Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

Богочеловеческая комедия

1781 год: толерантность классицизма против нетерпимости барокко

С XIX века миссионерство ассоциируется прежде всего с протестантизмом, а ведь до этого оно было исключительно занятием католиков. Чуть сложнее с изобразительным искусством. Благочестивые кинофильмы и вообще Голливуд - это прежде всего культура протестантской Америки (хотя количество иудеев в кинопромышленности и велико, но они лишь обслуга). "Католическое кино" маленькое и неинтересное даже собственным создателям. Однако, надо понимать, что кино - лишь подвариант изобразительного искусства, отвечающий на очень старый запрос. Запрос этот восходит, самое меньшее, к XII столетию, когда зафиксированы первые пьесы-миракли, и запрос этот - жажда удвоения реальности, в пределе - чтобы можно было наблюдать что угодно перед собою, в точном соответствии объёмов, запахов, движения событию, происходящему за много километров или за много веков от наблюдателя. В этом смысле одна из фаз развития искусства, удовлетворяющего этому запросу - барокко. Это - кинематограф до кинематографа, это кинематограф агитационный, но прежде всего - увлекательный.

Из архитектуры, живописи, скульптуры барокко выжало всё, чтобы создать иллюзию движения, причём движения объёмного и обнимающего наблюдателя. Современный человек, попавший в страну, где много барокко - а таков почти весь юг Европы - жалуется, что его "тошнит". Так и от кинематографа, если много смотреть, подташнивает. А не смотреть - тоже нельзя, "вместе тесно, врозь скучно".

Барокко, к сожалению, не вообще кино, а киноагитка, и именно католическая киноагитка. Насколько действенная? Судя по тому, что параллельно с барокко шла Тридцатилетняя война и всякие инквизиционные зверства, не очень действенная. Так и всякая военная пропаганда - фикция, изготавливаемая по приказу начальства и не имеющая ни малейшей силы, что легко обнаружилось бы в условиях свободы и конкуренции. Потому милитаризм свободу с конкуренцией и не терпит.

Замечательным примером того, как по мере освобождения европейцев от религиозной розни барокко сменилось классицизмом - искусство словно протрезвело и стало само собой - являются два здания в Вене. Одно - церковь во имя святого Карла Борромео, знаменитого борца с протестантизмом конца XVI столетия. Начали строить храм в 1713 году, закончили в 1737. Вышел монстр. Создатели особенно гордились тем, что перед собором поставили две колонны наподобие колонны Траяна в Риме - вот, мол, в Риме не передвинули колонну Траяна к собору св. Петра, а мы - соединили две красивости. Да уж, соединили... В результате полное ощущение, что турки всё-таки взяли Вену и построили в ней исполинскую мечеть с двумя минаретами. К тому же, перед собором пруд с фонтаном, он в нём отражается как Тадж-Махал (а когда-то от собора шла прямая перспектива к императорскому дворцу Хофбург, теперь перекрытая несколькими зданиями).

Только вот Тадж-Махал это Тадж-Махал, а Карлскирхе - уродство, почти такое же, как храм Христа Спасителя в Москве (прозванный сразу после сооружения "чернильницей" - исполинские чернильцы с красивыми крышками были обязательными атрибутами бюрократических столов XVIII-XIX веков). Удвоенное в бассейне уродство становится ещё более уродством.

Когда мы в 2012 году были в Карлскирхе, на постаменте одной статуи была задиристая надпись на английском языке: "Все спрашивают: "Почему?", я спрашиваю: "Почему бы и нет?" Карлскирхе зримо отвечает на последний вопрос: уродство не имеет права на существование! Почему ты уродлив? Почему кто-то красив - не вопрос, мир должен быть красив, потому что он - творение. О зле можно спрашивать: "Почему?!" и нельзя отвечать "почему бы и нет", о добре и красоте такой вопрос невозможен.

Внутри Карлскирхе фрески, которые можно рассматривать вблизи, потому что устроен подъёмник под самый купол. Фрески - последнее издыхание барокко. Особенно хорош контраст между исполинскими прямолинейными ключами от Царства Небесного, символами папской власти, и держащими их желейными ангелочками.

Самое же популярное у авторов путеводителей - ангел, который повергает в ад Лютера и при сем поджигает Библию на немецком языке. По ближайшем рассмотрении выясняется, что Библия в руках Лютера на никаком языке - там только "черты и резы" и одно-единственное слово - "Лютер", причём написано с ошибкой, возможно, потому что рисовал итальянец.

Ненависть уравнивает ненавидящих, и венская фреска столь же уродлива как знаменитая русская начала ХХ века с изображением Толстого в аду.

Таково начало столетия. Когда строительство Карлскирхе заканчивалось, Зальцбургский архиепископ изгнал из своего княжества 20 тысяч лютеран (они нашли убежище в Пруссии). Это уже воспринималось как некоторая неприличность, отсталось. А через полвека, в 1781 году, император Иосиф II опубликовал указ о толерантности к протестантам и православным, а на следующий год - и к евреям.

Памятником этому указу служит так называемый "Дом терпимости" или, по-немецки "Толеранцхаус". Это уже не барокко, это чистый и очень красивый классицизм.

Дом украшен надписью, но расположена она так высоко, что разобрать трудно. Надпись гласит:

"Vergänglich ist dies Haus, doch Josephs Nachruhm nie. Er gab uns Toleranz, Unsterblichkeit gab sie!"

Что означает:

"Не вечен этот дом, но вечно будут помнить Иосифа. Он дал нам толерантность, она дала бессмертие!"

Дом выстроен в 1793 году не евреем, а православным греком, коммерсантом Христофором Нако. Напротив дома - греческая православная церковь, строительство которой стало возможно благодаря эдикту о толерантности. Сам Нако был человеком Просвещения - в своём румынском поместье он основал сельскохозяйственную школу, предписав, чтобы в ней за его счёт обучались двенадцать лучших учеников окрестных сёл, причём обязательно трое немцев, трое румын, трое венгров, трое сербов. Замечательная математическая строгость - и в этом тоже классицизм. Барокко музыкально, классицизм математичен. Барокко - кино, классицизм - тетрадь в полосочку и немножко небо в клеточку.

Между Карлскирхе и Толеранцхаусом полтора километра, пятьдесят лет, указ Марии-Терезии 1748 года о дополнительном налоге на евреев, репрессивный эдикт папы Пия VI против евреев - "Editto sopra gli ebrei" 1775 года, драма Лессинга "Натан Мудрец" о том, что евреи - тоже люди, что важна не вера, а дела. Между ними и прообраз Натана - друг Лессинга Моисей Мендельссон. Между ними ещё и бурное развитие европейской экономики. Что из этого повлияло на императора?

Повторяется история с Карлскирхе. Недопустимо спрашивать "почему толерантность". Почему нетолерантность? Почему протестанты не имели права строить церковь с колокольней, а православные не имели права строить церковь вообще? И никаких "а почему бы и нет", - между тем, все рассуждения про "государство имеет право", "национальные интересы" и прочее есть именно такой вздор.

Папа Пий VI через полтора месяца после издания эдикта о толерантности изволил прибыть в Вену - один из немногих случаев, когда папы XVII-XVIII веков покидали Рим. Видимо, он рассчитывал вернуть императора на путь истинный, но не преуспел. Конечно, прежде всего его беспокоило ущемление его собственных прав - Иосиф переключил на себя управление Церковью и отбирал в казну церковную собственность - но и толерантность, конечно, тоже Папу беспокоила. 22 апреля император изволил провожать Папу в обратную дорогу до монастыря Мариабрунн. Через несколько часов после расставания Иосиф подписал указ о закрытии этого монастыря. Поездку Пия VI сравнивали с Каноссой - только знак обратный, тут папство проиграло империи.

Римские евреи были освобождены из гетто (римляне называли его еврейским сералем, "Serraglio delli Ebrei") ровно через сто лет после Эдикта о толерантности, в 1882 году.

 

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова