Именная бесконечность

[Иисус был потомок] «Маттафиев, Амосов, Наумов, Еслимов, Наггеев,» (Лк 3, 25)

Маттафий родился, предположим, в 200 г. и вырос уже в правление сирийских царей — впрочем, он был единственным безусловно сирийско-подданным в условной череде предков Иисуса, для которого все эти «селевкиды» (на русский точнее было бы перевести» селевковичи»). Может быть, Маттафий был свидетелем и свержения власти Сирии. Сохранилось сочинение Сираха, которому был, видимо, современником Маттафий — книга «Премудрости», которую считают «второканонической». Протестанты её в Библию не включают, исходя, видимо, из того, что каноничность, как и осетрина, бывает только первой. Сирах, на первый взгляд, очень «эллинистический», «полисный» человек — он озабочен прежде всего семьёй, благополучием дома, отношениями с друзьями. Тем не менее, как заноза торчит и в этом человеке память о смерти, и со смертью этот человек справляется не только банально. Можно счесть античной банальностью призыв смириться: «Это приговор от Господа над всякою плотью. Итак, для чего ты отвращаешься от того, что благоугодно Всевышнему? Десять ли, сто ли, или тысяча лет, — в аде нет исследования о времени жизни» (41, 5-7). Уж точно, банальность — бегство в «славу», славу своего имени: «Заботься об имени ... Дням доброй жизни есть число, но доброе имя пребывает вовек» (41, 15-16). Не банально другое — вера в Израиль, который якобы будет поддерживать вечную память: «Жизнь человека определяется числом дней, а дни Израиля бесчисленны. Мудрый приобретёт доверие у своего народа, и имя его будет жить вовек» (37, 28-29).

Грек не верил в вечность «Греции», да и слов таких не знал. Римлянин не надеялся на то, что «Рим» будет вечно помнить его славу. Сирах надеется на вечность Израиля. Он переводит количество в качество, «бесчисленность» Израиля в «бесконечность». Это логично — бесчисленный народ должен быть бесконечен. Конечно, это иррационально, ибо бесчисленным Израиль не был и тогда. Это и неверно, поскольку бесконечный народ не обязательно будет бесконечно повторять имена всех своих умерших членов. Хотя технически это как раз вполне возможно, но бесконечности не интересно конечное.

Сирах самое главное не договаривает — дело не в потенциальной бесконечности Израиля, дело в реальной бесконечности Бога Израиля. Доверие народа важно лишь тогда, когда этот народ — Божий. Иначе Иисус — самый несчастный из сынов Израиля, ведь Его имя не «приобрело доверия» у бесконечной вереницы фанатиков и ханжей. Сирах сам не подозревает, насколько он прав: «имя» будет жить вовек, жить не фигурально, в книжках и на стелах, а жить буквально, потому что имя праведника произнесёт Тот, Кто вступил с Израилем в завет — и тот, чьё имя произнесёт Бог, тот и воскреснет к вечной жизни.