Важнейшее понятие «власти» является лишь частным случаем общения. Власть есть искажение способности общаться — быть вместе, на равных.
Слов, обозначающих власть, очень много. Большинство из них обозначают насилие. «Власть» — однокоренное с «волочить». Властвующий ведёт другого силком, словно тот предмет, волочит как мешок. Власть это и старейшинство («архе»), «первенство» («премьер») – то есть, власть это отношение к другому как к к ребёнку, как к зависимому от тебя, следующему за тобой. «Патриций» - от слова «патер», «отец»: инфантилизация подданных. «Сенатор» - тот же корень, что в «сенильный маразм», «сеньор»: «старый», полный аналог греческому «архе».
Разнообразные слова, пришедшие в русский из греческого и начинающиеся с «эпи», как «епископ» - приставка-то означает «над», епископ всего лишь (буквально) надзиратель. Были ещё и «эпитропы». Опять унижение другого, в грязь, в пыль.
«Капитан» - от латинского «капут», «голова», то есть, обесценивание других людей, которые все ниже головы, придатки. Византийское слово «катепан», в XI веке обозначавшее начальника провинции, - от слова «пано», то есть, «верх», в русском «верховный правитель». «Дука», «дукс» (то же, что «герцог») – от латинского глагола «вести», «возглавлять». Опять власть – голова.
Слово «крат» — автократ, аристократ, демократ — то же, что в слове «кратер», «кратер» — сосуд. То, что содержит в себе жидкость. Властвующий держит другого (других) в себе как чашка держит в себе воду. Придаёт подвластным форму, формует их, «образовывает», при этом подменяя образование подлинное образование формальным, не только не развивая содержание, а уничтожая, создавая пустотелую форму. Аналог этому русское «держать»: держава, самодержец.
Возможно, самое сильное – «эксусия», так обычно называется «власть» в Евангелии. Тут «усия» — одного корня с русским «есть», «есмь». «Сущее». «Экс» — «из». Тот, кто из сущего. Власть – то, что из источника сущего. То есть, «власть от Бога» это не гипотеза, это просто масло масляное. Существенное от Сути.
Может быть, единственным позитивным словом, обозначающим власть, является «правление». Впрочем, коротенькое «у» и его превращает в насильственное действие, да ещё от чужого имени. «Правление» может быть не насилием, тут слово акцентирует идею верного пути, нравственного отвеса. Развивая метафору, можно сказать, что идеальная власть есть и идеальная коммуникация, «правильное общение», при котором все участники процесса «правят» — «направляют» общение совместно. «Правильным» является не цель, а метод. Цель, возможно, и не обязательна, коммуникация всё же не плавание.
Одна из базовых форм власти/коммуникации есть называние. Называние себя и других — два очень разных, иногда противоположных явления.
В современном мире есть люди, которые отстаивают своё право называть себя; им противоположны люди, которые отстаивают своё право называть других, и ставят это право выше первого. Люди, отстаивающие своё право давать другим имена, обязательные для общего употребления, не рефлектируют ни об этом «праве», ни о том, как им называть себя. Они принимают наименование себя «мужчинами», «коренные американцами», «русскими», «евреями», «белыми» как аксиомы, самоочевидность. Одновременно они противопоставляют себя настоящим «коренным американцам», индейцам (которые, конечно, тоже не «коренные» по той простой причине, что у человека нет корней, люди в принципе относятся к блуждающим природным явлениям того же рода, что метеориты и кашалоты). Не являются они и «белыми» — в лучшем случае, розовато-бежевыми, хотя многие гордятся званием «краснощёких», «рудников».
Одни борется за право называть других «бабами», «ж…ами», «дура…ами», «пидо…ами». Другие борются за право называть себя (в документах, юридически) «поклонниками летающего макаронного монстра», «геями», женщинами — независимо от физиологии, или даже не людьми, а хоббитами, бесполыми эльфами. Группы эти не симметричны и не противоположны друг другу. Они в разных измерениях как заключённые, борющиеся за свободу, и надзиратели.
Самый заметный, конечно, казус: определение другого как террориста. Пожалуй, начало XXI века обогатилось понятием «внутренний террорист» (любопытна симметрия к выражению «глубинное государство»). Террорист — так сегодня именуется «нелюдь», «сатанинское отродье», «враг народа». «Внутренний террорист» особо опасен, потому что «внешний террорист» это просто агрессор, а «внутренний террорист» ещё и предатель, подлый изменник общим идеалам.
Война в современном мире движима страхом перед «терроризмом», и из-за войны деформируется жизнь воюющей, «защищающей себя» стороны, но риторика «внутреннего терроризма» деформирует жизнь ещё более, хотя и не в столько явном виде как убийство или даже лишение свободы. Приохотит деформация общения, ведь «внутренние террористы» подлежат исключению из нормального течения жизни, и потеря не столько в этих людей, сколько в самой возможности исключать и быть исключённым. То есть, если классическая война с её кошмарами — верхушка пирамиды, то выискивание «внутренних террористов» — более широкая часть пирамиды, а основной массив, конечно, остаётся невысказываемым и порождает основной объём дискоммуникации, разрывов и обесчеловечивание.
