Мат
Мат и запрет мата государством - одинаково непристойны.
- Девушка, - обращается Светлов к операционистке, - застрахерьте меня, пожалуйста.
- Вы что себе позволяете?!
- Ну, если Вам так хочется - застрахуйте.
См.: Чу! Слышу пушек гром!
МАТ! - АТЕЦ!
Сели играть в шахматы русский и грузин. Грузин совсем плохо играет, да и язык плохо знает. Наконец, русский делает решающий ход и объявляет: "Мат!" - "Атец!" - восклицает в ответ грузин.
Библия - Откровение Отца Небесного, своего рода религиозная ООН - не знает проблемы матерщины. Не знает не потому, что ругательств не было, не потому, что ругательства воспринимались как часть нормальной речи. Были, не воспринимались, но всё же Библия, при всём разнообразии входящих в неё текстов, далека от той среды, где ругаются. Точно так же не найти рассуждений о матерщине или самой матерщины ни в одном из томов, выпускаемых отделением физики академии наук.
Матерятся ли физики? Некоторые в некоторые минуты жизни - конечно. Но не это делает их физиками, это не помогает быть физиком, и очень часто - мешает. Если бы Ньютон, когда его по голове ударило яблоко, выматерился, физики бы вообще не было бы. Вместо закона всемирного тяготения царил бы закон всемирного обругивания.
Вопрос "можно ли прожить, не матерясь" не так прост, как кажется. На первый взгляд, это вопрос о борьбе с лицемерием. Христа распяли, не матерясь. Точнее, судьи - не матерились. Исполнители - вполне возможно. Думаете, легко приколотить Мессию ко кресту, ни разу не попав молотком себе по пальцам? "Выбеленные надгробия", "гробы повапленные" - это и про тех, кого Николай Лесков назвал "тихоструями". Речь тихохонькая, гладенькая, а в итоге тебя на крест отправляют.
Является сквернословие победой над лицемерием? Конечно, нет! Поэтому Иисус не матерился, когда Его распинали, когда Его распяли. Матерился неблагоразумный разбойник. Сквернословие - такое же извращение, как лицемерие. Вторая половина сатанинского копыта.
Дело в том, что вопрос о лицемерии - это вопрос не о дневном человеке, а о ночном. "Можно ли не материться" - другая форма вопроса "можно ли не глядеть на женщину с вожделением". Ответ один: "Мужчине это невозможно, а с Божьей помощью - возможно". Кстати, надо понимать, что вплоть до самого недавнего времени, ещё и в XIX веке, считалось, что женщины ещё похотливее мужчин.
Является ли распутство ответом на ханжество? Конечно, нет. Другое дело, что распутство может стать символом борьбы с ханжеством. Такое бывало - отсюда "либертинаж", воспевание Дон Жуана, романтический культ цыган, грубых и невежливых людей, которые, однако, делают добрые дела, в отличие от ханжей. Однако, это всё именно культура, а не жизнь, и в реальности материться для борьбы с ханжеством - всё равно, что засунуть себе в одно место вентилятор и пытаться летать по небу.
Лицемерие, деспотизм, ханжество - кастрируют человека, связывают его, насилуют. Можно материться, когда тебя насилуют - только учтите, что большинство насильников от этого ещё пуще раззадориваются и приходят в раж.
Ровно то же мы видим в политическом насилии. Оно бывает лицемерным - набожным, тихоструйным. Таково было самодержавие в России до Ленина. Начиная с Ленина, самодержавие сбросило маску лицемерия и само начало материться почём зря. Преемники Ленина до Путина включительно вернулись к общепринятым нормам, но не до конца, отнюдь не до конца. Фирменным знаком нового российского самодержавия является именно хамство, откровенное запугивание грубостью. Льётся-льётся гладенькая европная речь, но непременно где-то высунется откровенное зло.
Отличная иллюстрация к проблеме ответа на зло. Отвечать на матерщину - матерщиной? Он матерится, распиная меня, я матерюсь, чтобы облегчить боль от гвоздей, вгоняемых мне в запястья?
Вздор.
Во-первых, вздор, что ругательства облегчают страдание. Ничуть. Они его увеличивают - и для ругающегося, и для тех, кто его слышит. Они свидетельствуют: зло всесильно, непобедимо, можно лишь бороться за то, чтобы зло было не у врага, а у меня.
Во-вторых, вздор, что ругательства - естественная реакция. Нету в природе матерщины. В природе даже слов нет. Бог есть Слово, и речь человеческая - это образ и подобие Слова Божия. "Естественная реакция" на зло - замереть, упасть в обморок, обмочиться, сойти с ума. Но не материться - однообразно, скучно, привычно. Это относится и к удару себя по пальцу молотком. Взвыть от боли - наверное, но выматериться - с какой стати? Если человек никогда не матерится, он и на кресте не будет материться. Если я не знаю китайского, то не заговорю по-китайски даже на дыбе.
В-третьих, вздор, что у человека должна быть "естественная реакция" на зло. Сами понятия "зло", "человек" - не естественные. В природе нет ни зла, ни человека. Приматы есть, а человеков нет. Землетрясения есть, смерть есть, а зла нет. Видеть зло, видеть человека - это уже неестественно. Реакция на зло может быть противоестественной или сверхъестественной, но уж никак не естестенной. Так вот, отвечать злом на зло - это противоестественно. Война, матерщина, проклятия - это не "естественно", это извращение человеческого.
Материться - так же неестественно, как одеваться в военную форму и маршировать на плацу. Или ходить в публичный дом, чтобы победить лицемеров. Напротив - именно в публичном доме человек и встретит лицемеров, соединится с ними... А женщине, которую человек насилует в публичном доме (а проститутка - именно жертва насилия), совершенно наплевать, будет потом её насильник публично рассказывать о своём походе в публичный дом или изображать из себя девственника. И это - главное. Тот, кто слышит или читает матерные слова - жертва насилия. И, заметьте, те, кто матерится якобы в порядке борьбы с лицемерием, матерится за спиной у лицемеров. Он сам - лицемер и трус. Поставьте московского интеллектуала, который матерится на любую новость о злодеяниях кровавой гебни, перед Путиным - и тут будет лебезить и унижаться. Ещё бы - ведь от этого господина зависит его благосостояние и сама жизнь.
Отвечать на зло добром означает отвечать на зло сверхъестественным. Благодатью, святостью, порядочностью, интеллигентностью, аристократизмом духа, - называйте как хотите, неважно, главное знать, что это возможно. Возможно потому, что человек - не только обезьяна. Можно попасть молотком по пальцу и не выругаться! Можно вообще не гвозди забивать, а делать что-то более умное и дельное. Конечно, и риск возрастает. Если бы Иисус остался только плотником, забивал бы только гвозди - в Него бы не забили гвозди на Голгофе. Но ведь риск - это не признак поражения. Риск - это признак свободы, победы, воскресения. Кто не матерится с креста, а говорит "Прости им, ибо не ведают, что творят", тот рискует воскреснуть. Кто матерится с креста - не рискует ничем, он просто сдохнет от злости раньше, чем умрёт от боли. Так на Голгофе - но кто из матерящихся на Голгофе? Да никто! Так, наблюдатели... И скверные наблюдатели, потому что материться - несовместимо с тем наблюдением, которое плодотворно, которое ведёт к решению и к действию. Так что и у подножия Креста тоже надо уметь себя держать, чтобы не умножить зло, не причинить страдание другим, а быть готовым подхватить Умершего и идти за Воскресшим.
БРАННОЕ СЛОВО
Слова «нацист», «антисемит» не являются оскорблениями – как и слова «марксист», «коммунист». Однако, нацисты и антисемиты отвечают обидой, заявляя, что их оскорбляют, когда называют такими именами. Это очень логично: ведь «нацизм» и «антисемитизм» есть прежде всего попытка утвердить себя через агрессию, через унижение другого. Для таких людей назвать другого «либералом», «евреев», означает бросить другому в лицо оскорбление, хотя в мире, где быть агрессором опасно, они часто лукавят и делают вид, что лишь «выносят суждение».
Вообще, очевидно, слово не может быть оскорблением, как добро не может быть злом. Слово, ставшее оскорблением, подобно человеку, ставшему трупом. Кто скажет ближнему "дурак" подлежит геенне не потому, что он убил ближнего, а потому что он убил слово "дурак", да так основательно, что уже учёные не могут выяснить, что же оно изначально означало. Человек в силах воскрешать слова - например, слово "христианин" было придумано как оскорбление, а его сделали знаменем. К сожалению, чаще всё-таки слова убивают - как в русском языке убили слово "жид", да ещё делают вид, что никто не убивал.
Зачем люди убивают слова? Зачем люди ругаются? От страха. "Бранное слово" это слово, которое используется для брани, а "брань" - это всего лишь неполногласная форма слова "оборона". Боятся, вот и обороняются: возьмут слова, свернут ему шею и кидают в того, кого боятся.
Возможно, поэтому агрессия прежде всего проявляется в убийстве слова "трус". "Трус" в древнерусском языке означало грозное явление природы - землетрясение. А стало обозначать человека, который трясётся от страха. Допустив, другой - трясётся от страха. Что надо предпринять? Утешить, разумеется. Боящийся человек, однако, неспособен утешить. Более того: он пытается напугать того, кто спокоен. Ему легче иметь перед собою врага, разъярённого и гневного, дрожащего от гнева, чем видеть перед собою своё отражение. Страх есть источник всех столкновений - от мировых войн до подростковых драк. Чтобы замаскировать свой страх, конечно, обвиняют в нём другого, обзывая "слабаком" и "трусом". А как не обвинить, когда любой человек трус и слабак? Только есть трусы, которые бьют другого, а есть трусы, которые не бьют и даже позволяют бить себя. Кто человечнее? Понтий Пилат или Господь Иисус Христос?
*
Нужно ли бороться со сквернословием и возможно ли одержать тут победу? Сила сквернословия ведь не в том, что
оно помогает отмежеваться от ненавистного человека, выразить свою ненависть. Пощечина, тухлое яйцо, пистолет
или хотя бы бойкот в этом отношении намного эффективнее и эфектнее. Сила сквернословия в том, что оно объединяет
людей. Те, кто матерятся, объединяются против тех, кто не матерится. Это и создает иллюзию освобождения. Благодаря
этому чудесному свойству мата, к нему прибегали заключенные в лагерях, - мат уравнивал их с охранниками, которые
тоже матерились. Правда, освобождение это липовое, ненадолго. Советские интеллектуалы, когда они матерились,
выражали протест против советского ханжества и официального чистоплюйства, но зато еще прочнее соединялись с
ядром советской системы, - ведь матерились и матерятся и гебисты, и номенклатура, и армия, и стукачи.
Сексологи отмечают существование копролалии, своеобразного явления, когда во время интимной близости человек
вдруг начинает сквернословить, причем это бывает именно у людей, которые и во время масленицы слово «блин» постесняются
выговорить. Это проявление и эмоционального всплеска, и величайшего доверия к любимому человеку. Но христианство,
призывая любить всех, любить даже врагов, требует создания иного языка, в котором нельзя выражать любовь к одному
человеку, к одному кругу людей за счет умения ненавидеть другого. Нельзя дружить против кого-то, нельзя любить
против кого-то, и в этом слабое место сквернословия. Здесь разум человека приходит своим путем к необходимости
языковой чистоты, о которой говорило христианство. Современный рационализм и наука оказываются важным союзником
Церкив. Они объясняют, почему и когда именно верующего тянет ругаться: это результат языческих рецидивов в христианстве,
когда на первое место в религиозной психологии выходит на воскресение Христа, а власть Церкви, не самопожертвование,
а самоуничижение и доминирование,не горизонталь любви, а вертикаль власти, когда человек не объемлет весь мир,
а зацикливается на метаниях между небом и преисподней.
*
*
Матерная брань - очень плохо. Однако, у неё есть одно достоинства. Матерная брань не поддаётся толкованию. Мат есть мат. Когда же человек достаточно осваивает речь, чтобы писать без матерной брани, у него возникает искушение считать, что он научился выражать свои мысли и теперь все обязаны его точно понимать.
Мало перестать выражаться, чтобы научиться выражать. Скорее уж матерщинник однозначно точен - хотя это точность мощной ядерной бомбы, разносящей всё вокруг на много километров, хотя сбрасывали её, возможно, на всего лишь один белый домик. Большинство же пишущих людей пишут неточно. Благодаря этому существует литература - люди покупают тексты тех, кто пишет точнее, чем они. Покупают, чтобы прочесть то, что "сам бы написал"; "вот точно то, что я думаю".
Это оправдывает людей, которые комментируют свои тексты: "Я хотел сказать то-то, но меня неправильно поняли". Ну, не смог! Правда, обычно человек считает, что "смог", вот окружающие "не смогли". Легче признаться, что ты не умеешь писать маслом, как Репин, чем признаться, что ты не умеешь писать пером хотя бы на уровне Фердыщенко. Собственно, писатель начинается в тот момент, когда он говорит себе, что читатель всегда прав - как производитель начинается в момент, когда говорит себе, что потребитель всегда прав.
Большинство людей не писатели. Они пишут, а когда их тексты читают, обижаются: "Я имел в виду другое". Презумпция невиновности требует идти нам навстречу, однако благоразумие иногда рекомендует не спешить. Старый анекдот описывает ученика, который назвал учительницу, стоявшую за его спиной, сотрудницей сферы интимных услуг. Когда учительница кашлянула, он обернулся, увидел её и сказал: "Марьиванна, я в лучшем смысле!" Ближнего называют содомитом - "в лучшем смысле". Скажут, что ты украл серебряные ложки - "но я имел в виду совсем другое". Поднимешь бровь при заявлении: "Все, кроме меня идиоты" - и услышишь: "Вы извратили мои слова!" А критерий-то истины простой и вполне матерный: подобные оправдания вполне могут быть использования и в защиту трёхбуквенного слова на заборе.
*
Ольга Богуславская. Малява про халяву. - МК, 19.9.3: "Олег Васильевич Волков, без малого тридцать лет
проведший в сталинских лагерях, сказал как-то, что никогда бы ему этого не вынести, если бы он хоть раз употребил
матерное слово". А Пушкину Россия казалась каторгой, потому что нельзя было в печати употребить матерное
слово.Язык поразительно вторичен (вопреки тому, чего боятся или на что надеются верующие в гипноз и внушение)
- вторичен по отношению к человеческой жажде свободы. Сам языковой пуризм может скрывать и жажду свободы, как
у Волкова, и жажду порабощения, как у Николая Павловича. Отличие то, что чистота свободного человека - чистота
всегда, а чистота рабовладельца - показная, и нет гаже матерщины, чем в той же армии, где официальный язык чист
до неприличия.
*
Любовь это деление (можно и без любви делиться, как это делают клетки, но любящий делится собой). Правда, любовь
это еще и выделение, выделения: спермы, пота, иногда слез. Когда доводят друг друга до слез, это не любовь,
конечно, но бывают люди, которые плачут от счастья, в том числе, плачут во время «занятий любовью». И если про
пот в современном обществе говорить не принято и даже принято его истреблять, и к сперме это тоже относится,
то к слезам секса относятся спокойно. А уж к любовным крикам отношение не просто спокойное, а даже почтительное.
Горлу прощается то, что не прощается остальному телу.
Любовь связана с довольно грязными (потливыми, слезливыми, а иногда и сопливыми) телесными процессами.
*
Григорий Померанц видел в распространении матерщины среди образованных людей способ компенсировать своё бессилие перед деспотизмом:
«Потерять себя можно было по-разному. Одним из путей искажения личности была матерщина. Не в среде, где к ней привыкали с детства, а у художника, поэта, артиста. Советский разведчик, попавший в руки к японцам, непрерывно матерился, чтобы выдержать пытку. Ольга Берггольц материлась, чтобы вынести советскую власть. С течением времени это стало модой. Но вот вопрос: не застревает ли в душе привычка к черному слову? В народных вариантах «Хождения Богородицы по мукам» есть такой духовный стих: Христос-Вседержитель дает матери невод и разрешает выловить из ада грешников, ни разу не выругавшихся черным словом. … От черного слова остается след, подобный въевшейся грязи. Брань помогает в схватке, мобилизует какие-то силы, но это призыв к дьяволу в борьбе с дьяволом, и свой, союзный дьявол укрепляется в уме».
Проблема в том, что матерщина (как и пьянство) мешает заметить, что бессилие-то часто кажущееся...
*
МАТОВАЯ РОССИЯ
Полтора века идёт взрывообразное подключение миллионов и даже миллиардов людей к тем пластам культуры, которые ранее были доступны десяткам и сотням. Это суть прогресса, социального прогресса, мира и прочих вкусностей. Но сколько же брюзжания вызывало и вызывает расширение культуры! На первых порах - в конце XIX века, в начале ХХ - ещё очень брюзжали по поводу техники и урбанизации. Бездушные города, вонючие машины. Сугубо патриархальное брюзжание - у себя-то в огороде мужик был царь и бог, а в городке просто наёмник, пусть даже с миллионным окладом.
Когда прогресс распространился на женщин, брюзжания против техники стало меньше - холодильник и стиральная машина чудеснее полёта на Луну. Однако, ворчания по поводу "массового общества" и бескультурья меньше не стало, хотя акценты чуть сдвинулись - ведь у женщин свои критерии. Если для мужчин главным было появление множества конкурентов на ниве чтении и истолкования прочитанного, то для женщин - устранение барьеров на пути хамства. Патриаральные табу разрушились, а новые ещё не появились. Впрочем, гендерная революция 1970-х эту проблему решила.
Сексуальная, гендерная и прочие революции многие проблемы решили - там, где не было революции великой, октябрьской, социалистической. Тем не менее, даже в России можно быть повеселее в оценках культуры. Стакан, конечно, не наполовину полон, стакан полон едва на четверть, но всё же... Да, при Первом Совке в интернете не было столько матерщины, исходящей от людей с высшим образованием. Но при Первом Совке интернета вообще не было! А матерщина-то была, была... Другое дело, что при Первом Совке жизнь держалась на старых, дореволюционных запасах - в том числе, этических запретах викторианства. Поэтому девушка, если она материлась, не могла рассчитывать на приличное замужество или выступление в телевизоре.
Во Втором Совке (а что? рассчитывают же на первую-вторую французские республики или Речи Посполитые) запреты сняты. Подворотня правила и раньше, но теперь подворотня правит на своём родном языке, а не на ломаном европейском. Маски сброшены, только и всего. Отсюда в интернете густая, принципиальная матерщина у людей с дипломами. Были бы айпады при Хрущёве и Брежневе - похуже бы начитались и наслышались.
Тонок слой европеизированной интеллигенции? Так и до революции не превышал 10 тысяч человек (совокупный тираж "Вех"), остался таким и сейчас. Если проанализировать стандартный набор подписей под какой-нибудь петицией кроликов удаву, то из 50 тысяч (среднее количество) 10 тысяч человек в своих блогах не матерятся, а остальные - сквернословят вовсю. Это не понижение уровня, это просто 40 тысяч подворотников уже получили образование, но ещё не образовались. Называть их презрительно "образованцы" означало бы скатываться до уровня известного литератора-антисемита, запустившего это подворотное словцо. Конечно, эти 40 тысяч уже не переделать, но надо крутить педали культуры - в следующем поколении, глядишь, пропорция изменится. Впрочем, педали надо крутить прежде всего, чтобы самому не упасть.
Конечно, сквернословие в России в дополнение ко многим своим функциям (эмоциональная разрядка, острая приправа к беседе и т.п.), реализует ещё одну роль. Сквернословие является сквернословием только при наличии "чистословия". Между тем, бывают социальные группы, в которых чистословие отсутствует, а сквернословие является нормой, выполняет функции нормального языка - и такой группой является армия. Матерщина в России маркирует не столько причастность к преступному миру, сколько к миру организованной преступности, каковым и является армия. Милитаризованная до костей мозга страна - так в ней и образованный человек должен материться, не может не материться. Кто не матерится, тот диссидент и внутренний эмигрант. Это, между прочим, не так неприятно, как может показаться.
СКАТОЛОГИЧЕСКОЕ
Оказывается, тут приняли какой-то закон о запрете мата. Я не знал - я просто удивился обилию мата у приличных людей. Так вот: даже назло большевикам я материться не буду. Я не умею. Я не умею - и не матерюсь, а десятки тысяч людей с высшим образованием, приличных, демократов - не умеют и матерятся. При этом заслоняются Веничкой. Но вместо нового "Москва-Петушки" предъявляют миру лишь творческую беспомощность. Мат и ругань в адрес Путина и рашистов - не от бессилия перед рашизмом, а вообще от бессилия, от неумения говорить сильно, использовать язык для творчества.
Что матерятся и рашисты - не проблема. Они, формально, не матерятся. Они не используют бранную лексику, для них мат - обычная лексика, не бранная.
Вот с интеллектуалами - плохо. Не русские интеллектуалы, а украинцы, насколько я понимаю, изобрели меткое "рашизм", сменившее не слишком удачное "совок". Русские интеллектуалы, противостоя Путину, пишут ватным языком (не все, к счастью, но абсолютное большинство), пишут тривиально, повторяют банальности вековой давности.
Марина Журинская в 1975 году рассказывала мне, как впервые встречалась со старообрядцами. Что-то старообрядцам было нужно от правозащитников. Благообразные, протопоподобные... И вдруг один из них отверз уста и промолвил: "Нельзя ли в порядке исключения...". Для Марины - великолепной словесницы - старообрядчество было дискредитировано навсегда. Понятно, что если бы сей муж выматерился, было бы не лучше, но "не лучше" - не означает "не хуже". Оба способы убийства русского языка - матерок и гладкопись - как убийства ненамеренное и намеренное.
Две тысячи лет назад, во времена Господа и Спасителя Иисуса Христа, в Израиле не велось споров о матерщине. Язык вообще не делился на высокий и низкий стиль, и Господь, как и Предтеча, свободно употреблял недопустимо резкие выражения ("ехидны"). Слова Спасителя о том, что "исходящее из уст оскверняет" - не от ругани, а о ханжестве и лжи. А вот в Риме той эпохи такие споры велись, споры очень сложные и утонченные, связанные с философией вообще и философией языка в частности - насколько "естественно" естественное, что есть язык и т.п. В Ветхом Завете отголосок этих споров только в поздних книгах, написанных уже в ареале эллинистической культуры (Сирах). Неожиданный, зато ценный отголосок тех же споров - в послании Иакова, где слово представлено как главный творческий инструмент.
По мере развития цивилизации - и именно в информационном обществе - структура языка не упрощается, а, напротив, усложняется. Да, снимаются внешние (законодательные) запреты. Но язык тем успешнее функционирует, чем он разнообразнее, чем болеев нем оттенков, потоков, слоев, самоограничений - вполне игровых, но и вполне реальных. Половина очарования Довлатова - от взятого им на себя обета не использовать в одной фразе слов, начинающихся с одной и той же буквы. Подражать Довлатову не обязательно, но понимать, что творчество всегда подразумевает игру, ненужное усложнение, избыточность, надо, и что лужа - это еще не свобода, а вот бокал шампанского - свобода. Но изготовить шампанское и бокал сложнее, чем напрудонить лужу.
* * *
В Москве снесли старинную православную церковь. В Лефортове, часть военной больницы 1915 года. Я об этом узнал из перепечатки новости во френд-ленте с комментарием Екатерины Мень, неизвестной мне москвички: "Чтоб вы все сдохли, е...ные девелоперы". Вы знаете, снести храм, уничтожить старинное здание - меньшее преступление перед культурой, чем вот так публично выматериться. И снос храма - результат того, что человек с высшим образованием, с хорошей еврейской фамилией, специалист - судя по информации в ФБ - по работе с аутистами - позволяет себе такую реакцию. Да пропади пропадом все храмы, лишь бы не матерились люди!
Кто матерится, говорит на одном языке с Путиным, и это - на радость Путину, даже если матерящийся Путина материт.
Мне кинули цитату из Фаины Раневской: "Лучше быть хорошим человеком, ругающимся матом, чем тихой, воспитанной тварью". Уверен, что это - фальшивка. Совки с высшим образованием за последние 20 лет превратили Раневскую в своего идола, навешав на неё циничных пошлостей. А сама фраза верна настолько же, насколько верно утверждение "Лучше быть верным мужем, регулярно посещающим проституток, чем Дон Жуаном".
Что, Аверинцев - "тихая воспитанная тварь"? Вздор!Просто оправдание своего выбора - быть матерщинником. Покажите хоть одного палача (кроме выдуманного Набоковым), кто бы удержался от мата и хамства!
То, что у романтиков 190 лет назад было открытием сложности культуры, у совков стало закрытием культуры.
МАТ
Поделюсь-ка личным опытом. У нас в семье никогда не пили водку - вообще, и никогда не матерились. И когда мой отец вышел из лагеря, он никогда не матерился в моём присутствии, хотя попадать себе по пальцам ему случалось. В общем, так оно и остаётся, хотя подозреваю, что если меня нет, то дети мои могут... очень даже... Вокруг, конечно, мата было много. Но, между прочим, он был исключительно мужской. Может, я потому так отреагировал на публичное употребление мата женщиной по фамилии Мень, что впервые я услыхал мат из уст дочки отца Александра, моей ровесницы, но с воспитанием подмосковного техникума. У меня был легкий шок. Но я очень много чертыхался, - кажется, вслед за мамой. Когда я крестился, то заменил слово "ч...рт" звукосочетанием "чашечка". Потом перестал и это говорить. Но, между прочим, я даже от родных сыновей иногда слышал "чашечка", значит, довольно долго это лечение проходило... Подозреваю, что дочка отца Александра, которая нынче итальянская маркиза и иконописица, вряд ли нонеча матерится хоть на итальянском, хоть на русском. Что я говорю, попав молотком по пальцу? Спасибо Жуковскому - говорю "Ё!" разной длительности и высоты, в зависимости от силы удара.
Английская королева, уверен, попав по пальцу молотком, тоже не матерится. Если это палец архиепископа Кентерберийского, восклицает "Джизус!" Если это палец герцога Эдинбургского... Лучше умолкну...
*
Первый довод матерщинника, которому сказано, что он матерится: "Не клейте ярлыки!"
Второй: "Не вырывайте мои слова из контекста!" |
