Богочеловеческая комедия
Лояльность как подмена единства
См. "катакомбное христианство".
Как большевики всякую фракционность научились рассматривать как измену коммунизму, так православные научились всякое неповиновение начальству рассматривать как измену Самому Христу. Нормальное в любом обществе и любую эпоху пространство выбора поведения было сплющено до манихейского "или-или". От планеты жизни остались одни полюса: абсолютное послушание (при каком угодно внутреннем настроении) либо абсолютное непослушание. Остаётся единственный вариант - уход в личную набожность, которая не перестаёт быть оскопленной и эскапистской формой религии и тогда, когда пиетисты объединяются в группы, братства, движения.
В церковной форме члены Московской Патриархии в России воспроизводят поведение, характерное и для психологии светской части социума: представление о себе как о людях, любящих свободу, декларативное дистанцирование от политики структуры, в которой они состоят, и одновременно соучастие в этой структуре, подчёркивание своей лояльности как заведомой добродетели верности, осуждение инакомыслящих как раскольников и одновременно гордое объявление себя истинными инакомыслящими и диссидентами. "И удовольствие получить, и невинность сохранить". Желание сидеть на двух стульях демонстрировали даже такие несомненные лидеры советских структур как Горбачев и патриарх Алексий. Разумеется, оставались и люди с цельной психологией, энтузиасты деспотизма.
Ни в чём не проявилось так понижение интеллектуального уровня как в сведении проблемы Церкви и тоталитаризма к обсуждению "каноничности", к клеймению "сергианства". "Катакомбники" 1930-х годов не были "антисергианами", "антисергианство" - феномен пост-тоталитарного общества или даже вне-тоталитарного (они ведь и в США есть). Человек, который мыслит категориями "каноничности", "икономии", "календаря", подменяет реальность знаками, причём искажёнными. Куда точнее анализ Тишнера: "Желания хозяина становятся желаниями раба, а сохранение жизни становится слишком важным, настолько, что ради него человек отказывается от свободы. Рабство даёт комфорт безответственности, Тишнер же учил нас путям ответственности" (Ягелло, 2006, с. 25).
