Лк. 10, 30 На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым.

№98 по согласованию. Иллюстрации. Фраза предыдущая - следующая.

В ответ Иисус рассказывает притчу о милосердном самарянине. Ее действие происходит, как ни странно, в городской атмосфере - герой идет "из Иерусалима в Иерихон", два города поставлены рядом, между ними только дорога, и нет деревни, и все герои притчи - горожане. Грабители - подгородные люмпены, священник и левит - естественно, из Храма Иерусалимского. В этой пестрой городской толкотне встречается и самарянин, хотя Самария отнюдь не между Иерусалимом и Иерихоном. Все по городскому быстро, спешно - и грабеж, и бездушные взгляды прохожих, и даже помощь самарянина не по сельски скорая.

*

Иисус говорит, что разбойники оставили ограбленного прохожего "едва живым". Еще бы! Будь он чуть поживее - не стал бы принимать помощь от проклятого самаритянина. Как утопающего нужно ударить до бесчувствия, чтобы он сопротивлялся, так иногда для спасения человека нужно, чтобы он был почти без чувств. Драма в том, что нельзя брать на себя функции разбойника или спасителя на водах - нужно ждать, пока Бог все устроит. А хочется забежать впереди Бога, прикомандовать Ему, хочется найти гипноз, программирование, зомбирование - лишь бы помочь ближнего (оттеснив, конечно, зомбировщиков злокозненных). К счастью, бодливой корове Бог рогов не дает, а верующим в зомбирование и НЛП - не дает клиентов.

*

Среди полутора десятков иллюстраций к притче о милосердном самарянине эта картинка Елизаветы Вединой - единственная, где изображён момент ещё до нападения разбойников. Обычно художники начинают с момента, когда самарянин склоняется над ограбленным бедолагой. Точно ли разбойники прятались в кронах деревьев, как изобразила Ведина? Это всё-таки окрестности Иерусалима, а не Шервудский лес. Скорее уж, за камнями прятались. Путешествие есть в этом смысле выход в мир до творения, где всё вроде бы есть, но в любой момент может стать другим. Поэтому о путешествующих усиленно молились в древности. Сегодня очевидно, что различие не так уж велико. Разбойник невидим, пока не выпрыгнет, и эта невидимость, затерянность зла - черта существенная. Добро не таится - вон, Храм Соломонов, священники... Но притча о милосердном самарянине как раз развеивает такую однозначность.

НА ЗОЛОТОМ КРЫЛЬЦЕ СИДЕЛИ: БОГАЧ, БЕДНЯК, ХРИСТИАНИН...

В истории человечества всегда были богатые и бедные. Большинство людей, однако, всегда не были ни богачами, ни бедняками, а чем-то посередине: и при рабовладельческом строе, и при феодализме, и даже при самом диком капитализме. Это и понятно: если вдруг исчезнет средненькое большинство, если ничтожная кучка богачей останется наедине с толпой разъярённых нищих, то сразу всё и исчезнет. Может помочь армия, но армия - это люди, у которых есть родственники, в том числе дальние, которым военные желают добра, у которых есть потребности, в том числе потребность выйти из казармы погулять, и при этом оказаться не среди трущоб, а среди приличного общества. Так что армия, если представить себе безумную ситуацию общества, которое организовывается богачами на совершенно пустом месте, не может существовать без среднего - не богатого и не бедного - сословия, она оказывается зародышем как раз среднего сословия.

Евангельская история разворачивалась в обычной стране, где большинство людей не были ни богачами, ни нищими. Удивительным образом, однако, рядом со Христом кишмя кишат только очень состоятельные и очень бедные. Справки о доходах отсутствуют, и повествователь не утверждает прямо, что богатый юноша - очень богат, а апостолы - из очень бедных семей, но как-то так видится, что это именно так. Библеисты могут долго объяснять, что апостол Петр, к примеру, был из семьи по тогдашним понятиям не бедной, хотя и не богатой, имевшей наёмных работников, - но это не преодолевает нашего ощущения: при обращении ко Христу словно исчезают полутона. Бедные становятся нищими, обеспеченные глядят богачами.

Полутона исчезают не просто в присутствии Христа, а именно при обращении к Нему - и не так важно, обращается человек с верой или с неверием, желая следовать за Христом или высмеять Его. Когда пять тысяч человек сидят на склонах, ожидая раздачи хлеба - они не бедные и не богатые, они как раз обычное среднее большинство. Когда же кто-то из этих пяти тысяч подходит к Иисусу, сразу он принимает какую-то более или менее искреннюю позу, сгибается или приосанивается. Каждый человек реагирует на опасность - либо делает шаг вперед, либо шаг назад (не обязательно внешне). Богочеловек - опасен.

Человек, который при встрече с Иисусом приосанился, изобразил из себя богача, не мог задать самого важного при встрече с Богом вопроса. Это было бы ниже его достоинства. Он спросил: "Кто мой ближний?" и спросил высокомерно, как и подобает говорить такому богачу, для которого главная проблема не в том, стоит ли давать милостыню, а в том, кому, собственно, её давать. Слишком много мошенников вьётся вокруг богачей, - как отличить, кто достоин моего сострадания? В ответ Иисус рассказал притчу о милосердном самарянине: о человеке, которого ограбили и избили до полусмерти и которого пожалел не соотечественник, не священник своей религии, а презираемый чужак.

Ответ хитёр. Вопрос задан человеком, который уверен в своем богатстве, но предложил ему представить себя бессильным, нуждающимся в помощи, а не ищущим, кому бы помочь. Это требует смирения, которого обычно у человека нет (или есть лже-смирение, которым выше ушей переполнены профессиональные нищие). Поэтому чаще люди (не только верующие) ставят себя на место самарянина. Собственно, в жизни каждого сосуществует потребность побыть ограбленным, смиренным, и потребность побыть творящим милостыню. Господь не возражает, хотя православный человек думает, что Иисус предпочитает видеть нас смиренными, а не сильными; другие же христиане полагают, что одно не противоречит другому и, более того, именно смирение сильного - подлинно. Но если мы ставим себя на место самарянина, ситуация заставляет нас по другому ставить вопрос. Не "кто мой ближний?", а "кому я ближний?". Так Господь ловит богатых: если у тебя есть деньги, то разумно (даже если ты не верующий) думать не о том, как использовать их для себя, а о том, как потратить их во благо во благо нуждающихся.

Однако ставить себя на место самарянина хорошо, читая Евангелие в удобном кресле, в тепле и добром здравии. Человек, считавший себя богатым, стоял лицом к лицу с Иисусом и вынужден был принять роль обнищавшего, обессилевшего. Нравилось ему это или нет? Скорее, нет. Вновь и вновь, уже став христианином, человек старается выпрямиться и быть не нищим, а богатым, не принимать милостыню, и давать милостыню - или, во всяком случае, быть способным давать милостыню. Бог согласен на это. Он не согласен на одно: на то, чтобы человек считал себя недостаточно богатым, чтобы давать милостыню, и недостаточно бедным, чтобы просить милостыню - милостыню у Бога, милостыню благодати, веры, любви.