Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая история
 

Яков Кротов

Богочеловеческая комедия

2 век: ненулевая рациональность любви и спорта

Когда в 2014 году российские власти пропагандировали олимпийские игры в Сочи, по телевизору показывали счастливую гражданку, которая говорила: "Вот мои родители рассказывали мне про олимпиаду в Москве, а я своим детям буду рассказывать про олимпиаду в Сочи!"

Что могли рассказывать свидетели олимпиады 1980 года? Москва была - как в 2014 году Сочи - очищена от "нежелательных элементов". Город опустел, потому что было запрещено приезжать в Москву даже из ближнего Подмосковья. В магазины завезли диковинные импортные товары вроде финских пакетиков с соком. Покупать их было некому и не на что. Всё это напоминало коммунизм в научно-фантастических кинофильмах: просторно, чисто, людей нет, одни достижения науки и техники. На земле мир, в человецех благоволение.

Автор этих строк провёл время олимпиады в самом приятном покое, "iucundissima quiete transmisi", как выразился бы Плиний Младший. Собственно, он так и выразился, когда описывал свою жизнь в Риме во время спортивных состязаний. Все уходили смотреть скачки, город вымирал, и Плиний мог предаваться сочинительство в своё удовольствие, не отвлекаясь уличным шумом.

Разница была та, что Плиний предавался сочинительству у себя дома, автор же этих строк был в составе патруля из работников архива. Патруль сидел на скамеечках напротив стадиона в Лужниках и высматривал шпионов. Можно было и почитать, и пописать.

Беременная жена пребывала в деревне, где жил после 18 лет концлагеря мой отец. Ему было запрещено находиться в Москве навсегда, не только на время олимпиады.

Плиний, кажется, немного лукавил, когда говорил, что ему очень хорошо. Народ с улиц - писателю легче. Если бы это было так, с чего бы этот довольно уравновешенный политик высочайшего ранга так раздражительно бранил болельщиков?

Словно старик Хоттабыч, впервые увидевший футбол и недоумевавший, почему бы не дать каждому футболисту по мячику, Плиний отказывался понимать разделение болельщиков на партии. Прийти посмотреть искусство жокея - в этом он соглашался видеть "ненулевую рациональность" ("ratio non nulla"). Но болеть за ту или иную команду?

Болели тогда, как и сейчас, за цвета определённой команды. Во II веке это были голубые и зелёные. Кстати, у нынешней футбольной команды Рима эмблема - голубое на белом.

Логика Плиния не так иррациональна, как может показаться. Не ходят же люди в музей болеть за того или иного живописца или скульптора. А могли бы! Изредка бывали, но исчезли соревнования композиторов. Остались, правда, музыкальные конкурсы, но там право шуметь зарезервировано за участниками, зрителям же остаётся сидеть мышиным манером.

К "нулю" из "нулла рацио" - Плиний подобрал изящную пару - "панно". "Панно" на латыни означало "тряпка", "лоскут". Современное русское "панно" - это именно это слово, только пропущенное через французский, где оно почему-то стало означать доску.

На самом деле, конечно, вовсе не тряпка, а туника жокея. Скорее всего, это было довольно дорогое изделие. Но разве спортоненавистник оценит?!

Плиний относился к той сотой доле процента, которая в любые времена правит обществом. Богатство неимоверное, власть - последние десять лет жизни он был наместником Вифинии, то есть, территории примерно современной Турции. Очень прилично управлял, не Понтий Пилат. Но - сноб. Больше всего его раздражало, что на скачках вопят и орут не только вульгарные плебеи ("vulgus"), которые - тут Плиний довольно груб - "дешевле туники" - но равные ему "серьезные мужи", "graves homines".

Плиний обозвал спорт занятием "inani frigida", что русский переводчик остроумно передал как "пустое и пошлое". Хотя "фригидное" всё-таки точнее, чем "пошлое". В спорте - "nihil novum, nihil varium". Вот это перевести трудно, потому что сказано сердито и потому неточно. Да, в спорте нет "ничего нового", но что нет ничего варьирующегося? Спорт весь - сплошные варианты, в нём ничего постоянного, но вариабельность спорта - в очень узких пределах. Такое сочетание роднит спорт с сексом. Конечно, если секс плюс любовь, то тут уже не пошлость, тут уже не скажешь "ничего нового". Любовь - то вечно новое, что превращает секс из беличьего колеса в велосипедное. А что со спортом?

Да ровно то же самое! Одна из самых первичных форм юмора - высмеивание наивного человека, который думает, что занимающиеся сексом люди борются друг с другом. Думать, что болельщики разных команд ненавидят друг друга - точно та же ошибка! Формально - да. Удары, колотушки, взаимные оскорбления. Милые бранятся - только тешатся! Если в тех видах спорта, где нет команд, любят "своего игрока", то в командных состязаниях - любят болельщика противной команды. Если никто не придёт болеть за врага, будет скучно и нечего делать. Такое вот преображение войны в состязание - как любовь преображает порнографию в эротику. Ненулевая рациональность любви.

Беда в том, что далеко не всегда болельщики болеют болью любви. Беда в том, что очень часто болельщики вообще не болеют. Как это было на московской олимпиаде 1980 года, где все сидящие на трибунах - за исключением кучки ничего не понимающих иностранцев - были скучающими, дуреющими статистами, которых государство пересадило на пару недель с их привычных рабочих мест на скамьи зрителей. Впрочем, в любви это тоже бывает - когда соревнование, страсть к тряпке ещё есть, а под тряпкой уже ничего нет. Нулевая любовь. Но это уже совсем другая и очень неспортивая история...

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова