Развитие коммуникационного общества есть развитие политиков от людей рубящих к людям говорящим.
Впервые это стало заметно в Греции эпохи древней демократии, эпохи Перила и Фемистокла. Главным в политике по-прежнему оставалось военное дело, но военные должны были выступать с речами перед избирателями. Соревноваться друг с другом в красноречии. Хочешь быть в лидерах — учись не только владению копьём и мечом, но убеждать людей.
В античность эта тенденция так и не взяла верх. Александр Македонский не был оратором нимало. Коммуникационное общество развивается толчками, и на каждый шаг вперёд находится полшага назад, а то и больше. Тем не менее, фигура правителя двоится: Август — не великий полководец, но он находит себе в подчинённые, в «теневые лидеры» великих полководцев, сам же работает прежде всего в коммуникационном пространстве.
После этого следует провал с молчаливыми не только царями и князьями, но и с молчаливыми всеми. Тем не менее, по мере выхода из «тёмных веков», всё чаще глава государства — одно, а военачальники — другое. Но с очередным рывком коммуникационной революции — тем, что мы называем Модерном — тенденция возрождается и усиливается. Так происходит явление адвоката Робеспьера, адвоката Дантона, адвоката Демулена, публицист Марат и просто оратор (и ученик ораторианцев, что пикантно) Сен-Жюст.
Потом опять реакция — Наполеон. Но реакция недолгая, и с 1848 года Западная Европа управляется ораторами. Англия, естественно, на двести лет раньше прошла этот путь.
Россия 1917 года увидела двух великих ораторов — Керенского и Троцкого. Отсталость страны проявилась в том, что как на старте революции были в основном молчаливые менеджеры вроде Львова, так и на финише её оказался молчаливый Сталин.
Тоталитарные режимы ХХ столетия создавались менее всего военными. Ленин — плохой оратор, но ему и негде было ораторствовать, зато он графоман-публицист и гениальный организатор тоталитарной группы. Муссолини — учитель, оратор, литератор. Гитлер был фельдфебель, но всё же он прежде всего оратор и публицист. Оратор Мао добился большего, чем военный Чан Кайши. Военные диктаторы остались на периферии — Салазар, Франко.
Правда, если в демократических странах ораторы идут непрерывной чередой, то в деспотиях они востребованы лишь на старте. Они говорят перед публикой, но их цель — создать режим, когда не будет «публики», не будет и необходимости говорить. Тоталитаризм похож на вирус, оболочка которого выглядит как дружественное организму вещество, ослабляя защитный механизм. Когда же вирус уже проник внутрь, он начинает истреблять тот самый организм, который его впустил. Маска не сброшена, но она теряет значение. В итоге возникли Бухарин при Ленине, Геббельс при Гитлере. Это, конечно, не ораторы, которые убеждают, это ораторы, которые приказывают, тиражируют предписанное вождём. Обратная связь отключена, вот раздолье для самоупоения. Кто плохо слушает и плохо исполняет, отправляется сперва в концлагерь, потом на расстрел. Никаких ярких ораторов более не нужно. Если бы Гитлер и Геббельс победили, скоро их речи стали бы скучными и казёнными, как речи Пельше и Суслова, официальных идеологов тоталитаризма 1950-1970-х годов.
