел рассказать о всех ее добродетелях, [то] мне не хватило бы времени, даже если бы я обладал даром красноречия Гомера ² или Марона ³, [то и его для этого] не хва­тило бы. Итак, достигнув преклонных лет и всеобщего почета, совершив много добрых дел, одарив многих милостыней, раздав все королевские богатства слугам и служительницам божьим, а также беднякам, она во вторые иды марта отдала душу свою Хри­сту. В это же время завершил свой последний день и Бернгард, которого в свое время весь народ провозгласил ⁴ самым достой­ным [сана] священника. Пусть никто не упрекнет нас за то, что мы передали благочестивую молву об этих [людях], в то время как не все с опасностью для истины могли проверить. От некоего отшельника мы слышали, что он, не знаю, то ли в состоянии вдохновения, то ли в явившемся ему видении, наблюдал якобы, как бесчисленное множество ангелов с неописуемой торжествен­ностью возносили на небо душу епископа и королевы.

75. Итак, император, когда ему стало известно о смерти мате­ри, сына, а также некоторых других высоких лиц², — ибо уже раньше умер и Геро, человек великий и могущественный, — ре­шил отказаться от похода во Фраксинат и по завершении дел в Италии остаться на родине. До него также дошел слух, что мно­гие из саксов якобы хотели восстать, но поскольку этот слух был необоснован, мы полагаем, что недостойно о нем и рассказывать³. Император с великой славой покинул Италию и после пле­нения короля лангобардов, покорения греков и победы над сара­цинами — с победоносными отрядами вступил в Галлию, чтобы оттуда пройти по Германии ⁴ и отпраздновать ближайшую пасху в таком знаменитом месте, как Кведлинбург; множество различ­ных народов, собравшись здесь, с великой радостью приветство­вали возвращение императора с сыном в отечестве. Однако он оставался там 17 дней, не больше, и выехал оттуда, желая от­праздновать воскресенье господне в Мерзебурге. Печальный проходил он по этим местам, [вспоминая] смерть превосходного мужа, герцога Германа, который оставил у всех людей вечную память о себе благодаря своей рассудительности, справедливости и удивительной неутомимости как во внутренних, так и во внеш­них делах. Приняв послов из Африки, которые оказали ему ко­ролевские почести и преподнесли дары, он оставил их [послов] у себя. Во вторник перед троицей он прибыл в место по названию Миминлев ⁵. На следующую ночь по обычаю он встал с постели на рассвете и присутствовал на ночном и утреннем богослужении. После этого он немного отдыхал. Затем, отслушав обедню, согласно обычаю роздал милостыню бедным, отведал немного пи­щи и снова отдыхал в постели. Когда же наступил [обеденный] час, он вышел радостный и веселый и сел к столу, а закончив все свои дела, присутствовал при вечернем богослужении. По окон­чании евангелических песнопений он почувствовал жар и уста­лость. Окружавшие его князья, заметив это, усадили его в кресло. Когда он опустил голову, словно уже умирая, они привели его в себя. Попросив причастить его телом и кровью господними и причастившись, он без стона, с величайшим спокойствием испустил последний вздох, в то время как шла божественная служба мило­сердному создателю всего сущего, Оттуда его перенесли в опочи­вальню, и так как время было уже позднее, о смерти его объявили народу. Народ много толковал, воздавая ему хвалу и благо­дарность, вспоминая, с какой отеческой снисходительностью он правил подданными, как освобождал их от неприятеля, как по­бедил орудием гордых врагов — авар, сарацин, датчан, славян, подчинил Италию, а у соседних народов разрушил святилища идолов, воздвиг храмы и призвал священнослужителей. Расска­зывая друг другу много прочего хорошего о нем, народ присутст­вовал на королевских похоронах.

76. Хотя он уже и был некогда помазан² на королевство и наречен святой апостольской властью императором, однако с на­ступлением утра [следующего дня] они стали наперебой, как [это было заведено у них] испокон веков, протягивать руки [к нему] как к единственной надежде всей церкви, как к сыну императора,. они обещали [ему] верность и свою помощь против всех врагов, и [это обещание] подтвердили военной присягой. Итак, вновь избранный в государи уже всем народом, он перенес тело отца в город, который тот сам пышно построил, с великолепием воз­двиг под названием Магдебург. Итак, в майские ноны, в среду перед троицей, скончался император римлян, король народов, оставив по себе на веки многие и славные следы памяти как в духовных, так и в светских делах.

Кончается III книга деяний саксов