Cр. История кощунств.
РЕФОРМЫ И ФОРМЫ: КАТОЛИЧЕСТВО И ПРОТЕСТАНТИЗМ КАК СОПЕРНИЧЕСТВО КОЩУНСТВ
Уже предтечи Реформации были показали новое понимание кощунства: для них кощунством стало иконопочитание. Реформация оказалась и отказом от формы - формы как предмета идолопоклонства. Одним из ранних памятников столкновения двух разных пониманий кощунств в христианстве стала Ченстоховская икона, которая далеко не такая древняя, как думают многие её почитатели. Она написана в 1434 году. Правда, написана на той же доске, на которой было изображение раньше. Икону повредили ударом меча иконоборцы-табориты в 1430 году. Историки искусства предполагают, что первоначальная икона была создана в XII веке и копировала константинопольский образ Одигитрии. Парадокс в том, что икону особенно усердно стали почитать после того, как её изуродовали, но при этом, воссоздав изображение, художник изобразил и след от меча. Таким образом кощунство превращено было в свою противоположность. Своеобразное живописное цитирование. Точно то же делают многие современные художники, которых обвиняют в кощунстве. Теоретически, даже самый нечуткий православный мог бы понять, что речь идёт именно о цитате. Практически, настроенный агрессивно человек не желает вдумываться. Агрессия его питается вовсе не тем, что он видит. Это агрессия луддита. Человек ненавидит "модерн", "гуманизм", "ренессанс", а срывает зло на совершенно не богохульном живописном произведении. Ведь нельзя опрыскать краской "модерн".
*
Примечателен казус, когда католики совершили кощунство над крестом в знак протеста против государственной власти, которая превращала их в протестантов. В 1541 г. в приходе шведского города Аделунд крестьяне на Пасху опрокинули крест (они ещё осквернили святую воду и подвели к причастию совершенно пьяного мужика, которого затем вырвало). Крест опрокинули, когда священник стоял спиной к пастве, и крестьяне наотрез отказывались указать кого-то одного виновного. Королевский суд приговор приход к выплате 3000 марок. Историк А.Щеглов отмечал, что в таком кощунстве было несколько мотивов: протест против навязываемой сверху Реформации, против усиления эксплуатации крестьян короной. В начале 1540-х годов в Швеции разгорелась крестьянская война Нильса Даке, подавленная в 1543 г. Опрокинутый крест – это ещё полбеды; один из крестьян призывал толпу разделаться с пастором «за то, что тот упразднил их старые обычаи» (Щеглов А.Д. Реформация и шведский суд в 20-е – 40-е гг. XVI в. // Право в средневековом мире.СПб.: Алетейя, 2001. С. 159). Что в «старые обычаи» не входило опрокидывание креста, пусть даже еретического, о том речи не было.
1555 ГОД. РАСПЯТИЕ И СЕЛЁДКИ: НОВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О КОЩУНСТВЕ
В "Дорожной книжице" Йорга Викрама, опубликованной в 1555 г. среди прочих анекдотов ("шванков") один выделяется мягкой, очень мягкой, но всё же насмешкой над распятием. Торговец селёдками, который понёс большие убытки, видит на дороге "худо сработанное, неуклюжее распятие".
"Купец остановился, постоял молча, всмотрелся в Господа Бога, узрел его нищету и увечья и, наконец, то ли по простоте душевной, то ли с горя, молвил: "Господи, если бы ты торговал селедками, ты не мог бы выглядеть хуже" (Немецкие шванки и народные книги XVI века. М., 1990. С. 104).
Это - новое представление о норме и, соответственно, о кощунстве. Не всякое изображение сакрально. Не предмет изображения делает его сакральным, а то, как сделано изображение. Христианское средневековье абсолютно спокойно воспринимало примитивные, скверные изображения Христа (шедевров было мало). Современное христианство широко использует китч, но сознаёт, что это именно китч, имеющий локальное применение и значение.
Претензия к качеству художественной работы - революция в сознании, когда человеческое творчество становится столь же важным, как Божественная святость, когда не внешний, внехудожественный акт освящения, а внутренний, творческий акт становится на первое место. Творчество освящается - увы, в основном за пределами Церкви как организации, где нормой остаётся по-прежнему безличное, трафаретное, а к творчеству господствует настороженное отношение как к слишком личному и, соответственно, эгоистическому, противоречащему представлению (не высказываемому, но глубокому) о Боге как о Том, в ком всякая индивидуальность растоворяется. Конечно, тут не столько Бог защищается, сколько церковная организация как нечто высшее, чем личность, и с личным несовместимая. Спор идёт не столько о Боге, сколько о человеке. Это отдалённое - во всяком случае, с нашей точки зрения - эхо Евангелия, которое ведь освободило человека и от такого греха, от такого небытия как грех безликости, небытие коллективизма. Именно коллективистское сознание выискивает "кощунства" и борется с ними - прежде всего, интуитивно видя кощунство во всём, где видна личность, не желающая подчиняться распоряжениям извне.
