ПРЕПОДОБНЫЙ НИЛ СИНАЙСКИЙ

Оп.: Добротолюбие, т. 2.

К оглавлению

АСКЕТИЧЕСКИЕ НАСТАВЛЕНИЯ
ПРЕПОДОБНОГО НИЛА СИНАЙСКОГО

2.

О ВОСЬМИ ДУХАХ ЗЛА

а. О чревоугодии (ч. 1, 201)

Начало плодоносия – цвет, а начало деятельной жизни – воздержание.
Обуздывающий чрево умаляет страсти, а побеждаемый многоедением размножает сластолюбные похоти.
Начало языков – Амалик, а начало страстей – чревоугодие.
Пища огню – дрова, а пища чреву – снеди.
Множество дров разжигает великий пламя, а множество снедей питает похоть.
Пламень исчезает с оскудением вещества, а скудость снедей иссушает похоть.
Похотение снеди породило преслушание, а усладное вкушение изгнало из рая.
Дорогие яства услаждают гортань, но питают и неусыпного червя похотливости.
Отощавшее чрево приуготовляет к бдению в молитве, а преисполненное наводит глубокий сон.
Трезвенно мудрование при сухоедении, а жизнь сытная в довольстве погружает ум в глубокое усыпление.
Молитва постника – парящий в высь орлий птенец, а молитва угостившегося ниспадает долу, тяготимая пресыщением.
Ум постника – светлая звезда на чистом небе, а ум угостившегося мрачен как небо в безлунную ночь.
Туман скрывает солнечные лучи, а густое испарение потребленных яств омрачает ум.
Запятнанное зеркало не передает раздельно черт отразившегося в нем образа; и мысленная сила, отуманенная пресыщением, не приемлет в себя ведения Божия.
Не возделываемая долго земля порождает терния; и ум чревоугодника произращает срамные помыслы.
Невозможно найти аромат в гное, – и в чревоугоднике – благоуханий созерцания.
Око чревоугодника высматривает, где пиршества, и око воздержного, – где собрания мудрых.
Душа чревоугодника вычисляет дни памяти мучеников, а душа воздержного подражает жизни их.
Боязливый воин трепещет от звука трубы, возвещающей битву, а чревоугодник – от возвещения о начале поста.
Чревоугодливый монах – данник своего чрева, и под бичом его выплачивает ежедневный налог.
Торопливый путник скоро достигает города, и воздержный монах – мирного устроения сердца.
Медлительный путник (не добравшись до жилых мест) ночует в поле под открытым небом; и монах чревоугодливый не достигнет дома бесстрастия.
Курение фимиама облагоухавает воздух, – и молитва воздержного Божие обоняние.
Если предашься похоти насыщения чрева, то ничто не будет достаточно к удовлетворению сластолюбия твоего; потому что чревонеистовство есть огонь, потребляющий горючее вещество, и всегда требующий нового.
Достаточная мера (чего-нибудь влагаемого в сосуд) наполняет сосуд, а чрево, и расседшись, не скажет: довольно.
Воздеяние рук обратило в бегство Амалика, и делания, горе устремленные, побеждают плотские страсти.
Истребляй в себе все, оживляющее страсти, и крепко умерщвляй плотские члены свои.
Как убитый враг не возбуждает в тебе страха, так умерщвленное тело не возмутит души твоей.
Не чувствует боли от огня мертвое тело, – и воздержный – сласти от омертвевшей похоти.
Если поразишь египтянина, скрой его в песке, – т.е. если победишь страсть похотную, не насыщай тела (или держи его на сухоедении); ибо как чрез напоение земли произрастает, что скрыто было в ней, так чрез насыщение тела распускается утаившаяся в нем страсть похотная.
Потухший пламя ярко вспыхивает снова, если подложить новых сучьев сухих; и угасшая сласть похотная снова оживает от насыщения чрева снедями.
Не сжаливайся над телом, когда оно станет жаловаться на изнеможение, и не насыщай его вдоволь угодными ему снедями; ибо если оно опять придет в силу, то восстанет на тебя и воздвигнет против тебя брань непримиримую, пока не пленит душу твою, и не предаст тебя в рабы страсти блуда.
Скудно питаемое тело – добре объезженный конь, который никогда не сбросит всадника. Конь, – уздою удерживаемый, уступает и повинуется руке седока, – и тело, укрощаемое скудноедением и бдением, не рвется из рук восседающего на нем помысла и не ржет, как делает, будучи движимо страстным порывом.
* * *
Пресыщение пищей питает помыслы, и упившийся напоевает сон мечтою (1. 248).
Приятность наслаждения умирает, коль скоро пища прошла чрез гортань, но в этом гробе оживает похотливость.
Труды обрабатывания своей части земли имеют концом упокоение; разные же виды удовольствий имеют концом – жжение (или плотское здесь, или наказательное там).
Кто подвигами приводит в увядание цвет плоти, тот ежедневно во плоти помышляет о своей кончине (того измождение плоти заставляет непрестанно помышлять о смерти) (1. 249).
Благоразумие сердца да соразмеряет с состоянием тела труд воздержания, чтоб, когда расслабнет тело, не страдать и ему самому.
Плоть пусть довольствуется усеченным удовлетворением естественных потребностей.
Телесное твое подвижничество да устрояется в видах нравственных, чтоб научиться болеть сердцем (о грехах) и соболезновать душой.
Матерь сластолюбия (похотного), – чревоугодие: ибо оно порождает сластолюбивую похотливость, и многие другие страсти. От него, как от корня стебельки, дают побеги прочие страсти, и в скором времени став деревами наравне с ним, породившим их, разветвляются в пороки, до небес досягающие. Так сребролюбие, гнев, печаль суть порождения и произрастания чревоугодия. Чревоугоднику прежде всего нужны деньги на удовлетворение пламенеющего всегда своего вожделения, хотя оно никогда не удовлетворяется; затем на препятствующих приобретенью денег необходимо возбуждаться гневу; когда же гнев бессилен бывает перейти в дело, за сим по необходимости следует печаль (2, 73).
Чревоугодию паче всего сродственно сладострастное движение. И сама природа, желая показать сродство сих страстей, орудиям соития назначила место под чревом, сею близостью означая тесную их связь. Почему, если ослабевает сия страсть (похоть), то ослабевает от оскудения того, что выше, – т.е. чрева; и если усиливается и приходит в движение, то оттуда подается ей сила. Но не сей только страсти питательницею и воздоительницею бывает чревоугодие; оно истребляет в человеке все доброе. Коль скоро оно берет верх, обыкновенно падают и вземлются от среды воздержание, целомудрие, мужество, терпение и все прочие добродетели (2, 76).
Прекрасно оставаться в пределах потребности и стараться всеми силами не преступать оных. Если кого похоть не много перетянет на сторону житейских сластей, то уже никакое слово не сильно бывает остановить его стремления вперед (в сем направлении). Ибо тому, что сверх потребности, нет предела; но неутолимая забота и нескончаемая суетливость без меры размножают труд (по удовлетворению их), и питают похоть, подобно тому, как пламя питается подкладыванием дров (2, 88).

б. О блуде (ч. 1, 204)

Воздержание порождает целомудрие; чревоугодие же есть матерь блудной похотливости.
Елей питает пламя светильника; обращение же с женщинами разжигает огнь сласти похотной.
Ударами волн бросается туда и сюда не нагруженный корабль, – а блудным помыслом – невоздержный ум.
Блуд берет в своинствование себе пресыщение, становится в ряд противников ума и до конца сражается против него вместе с врагами его.
Любящий безмолвие бывает трудноуязвим для стрел сего врага; а вмешивающийся в толпу непрестанные получает от него раны.
Взор женщины – ядовитая стрела, ранит душу и вливает в нее яд; и чем более застаревает сия язва, тем большее производит повреждение.
Кто охраняет себя от сих стрел, тот не ходит на многолюдные собрания, не блуждает рассеянно на празднествах. Ибо лучше спокойно оставаться дома и пребывать в молитвах, нежели, думая почтить праздники, сделаться скорою добычею врагов.
Избегай обращения с женщинами, если хочешь быть целомудренным, и никогда не давай им свободы смело обращаться с тобою; ибо в начале они, или действительно имеют, или лицемерно оказывают несмелую стыдливость, а в последствии отваживаются на все. – И бывает это для тебя удою, уловляющею в смерть, хитросплетенной сетью, влекущею в погибель. Да не введут они тебя и в обман скромными речами; потому что и в них тоже сокрыт злой яд звериный (зверя из бездны).
Подойди лучше к горящему костру, нежели к юной женщине, когда ты и сам юн: ибо почувствовав боль от огня, когда к нему приблизишься, тотчас отскочишь прочь, а разнежась женскими речами, не вдруг отойдешь.
Ботеет трава растущая при воде, и страсть непотребства – в сообществе с женщинами.
Кто наполняет чрево и обещается быть целомудренным, тот подобен утверждающему, что соломою остановит действие огня. Как невозможно соломою удержать стремительность разливающегося огня, так невозможно пресыщением остановить жгучее стремление непотребства.
Столп опирается на свое основание, – и страсть блудная покоится на пресыщении.
Обуреваемый корабль поспешает в пристань, а целомудренная душа ищет пустыни. Корабль убегает от морских волн, угрожающих опасностью, а душа – от женских лиц, причиняющих гибель.
Вид нарядной женщины потопляет хуже волн. Из волн по любви к жизни можно еще выплыть; вид же женщины, прельстив, заставляет пренебречь и самою жизнью.
Пустынный куст безопасен от пламени огненного, – и целомудренный вдали от женщин безопасен от воспламенения страсти непотребства: ибо как воспоминание об огне не сжигает мысли, так и страсть не имеет силы, когда нет для нее пищи.
Если помилуешь противоборца, то будет у тебя враг; и если пощадишь эту страсть, то она восстанет на тебя.
Воззрение на женщину в невоздержном возбуждает непотребную страсть, а целомудренного располагает к прославлению Бога.
Если страсть похотная при обращении с женщинами будет покойна, не верь обещаемому ею бесстрастью. Ибо и пес, окруженный толпою, машет хвостом, но, когда выйдет из ней, тотчас оказывает свойственную ему лютость.
Когда воспоминание о женщине станет бесстрастно, тогда заключай, что вступил ты в пределы целомудрия. Когда же представляемый тобою образ ее за душу тебя берет, тогда знай, что ты еще чужд этой добродетели. Но и в первом случае не останавливайся на таковых помыслах, и долго не беседуй мысленно с женским образом; потому что страсть сия любит возвращаться назад, – и опасность от ней близка.
Как соразмерное плавление очищает серебро, а продолженное сверх меры производит в нем утрату; так и целомудренный навык портит долговременное представление в мыслях женщины.
Не беседуй долго с представившимся тебе лицом, чтоб оно не зажгло в тебе пламени сластолюбия, и не запалило гумна души твоей.
Как искра, на долго оставленная в соломе, производит пламя, так продолжительное памятование о женщине возжигает похоть.
* * *
Если похотствующую на духа плоть усмиришь подвижническими трудами, то за пределами сего века будешь иметь славу, обещаемую изречениями о блаженствах, как победивший в брани того, кто в теле твоем противовоюет закону ума твоего, и пленяет тебя законом греховным, сущим во удех твоих (Рим. 7, 23) (1, 230).
Разумей, что отдельные виды блуда бывают совокуплены вместе, – блуд телесный и блуд духовный. Когда блудный помысел срастворяется с духом твоим, тогда душа твоя сочетается с обольстительным в ней отпечатлением (1, 247-8).
Демон принимает на себя лице женское, чтобы обольстить душу к смешению с ним. Облик образа (жены) принимает на себя бесплотный демон, чтобы похотливым помыслом ввести душу в блуд. Не увлекайся же не имеющим существенности призраком, чтоб не сделать чего либо подобного и плотью. Обольщены бывают духом блуда все такие, не отражающие крестом внутреннего прелюбодеяния.
Наказывай помыслы скудостью питания, чтоб думали не о блуде, а о голоде.
С молитвенным бдением соедини слезы, чтобы получить помощь в настоящей брани.
Во время блудной брани отказывайся от приглашения на пиршества.
Демон непотребства на ревностного борца подвижнического нападает быстро, внезапно осыпая его стрелами страстной похоти, потому что не может долго сносить жжения огня светоносного, исходящего из подвижнических трудов его; а к тому, кто от обольстительности сласти похотной ослабел в строгости самообуздания, мало по малу подступает на собеседование с сердцем его, чтоб оно, разгоревшись злыми похотениями, предалось беседе с ними, пленилось ими и совершенно отложило ненависть к сему греху (1, 252-3).
Всего опаснее, если сердце погрязло в навыке к сластям похоти, и потребно много трудов, чтобы сию пажить (страстную) подсечь под корень.
Не приучай помысла входить в собеседование со сластями похоти, потому что в сонме страстных мыслей и движений разгорается огнь (Пс. 105, 18). Они, разгоряча тебя, заставят думать, что трудно удержать огнь естества, что не в силах ты долее делать насилие естеству, – и что хотя сего дня согрешишь по нужде, но завтра покаешься по заповеди. Ибо закон (христианский) человеколюбив, – легко прощает грех кающимся. При этом представят тебе в пример, как некоторые после воздержания пали, и снова покаялись, придавая вероятность обольстительному совету своему, чтоб, сокрушив твердость сопротивоборства этою надеждою легкого снова обращения чрез покаяние, храм целомудрия сделать домом блуда (1, 253-4).
Смотри, человек воздержания, под предлогом покаяния не обольщайся неизвестными надеждами. Ибо многие, пав, немедленно похищены смертью, а другие не в силах были встать (от падения) привычкой к сластям похотным связанные, как законом. Почему знаешь ты, человек, будешь ли жив, и покаешься ли, что назначаешь себе годы жизни? – Падая от этого, ты поблажаешь плоти своей, тогда как надлежало бы тебе паче предаться памятованию о смерти, чтоб в сердце своем поживее представить страшное определение суда, и тем угасить мудрование распаленной плоти.
Естественный образ жизни один и тот же определен Создателем и нам и животным; се дах вам, говорит Бог человеку, всякую траву в поле, вам и зверем будет в снедь (Быт. 1, 29. 30). Посему, получив общее с бессловесными пропитание, и своими примышлениями превратив оное в более роскошное, не по справедливости ли должны мы быть признаны неразумнейшими бессловесных, если звери остаются в пределах естества, не нарушая постановленного Богом, а мы – люди, одаренные рассудком, совершенно отступили от древнего законоположения? Ибо какие лакомства у бессловесных? Какие хлебники и повара тысячею искусств уготовляют услаждение их бедному чреву? Не любят ли они древней скудости, питаясь травой, довольствуясь тем, что случилось, и в питие употребляя воду, – и ту иногда редко? Потому и плотским удовольствиям предаются они реже, не воспламеняя пожеланий никакой утучняющею пищей, и не всегда зная различие мужеского и женского пола. Ибо чувство это дает им одно время в году, в которое естественный закон средством к продолжению рода изобрел совокуплять их для посеяния подобных себе; в другое же время до того они чуждаются друг друга, что совершенно забывают о сем пожелании. А в людях от дорогих яств ненасытимая похоть любодейства всеяла неистовые пожелания, ни в какое время не дозволяя утихнуть страсти (2, 90).

в. О сребролюбии (ч. 1, 208)

Сребролюбие – корень всех зол; как худые ветви, питает оно все прочие страсти и не дает засыхать тому, что от него процвело.
Желающий истребить страсти, пусть прежде исторгнет сей корень их; пока же остается сребролюбие, не сделаешь себе пользы, отсекая ветви; потому что, если и будут отсечены, скоро опять вырастут.
Многостяжательный монах – чрезмерно нагруженный корабль, легко потопляемый в воздымающихся от бури волнах.
Монах нестяжательный – легкий путник, на всяком месте находящий себе пристанище.
Монах нестяжательный – высокопарящий орел, тогда только спускающийся вниз, когда вынуждает к тому потребность пищи.
Таковой выше всякого искушения, посмеивается над всем настоящим и, воспаряя горе, удаляется от всего земного и сожительствует с горними; потому что легки крылья у него, не обремененного заботами.
Пришла скорбь и без печали оставляет он место; настала смерть, – благодушно отходит отселе, потому что никакими земными узами не связал душу.
А многостяжательный опутан попечениями, и как пес привязан цепью; если принужден переселиться, то скорбное воспоминание об имуществе несет с собою, как тяжелое и бесполезное бремя.
Если пришла смерть, с жалостью оставляет он настоящее; отдает душу, а глаз не спускает с того, что имеет у себя, – и его влекут насильно, как беглого раба; разлучается с телом, но не разлучается с имением, потому что сильнее влекущих удерживает его страсть.
Море не наполняется, принимая в себя множество рек, и похотение сребролюбца не насыщается собранным уже имуществом; удвоил он его, – и удвоенное снова удвоить желает; и никогда не перестает удваивать, пока смерть не прекратит сего бесполезного труда.
Монах благоразумный имеет в виду только потребность тела, – и опустелое чрево наполняет одним хлебом и водою.
Не станет он ласкательствовать богатым, чтоб доставить усладу чреву, не поработит свободного ума многим властелинам; потому что достаточно одних рук, чтоб послужить телу, удовлетворяя его естественной нужде.
Нестяжательный монах – неуловимый борец и легкий течец, скоро достигающий к почести вышнего звания (Фил. 3, 14).
Монах многостяжательный радуется многим доходам, а нестяжательный – венцам за преуспеяние.
Монах любостяжательный усиленно работает, а нестяжательный проводит время в молитвах и чтении.
Монах сребролюбивый наполняет сокровищницы серебром, а нестяжательный собирает сокровище на небе.
Проклят, кто делает идола и полагает его в сокровении (Втор. 27, 15). Но таков же и питающий страсть сребролюбия. Тот без пользы кланяется ложному богу, а этот мечту о богатстве носит скрытно в сердце, как кумир.
* * *
Нестяжательный живет незаботливою жизнью, а у любостяжательного забота о богатстве – всегдашняя болезнь (1, 237).
Тогда отведешь в плен толпу помыслов, когда не вдашь сердца в заботы о вещественном. Тогда и крест понесешь не развлекаясь, когда отречешься от пожелания иметь собственность.
Помысел о вещественном стяжании предсказывает тебе старость и болезни, чтобы упование свое на Бога разделил ты с упованием на имущество.
Избравший жизнь подвижническую в отречении от мiра да осенит себя верою, да укрепит любовью и да утвердит надеждою. Вера не есть оставление ни с чем, но есть непоколебимое убеждение в обладании совершеннейшим, с терпеливым упованием и с живою любовью.
Когда отречешься от всех вещей, не внимай темным помыслам, которые станут укорять тебя в обеднении, представляя тебе теперешние – скудость во всем, нищету и бесславие, чтоб таким злокозньством привести тебя в раскаяние о такой славной добродетели. Но если вникнешь в разумность такого подвижничества, то найдешь скорее, что за то самое, в чем укоряют тебя, соплетется тебе венец.
Оставим дела житейские и обратимся к благам духовным. Долго ли будем, оставаться при детских игрищах, нимало не восприемля мужеского образа мыслей? В детстве служат забавой кости, шары и подобное, – и дети бывают к тому пристрастны, пока не придут в совершенный возраст. Когда же сделается кто мужем, бросает все сие, и со всем усердием занимается делами важными. А мы все остаемся в младенчестве, дивясь тому, что свойственно детству и не хотя позаботиться о лучшем, – о том, что прилично мужам. Как срамно глядеть, когда совершенный муж сидит на куче золы и чертит на пепле детские забавы; так срамно, или гораздо срамнее, видеть, что имеющие в виду наслаждение вечными благами роются в прахе земных вещей, и несообразностью таких поступков срамят достоинство обета. Причиною же этого у нас, как кажется, то, что мы не представляем себе ничего важнее видимого, не сознаем малоценности настоящих благ и превосходства благ тамошних, и ослепляясь блеском того, что здесь почитается досточестным, прилепляемся к тому всем желанием (2, 81).
Начнем же отрешаться от настоящих благ, пренебрежем имущество и деньги, и все, что погружает в себя и потопляет помысел. Обуреваемые выбросим груз, чтоб мог спастись кормчий – ум и с плавателями – помыслами. Если плывущие морем во время бури небрегут о своих товарах и своими руками бросают и дорогие вещи в море, имущество ставя ниже жизни, то почему же мы для лучшей жизни не пренебрегаем того, что душу влечет в бездну? Почему у нас не столько силен страх Божий, сколько у тех страх моря? Те из любви ко временной жизни не высоко ценят утрату того, что везут; а мы, говоря о себе, что вожделеваем вечной жизни, не пренебрегаем и малости, но решаемся лучше погибнуть с ничтожным грузом, нежели спастись, лишившись его. – Посему умоляю, совлечемся всего. Борцы не вступают в борьбу одетыми; закон борьбы изводит их на поприще обнаженными. В жар ли, в холод ли, – так, они выходят, оставляя одежды вне поприща. Коли же кто из них откажется обнажить себя, то должен отказаться и от борьбы. А мы, дав обет подвизаться, не только не совлекаемся одежды (имуществ), но, тысячи бремен неся на плечах, вступаем в подвиг, доставляя тем противникам множество удобств схватить нас (2, 82. 83).
Как сражаться с духами злобы любоименному, когда чрез это отовсюду удобно наносятся ему удары? Как бороться с духом сребролюбия осыпанному деньгами? Как обогнать обнаженных от всякого попечения демонов, облекшемуся в тысячи забот? Божественное Писание говорит: наг побегнет в той день (Амос. 2, 16). Наг, кто не облечен в бесчисленные рубища забот о делах житейских, – наг, коему многосложные помыслы о деньгах и имуществе не препятствуют в скорости бега: потому что нагого трудно и даже невозможно уловить злоумышляющим (2, 83. 84).
Бороться должно нагому, и не только нагому, но и умащенному. Обнажение делает, что борца не за что ухватить противнику, а умащение елеем, если и будет он схвачен, дает ему возможность ускользнуть из рук схватившего. Почему противники стараются осыпать друг друга землею, чтобы, пылью придав шероховатость гладкости елея, сделать противника удобоудержимым, когда будет схвачен. Но что там – пыль, то в нашем подвиге дела земные, а что там – елей, то здесь неимение попечений (2, 85).
Не иметь попечений свойственно душе совершенной, а сокрушать себя заботами – душе нечестивой. О совершенной душе сказано, что она якоже крин в тернии (Пес. пес. 2, 2), а сие означает душу, которая среди заботящихся о многом живет без попечений. Крин и в Евангелии означает душу не имеющую попечений; ибо сказано: не труждается, ни прядет, а паче Соломона облекается славою (Мф. 6, 28). О тех же, которые имеют много забот о телесном, говорится: все житие нечестивого в попечении (Иов. 15, 20). И подлинно нечестиво распространять попечение о телесном на целую жизнь, – и не оказывать никакой заботы о будущем (2, 86).
Мерою приобретения должна служить потребность. Что превышает эту меру, то есть излишество, затрудняющее, не облегчающее. Как соразмерная с телом одежда составляет и потребность и украшение, со всех же сторон обвислая, опутывающая ноги и влекущаяся по земле, при безобразии делается препятствием во всякой работе: так и имение, превышающее телесную потребность, и для добродетели служит препятствием, и подвергается великому порицанию тех, которые в состоянии исследовать природу вещей (2, 87).
Нестяжательностью называем мы не нищету невольную, которая, приключившись по необходимости, сокрушает дух, и как непроизвольная, почитается несносною, но добровольную решимость довольствоваться малым, приобретаемую самовластием помысла, однако требующую труда, и до того именно времени, пока упражнение, обратившись в навык, не сделает сносным того, что долгое время казалось трудным и нестерпимым. Не одна телесная красота прельщает, но и блеск богатства не менее сильно раздражает вожделение, – и в обоих случаях потребна душа мужественная, чтоб не уступить их обольстительности.
По истине великими почесть и мужественными назвать надлежит тех, которые на поприще сем одерживают победу, между тем как помыслы борются и состязаются, убедительными доводами, как бы телодвижениями, стараясь доказать, что должно согласиться с мнением многих, и кажущееся хорошим признать уже действительно хорошим, не отказываться от того, что, по общему мнению, почтено достойным цены, не уклоняться от обладания данным на употребление от Самого Создателя, и не обличать напрасно приобретение того, что приведено в бытие с известною целью, а не даром. Подвижники сии истинно достойны одобрения, как не уступившие места сопротивникам, не сбившиеся с поприща и не давшиеся в руки врагам. На правом суждении безопасно утвердив свои колена, не склонились они на принятие земных веществ, жизнь неразвлеченную предпочтя жизни мятущейся и умеренностью в потребах приобретши себе безмятежность (2, 99-101).
Древние Святые до такой степени простирали ревность о нестяжательности, что вели жизнь бездомную, бесприютную, питались снедью, какую давала природа, находили себе ложе, где и какое случалось. Не было у них ни крова, ни ложа, ни трапезы, одеждою им служили овечьи кожи. Во всей точности ревновали они следовать совету Господню: воззрите на птицы небесные... смотрите крин сельных... (Мф. 6, 26-28). Они искренне верили, что необходимое для потребности тела само собою последует, когда будешь благоугождать Подающему сие Богу, и преимущественно пещись о приобретении небесного царствия (2, 102-3).
Нашей же жизни, окруженной полным во всем довольством, куда равняться с жизнью тех блаженных, – которых не тревожили помышления о теле и телесном, но чистое некое вожделение Божественного, непрестанно восхищая их в превыспреннее, убеждало забывать о том, что на земле почитается блистательным? Они ничего не имели на земле кроме тела, которое природа удерживала долу; но и его желали бы они иметь с собою там, где пребывали умом, созерцая небесные блага. И никогда не отрывались бы они от тамошнего наслаждения, если бы природа не возвращала их, к удовлетворению телесных потребностей, благоговением к Связавшему душу с телом понуждаемых заботиться и о теле, при всем том, что признавали крайне благопотребным отчуждение от оного (2, 104).
Потребность телесная быстро течет и проходит; в прошедшем не имела она промышления о настоящем, и в настоящем не имеет его о будущем; врачует одно настоящее. А труд добродетеля есть семя, дающее неоскудевающий плод; – и во время самого делания радует совесть ожиданием наслаждения, и по переселении отсюда оказывается благолепным и споспешествующим вечному веселию (2, 105).
Поелику путь, ведущий в царство, имеет столько затруднений, будучи узок и со всех сторон окружен стремнинами, то какой же смысл, обременив себя грудами денег и других имуществ, покушаться идти сим путем так, как идти невозможно? Заботы о вещественном, рассеивая и сильно влеча долу, легким делают падение особенно там, где течение дел требует острого и трезвенного внимания. И при таком внимании шествие редко проходит без падений, по причине затруднений на узком пути по стремнинам; а для обременившего себя не нужною тяжестью стяжаний оно неизбежно. Да и самое стяжание есть уже падение (2, 111).
Поведение наше относительно стяжаний трояко: нестяжательность высшая и средняя, – и жизнь овеществившаяся, многостяжательная.
Происхождение их таково.
В раю вот что предписано было первозданному: снеси траву сельную (Быт. 1, 29). Достоинство Повелевшего ручается за полную приспособленность такого пропитания к жизни, человеку предназначенной. Можем однако, в пояснение сей приспособленности прибавить, что оно было гораздо пригоднее всякого другого к сохранению в созданных по образу Божию желанной утонченности, чтоб мысленная сила всегда пребывала необремененной и трезвенность ума неомрачаемой. Когда таким образом потребное для жизни тела давалось само собою, ум не праздным оставался, имея все время свободным от трудов телесных, но непрестанно восторгался к духовным созерцаниям, разливавшим в нем неистощимое веселие. Сие делание воспитывал в нем Сам Бог, по Своему благоизволению приходивший к нему каждодневно для собеседования. – Такова норма свойственной человеку жизни! – Существо ее не может быть изменено или отменено; но возможен иной образ видимого ее ведения, – который и необходимым сделало последовавшее падение.
Преступившему заповедь и изринутому из рая Бог узаконивает другой образ жизни, сообразно с его падшим состоянием, повелев не воспользовавшемуся покоем, как должно, добывать пищу работою и трудом; потому что не умел постоянно пребывать в служении Богу и в собеседовании с Ним, когда имел свободное время и не имел нужды в телесных трудах (в раю). В пищу ему назначен хлеб, добываемый в поте лица, а в одежду кожаные ризы, – чем положен предел любостяжательности и суетности. Первоначальная нестяжательность райская заменена таким скромным стяжанием, которое притом, не смотря на потовый труд, не от одного его зависело, но наипаче от Божия благословения.
На деле раскрылись из сего три порядка жизни: одни довольствовались скромным стяжанием, при потовом труде в уповании на Бога: другие, углубившись в упование на Бога, совсем отреклись от всякого стяжания (ревнуя восстановить райскую нестяжательность) и были питаемы Богом; третьи, углубившись во всякого рода труд, на нем основали свою надежду иметь нужное, обеспечение же своей жизни основали на многоимении. Бог забыт: богом для них стало любоимание. Вот три сказанные вида отношения нашего к стяжаниям (2, 116-123 – сокращенно).
Вторым поставленный здесь вид представляет поведение (преимущественно) приличествующее разумному существу, именно: проводить время в служении Богу, и должное получить из сокровищницы Божия Промысла; надеяться на Божию попечительность и землю иметь данницею; искренно служить Создавшему, и на нужды произвольною данью облагать тварь; здесь быть странником, а жилищем почитать то, которое уготовано на небе. Сию жизнь предписал Создатель в начале, – и сею жизнью, повинуясь Ему, жили все Святые, (Примеры – Илия, Елисей, сыны пророческие, Предтеча, лик Апостолов) (2, 124-129).
Такова нестяжательность Святых – высшая. Но много имеет полезного и средняя после оной нестяжательность, как сообразная со временем и нуждою. Если и невозможно ей состязаться о первенстве и похвалиться равночестием с преимущественным образом жизни, то ей бесспорно принадлежит вторая степень чести. Первые Святые (с совершенной нестяжательностью) жили для одной души и для Создавшего ее Бога, ни во что ставя тело; но они и без попечения о нем имели все потребное, не в житницы предварительно собираемое, но от Божия благоволения, как из сокровищницы, благовременно получаемое. Последовавшие же за ними Святые (с среднею нестяжательностью), заботясь о необходимом утешении тела и промышляя о том, чтобы оставленная в небрежении животная наша часть не разрушилась против воли Сочетавшего ее с нами, в такой мере употребляли руки свои в дело, в какой по неизбежной необходимости требовалось услуживать телу; большую же часть времени проводили в попечении о душе, в молитвах, богомыслии и должных занятиях, имея в виду преуспеяние в добрых делах (2, 137).
Последние же, совершенно став плотью, всецело посвятили себя на служение земному кумиру, желая иметь уже не только достаточное для телесной жизни, но и то, что показывало бы их не меньшими пред отличающимися изобилием, чтобы хоть чрез это быть у всех на виду. Этим явно выставляют они на позор свое безумие, предосудительное вменяя себе в похвалу, и думая тем обратить на себя внимание и заслужит удивление, за что достойны они презрения и осмеяния. Ибо как сообразное с каждым званием дает основательные поводы к одобрению, так неприличное званию, хотя в другом отношении оно и недурно, весьма предосудительно там, где оно не свойственно (2, 138).
К которым же ближе средние из сопредельных с ними по ту и другую сторону? – Конечно к тем, к которым более приближаются делом, и о сродстве с которыми провозглашают тем, что стараются быть с ними близкими по жизни. Ибо потому что составляют средний чин между теми и другими, не одинаково уже склонны к обоим, и хотя они позади предшествующих, но непосредственно за ними следуя, и юношеской стопою идя по следам их, столько отстоят от последующих за ними, сколько бегущие постепенно удаляются от идущих шагом, или остающихся на одном месте. С первыми же у последних – ничего общего. Кое общение у имеющих много вещественного с нестяжательными? Кое согласие у мудрствующих плотское с мудрствующими духовное? Какая общая часть у опутанных житейскими делами со служащими беспечально Богу? Одни Апостольски оставляют все, что приобрели; другие приобретают то, чего не имели. Одни пребывают в безмолвии, внутренне прилагая попечение о преуспеянии духовном, другие ведут все роды борьбы, сражаясь за деньги и имущество. Одни препираются с духами злобы за небесные блага, другие за земные блага нападают на подобных себе. Одним говорит Павел: является, якоже светила в мiре (Фил. 2, 15), сияя конечно славою жизни и став для видящих виновниками доброго соревнования, а другим сказано: имя Мое хулится вами (Рим. 2, 24), т.е. вами, поступающими противно званию и носящими на себе наружность, противоречащую делам (2, 139-40).
Какое же слово не возгнушается тем, кто говорит, что отрекся от житейского, а на деле предан его развлечениям? Хвалится, что презрел мiр, и до неистовства предан мiрским делам? Обещался не обращать и внимания на земное, а делами доказывает лживость обещания? Утверждает что простился с суетою, и не расстается с ней? – Изшел ты из Египта, – что же после сего общего у тебя с плинфоделием? Шествуешь пустынею, поспешая к земле обетования, для чего же медлишь, занимаясь суетными работами, став медлительным путником в дальнем странствии? Всякой тщательности требует предлежащий тебе путь, что блуждаешь по распутьям, подвергаясь опасности остаться не достигшим упокоения? Возложил ты руку на рукоять рала, для чего же обращаешься вспять, делая себя не управленным в царство небесное? Позади себя оставил ты запаление пятиградия, для чего же озираешься, желая увидеть совершающееся там? Взял ты крест? – последуй же за Христом, оставив все, потому что Христос, с Которым ты сочетался, желает быть любим паче всего (2, 141-2).
Не многого утешения требует тело, – попекись о сем утешении; потому что до времени связан ты с телом, чтоб и его иметь содейственником в делании добродетели и чтобы не встретило препятствия преуспеяние души. А кто печется о волах, ежедневно пересчитывает стада овец, непрестанно ухаживает за виноградниками, рощами, нивами и садами, так что и продолжения дня недостаточно ему для сих работ; тот – где и когда будет иметь время вспомнить о Боге? Когда ему заняться псалмопением? Когда помолиться? Какое время посвятить упражнению себя в богомысленном созерцании? А если и найдет возможность изредка делать это между многих дел, то как принесет он Владыке чистое моление, когда мысль его не отрешена от того, о чем имеет он много заботы и попечения? Как наблюдет за движениями страстей, чтобы узнать вчерашнюю и сегодняшнюю разность в перемене на лучшее или худшее? Как отыщет сплетения помыслов, которые многообразно одни другими заменяются и самое наблюдение делают трудным? Или не примечаешь, как сокрушают тебя днем дела, а ночью забота о них, время отдыха делая временем мучений? Ибо тогда память, – приводя на мысль, кто нарушил межу, кто причинил вред плодам, кто прекратил водотечи для орошения, кто потравил пастбище, кто делает или сделал другую какую-либо обиду, и о каждом, как он упорствует и спорит, – приводит тем в неистовство раздражительную силу души, возбуждая ко мщению, не давая времени на сон и покой, и тем паче на молитву, которая требует великого безмолвия и долгого свободного времени, доставляющего отчасти и освобождение от всех попечений (2, 142-144).

г. О гневе (ч. 1, 210 и далее)

Гнев – неистовая страсть, легко выводит из себя даже имеющих ведение, зверской делает душу и заставляет уклоняться от (дружелюбного) собеседования.
Сильный ветер не колеблет столпа, и душу негневливую не увлечет раздражение.
Вода приводится в волнение напором ветров, и раздражительный возмущается безрассудными помыслами.
Гневливый монах – вепрь пустынный; увидел кого либо и точит зубы.
Увеличение тумана сгущает воздух, и движение раздражения огрубляет ум гневливого.
Набежавшее облако омрачает солнце, а помысел памятозлобия – ум.
Лев в зверинце непрестанно потрясает дверные крюки, а раздражительный в келье перебирает гневливые помыслы.
Приятное зрелище – спокойное море, но не приятнее мирного устроения духа.
В тихом море играют дельфины, и в мирном устроении духа возникают боголепные помышления.
Долготерпеливый монах – тихий источник, всем доставляющий приятное питие; а ум гневливого всегда возмущен и не дает воды жаждущему; если же и дает, то мутную и негодную.
У гневливого и глаза мутны и кровавы, и обличают возмущение сердца; а лице долготерпеливого спокойно, глаза благосклонны и смотрят прямо.
Кротость мужа поминается у Бога (Пс. 131, 1), и душа негневливая делается храмом Святого Духа.
Христос приклоняет главу в долготерпеливом духе, и умиренный ум бывает обителью Святые Троицы.
Лисицы живут в душе злопамятной, и звери укрываются в возмущенном сердце.
Честный муж избегает срамного пристанища, и Бог – злопамятного сердца.
Воду возмущает упавший камень, и сердце мужа – худое слово.
Удали гневливые помыслы из души своей и не давай раздражению водворяться в сердце твоем, – и не будешь ты возмущаем во время молитвы.
Как дым от тлеющей соломы беспокоит глаза, так и памятозлобие – ум во время молитвы.
Помыслы гневливого – ехиднины порождения, снедают породившее их сердце.
Молитва раздраженного – мерзостное курение, псалмопение гневливого – неприятный звук.
Дар злопамятного – червивая жертва, – и да не приближается он к очистительным алтарям.
Возмущенные сны видит раздраженный, и нападения зверей мечтаются гневливым.
Муж долготерпеливый видит в видении соборы святых Ангелов, и непамятозлобивый упражняется в духовных словесах, ночью приемля разрешение тайн.
* * *
Когда демоны увидят, что не воспламенились мы в самом пылу оскорбления, тогда напав в безмолвии стараются возбудить владычественное в нас (ум), чтоб заочно восстали мы против тех, с которыми соблюли мир, когда они были с нами лицом к лицу (1, 229).
Когда мирно кончится у тебя с братом спор или размолвка по случаю какого либо неудовольствия, себя самого почитай погрешившим, чтобы на безмолвии в сердце своем не найти тебе борьбы помыслов, из которых одни, выставляя ничтожность оскорбления, будут укорять, что не стоило и останавливаться на нем, а другие, выставляя важность его, будут внушать сожаление, что за него не отплачено таким же оскорблением.
Когда сильное раздражение преогорчит каких либо братий в общежитии, тогда помыслы начинают ублажать пред ними живущих в уединении, чтобы, как лишили братий благодушного терпения, так удалить их и от поприща любви.
Кто отражает от себя гнев благодушным терпением, и огорчение – любовью; тот отражает двух зверей злых, гневоборных, двумя доблестями.
Коленопреклонно умоляющий огорчившего прекратить гнев, за раз обоих отводит от раздражения.
Кто примиряет гневающихся, тот побеждает самый дух гнева.
Кто ради мира терпит сердитого, тот воистину есть сын мира (1, 230).
Приуготовь себя быть кротким и браннолюбивым: кротким с людьми, а браннолюбивым с врагом нашим; ибо в том и состоит естественное употребление гнева, чтобы враждебно противоборствовать змию (древнему) (1, 235).
В том и состоит кротость кроткого, чтобы по любви быть великодушным к брату и вести брань с (гневным против него) помыслом.
Кроткий да будет и браннолюбив, не распространяя кротости на злохитрые помыслы и не распространяя брани на ближних по естеству.
Не обращай естественного употребления гнева в противоестественное, т.е. не гневайся на брата, уподобляясь змию, и не сослагайся со злобными помыслами, братаясь с сим змием (1, 236).
Кроткий, если потерпит что и оскорбительное, не оставляет любви, но ради ее вся покрывает, милосердствует и вся терпит (1 Кор. 13, 4. 7).
Если дело любви – долготерпеть, то гневом воевать против брата – не дело любви.
Гнев возбуждает огорчение и неприязнь, а любовь все их три прогоняет.
Если твердое имеешь основание в любви, то ей паче внимай, нежели тому, что оскорбляет тебя.
Стяжавший добродетель любви пленяет страсти, свойственные недобрым.
Имеющий от Святые Троицы сии три добродетели, – веру, надежду и любовь, будет трехстенным градом, укрепленным, как бойницами, башнями добродетелей.
Кто уязвляется злоречием других, не относя его к дьяволу, как источнику, тот еще более поощряет врага уготовлять на себя стрелы, – тем, что душа его падает, уязвляема будучи таким злоречием (1, 251).
Терпя самое великое злословие или тяжкую обиду, не будь злопамятен, но благословляй (1, 252).
Кто памятозлобствует на демонов, тот не злопамятен на людей; но тот с демонами состоит в мире, кто памятозлобствует на брата.
Гнев и ненависть – пожар сердца, а души незлопамятных орошаются росою духовною.
Огненные угли отбрасывают от себя искры, так и злопамятные души извергают из себя злобные помыслы.
Как укушение скорпиона производит самую жестокую боль, так и злопамятная душа держит в себе самый горький яд.
Поносимый Давид ничего не говорил против, но остановил даже и мстительность Авессы (2 Цар. 16, 10). И ты, подвергаясь поношению, не только не воздавай поношением, но укроти и того, кто бы стал отомщать за тебя (1, 228).
Переноси терпеливо поношение, и губами заключай дверь гневу: в этом для тебя преуспеяние.
Вовсе ничего не отвечай угрожающим, чтоб молчанием заградить уста, дышащие пламенем.
Наложив узду на челюсти свои, ты причинишь чувствительнейшую боль угрожателям и поносителям своим.
Ты, молча, не будешь поглощен поношением; а поноситель твой сильно уязвлен будет твоим молчанием, видя, как великодушно переносишь ты его дерзость.

д. О печали (ч. 1, 212)

Опечаленный монах не знает духовного наслаждения; печаль же есть унылость души и бывает следствием гневных помыслов; ибо гнев желает отмщения; неуспех в отмщении порождает печаль.
Печаль есть львиная пасть, и легко поглощает опечаленного.
Печаль есть червь в сердце, – и изъедает родившую его мать.
Мучится матерь, рождая чадо, а когда родит, освобождается от мучения; но печаль и во время рождения великую производит боль, и по рождении не меньшею мучит болью.
Опечаленный монах не знает духовной радости, как вкуса в меду – страждущий сильною горячкой.
Опечаленный монах не подвигнет ум к созерцанию и никогда не возшлет чистой молитвы; ибо печаль всему доброму полагает препону.
Узы на ногах – помехи скорому шествию, а печаль – препона созерцанию.
Плененный варварами заковывается в железа, а пленник страстей связывается печалью.
Не имеет силы печаль, когда нет других страстей, как и узы не вяжут, когда нет связующих.
Связанный печалью побежден страстями, и в обличение своего поражения носит узы; потому что печаль бывает следствием неудовлетворения самолюбивого пожелания, а пожелание такое сопряжено со всякой страстью.
Кто победил пожелания, тот победил страсти; а кто победил страсти, тем не овладеет печаль.
Не печалится воздержный, что не достал снеди, целомудренный, что не улучил срамного непотребства, негневливый, что не удалось отмстить, смиренномудрый, что лишен человеческой почести, нелюбостяжательный, что потерпел неудачу. Они совершенно погасили в себе все такие пожелания, – почему и не испытывают печали; ибо бесстрастного не уязвляет печаль, как одетого в броню не пронзает стрела.
Воину доставляет безопасность щит, городу – стена; но большую щита и стены доставляет монаху безопасность бесстрастие. Ибо щит нередко пробивает стремительно летящая стрела, и стена разоряется множеством воителей, а бесстрастия не одолеет печаль.
Одолевший страсти одолел печаль; а побеждаемый страстною сластью не избежит ее уз.
Кто часто печалится, и приписывает себе бесстрастие, тот подобен больному, притворяющемуся здоровым, ибо как больной виден по цвету лица, так страстного изобличает печаль.
Любящий мiр много имеет печалей, а презирающий все, что в мiре, всегда весел.
Любостяжательный, понесши утрату, горько печалится, а презревший имущество беспечален.
Славолюбивый печалится, когда терпит бесчестие, а смиренномудрый принимает его, как сотоварища.
Плавильная печь очищает не очищенное серебро; а печаль по Богу – сердце, сущее в грехах.
Частое плавление убавляет свинец, – и мiрская печаль ослабляет ум.
Темнота уменьшает энергию глаз, и печаль притупляет созерцательность ума.
В глубину воды не проходит солнечный свет, и сердца в печали не озаряет светлое созерцание ума.
Всякому человеку приятен солнечный восход, но и им не услаждается печальная душа.
Болезнь желтуха пресекает действие вкуса, и печаль отъемлет чувство у души.
Кто презирает мiрские удовольствия, того не потревожат печальные помыслы.
* * *
Когда соединишь союзом мира сущую в тебе троицу (т.е. дух, душу и тело), тогда, как объединившийся в себе по заповеди Божественные Троицы, услышишь: блаженни миротворцы: яко тии сынове Божии нарекутся (Мф. 5, 9) (1, 230).
Велик сей союз мира, потому что с ним соединяется и радость, просвещающая мысленное око к созерцанию высших благ.
Если приобретем миротворную в тяжелых обстоятельствах радость, то легко будем с благодарением отражать ее находящие прискорбности и не допускать в себя рыкающего демона печали, который, ища поглотить душу, наипаче нападает на нее в скорбях, уготовляя место и духу уныния, чтобы вдвоем сильнее омрачить душу и погубить труды ее.
Да будет для нас законом, в сердце написанным, радость мира, и печаль прогоняющая, и гнев погашающая, и ненависть отражающая, и мстительность уничтожающая, и уныние рассеивающая, и скорбь в радость претворяющая (1, 231).
Укрываясь в мирном благодушии, радость сия есть море добродетелей, крестом потопляющее сопротивное дьявольское полчище.
Разумей и то, что бывает противная ей радость, – смутная, – и обманувшись тенью, не прими одну за другую; потому что демоны подделываются и под духовные дарования, чтобы, введя ум в заблуждение призраком, довести его до помешательства. Духовная радость проходит без всякой внешней причины, находя для себя превыспреннего вождя в печали по Богу.
Печаль по Богу слезами обновляет душу, вселяет заботливое попечение о приближающейся смерти и суде, и мало-помалу научает ожидать их с желанием (1, 232).
Неисполнившиеся желания произращают печали; а молитвы и благодарения заставляют их завянуть.
Между гневающимися движется посредствующая печаль. Если тот, кто из них отрезвится первым, восстанет от страсти и подаст другому руку извинением, то он прогонит горькую печаль.
Печаль бывает болезнью души и тела; душу берет она пленницею, а плоть иссушает, оставляя на месте.
Печаль рождается от того, что противно (беды, скорби, огорчения): от печали же происходит мрачное расположение духа (как говорится: он не в духе); а от них обоих порождается бессмысленная бранчливость (ворчание на все).
Если хочешь подавить печаль с мрачным расположением духа, то обыми благодушную любовь и облекись в радость незлобивую.
В скорбях наипаче будь благодарен: потому что чрез них яснее ощущается благодать заступления. Так благодарением прогоняя печаль от постигающих тебя скорбей, не омрачишь ты блистательной красоты мужественного благодушие.

е. Об унынии (ч. 1, 215)

Уныние есть изнеможение души, а душа в изнеможении, не имея того, что ей свойственно по естеству, не устаивает мужественно и против искушений.
Что пища для здорового тела, то искушение для мужественной души.
Северный ветер питает произрастания, а искушения укрепляют терпеливость души.
Безводное облако уносится ветром, а не имеющий терпения ум – духом уныния.
Весенняя роса прибавляет роста полевому плоду, а духовное слово возвышает устроение души.
Дух уныния гонит монаха из жилища его; а кто имеет терпение, тот всегда пребывает в безмолвии.
Унылый выставляет в предлог к выходу (во вне) посещение больных, на деле же имеет при сем свою цель.
Монах в унынии скор на служение и считает заповедью удовлетворение чрез то своего желания.
Легкий ветерок наклоняет слабое растение и мысль о странствовании легко увлекает унылого.
Хорошо утвердившееся дерево не преклоняется от напора ветров, и уныние не поражает окрепшие души.
Бродящий монах – иссохшая пустынная ветка; немного посидит в келье, – и опять несется нехотя куда-нибудь.
Переносимое с места на место растение не приносит плода, и бродящий монах не приносит плода добродетели.
Больной не довольствуется одною пищей, и монах унылый одним делом.
Сластолюбцу не довольно одной жены, и монаху в унынии недостаточно одной кельи.
Глаз унылого непрестанно обращается на дверь, и мысль его мечтает о посетителях; скрипнула дверь, и он вскакивает; послышался голос и он выглядывает в окно, и не отходит от него, пока не соскучит.
Унылый, читая книгу, часто зевает, и клонится ко сну, потирает лицо, тянется, поднимая руки, и отворотив глаза от книги, пристально смотрит на стену; обратившись опять к книге, почитает немного, переворачивая листы, любопытствует видеть конец слова, считает страницы, делает выкладку о числе целых листов, охуждает почерк и украшения, – и наконец, согнув книгу, кладет под голову и засыпает сном не очень глубоким, потому что голод начинает уже тревожить его душу, и заставляет позаботиться и о себе.
Монах унылый ленив к молитве, и никогда не выговаривает молитвенных речений.
Как больной не выносит тяжелого бремени, так унылый не в состоянии тщательно исполнить Божия дела; ибо у того телесные силы в расстройстве, а у этого не стало сил душевных.
От уныния врачует терпеливость, и то, чтоб делать свое дело, (не смотря на недостаток охоты), со всяким самопринуждением, из страха Божия.
Во всяком деле определи себе меру, и не оставляй его прежде, чем кончишь; также молись разумно и усиленно, – и дух уныния бежит от тебя.
* * *
Во всяких трудах твоих да предводительствует всем мужественное терпение; потому что против тебя всею злобою ополченным стоит уныние, и наблюдая за твоими трудами, пытает их все, – и если найдет, что какой-нибудь из них не укреплен терпением, то делает его несносно тяжелым (1, 233).
Когда во время службы Божией нападет на тебя дух уныния, то нашептав душе, что псалмопение обременительно, усердия же к нему противоборницею выставив леность, – внушает ускорить псалмопение, чтоб дать плоти отдых, потому что она будто по какой-то причине очень утомлена.
Когда бываем на бдении ночью, не будем во время службы садиться по унынию; а то придут демоны, и собрав плевелы помыслов, всеют их тотчас в сердце.
Проснувшись прежде службы, предзаймем сердце помыслами светлыми, чтоб, настроившись ими, с бодренной мыслью могли мы стоять потом на псалмопении (1, 234).
Как внешний наш человек работает своими руками, чтоб не обременять других, так и внутренний пусть работает (в своей рабочей), чтоб не попустить уму обремениться помыслами; помыслы же тогда задают свою работу душе, когда захватят ее праздною от помышлений, яже по Богу (1. 235).
Возделывай, как рукоделие из человеколюбия, так и мысленную силу из любомудрия, чтобы первое служило к пропитанию странных, и к попалению или совершенному прогнанию лености, а другое было вождем к созерцанию и совершенному очищению ума от помыслов.
Не будем переноситься с места на место, но лучше покорпим в безмолвии над трудами: потому что от лености (и праздности) помыслы берут над нами силу (1, 238).
Когда помыслы заставят нас перейти на то место, которое прежде своими внушениями расположили нас полюбить; тогда заставляют раскаиваться в этом, чтоб сделать нас во всем непостоянными и бесплодными.
Перемена места пусть предприемлется в видах жития, более духовного, а не в видах жития, более покойного (1, 239).
Терпение, благодушие и любовь благодарны и в скорбях; а уныние, льготность и самолюбие радуются покойной жизни.

ж. О тщеславии (ч. 1, 217)

Тщеславие есть неразумная страсть и удобно примешивается ко всякому делу добродетели.
Сливается (и делается невидимою) черта, проведенная на воде; и труд добродетели – в душе тщеславной.
Бела рука, скрытая в недре, – и скрываемое дело сияет блистательнее света.
Плющ обвивается около дерева, и когда достигнет вершины, сушит корень; а тщеславие прививается (прирастает) к добродетелям и не отстает от них, пока не отнимет от них всего значения.
Гроздь винограда, до земли спустившийся, или прилегший к земле, легко загнивает; гибнет и добродетель, ко тщеславию прильнувшая.
Тщеславный монах – бесплатный работник, – несет труд, а награды не получит.
Дырявый мешок не сохраняет в себе того, что вложено, и тщеславие губит мзду добродетелей.
Воздержание тщеславного – дым из печи; и то и другое рассеивается в воздухе.
Ветер заметает след человека, и тщеславие (в ничто обращает) милостыню.
Камень, как сильно ни брось его, не достигает до неба, – и молитва человекоугодника не взойдет на небо.
Тщеславие есть подводный камень; если об него ударишься, погубишь груз.
Муж благоразумный скрывает сокровище, а благомысленный монах – труды добродетели.
На стогнах молиться советует тщеславие; но воюющий с тщеславием молится в клети своей.
Человек безрассудный всенародно объявляет о своем богатстве и многих возбуждает к злоумышлению против себя; а ты, идя путем, где есть разбойники, скрывай, что имеешь, пока не придешь в град мира и там не начнешь безопасно пользоваться своим добром.
Добродетель тщеславного – жертва сокрушенная, каковой жертвы не следует приносить на алтарь Божий (Лев. 22, 22).
Уныние расслабляет душевную силу, а тщеславие болезненного делает здоровым, старика более сильным, чем юноша, если только много свидетелей того, что делается: тогда легки и пост, и бдение, и молитва; потому что похвала многих возбуждает усердие.
Не предавай трудов за славу человеческую и не отдавай будущей славы за похвалу ничего не стоящую; ибо слава человеческая обращается в прах и молва ее замирает на земле, а слава добродетели пребывает вовеки.
* * *
Истинная добродетель не ищет людской похвалы и не услаждается почестью – этою матерью зол (1, 226).
Начало почести – человекоугодие, а конец ее – гордость.
Домогающийся почестей сам в себе высится и таковой не имеет переносить уничижения.
Да будет для тебя честью труд в добродетелях, а бесчестием похвала – взысканная (1, 227).
Не ищи славы от плоти – ты, возревновавший отрешиться от страстей плоти, но взыскуй лучшего, – и это будет тебе в славу.
Желающий быть в почете завидует тому, кто превосходит его славою, присоединяя к сему завидованию еще и ненависть.
Побежденный сильным желанием почета не терпит, чтобы кто либо был ему предпочтен, но себе восхищает первенство, чтоб не показаться низшим кого либо.
Не терпит он, чтоб того, кто превосходит его, чтили и в отсутствие его, – и славу трудов его представляет обыкновенно ничего не значащею.
Поношение для славолюбивого – жесточайшая рана, – и не может он избежать ненависти к поносителю.
Славолюбивый – в рабстве у жестокой госпожи, – и перепродается многим деспотам – превозношению, зависти, ревнивости и всем толпам духов; а кто духа честолюбия поражает смирением, тот прогоняет целый полк демонов.
Кто по смирению делает себя рабом всякого, тот уподобляется смирившему Себя и приявшему зрак раба (Фил. 2, 7).
Если себя самого меряешь малою мерою, то не будешь меряться с другими.
Кто слезами обнаруживает душевную немощь, тот не будет высоко думать о трудах своих (1, 228).
Демоны нередко наводят на смиренномудрых унижение и поношения, чтоб не стерпя незаслуженного презрения оставили они смиренномудрие; но кто в смирении мужественно переносит бесчестие, тот сим самым возносится паче на высоту любомудрия.
Изгони изнутри даже и мысль о похвале человеческой, чтоб чрез то отразить любопоказательный помысел тщеславия, еще прежде порождения его.
Когда, противоборствуя причинам страстей, препобедишь их, не дозволяй величать тебя лукавому помыслу, чтоб, поверив ему, не впасть тебе в прелесть; но старайся лучше увидеть недостатки в том, над чем потрудился, чтоб преуспеяние твое не было окрадено внутренними врагами (1, 230).
Иные, быв восхвалены за преуспеяние, со временем вознерадели; от чего – и похвала мимоиде, и труды пропали.
Иные, ожестев от надмения своими делами, возмечтали о себе, как о великих; между тем совесть более и более оструплялась, болезнь хвалолюбия усиливалась, и помыслы, отвратив взор души от ее язв, под прикрытием похвал расхитили все труды их (1240).
Когда приносишь усердное покаяние в грехах, тогда демоны, возвеличивая твои покаянные подвиги, умаляют грехи, и нередко прикрывают их забвением, или наводят на мысль, что они прощены, чтоб, ослабив труды, не почитал ты более нужным горько оплакивать свои падения.
Самое острое оружие у змия (древнего) есть тщеславие, побивающее плоды всех трудов наших. Но кто устрояет предварительно противоположный ему маневр тайного доброделания, тот близок к тому, чтобы снести голову с самого дьявола (1, 241).
Ароматы подвижнических трудов своих скрывай под печатью молчания, чтоб, быв выставлены наружу языком, не были они расхищены славою.
Скрывай язык свой в деятельном прохождении подвижничества (т.е. вместо языка пусть говорят подвиги); ибо в таком случае и молча будешь иметь свидетелями о жизни твоей достойных веры сожителей своих – труды. О ком свидетельствуют какие либо наличные труды, тому нет нужды свидетельствовать о себе языком своим.
Иные, сложив с себя тяготу трудов, леность свою стараются прикрыть делами прошлого времени, неуверенно и неубедительно представляя, как очевидных свидетелей, дела, не находящиеся на лицо.
Как скрываешь от людей грехи свои, так скрывай от них и труды свои. Ты стыдишься открывать о срамных делах своих, чтоб не подвергнуться поношению и уничижению, – что полезно было бы для души твоей. Бойся показывать и труды свои, чтобы грех человеколюбия не принес пагубы душе твоей. Если одному Богу открываешь постыдные падения, то не открывай людям своих противоборствий оным, чтоб не сочли их увенчанием победы.
Некоторые, ославившись в народе дурным поведением, облекаются в жизнь честную, не для того, чтобы греховные падения свои оплакивать в подвижнических трудах, но чтоб заглушить укоризненную о себе молву. Но если кто для одного имени только касается дел благочестия, то он работает не Богу, а людям (1. 245. 6).
Отличающиеся в подвижнической жизни бледностью лица да отревают от себя людскую похвалу прежде, чем она придет, – т.е. когда, еще до встречи с людьми, враг влагает помысел хвалолюбивый (1. 249).
Когда проведешь много времени, воздерживаясь от вина, елея и прочих излишеств, тогда помыслы с похвалою, высчитывая время, станут внушать тебе мысль ослабить труды ради тела. Сим злонамеренным вычислителям говори напротив все, что может служить к ниспровержению их умысла. Так, один из братий, восхваляемый внутренними помыслами за труды свои в борьбе против демонов, говорил словами Псалма: да возвратятся абие стыдящеся глаголющии ми: благоже, благоже (Пс. 69. 4).
Не наряжайся в красивые одежды, чтобы явственнейше не облечься тебе в демона тщеславия; ибо не лепота одежд указывает, что ты носишь одежду добродетелей, но подвижнические труды, как золотые украшения, свидетельствуют о лепоте одеяния души твоей (1, 256).
Кто, после опытов деятельной и созерцательной жизни, намащает неопытных искусством различать помыслы, тому надлежит смотреть, чтоб не проскользнуло хвастовство таким знанием и желание выставить его напоказ для славы.
Безжалостнейше к себе трудящийся в несении телесных подвигов, не для похвалы пусть преутруждает себя и славою пусть не превозносится. Иначе демоны, надмя душу его сими трудами и славою возбудя усилить еще более безжалостность к себе, увлекут его принять еще большие подвиги, чтоб он еще более превознесся. С сею целью они с иным ведут такую внутри посредством помыслов беседу: как такой-то подвизался не щадя себя и такое приобрел себе великое имя, так что о нем говорят и по смерти его; так и ты взойди на самую высоту подвизания, чтобы стяжать себе славу и чтоб имя твое сделалось великим и по смерти твоей произносилось с великой похвалою (1, 268).
Иного в мечтах возводят они на кафедру учителя и представляют, будто он говорит слово, – и будто молва отдает ему первенство пред всеми, кои, при подвижнических трудах, прославились и ведением многосторонним. Чрез это они возбуждают в нем не только соревнование, но и зависть ко всем, которых преуспеяния прославляются и которых как деяния достойны удивления, так и многознание изумительно (1, 269).
Бывает, что они усыпляют разжжение плоти и выводят из-внутрь нечистые помыслы с хитрым намерением, чтоб подвизающийся подумал, что строгостью своей жизни совсем победил дух блуда, что сердце его очистилось и стало близко к святости святых, – и он взошел на самый верх святости. Такого нередко заставляют они рассказывать самому себе о своих подвигах: я сделал то и то, так и так подвизался и истомлял себя, – не давая ему однако прибавлять при сем: не я, но благодать, яже во мне. Не позволяют же они ему исповедовать Бога помощником в том, чем хвалиться его заставляют, чтобы он, яко собственными трудами совершивший все в своих подвигах, и хвалу за то всю присваивал себе, – и чрез такое невоздавание славы Богу погряз в глубину Богохульства, несмысленно величая себя самопомощным.
Когда в сердце слышатся такие славолюбивые помыслы и оно не противоборствует тому, тогда инок (и особенно уединенник) не далеко бывает от повреждения ума; тогда рассудок бывает в опасности расстроиться, или от снов бесовских, принимаемых с верою, или от призраков во время бдений, или от явления бесов в каких либо светлых видах. Ибо сам сатана для обольщения нашего преобразуется иногда в Ангела света; причем обещает, что, если пад поклонишься ему, то даст тебе такое и такое дарование, или восхитит тебя, как нового Илию, на небо, на огненной колеснице. И бывало, что принимавшие это с верою уклонялись от истины и впадали в умоповреждение. Во избежание сего, помня, чего ради с любовью подъемлются подвижнические труды, всяким хранением блюди свое сердце, чтоб, внимая одним внешним подвигам, не быть тебе коварно уловлену внутри (несмысленным) самовозношением (1, 270).
Тем, которые упражняются в делании добрых дел, Господь увещательно говорит: егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери, помолись Отцу твоему, Иже в тайне, (Мф. 6, 6), и еще: егда сотвориши милостыню, не воструби пред тобою ( – 2), повелевая избегать делания чего либо доброго на показ, как дела вредного. А Пророк, говоря, что собираяй мзды собра во влагалище дираво (Аг. 1, 6), показывает, что развращенной целью славолюбия уничтожается всякий труд (подвизания и доброделания) – как сквозь дырявое влагалище, проходя чрез сердце, не огражденное смиренным мудрованием. Сердце смиренномудрое воистину есть сокровищница и отовсюду сильно укрепленное ограждение, идеже ни червь, ни тля тлит, идеже татие не подкапывают, ни крадут (Мф. 6, 20). Под червем разумеется рождающееся внутри самомнение, уничтожающее, что в людях бывает доброго; а под татями – извне привходящие похвалы, которые, возбуждая неразумную кичливость, поспешно расхищают духовные сокровища, долгим трудом в доброделании собранные. Ибо как червь поедает вещество, из которого получил бытие, и тати подкапывая стену, уносят тщанием накопленное (добро вещественное): так помысел, подвигнутый добрыми делами к превозношению, уничтожает цену сих самых дел, а похвалы людские, подкапывая легкие умы, (вторгаются внутрь) и ничего доброго не оставляют там, – что туда внесено было со вне законным путем (дверьми), а оттуда извергается ими дырою ушей. Но никто да не попустит этой страсти одолеть себя на столько, чтоб, в усыплении от сладкоречия славолюбия, потерпеть совершенную утрату всего, стяженного усиленными трудами, да трезвится же всяк и бодрствует, чтоб истребить наветников, когда они еще только подкапывают, прежде нанесения ими вреда, поразив их в самый момент подкапывания, прежде чем воссияет солнце, – и мысль станет делом (2, 106-7).

з. О гордости (ч. 1, 219)

Гордость есть опухоль (надутость) души, наполненная испорченной кровью; если созреет, прорвется и причинит большую неприятность.
Блистание молнии предуказывает громовой удар, а о гордости предвещает появление тщеславия.
Гордость на великую высоту возносит гордого, и оттуда низвергает его в бездну.
Гордостью болезнует отступивший от Бога, и своим собственным силам приписывающий добрые дела.
Как ставший на паутину проваливается и уносится вниз, так падает и полагающийся на собственные свои силы.
Обилие плодов нагибает до земли древесные ветви, и множество добродетелей смиряет мудрование мужа.
Сгнивший плод бесполезен земледельцу, и добродетель гордого непотребна Богу.
Жердь поддерживает обремененную плодами ветвь, а страх Божий – добродетельную душу.
Как тяжесть плода ломит ветвь, так гордость низвергает добродетельную душу.
Не предавай гордости душу свою и не увидишь страшных мечтаний; потому что душа гордого бывает оставлена Богом, и делается порадованием бесов.
Гордый ночью воображает множество нападающих зверей, а днем смущается боязливыми помыслами; если спит, часто вскакивает, и когда бодрствует, боится птичьей тени.
Шум листа в ужас приводит гордого, и журчание воды поражает душу его.
Так только что Богу себя противопоставлявший и отвергавший Его помощь, пугается теперь ничтожных призраков.
Гордость низвергла архангела с неба и сделала, что он, как молния, спал на землю. А смиренномудрие человека возводит на небо и уготовляет к ликованию с Ангелами.
Что горе возносишься, человек, и подъемлешься выше облаков, будучи пыль и прах?
Посмотри на естество свое, что ты – земля и пепел, и вскоре разрешишься в прах; теперь величав, а спустя немного будешь червь. Что подъемлешь выю, которая вскоре сгниет?
Великое нечто человек, когда помогает ему Бог; а коль скоро оставлен он Богом, познает немощь естества своего.
Нет у тебя ничего доброго, чего не приял бы ты от Бога. Для чего же величаешься чужим, как своим? Для чего хвалишься данным благодатью Божией, как собственным своим стяжанием?
Признай Даровавшего и не превозносись много; ты – тварь Божия, не отлагайся от Сотворившего.
Бог помогает тебе, не отрицайся Благодетеля; взошел ты на высоту жития, но путеводил тебя Бог; преуспел в добродетели, но действовал в тебе Бог; исповедуй Возвысившего, чтобы неколеблемо пребыть тебе на высоте.
Признай своего соестественника, что он одной и той же с тобою сущности, и не отрицайся от родства с ним по надменности.
Он уничижен, а ты превознесен; но один Зиждитель сотворил обоих.
Не пренебрегай смиренного; он стоит тверже тебя, по земле ходит, и не скоро падет; а высокий, если падет сокрушится.
Гордый монах – древо бескоренное, которое не может выдержать напора ветра; а некичливое мудрование огражденный город, обитающий в коем безопасен.
Былинка подъемлется высоко дуновением ветра, а гордого возносит приражение безумия.
Лопнувший пузырь обращается в ничто, – и память гордого погибнет.
Слово смиренного мягчительная мазь душе, а слово гордого исполнено кичения.
Молитва смиренного преклоняет Бога, а прошение гордого оскорбляет Его.
Смиренномудрие – венец дому, и вошедшего блюдет в безопасности.
Когда взойдешь на высоту добродетелей, – тогда великая тебе потребность в ограждении: ибо, если упадет стоящий на полу, то скоро встанет, а упавший с высоты подвергается опасности умереть.
Драгоценному камню прилична золотая оправа, и смирение мужа блистает многими добродетелями.
* * *
Не забывай своего падения, хотя и покаешься; но поминай о грехе твоем плачем, к смирению твоему, чтоб, смирившись, по необходимости отсечь тебе гордость (1, 240).
Не взирай на падших с кичливым помыслом надмевающим тебя, будто судию, но себе самому внимай помыслом трезвенным, – испытателем и оценщиком твоих деяний (1, 245).
Падая воздыхай, и преуспевая не надмевайся. Не величайся тем, что ты безукоризнен, чтобы вместо благолепия не облечься тебе в срамоту.
Некто из благоискуснейших, ведя речь о смирении, пересказал и следующее: "весьма благоискусный отец ударен был по ланите бесноватым, который был в сильном припадке безумия; и отец, немедленно обернувшись, подставил ему другую ланиту, с готовностью принять удар. Тогда бес, как молнией пораженный смирением, вскричал и тотчас вышел из создания Божия" (1, 259-60).
Как опускающиеся в основания земли вырывают там золото, так нисходящие до златоподобного смирения износят из него добродетели (1, 266).
Св. Павел заповедует, задняя забывая, в предняя простираться (Фил. 3, 13). Кто так расположен, тот не столько превозносится тем, в чем преуспел, сколько смиряется тем, чем недостает против предположенного, прилагая попечение довершить недоконченное, и не обращаясь к тому, что уже кончено; поелику сделанное нередко надмевает легкомысленных до безрассудства, а требующее делания смиряет мысль неизвестностью, будет ли оно приведено к концу, и прежде, нежели совершено, причиняет печаль. Посему и Господь, предохраняя от поползновения к самомнению возшедших на высоту добродетели, говорит: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы, яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17, 10). Хотя не препятствует радоваться; что долг исполнен, однако не дозволяет думать о себе высоко. Ибо говорит, что отдан долг, а не произвольный принесен дар (2, 112-13).
Гордость надмевает мысли до напыщенности, научает пренебрегать всякого человека и с презрением смотреть на соестественного себе, как на нечто ничтожное, до безумия доводит высокопарный помысел, внушает мечтать о равности Богу, не признает Промысла и попечительности Всеблагого Бога, полагает, что, как должное за дела, получает все милости, какими пользуется, не хочет видеть Божия содействия в том, что делает, и в чем успевает, почитает себя достаточною на всякое доброе дело, по самомнению думает, что на все имеет силы, будучи вовсе бессильною. Она – водяной пузырь, надутый суетным о себе мнением, который, если только дунуть, обращается в ничто (2, 184).

3.

УВЕЩАТЕЛЬНЫЕ ГЛАВЫ

(ч. 2, 233 и далее)

Имей страх Божий и любовь к Богу и поступай со всеми по чистому свидетельству совести.
Веруй, что Сам Бог предстоит тебе при всех делах, какие каждодневно ты делаешь.
Бегай похвал, но стыдись и укоризн.
Радуйся, когда делаешь добродетель, по не превозносись, чтоб не случилось крушения в пристани.
Чем более преуспеваешь в исполнении закона, тем более признавай себя далеким от совершенства.
Всякого дела конец исследуй прежде его начинания.
Ночью и днем взирай на последний свой день, и никакая любовь к настоящей жизни не привяжет тебя к земле.
Не связывайся с тем, кем, как видишь, гнушаются добрые.
Делаешь ли что, или говоришь, или любомудрствуешь, старайся никому не быть во вред.
Не увеселяйся цветами жизни; это – цвет травный; как только коснешься его, увядает.
В скорбях благодари, – и легче станет грехов твоих бремя.
В искушениях будь тверд; ибо они многих и из великих обличили (в нетвердости или неблюдении себя).
Не порицай Божия долготерпения; ибо оно – общее врачевство.
Возненавидь нестроение жизни (людской), но не вини в ней Бога.
Будем внимать себе, – тогда не станем осуждать других; ибо в нас самих много такого, за что осуждаем других.
Псалом молитвенный да будет всегда в устах твоих; ибо одно произнесение имени Божия в бегство обращает демонов.
С трезвением да будет молитва наша, чтоб не просить у Бога того, чем Он недоволен бывает.
Памятуй всегда о Боге, – и небом сделается ум твой.
Обуздывай око; потому что, если не присмотришь за ним, оно кружится туда и сюда.
Береги язык; ибо он часто выносит наружу то, что лучше было бы утаить.
Возделывай ум поучением в законе; потому что непрестанное поучение в нем искореняет худые помыслы.
Добродетели скрывай, но старайся иметь многих свидетелей жизни своей.
Возненавидь услаждения плоти; потому что они с телом и душу делают нечистою.
Давай плоти одно то, что потребно, а не то, чего желает она по похоти.
Не люби жить в удовольствиях; потому что это привязывает к настоящей жизни, а от того и другого порождается вражда на Бога.
Отвращайся от радостей житейских; потому что от них поскользаются и падают текущие (путем жизни).
Богатство, если имеешь, расточай, а если не имеешь, не собирай.
Пост почитай оружием, молитвы – стеною, слезы банею.
В чем ни согрешил ты, обо всем воспоминай со стенанием; ибо от этого бывает в душе постоянное умиление.
Утешай бедных; ибо они милостивым к нам делают Судию.
Приобщайся нуждам святых; ибо чрез них бывает общение и с Богом.
В Церковь входи, как на небо, и в ней не говори и не помышляй ни о чем земном.
Иметь вдоволь потребное для жизни признавай необходимым; но попечение о том предоставь Богу.
Изнуряй плоть добрыми трудами, но позаботься, чтоб она совсем не пала (под тяжестью их).
Вина пей, как можно, меньше; чем более умаляется мера его, тем благотворнее бывает оно для пьющих.
Укрощай гнев; потому что, выходя из меры, делается он отцом неистовства.
В болезнях прежде врачей и лекарств пользуйся молитвою.
Иереев всех почитай, к добрым же прибегай.
Люби Божие дома, но и себя устрояй в дом Божий.
Учащай в Церковь; потому что она избавляет нас от бури и треволнений внешних.
Что на земле, то временно; не печалься же, если что такое отъемлется у тебя.
Когда найдет на тебя помысел сладострастия, противопоставь ему стыд пред людьми и оскорбление Богу.
Заграждай слух и очи; потому что чрез них входят все стрелы вражеские.
Когда молишься, возводи помысел к Богу; и если он, развлекшись, низойдет долу, опять туда же возводи его.
Ум не перестает порождать помыслы; но ты худые изгоняй, а добрые возделывай.
Радуйся смирению; ибо порождаемая им высота велика и пасть не может.
Подвизайся столько, сколько нужно, чтоб подавить движения плотские; и если изнеможешь, дай льготу телу, не для услаждения, а для здравия.
Худые помыслы отгоняй другими – добрыми.
Помышляй о благолепии небесных благ и не войдет в тебя никакое пристрастие к земле и к земным наслаждениям.
Верь, что худые помышления суть дьявольское насеяние; от этого они прекратятся и сеятель посрамится.
Берегись наиболее слуха; ибо он делает душу рассеянною и небрежною, а душа небрежная легко свергает с себя узду закона.
Душу надо разделить на дела и молитву (т.е. чтоб она была, то за делом, то на молитве); тогда не много входов найдет к нам дьявол.
Если простираешь руку к работе, то пусть язык поет, а ум молится; ибо Бог требует, чтобы мы всегда памятовали о Нем.
Молитвою осеняй всякое свое дело, а наипаче то, при котором видишь помысел сомнящимся.
Если хочешь, чтобы дела рук твоих были Божественны, а не перстны; то приобретаемое ими пусть будет у тебя общим с нуждающимися.
Радуйся посещению святых, потому что чрез них является Бог.
Истинно святых отличай по делам; потому что всякое дерево познается по плодам.
Старайся всегда пользоваться чем-либо, видя святых; наблюдай их взгляд и себя держание, потому что весьма полезно то и другое.
В сердце подвизайся держать незлобие, а в теле – чистоту; ибо то и другое соделывает тебя храмом Божиим.
Так храни храм свой, как храм Создавшего тебя и судить имеющего, и все устрояющего к тому, чтобы ты – образ Его был чист.
Беседы с людьми мiрскими отлучают помысел от Бога; поэтому не только сам не разговаривай с ними, но и разговаривающих отклоняй от сего.
Когда поносят тебя, смотри, не сделано ли тобою что достойное поношения; если не сделано, то считай это поношение дымом быстро исчезающим.
Без сокрушенного сердца невозможно освободиться от страстей; сердце же приводится в сокрушение трояким воздержанием, разумею воздержание от сна, от пищи и от телесного покоя.
Если чем обижен, прибегай к терпению, – и вред перейдет на обидевших.
Когда увидишь богатство, или славу, или мiрскую власть; помысли о непрочности, – и избежишь приманки.
Терпи скорби; потому что в них, как розы в тернах, зарождаются и созревают добродетели.
Ничего не почитай по достоинству равным добродетели, потому что она есть лик Божий; почему неизменна, как и Он.
Плачь о грешнике благоденствующем; потому что меч правоСудья висит над ним.
Материю зол почитай леность; потому что она блага, какие имеешь, расхищает, а каких не имеешь, приобрести не допускает.
Когда делающий худо не стыдится сего, тогда язва утяжеляется, – и падение идет к отчаянию.
Всякий раз, как возмалодушествуешь, помысли, какие блага уготованы верным, – и плод духовный (обвеселение) скоро придет к тебе.
Верному надлежит смиряться пред всеми; ибо смиряться только пред некоторыми значит иметь смирение ложное.
Ничего не предпочитай любви к ближнему, кроме тех случаев, когда из-за нее презирается любовь к Богу.
Ни к кому не привязывайся и не пристращайся вопреки Божию закону; ибо кто предпочитает кого либо Богу, тот ставит Бога менее его достойным.
Не защищай злых, потому что чрез это ты их поощряешь на худое и себя оскверняешь, приобщаясь к делам их.
Вразуми согрешающего, но не осуждай падающего; ибо последнее есть дело злоречивого, а первое – желающего исправить.
Старайся всегда слышать и говорить о делах святых; потому что сие возбуждает душу к доброму соревнованию.
Если сердце для каждого из нас есть домашняя церковь, то в нем должны мы совершать и церковные службы.
Если в Церкви совершается служба, иди на нее; а если не совершается, (по пении) прочти Апостольское благовестие, – и иди (на дело свое).
О славе добродетелей суди по святым; потому что слава их и по смерти бывает бессмертна.
Зло возненавидишь, когда убедишься, что это демонский против нас сверкающий меч.
Если вразумляешь падшего, то состраданием растворяй слова твои; тогда и уши его умягчатся, и сердце просветится.
Когда говоришь со святыми, вопрошай о духовном; а когда не со святыми, не говори об этом.
Добрые дела делать всегда поспешай, чтоб, оставив их, не отойти отсюда полусовершенным.
Тако тецыте, да постигнете (1 Кор. 9, 24), т.е. без остановки; потому что в след добродетели тещи должно, пока не сойдем с поприща жизни.
Не будь мало заботлив о делании заповедей; потому что у таких бесполезно прилагается труд на труд.
В терпении упражняйся и прежде нужды в нем; чтоб и во время нужды найти всеоружие его готовым.
Борись с злыми помыслами и говори им, что говорится в законе (т.е. в Слове Божием против них).
С великим старанием отводи око от жизни сей, потому что злой из нее дым делает душу возмущенной.
Если овладела тобою худая какая привычка, отсекай ее понемногу, – и без большого труда терние это извлечешь из души.
Бога чистого люби чисто; и все считай низшим Его, сущего над всем.
Если желаешь быть храмом Божиим, то приноси Богу непрестанную молитву, как жертву непрерывную.
Живущего нерадиво не бери в советники; потому что любя худое, не может он советовать доброе, когда не любит его.
Воздерживайся от всего – тленного, – и каждый день причащайся таинственной вечери; ибо таким образом Христово тело бывает нашим.
Когда чем-либо наказываем бываешь от Бога, не ропщи; потому что Он наказывает, как Отец, и достоин благодарения, как Благодетель.
Когда потерпишь бесчестие, радуйся; ибо если это несправедливо, то велика тебе награда за то, а если справедливо, то, уцеломудрившись чрез то, избавишься от бича наказания.
Тени и колесу уподобляй житейские скорби и радости, потому что они не стоят, как тень, и вращаются, как колесо.
Старайся всегда преуспевать по Богу; ибо прилагающий и малое к малому в короткое время собирает доброе богатство, всеми искомое.
Если желаешь избежать болезненного мучения, никого никогда не злословь; ибо сим огорчается Божество.
Если желаешь отвратить от дома твоего всякий бич наказания, не злословь человека, – соестественника тебе; ибо Создавший его справедливо сим огорчается.
Если хочешь быть выше всякого греха, то не разведывай о чужих делах; ибо много и в тебе есть такого, в чем повинным предполагаешь другого.
Бегай гордости, человек, хотя ты и богат, чтобы не иметь противником себе Бога.
Возлюби смиренномудрие, хотя ты и велик, чтоб вознесену быть в день суда.
Не насмехайся над человеком, и во всю жизнь не потерпишь насмешки.
Когда ты в Церкви, не пари умом; ибо стоящие пред Царем не смеются и не предаются рассеянности.
Твердо на твердо запомни сказанное, – и это сделает тебя славным по жизни.
Ревнуй о досточестной жизни, чтобы иметь тебе дерзновение исправлять согрешающих.
Обуздывай продерзость, никого не порицай, – чтоб не быть осуждену, как возвысокоумствовавшему.
Не смейся над падением другого, чтоб не быть осмеянным, от кого не желаешь.
Соблюдай увещания сии, – и это доставит тебе венец славы.
Будь исполнителем сих заповедей, – и они сделают тебя славным пред людьми и благоугодным Богу; ибо сим благоугождается Бог и такими преуспеяниями воздается Ему истинное служение.
Старайся преуспевать всегда в добрых делах.*
* Сим кончаются увещательные главы в Patr. gr. Перевод Москов. Акад. прибавляет из рукописи, коею пользовался, еще следующие главы.
И воин, если не будет обучен прежде долговременным упражнением, и испытан в трудах и битвах, показав на опыте, что одерживает победу над врагами, не прославляется.
Тем паче у небесного истинного Царя никто не удостаивается приять небесные дары Святого Духа, если не будет предварительно упражняться в изучении св. заповедей, и таким образом не примет небесного орудия самой благодати и не вступит в борьбу с духами злобы.
В какой мере преуспевает кто в духовном подвиге, в такой восходит на высоту тайн Духа и утаенных сокровищ премудрости.
И в какой мере обогащается благодатью, в такой преуспевает в познании умышлений злобы, при помощи Владыки.
Ему слава и держава вовеки! Аминь.
(В Patr. gr. первыми главами в сих увещательных главах стоят нижеследующие, –
и после них уже следует: "имей страх Божий..." и проч.)
Начало спасения есть – самого себя осуждение.
Лучше камень бросить наобум, чем слово.
Будь ко всем таков, какими всех желаешь видеть к себе.
Правду являй более делом, чем словом.
Благочестив не тот, кто многим милость оказывает, но тот, кто никого не обижает.
Лучше спать на земле на древесных листьях, с дерзновением (спокойною совестью), чем без сего на золотой постели.
Сладок тот друг, который питает душу.
Воспевай Бога словами, поклонение Ему воздавай делами, – а мыслью и сердцем благоговеинствуй пред Ним.
Иереем делает разумность, добрая жизнь и благородство (чувств).
Самое худшее дело есть раболепствовать всему срамному.
Словом изучай добродетель, а проповедуй о ней делом.
Не иметь только добродетель почитай делом прекрасным, но иметь ее, как должно.
Почитая закон, и жить будешь по закону.
Странник тот, кому чуждо все мiрское.
Богатому не льсти, но и не раздражай его.
Тело укрепляет вино, а душу Слово Божие.
Яства употребляй не сладкие, а здоровые.
Желая угодить толпе, толпе подобен будешь.
Паче всего умерщвляй тело свое.
Трудолюбив тот, у кого не бывает лишнего времени.
На Бога хулу изрыгать – грех непростительный.
От ушей и языка – великая беда.

4.

МЫСЛИ, ОТВОДЯЩИЕ ЧЕЛОВЕКА ОТ ТЛЕННОГО
И ПРИЛЕПЛЯЮЩИЕ К НЕТЛЕННОМУ

(ч. 2, 246)

Путь к добродетели – бегство от мiра, – путь благой и краткий.
Вожделевшему нетленного надлежит ни во что вменять все тленное.
Если желаешь истинной жизни, ожидай всегда человеческой смерти.
Возненавидь настоящую жизнь, ибо видишь, как беспорядочно вращается ее колесо.
Не вожделевай благ, которыми пользование преходит и обладание утрачивается.
Смейся над теми, которым во всем успех, и сострадай тем, которым во всем неудача; ибо это ведет к награде, а то к любомудрию.
Подвизайся в терпении, какое, как знаем, показали мученики; потому что и от нас требуется мученичество совести (чтоб устоять в требованиях совести).
Всему предпочитай душу, и путь добродетели потечет тогда без труда; ибо все тленно, а душа бессмертна, тленному же надлежит предпочитать бессмертное.
Будь готов к скорбям, и большую от этого будешь иметь пользу.
Не проси у Бога приятного, но одного полезного; ибо первого, сколько ни проси, Бог не даст, если же и получишь его как-нибудь, оно скоро пропадет.
Не порицай нищеты; потому что она делает ничем не развлекаемым борца на поприще закона.
Не увлекайся богатством; потому что заботы о нем всего чаще отлучают человека от Бога и против воли.
Близок конец; готовься, ленивый, к бичам.
Не далеко до жатвы; очистим же от терний ниву души.
Ничто не сокрыто от Судьи; и напрасно усиливаемся мы укрываться, греша.
Паче людей стыдись Ангелов, коих при нас много, и удаляйся от всякого срамного деяния.
Заботливо помышляй о весах Судьи, – и выбросишь из дел жизни твоей все, что не может выдержать настоящего веса (на весах тех, – или что подложным окажется по причине примеси чуждых расположений, как оказывается подложною, например, золотая монета, не выдержав своего нормального веса, по причине примеси других элементов).
Почитай для себя ущербом праздность и покой, и спеши делать что либо такое, что имеет быть потребовано от нас.
Помышляй всегда о непостоянстве настоящей жизни, и ничто в ней не в состоянии будет развлечь тебя.
Да не услаждают тебя земные радости, – временные; ибо это – уда, душу, как рыбу, приманивающая и уловляющая.
Против искушений стой, показывая потребное мужество.
Никогда не презирай проливающего слезы бедняка, чтоб не были презрены слезы твоей молитвы.
Любомудрие есть самое изрядное для людей стяжание; но, будучи единственно, оно и сопребывать хочет с единым стяжавшим его.
Добродетель – хитон Божий; его тки, – и будешь облачителем Одевающего всю тварь.
Наземное похищается татями; делай небесное, которое недоступно перстам похитителей (неухватимо перстами сими).
Отказываться должно от утех; потому что они вовлекают в дела, от которых после отрезвления бывают стенания.
Плотолюбивыми помыслами надобно всячески гнушаться, потому что они растлевая тело и душу оскверняют.
И земные блага не без трудов достигаются; почему же из-за трудов уклоняемся мы от благ небесных?
Хочешь ли творить добродетель, не чувствуя труда? Держи в мысли, что труд этот временен, а награда за него вечна.
Все, истаивающие по безместным (непотребным) сластям, подумали бы о краткости наслаждения ими и о длительности наказания за него.
Все почитай тленным, – и только добродетель нетленной.
Пренебреги всем, что делает человека скотоподобным, – и делай то одно, что может сделать тебя небесным.
Ревнуй о добродетели; потому что она чрез любомудрие богом являет Адама.
Удерживаешь чрево? удерживай и язык, чтобы не быть одному рабом, а от другого свободником бесполезным.
Люби Бога, и к своим не будь привержен более, чем к Нему, чтоб, по Слову Его, не оказаться тебе недостойным Его, хотя и не желаешь ты сего.
Терпеливо переноси скорби; потому что в них венец для ратоборцев.
Блаженно – терпеть зло, а делать – преокаянно; ибо терпящий его – наследник Христов, а делающий – сонаследник дьяволу.
Добр хлеб поста; потому что нет в нем кваса сластолюбия.
Свят жертвенник молитвы; потому что привлекает к нам Святого святых.
Не считай справедливость приделием добродетели, потому что без нее всякое дело нечисто.
Если сеешь в нищих, сей свое; ибо чужое горче плевел.
Слеп милостивый, если он несправедлив; ибо возделывает поле, с которого не может собрать жатвы.
Всегда ожидай смерти, но не бойся (или поставь себя в состояние не бояться); ибо то и другое – истинные черты любомудрия.
Носи образ добродетели, но не для того, чтоб обмануть, а чтоб принести пользу видящим тебя.
Говорить надлежит о хорошем и тому, кто не делает хорошего, чтоб, устыдясь своих слов, начал он и делать.
Если истинно желаешь неба, то ничтоже тебе и земле; ибо это не позволяет воспарять к тому.
Не желай разбогатеть ради нищелюбия; ибо Бог законоположил праведнику подавать милостыню от сущих (Лк. 11, 41; – из того, что есть у него).
Если чаша студеной воды оправдывает милосердого, то какая награда ожидает расточающего все на бедных?
Чистота и сострадательность – матери добродетелей, потому без той и другой нельзя ввоиниться Христу (или воинствовать под Христом).
Не неради о сострадательности; ибо она благого Владыку низвела с неба.
Не пренебрегай чистоты; ибо чрез нее сделавшаяся орудием воплощения (Пресвятая Дева) даровала людям воплотившегося ради нас Бога.
Не говори: отмщу врагу; ибо есть у нас на небе праведный Судья (и Отмститель).
Не желай ни жить в утехах, ни богатым быть, ни славиться; потому что это – житейская тля, а мы созданы не на истление.
Не плачь над умершим, – это – общий путь; и блажен, кто достигает конца его (безукоризненно).
Плачь о грешнике, а не о нищем; ибо этот уготовляет себе венец, а этот – муки.
Смейся над колесом жизни, беспорядочно вертящимся; но берегись бездны, в которую низвергает оно засыпающих на нем.
С Богом беседуй много, а с людьми мало; но, поучаясь в законе, исправишь то и другое.
Благодетельная для души баня – слезы во время молитвы; но после молитвы помни, о чем ты плакал.
Не ублажай сильных мiра; потому что сильнии сильне истязани будут (Прем. 6, 6); почему и Судию будут они иметь строжайшим к себе.
Адаму (т.е. падшему человеку) трудиться положено (телом, невольно и безнаградно); но, трудясь в законе, мы стяжаем воздаяние.
Наследникам Евы необходимо скорбеть; но, когда с благодарением переносим скорби, тогда клятва обращается нам в благословение.
В деяниях своих имей светильником совесть; ибо она показывает, какие из них добры, и какие худы.
Осудим себя, – и Судья умилостивлен; ибо Он, как благой, радуется, видя, что грешник расточает бремя свое.
Если сделано нами что либо нечистое, омоем это покаянием; потому что образ Божий должны мы представить в себе чистым.
Уврачуем душевные струпы прежде обнажения их, – чтоб сими врачевствами отвратить бичи наказания.
Как связанным неудобно ходить, так и сплетшимся с житейским нельзя чисто совершать течение добродетели.
Надлежит ненавидеть грех; ибо при этом, если и впадет кто в него, скорее выйдет из сетей его.
Кто не имеет ненависти ко греху, тот, хотя и не делает греха, причисляется к грешникам.
Стенай о ближнем грешащем, чтоб и о себе восстенать; ибо мы все повинны грехам.
Падшему другу напомни о Судье, – и свою намастишь чрез это греховную рану; ибо такой совет есть общее врачевство.
Намереваясь что-нибудь сказать или сделать, поимей в виду и ответ, который вскоре потребуется от тебя; и уцеломудришься под действием страха.
Бойся наказания за грех, и цепеней при мысли о посрамлении из-за него; потому что тяжесть того и другого безмерна.
И лепота и множество будущих благ беспредельны, а настоящие – тень, дым, водяной пузырь.
Не сей зла, потому что жатва близко, – и возделывателя терний ожидает огонь.
Лицемеры, любостяжатели, сластолюбцы – розы мiра сего; но пождешь немного и видишь (вместо роз) траву истоптанную.
Всякое худое дело оружие против нас дает дьяволу; но он, вооруженный им, жестоко обходится с вооружившими.
Хочешь ли привести в изнеможение врага? Отсеки грех, и можешь тогда издеваться над ним, как над ощипанным воробьем.
Горе нечестивому; ибо, когда все просвещаются, он мраком покрывается.
Горе богохульнику; ибо свяжется у него язык пред лицом Судьи, – и он ничего не будет в состоянии сказать в оправдание свое.
Горе беззаконнику; ибо пойдет он к строгому Судье и праведному Законоположнику.
Горе любостяжательному! богатство от него отбежит, примет же его огнь.
Горе ленивому! Взыщет он времени, зле потраченного.
Горе высокомерному! Когда ляжет во гроб, узнает, кто он.
Горе блудолюбцу, осквернившему брачную ризу! Со стыдом извержен он будет из брачного чертога царского.
Горе бранчивому и с ним пьянице! С убийцами они вчинены будут и с прелюбодеями наказаны.
Горе предающемуся утехам в это короткое время! Откармливает он себя, как тельца, определенного на заклание.
Блажен, кто идет тесным путем; ибо он внидет на небо венценосцем.
Блажен, кто попирает утехи; ибо его трепещут демоны.
Блажен, кто чист в душе и нелицемерен в добродетели; ибо он будет судить мiр, а не судим вместе с мiром.
Блажен, кто неусыпен в молитвах, чтении и доброделании; таковой не уснет в смерть.
Блажен, кто высокую имеет жизнь и смиренное мудрование; ибо он подражает Христу и со Христом совоссядет.
Блажен, у кого закон не сходит с языка; ибо от скинии такового никогда не отступает Бог.
Блажен многим благодетельствующий; ибо на суде найдет он многих защитников.
Блажен, у кого добродетель не поддельна; ибо лопата Судьи безошибочно развеет все.
Блажен украшающий дела свои прежде появления огня, коим все искушено будет.
Блажен поспешающий к будущей жизни; потому что настоящее издает вонь тления и влечется к смерти.
Блажен, кто расточает собранное зло и чистым предстанет чистому Судье.
Но глава слова: душа, не будь беспечна! Потому что спустя немного станешь пред весами страшного судилища Христа, Бога нашего.

5.

ПОДОБНЫЕ ПРЕДЫДУЩИМ МЫСЛИ И УВЕЩАНИЯ,
ИЗВЛЕЧЕННЫЕ ИЗ ДРУГИХ ПИСАНИЙ ПРЕП. НИЛА

(Из первого слова к Евлогию монаху. ч. I, 223)

Похвально мужество добродетели и во время мира, но еще похвальнее доблесть ее во время наступившей брани.
Добродетель являет себя не только в том, что делает, но и в бедствиях, противоборствующих ей.
Бесстрастен, кто одержал победу, перенося страдания во многих бранях; а говорящий, что приобрел добродетель без брани, еще страстен.
Сердце, у которого нет брани, лишается возможности оказать добродетель; потому что добродетель получила название свое от доблестных подвигов, делом являемых на брани.
Будем решительно отревать услаждение помыслами, обращая на них весь гнев, чтоб иначе, с услаждением принимая помыслы, не сделаться нам сочувственными и к предметам их.
У человека не безмолвного душа борется с впечатлениями чувств, а любитель безмолвия, охраняющий чувства, борется с помыслами.
От благодати приявшие силу на подвижнические труды, да блюдутся от мысли, что имеют ее сами от себя естественно. Виновник всего доброго в нас есть Давший слово о заповедях, как и виновник всего худого – лукавый подлагатель прелестей. Поэтому какое ни сделаешь добро, принеси благодарение Виновнику добра; худое же, докучающее тебе позывами, относи к родоначальнику всего худого.
Конец же всякого труда (затруднения, скорби) – приноси благодарение Богу – Благодателю, чтобы таким искренне принесенным благодарением посрамлена была злоба врага. Кто к делу присовокупил благодарность, тот будет иметь неокрадомым сокровище сердца, соорудив против греха двойную стену с бойницами.
Достоин похвалы тот муж, который с деятельною жизнью сочетал умственную, чтоб нива душевная, орошаясь из обоих источников, обильнее произращала добродетели. Ибо умозрение окрыляет умную сущность к созерцанию вещей совершеннейших, а деятельность умерщвляет уды, яже на земли, блуд, нечистоту, страсть, похоть злую (Кол. 3, 5). Посему препоясавшийся всеоружием деятельности и умозрения удобно уже наступает на демонское лукавство.
Демоны воюют с душой помыслами, а им, чувствительнее для них, противоборствует терпение; и они, видя этого мощного предводителя битвы, с робостью вступают уже в борьбу.
Если хочешь успешно вести брань с полчищем демонов, то врата души своей (чувства) заграждай уединенным безмолвием и ухо свое прилагай к словесам отеческим, чтобы, научившись таким образом лучше распознавать терния помыслов, пожигать их гневом и отвержением.
Когда внимаешь советам отцов, будь не судией их дел, но уразумевателем и изучателем изречений их.
У врагов в обычае внимание вопрошающего отводить на деятельность советующего, чтоб, настроив тебя быть строго разборчивым его судией, лишить полезного от него совета.
Когда предлагается тебе совет, не отвергай его, хотя бы ты был и сам сведущим.
Кто не допускает до слуха отеческую заповедь, тот преслушает и заповедь закона.
Не в удовольствие только свое беседуй о преуспеяниях отцов, но требуй от себя, быть и самым трудолюбивым делателем оных.
Трудолюбно старающийся познать, какой помысел какому подвигу противоборствует, будет искусным в борьбе с прелестью вражьей.
Ведай, что вместо того подвига, которого в целой совокупности духовных твоих трудов недостает, вкрался похитивший его, обычно противящийся ему, помысел.
Помни, с благоразумием в подвижнических трудах хранить и сердце, чтоб забвение попечения о вещах лучших, похитив его, не предало в плен помыслам. Забвение о сем пленении сговаривается со злобою (врагом), чтоб, как скоро оно окрадет ум, она (злоба – враг) проворнее входила в него и расхищала его, как угодно.
Когда один любит выслушивать, как другой кого либо поносит, тогда они оба служат орудиями двум духам, взаимно друг другу содействующим: ибо злослушание разжигает злоречие, и злоречие вызывает злослушание; и обе они на пагубу сердцу любят друг друга.
Заграждай слух свой от пересудов, чтоб не грешить двояко, и тем, что себя приучаешь к пагубной страсти, и тем, что других не удерживаешь от языкоболия.
Любящий насмехаться разбойнически окрадает душу лучших (его людей), клеветами прокапывая слабый слух.
Убегающий от языка, который злословит ближнего, и свое собственное прогонит злословие.
С приятностью слушающий злословящего ушами всасывает яд зверя (из бездны).
Ухо твое да не вкушает сего горького яда, чтоб и тебе не поднести другому такого же снадобья.
Не обморочивай слуха своего пересудами, чтобы, продав себя этой страсти, не стать тебе рабом многих страстей; потому что одна страсть, нашедши для себя место в тебе, в то же гнездо (или стойло) введет и другие страсти; делается же рабом многих страстей владычественный ум тогда, когда сопрягшись с какой-либо страстью, совсем отбрасывает подвижнические труды.
Что достойно в тебе зависти, то скрывай наипаче от завидующего.
Когда друг твой, считая унижением для себя добрую славу о делах твоих, уязвится завистью и даже вздумает некоторым укором омрачать ее, смотри, не уязвись и сам, попустив влиться в душу твою горькому яду огорчения. О том и забота у сатаны, чтоб его завистью разжигать, а тебя огорчением съедать.
Но смиримся лучше и большею таковых честью почтим (Рим. 12, 10), – стараясь и трапезою укротить озверившийся от ревнивости дух их.
Одного терпеливого пустынножителя старца некто усиливался вывести из пустыни, по причине глубокой его старости. Но старец сказал ему: "Перестань вынуждать меня к этому; потому что для меня – злодея еще не кончился срок изгнания".
Когда я просил его сказать мне слово в назидание, он ответил: "трудолюбно взыщи прежде всего вкоренения страха Божия в сердце, – и тогда внутри себя будешь всегда находить потребное слово, учащее человека разуму".
Сей же старец, будучи вопрошен о стяжании страха, сказал так: "кто заботливо блюдет память о смерти, тот руководится сим и к страху суда".
Побуждаемый страхом, будь ежедневным собеседником Божественных Писаний; чрез собеседование с ними выживешь ты беседы (приражения) чуждых помыслов.
Кто поучением в Божественных Писаниях собирает сокровище духовного ведения в сердце, тот легко изгоняет из него помыслы.
При ночном чтении на бдениях, слушая Божественные Писания, не будем оглушать слуха сном, ни предавать душу в плен помыслам; но жалом Писаний будем уязвлять сердца, чтоб, пришедши в сокрушение, восприять ревность о спасении и пресечь противную нерадивость.
Горящий любовью к Богу памятованием о небесном изгоняет из мысли всякое человекоугодие.
Свидетельницу дел твоих – совесть свою – не отсылай к помыслу, презирающему падение и сладкоречиво о нем говорящему.
Не угасишь телесных страстей, если к плоти своей не приложишь врачевства подвижнических трудов, сокрушающих ее страсти. Не угасишь и душевных страстей, если и не исполнишь прежде сердце твое плодами любви.
Страсти телесные ведут начало свое от естественных потребностей плоти, – и против них нужно воздержание; а страсти душевные порождаются от потребностей душевных, – и против них потребна молитва.
Любовь есть полнота бесстрастия, – изглаждение страстей: она приносит долготерпение, охлаждает кипящий гнев, внушает смирение, смиряет гордыню.
Любовь собственно ничего не имеет, кроме Бога; потому что Бог есть любовь.
Страхом Божиим облекись поверх страха мук вечных, – чтоб страхом огня геенского возжечь в себе неугасимую горячность (к делу Богоугождения), и скорее умудриться против злокозненности помыслов; ибо страх – начало премудрости.
По опыту изъясняющий обольщения помыслов не всеми познан будет, а только теми, которые сами опытны; потому что путь к ведению сего один для всех опыт.
Училище опытного ведения есть жизнь деятельная, которую восприяв трудолюбнейше, и себя узнаем, и помыслы различать научимся, и Бога уведаем.
Силою для умирения помыслов твоих да будут дела; потому что деятельное премудрее знательного и говорительного, равно как и многотруднее; при деятельности слова сверкают, как молния, а когда нет дел, слова не сверкают силою дел.
Помыслы, избодая душевное око, ослепляют нас, чтоб мы и наилучшими из заповедей пользовались наихудшим образом.
Лютуют демоны на тех (братий), которые отличаются повиновением своему авве, и скрежещут на них зубами, потому что с повиновением они сопрягли и беспопечительное отречение от мiра.
Тем, которые покорны своему отцу, демоны, всякие изыскивая предлоги, готовят огорчение на него, и в случае движения при сем гнева возбуждают на него серчание, а потом мало-помалу возгнетают и ненависть к нему за то, что он будто несправедливо наказывает и лицеприятен; делают это демоны для того, чтобы, разными способами поколебав душу, похитить ее из отеческих объятий.
Иногда демоны возвеличивают подвижнические труды в помыслах, а иногда уничижают их, как ни к чему не служащие, чтобы где вложить высокоумие, а где посеять отчаяние. Возвеличивают они труды тех, которых не могут довести до разленения, чтобы ввести их в высокоумие, а тем, которые не соглашаются вдаться в высокоумие, твердят одно то, что подвиги их ни к чему не служат, чтоб, приведя их чрез то в разленение, ввергнуть в отчаяние.
Когда помыслы возвеличивают наши подвижнические труды, тогда, отринув их с презрением, будем уничижать душу; а когда уничижают сии труды, как ни к чему не служащие, тогда сколько есть сил будем возвеличивать Христово милосердие.
В какой мере удручаешь свое тело, в такой же испытуй свою совесть. Познавай себя самого, ощущая тайные расхищения помыслов, чтобы, оставаясь нечувствительным к тайным их окрадениям, не придти нам в омрачение от мысли, будто бы добродетели пожинаются одною суровостью жизни.
Как не бывшее в деле золото, вложенное в плавильную печь, делается чище; так и новоначальный монах, переплавив нравы свои в обители, делается светлым посредством опытов терпения. Приказаниями братий обучается он послушанию, а наказаниями наказующего (аввы или старца) уготовляется иметь вкорененным долготерпение. И если он с радостью будет принимать оскорбления и возлюбит смирение в уничижениях, тогда, став выше противоположных тому страстей, начнет далее рязсеявать добродетелями, по мере более и более даруемых ему благодатью сил.
Ум тогда ощутит упокоение, когда, отсекши причины страстей, вступит в созерцание, а до отсечения страстей ощущает он и труд и опасности, нетвердою ногою исходя на борьбу с соперниками.
Старцы очень одобряют отшельничество, когда оно бывает в свое время, – т.е., когда кто приступает к нему, усовершившись в добродетелях в общежитии. И такой пусть сначала испытает себя, может ли с успехом жить в отшельничестве; и если найдет сие для себя невозможным, по недостатку сил, пусть возвратится в общежитие, чтоб иначе, не имея сил противостоять ухищрениям помыслов, не лишиться рассудка.
Как плачущей вдове утешителями служат сыновья так падшей душе утешение – подвижнические труды, которые рассеивают помыслы отчаяния, углубляют верующее покаяние, провозглашают милосердие Христово и заглаждают содеянные грехи.
Как молодой пес покушается унести хлеб у младенца, так лукавый помысел разумение у сердца. Поэтому не как младенцы, будем смотреть на лукавство противных сил, чтоб не предать им душу на расхищение.
Как сверкающий сонм звезд светлым делает небо; так истина Божественных словес, как бы светильник внося внутрь, осиявает человека. Посему будем все носить один и тот же образ истины, потому что Господь вселяет единомысленные в дом (Пс. 67, 7).
Как солнце светозарными лучами улыбается всей земле, так любовь светозарными деяниями приветствует всякую душу. Если приобретем ее, то угасим страсти и просияем до небес. Всякий труд совершишь, как скоро улучишь святую любовь; а когда нет ее, ни в чем нет успеха, – тогда и гнев свирепеет, и нравы грубеют, и к трудам по высокомудрию примешивается тщеславие.
Прежде должно побороться со страстями и со многим трезвением предать памяти, что было во время брани, и потом по испытанному на себе сообщать и другим правила борьбы и делать для них победу удобнейшею, сказывая наперед способы, как вести брань. Иные и одолели в себе страсти, может быть, долговременным строгим житием, но не знают способа победы, потому что, как в ночном сражении, не следили они за ходом всего дела, и ум их не познал вражеских злоумышлений.
Вкусивший безмолвия и начавший сколько-нибудь упражняться в созерцании не согласится связать ум заботами о телесном и, отвлекши его от духовного ведения, обращать к делам земным, когда он большею частью парит превыспренно.
Когда покорены страсти, ни откуда не беспокоят уже враги, и оборонительных оружий не нужно употреблять в дело; тогда можно приступать и к возделыванию душ других. А пока самовластвуют еще страсти, продолжается еще брань с мудрованием плоти, не должно отымать рук от оружия, но непрестанно надлежит иметь их под руками, чтобы злокозненные враги не обратили нашего упокоения в случай к нападению и не пленили нас без пролития крови.
Св. Моисей дает Израилю, когда он войдет в землю обетованную и потребит живущие там народы, такой урок: внемли себе, да не взыщети последовати им, по потреблении их (Втор. 12, 30). – Этот урок очень пригоден для тех, которые, по отсечении страстей, не обращают тщательного внимания на свое сердце. Ибо в таком случае начинают возникать в них, как некие отпрыски, образы давно бывшего; и кто дает им свободу часто западать во владычественный ум, не возбраняя им входа туда, тот снова откроет в себе приют страстям, после победы над ними, делая таким образом жизнь не безопасною от борений. Ибо страстям, когда они даже укрощены и, подобно волам, приобучены есть сено, свойственно, по нерадению укротителя, снова делаться дикими и приходить в зверскую свирепость.
Проклят, иже положит идола в сокровении (Втор, 27, 15). Не одно и то же навсегда что-нибудь сокрыть в земле, – и положить в сокровении. Сокрытое в земле и не являющееся уже чувству со временем изглаждается и из памяти, а положенное в сокровении, хотя утаивается от посторонних, но часто видимое положившим обновляет воспоминание о себе. Таким, положенным в сокровении идолом, бывает всякий срамный помысел, образовавшийся в мысли и не изверженный, но втайне удержанный. Кто так делает, тот подвергается прописанной в законе каре; потому что лелеяние им помысла срамного есть то же, что поклонение идолу.
Не надобно давать доступ к сердцу представлениям, повреждающим помысел; потому что, если сердце ввергнется в омрачение нечистых помыслов, то уже будто насильно и против воли увлекается к страстному делу.
Дух Святой написал жития святых, чтобы каждый из проходящих какой-либо образ жития возводился к истине подобными примерами.
Недавно еще освободившимся от мятежей мiрских советовать должно пребывать в безмолвии (внутри стен обители или дома), и частыми выходами не растравлять ран сердца чрез чувственные впечатления, и к старым кумирам греховным не привносить новых изваяний. Трудно это безмолвие для отрекшихся недавно от мiра; ибо тогда память приводит в движение всю, хранящуюся в ней, нечистоту, не имев досуга делать это прежде по причине множества дел, непрерывно чередовавшихся. Но так бывает только в начале; со временем же безмолвие, вооружившись терпением, совсем освободит ум от смущения скверными помыслами.
Ум едва только уклонившихся от греха подобен телу, начавшему восстановляться в силах после долговременного недуга, для которого, как не укрепившегося еще совершенно, и маловажный повод бывает причиною возвращения болезни. Силы его еще слабы; почему должно бояться, чтоб не возвратилась страсть, если кто даст ей повод раздражиться, дозволяя себе кружиться в толпе народной. Окрепшим и возмужавшим подвижникам можно и сюда смело выходить на брань; а кто не в состоянии еще бороться, тот пусть в безмолвии, оставаясь дома, находит себе безбедную безопасность.
Когда бывает истинная внутри тишина и не только движения страстные, но и воспоминания о них утихают; тогда душа, мирно в себе пребывая, имеет возможность усматривать впечатленные прежде и кроющиеся в ней образы, вступать в борьбу с каждым из них и исторгать их из сердца. Когда же образы привходят одни за другими, тогда невозможно изгладить прежних отпечатков; потому что мысль занята новыми образами, которые при непрестанном влечении помрачают душевное зрение. Как желающие ложе реки увидеть сухим никакой не получат пользы, исчерпывая воду на том самом месте, на котором, по их мнению, лежит искомое ими; потому что опустевшее место тотчас вновь наполняется притекающею водою; а когда преградят течение воды сверху, без труда откроется дно, так как оставшаяся вода стечет сама собою и сухою оставит им землю для желаемого исследования: так удобно бывает истощить впечатленные образы страстей, когда чувства ничего уже не доставляют извне; когда же подобно потоку дают они новые и новые впечатления, тогда не только трудно, но и невозможно совершенно очистить душу от страстных образов и движений.
Пророк повелевает: истребить семя от Вавилона (Иер. 50, 16). Для нас в этом совет – истреблять образы, пока они еще во влагалищах чувств, чтобы, пав на землю сердца, не дали ростков и, напояемые дождем частого с ними собеседования, не принесли плодов зла. Другой же Пророк даже ублажает тех, которые не дожидаются созрения страстей, но истребляют, пока они еще походят на младенцев, питающихся сосцами, говоря: блажен, иже имет и разбьет младенцы твоя о камень (Пс. 136, 9). Нечто подобное означает и сказанное Иовом; мраволев погибе, занеже не имеяше брашна (4, 11). Видно, что великий Иов, желая изобразить злокозненность страсти, изобрел для нее сложное наименование: (мравий и лев), составив его из имен самого сильного льва, и ничтожнейшего всех тварей муравья; потому что приражения страстей начинаются тонкими помыслами, неприметно вкрадываясь на подобие муравьев, но после разрастаются и делаются для подвергающегося сим приражениям не менее опасными, как и нападение льва. Почему подвижнику надлежит побороть страсти, когда они приступают еще как муравьи, приманкой имея свою ничтожность; ибо если успеют достигнуть силы льва, делаются непреоборимыми, и сильно беспокоят. Тут отнюдь не должно давать им пищи; пищей же их, как говорено уже было не однократно, служат посредством чувств входящие образы страстей, которые питают страсти, каждый вооружая против души своего кумира.
И в храме Законодатель устроил окна решетчатая (Иез. 41, 16), – означая сим, что вознамерившимся сохранить сердце свое чистым, как храм, подобно тому, как там решетчатыми окнами сделано, что ничто нечистое не могло входить внутрь, должно оградить чувства страхом будущего суда, как решеткой, которая преграждала бы вход вновь рождающимся и вторгающимся внутрь нечистым образам.
71, Кто, во время борьбы с раздражающим (страстные движения) зрением, в состоянии страхом угрожающих в будущем наказаний привести себя в столь напряженное противоборство, с каким обуреваемый в море борется с волнами; тот без труда одолеет поборающих его, не чувствуя наносимых ударов, так что скажет: биша мя, и не поболех, – и поругашася ми, аз же не разумех (Прит. 23, 35), т.е. они били меня, думая наругаться, а я и не чувствовал ударов, потому что стрелы младенцев быша язвы их (Псал. 63, 8); не обратил я внимания и на обольщение их, не показав и вида, что замечаю присутствие их.
Отрекаться от мiрских дел нет пользы для тех, которые не остаются при своей решимости, но снова увлекаются и уступают помыслу, и часто возвращаются к оставленному, обличая тем пристрастие к тому, как жена Лотова, которая, озревшись вспять, стала столп слан, во вразумление подобных людей. Частые склонения к тому, от чего мы удалились, без сомнения повлекут вспять от неустановившегося еще доброго навыка, и, ослабляя стремление вперед, всецело опять привлекут к себе и заставят возвратиться к прежним худым делам. Старая недобрая привычка от этого еще более усилится и едва ли позволит снова возвратиться к начатому было навыкновению в добрых нравах. Ибо от привычки происходит навык, а навык обращается в природу; превратить же и изменить природу трудно. Посмотри на душу, следующую своим привычкам, как она восседает на идолах своих, как пригвожденная к ним: не могу, говорит, востати пред тобою, яко обычная женская ми суть (Быт. 31, 35). И душа, с давнего времени упокоевающаяся делами житейскими, восседает на них, как на идолах и прикована к ним так, что расстаться с ними не может и не хочет.
Святые Божии убегали городов, зная, что обращение с людьми развратными гораздо тлетворнее заразительной болезни. Илия, оставив Иудею, обитал на пустынной и наполненной зверями горе Кармильской. Учителю сему подражал в пустыннолюбии и ученик его Елиссей. И Иоанн жил в пустыне Иорданской, питаясь акридами и диким медом, в показание, как не трудно удовлетворять потребностям телесной жизни. А может быть и Моисей нечто подобное предвозвещал, давая Израильтянам закон – собирать манну только на один день; чем внушалось, что заботу о человеческом содержании должно ограничивать одним днем. Да и все Святые, ихже не бе достоин мiр, оставив обитаемую вселенную, в пустынях скитались (Евр. 11, 37. 38), бегая благовидных человеческих пороков, чтоб силою их стремления, как потоком, не увлечься в общее течение мiрской жизни, пагубной.
Сотворены мы по образу Божию для того, чтоб сохранять в себе черты оного, и тем, которые взирают на нас, отличным житием представлять ясные признаки Богоподобия. Я, говорит Бог, щедр и милостив, долготерпелив и многомилостив (Пс. 102, 8; Иоил. 2, 13), и соблюдаю правду. Вот черты Божеского лика. По ним узнается и душа, причастившаяся Богоподобия и ставшая сродственной с Божеством. По любви к Богу возревновав о полноте совершенства Богоподобного, и воспящаемая узами связующего ее тела, восприемлет она труды на труды в стремлении к очищению себя, пока преуспеет приобрести то, чем отличается Божеское естество – благость, долготерпение, доброту и человеколюбие. И является тогда она малым чим умаленной от Ангел (Пс. 8, 6).*
* Из слова к Анкирской диаконессе – Migne, ч. 2, 97.
Кто убегает мiрской мятежности, не допускает себя до тревог житейской суетности, уклоняется от сообщества с людьми легкомысленными и необстоятельными, дома большую часть времени проводит безмолвно в молитвах, в изучении Словес Божиих, при редких выходах из дома виден степенным, кротким, нераздражающимся, сострадательным, братолюбивым; такого кто не назовет подлинно Божиим ревнителем, истинным образом и подобием Бога, озаренным Божественными лучами Божией благости, и свое Богу уподобление светло проявляющим добродетелями, как привлекательнейшими какими цветами.
Вот отличительные черты Бога, – и человека, ревнующего об уподоблении Богу: тихость, незлобие, негневливость, независтливость, благотворительность, сострадательность, непамятозлобие, добролюбие, доброта, почтительность, блюдение пользы других, общительность, услужливость, нелюбочестие, – коротко сказать, все, в чем обилие благости являет Бог, Который солнце Свое сияет на злые и благие, дождит на праведные и неправедные (Мф. 5, 45). По сим чертам узнается старающийся быть подражателем Богу.
Достаточно было бы и сего указания, чтобы благопокорных научить совершенной жизни; но, зная, как иные с трудом приводятся к тому, св. Павел многими внушениями старается искусно отвлечь нас от суеты, возбуждая ревность нашу разными похвальными наименованиями. То говорит он: храм Божий есте (1 Кор. 3, 16); то: якоже чада света ходите (Еф, 5, 8); то: достойно благовествованию Христову жительствуйте (Фил. 1, 27); то: телеса ваша удове Христови суть (1 Кор. 6, 15); в одном месте называет нас святыми и непорочными (Еф. 1, 4), а в другом – невинными и целыми, чадами Божиими непорочными (Фил. 2, 15). Обо всем этом говорит он, как о находящемся в нас, хотя того нет еще в нас, – с тою целью, чтоб, ужаснувшись, как бы такие похвалы не обратились нам в укоризну и посмеяние, если не оказываемся такими, возревновали мы всею ревностью сделаться и пребывать такими. Почему св. Апостол не ограничивается одними сими похвалами, но приписывает и разные способы и меры, как можем мы достигнуть в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13).
Прежде всего требует он, чтоб мы умерли и распялись для мiра, так чтобы ни мало не ощущать ни наслаждений, ни скорбей мiрских. Умросте, говорит, и живот ваш сокровен есть со Христом в Бозе (Кол. 3, 3), желая показать, как живут совостающие со Христом, вышних взыскующие и горняя мудрствующие, умершие от стихий мiра, и не живущие уже более по ним. Еще говорит он: представляйте себе Богови, яко от мертвых живых (Рим. 6, 13), желая с одной стороны, чтоб мы умерли именно тому, чем в действие приводятся страсти плоти, похотствующей на духа, с другой же повелевая жить тому, чем совершаются дела добродетели в благоугождение Богу. Посему-то и жертвою живою именует умертвивших уды, яже на земли (Рим. 12, 1; Кол, 3, 5) и ходящих в обновлении жизни (Рим. 6, 4), не к худу движимых, по жертвенном умерщвлении, и не праздными пребывающих для добрых дел; потому что будучи жертвою живою не утратили на то силы, но как цветущею и юною пользуются ею против враждебного издавна мудрования плоти, неувлекаемые уже сими неразумными пожеланиями, так как совершенно перешли из телесной жизни в духовную, и живут не плотью, но духом.
К тем, которые, быв обложены плотью, перестали уже быть тревожимы ее требованиями беспорядочными, говорит Апостол: несте во плоти, но в дусе (Рим. 8, 9). Потому что грех не царствовал уже в мертвенном теле их, и не понуждал их насильственно слушаться собственных повелений, противовоюя закону ума и обычно пленяя их неким законом, сущим во удех; но возцарствовал закон духа жизни о Христе Иисусе, пленяющий их во всецелое послушание заповедям Христовым. В сем устроении они не услаждаются только лучшим по внутреннему человеку, но совершают его, с готовностью отмстить телу всякое преслушание прежнее, допущенное в угодность ему, противоположными тому трудами ради добродетели. – Какое же это отмщение и как совершается, сему так учит Апостол: якоже представисте уди ваша рабы нечистоте и беззаконию в беззаконие: тако ныне представите уды ваша рабы правде во святыню (Рим. 6, 19). Как велик этот труд, знают те, которые, будучи преобладаемы привычкой, принуждены бывают худой навык преобразовать в добрый. Велик труд, но не жалеющие себя преуспевают в сем благодатью Божией. После многократных отступлений и многократных устремлений вперед, возмогают они наконец совсем отступить от худых влечений, коим преданы были, и все расположение свое вполне обратить от худшего к лучшему, – чтоб все члены употреблять против враждебных страстей, сделав их из орудий неправды орудиями правды.
Прилагайте попечение о движениях мысли, наблюдая как производит она воспоминания о вещах, пристрастно или беспристрастно принимая в себя представления сих вещей. Многие уступают страстям больше в помыслах, чем в действиях, невидимо с ними соглашаясь и ими услаждаясь. Внутренне они падшие, хотя видимых падений за ними не водится. И бывает, что иной по наружности кажется совсем безукоризненным, – сам только сознавая укрываемую внутри гнусность и краснея оттого, что невидимое противоположно видимому, истина противоречит почтенной наружности и заставляет совесть справедливо стыдиться. Такой чем отличается от гроба, когда душа его помышляет о не должном и полна срамных чувств? Не хуже ли даже он гробов. Гробы не долго заключают в себе зловоние, пока в теле остаются еще влаги, но как скоро соки истощаются, пресекается и зловоние; сердце же, исполненное срамных помышлений, всегда внушает омерзение, будучи зловоннее гниющего тела, – и само только наслаждается собственной своею срамотою.
Как удовольствие и печаль следуют за пожеланием (то за исполнением его, а эта за неисполнением), а пожелание возбуждается ощущением (впечатлением от внешних вещей, или помыслов о них); то не допустивший сего последнего (впечатления, помысла) не дает места и первым (пожеланию и удовольствию или печали): подобно тому, как сокрушивший голову змеи, ущемленной во входе, за дверью оставляет все влекущееся за головою тело ее, которое без сомнения взошло бы свободно в дверь, если бы выставившаяся вперед голова нашла себе свободный вход. Таков закон внимания к себе или трезвения.
Если кто вожделевает худое что, то удовлетворит ли он или не удовлетворит свое вожделение, то и другое одинаково вредно для него, – т.е. как радость в первом случае, так и печаль во втором. Ибо печаль эта не печаль по Бозе, которая, по словам св. Павла, покаяние нераскаянно во спасение содевает (2 Кор. 7, 10); и радость сия не о Господе радость, как радуются веселящиеся с доброю совестью (Фил. 4, 4). Эта радость есть какое-то душевное обольщение, демоном внушаемое, как зависящая не от вкушения существенного блага, а от увлечения призраком его.
Вот отличительные черты того способа, каким добродетель приверженного к ней умудряет идти к возможному преуспеянию. Преспеяние представляется не очень отдаленным, чтобы не показалось, будто бы добродетель хочет устрашать великим отдалением, но не стоит оно неподвижно чтоб могло быть уловлено преследующим, и сие для того, чтобы он до смерти не прекращал своего усердия, но во всю жизнь усиливал рачительность, распространяя ее на все.
Если и времени целой жизни недостаточно для попечения о добродетели, и подвизающимся, по причине противободрствующих членов, потребна великая трезвенность; то при рассеянии и переменчивости мыслей, как нам успешно совершить путь столь долгий и трудный, и охранить себя от козней противников, которые многочисленны и не видны, и в оружие против нас употребляют наши страсти и чувства, низлагают нас тем самым, чем Божия благость вооружила нас в защиту против них? Посему необходимо быть внимательными и не увлекаться тем, что противникам нашим споспешествует против нас. Это же очевидно: что не содействует нам к успеху в нашем подвиге, то служит в пользу противникам.
Какими помыслами должны водиться намеревающиеся дать правильный ход своим мыслям? – Внимай. – Давид в одном месте сказал: поучение сердца моего разум (Пс. 48, 4); в другом: во оправданиях Твоих поучуся всегда (Пс. 118. 16); и еще: поучуся во всех делех Твоих, и в начинаниях Твоих поглумлюся (76, 13). – Делай так, – и вечно подвижный ум твой не будет иметь времени уноситься к ненадлежащему, но неотступно будет заниматься тем, углубление во что доставляет наслаждение и великую пользу, увеселяя чувство зрением, а душу созерцанием.

6.

УВЕЩАНИЕ К МОНАХАМ

(Из Patr. gr. Migne – t. 79, стр. 1236)

Неумеренность в пище пресекает пост, а блудную похотливость отражает самообуздание с молитвою.
Сребролюбие – матерь идолослужения подавляет нестяжательность, заботу же о потребах тела отсекает надежда на Бога.
Блуждающий ум остепеняет чтение Словес Божиих, и бдение с молитвою.
Набег гнева укрощает благодушие и псалмопение.
Уныние прогоняют терпение и слезы, печаль же мiрскую заставляет молчать отвращение от чувственных удовольствий.
Страннолюбие подается смиренномудрием и нелюблением любоначалия и преимуществ пред другими. Гордость же, сие древнее зло, мерзость пред Господом, то, чему Бог противится, – усмиряет только безмерное смирение, говорящее: я земля и пепел (Быт. 18, 27), и еще: аще не Господь созиждет дом, всуе трудится зиждущий, всуе бдит стрегущий (Пс. 126, 1).
Как невозможно очистить мутную воду, не сделав ее неподвижною, так невозможно монаху узнать свое устроение внутреннее без безмолвия.
Как невозможно ратоборцу увенчаться венцом победы, не вступая в ратоборство, так невозможно быть христианином без подвигов.
Как невозможно чашам весов стоять ровно, когда одна обременена тяжестью, так невозможно исполнить заповедь Божию, когда преобладает плотское мудрование.
Как невозможно научиться искусству, не упражняясь в нем усердно, так невозможно стяжать молитву, не приседя Богу в правости сердца.
Не стяжавший чистой молитвы не имеет оружия к брани.
Кто ходит нарядно, а между тем пуст от добродетелей Божиих, тот есть жилище демонов.
Как не станет жить в доме бедняка царь, так Христос не возобитает в душе, оскверненной грехами.
Как запущенное поле возделывается тщательным трудолюбием, так душа, одичавшая во грехах, укрощается, если станет жить по закону Божию.
Как камень, глубоко в море лежащий, недоступен приражению волн, так и преуспевший в добродетелях и в них как бы погруженный, не будет поколеблен от дьявола.
Как врач искусный тотчас придумывает врачевство для предлежащей болезни, так познание Бога, хранимое (в уме и сердце); научает причастника своего, как соблюсти себя (от падений) и на лучшее подвигнуться.
Как поток сам себе пролагает проход, так и грех, будучи воспринят, сам собою ведет стяжавшего его в пагубу.
Как оленю, попавшему в сети, нет удобства убежать, так не избежит греха и тот, кто похоти питает, вращаясь в мiре своем; ибо похоти лукавые и сладкие суть неудоборазрешимые узы.
Как виноградную лозу, не дающую добрых плодов, срубают, чтоб не занимала понапрасну места, так и от Господа искоренится всякий, не творящий плодов Духа Святого.
Как невозможно человеку, пораженному стрелою, остаться без вреда, так невозможно монаху, приявшему худой помысел, не быть уязвлену от него.
Как человек, потерявший прямую дорогу, блуждает на чужой стороне, не зная, куда направиться, так блуждает и человек, не верующий в единосущную Троицу.
Как человек, на многое разделяемый, един есть естеством, так и Святая Троица, хотя и именами и ипостасями разделяется, но естеством едина есть. Естества Божия не постигнешь, хотя бы ты и на крыльях воспарял к Нему. Бог непостижим, яко Творец наш.
Как уготовляемый сосуд не знает естества того, кто уготовляет его, так и человек не может познать естества Божия.
О Троице не испытуй, но веруй только и поклоняйся, ибо, кто испытует, тот не верует.
Стяжите премудрость, а не серебро, сотворите себе паче светлое одеяние Христа Господа нашего, нежели всякую виссонную одежду, потому что стяжания не принесут пользы в день смерти.
Как огонь поедает терние, так пожираем будет всякий грешник вечным огнем, но умереть не может; ибо будет мучиться бессмертно.
Нет ничего великого в том, если мы сделаемся праведными; ибо в таком случае мы станем лишь такими, какими созданы были от Бога в начале, добрыми зело.
Живущий не по естеству, не соблюдает заповедей Божиих.
Вся мудрость в том, чтоб бояться Господа: всякая же наука, не учащая закону Господню, есть буйство и неразумие.
Не избавят от вечного огня вера и крещение, без дел правды. Если ты сочетался со Христом, соблюдай заповеди Его, и если веришь в будущее, старайся заработать вечную славу и бойся меча огненного. Если же ты не соблюдаешь заповедей Божиих, то не называй себя верным.
Всякая тварь повинуется воле Божией; один человек дерзает не повиноваться Тому, Имже вся быша.
Богу ничего мы не доставим, если соблюдем себя чистыми, себе же самим стяжаем жизнь вечную и наслаждение неизреченными вечными благами.
Не говори: не могу соблюсти заповедь Божию, по причине препятствия от отца, или от матери, или от жены, или от чад, или от другого кого; ибо они не избавят тебя от гнева грядущего, и от червя неусыпающего. Да будет же тебе всякий препятствующий тебе в стяжании Бога и добродетелей мерзостен и ненавистен; с таковым ниже да яси.

ПРЕПОДОБНЫЙ НИЛ СИНАЙСКИЙ

АСКЕТИЧЕСКИЕ НАСТАВЛЕНИЯ ПРЕПОДОБНОГО НИЛА СИНАЙСКОГО

2. О ВОСЬМИ ДУХАХ ЗЛА

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

3. УВЕЩАТЕЛЬНЫЕ ГЛАВЫ

(ч. 2, 233 и далее)

4. МЫСЛИ, ОТВОДЯЩИЕ ЧЕЛОВЕКА ОТ ТЛЕННОГО И ПРИЛЕПЛЯЮЩИЕ К НЕТЛЕННОМУ

(ч. 2, 246)

5. ПОДОБНЫЕ ПРЕДЫДУЩИМ МЫСЛИ И УВЕЩАНИЯ, ИЗВЛЕЧЕННЫЕ ИЗ ДРУГИХ ПИСАНИЙ ПРЕП. НИЛА

(Из первого слова к Евлогию монаху. ч. I, 223)

6. УВЕЩАНИЕ К МОНАХАМ

(Из Patr. gr. Migne – t. 79, стр. 1236)

АСКЕТИЧЕСКИЕ НАСТАВЛЕНИЯ
ПРЕПОДОБНОГО НИЛА СИНАЙСКОГО

2.

О ВОСЬМИ ДУХАХ ЗЛА

3.

УВЕЩАТЕЛЬНЫЕ ГЛАВЫ

4.

МЫСЛИ, ОТВОДЯЩИЕ ЧЕЛОВЕКА ОТ ТЛЕННОГО
И ПРИЛЕПЛЯЮЩИЕ К НЕТЛЕННОМУ

5.

ПОДОБНЫЕ ПРЕДЫДУЩИМ МЫСЛИ И УВЕЩАНИЯ,
ИЗВЛЕЧЕННЫЕ ИЗ ДРУГИХ ПИСАНИЙ ПРЕП. НИЛА

6.

УВЕЩАНИЕ К МОНАХАМ