ВЛАДИМИР ВИГИЛЯНСКИЙ

Жена - Олеся Николаева.

См. персоналии.

Окончил Литературный институт им. Горького, рукоположен в священный сан в 1995 году.

С 1982 по 1985 год внештатно сотрудничал с Издательством Московской Патриархии. С 1988 по 1991 год - сотрудник отдела литературы и член редколлегии журнала "Огонек". Осенью 1990 года читал лекции в Мичиганском и в Массачусетском университетах, в колледжах Новой Англии (США) С 1991 по 1993 год работал главным редактором литературно-художественного и общественно-политического журнала "Русская виза". С 1992 по 1994 год - редактор-стилист русской версии газеты "Нью-Йорк таймс". В 1994 году становится главным редактором воскресного приложения газеты "Московские новости".

С 1996 по 1998 год вел курсы Церковной публицистики и Радиожурналистики в Институте Церковной журналистики при Издательском совете Московской Патриархии. С 1998 года читает курс лекций по основам теории журналистики и Церковной публицистики в Российском православном университете ап. Иоанна Богослова. С 1999 года читает курс "Современные формы миссионерства" в Высшем пастырском училище при Сретенском монастыре.

Крестился в 1980 г.
Рукоположен в 1995 г. В письме в редакцию "Московских новостей" 17.9.1995 пишет о себе, что в течение "последних шести месяцев" служит у Шевкунова в Сретенском дьяконом, и далее бранит Кочеткова (предыдущего священника Сретенского м-ря, у которого Шевкунов отобрал обитель в начале 1994 г.). Вигилянский: "На протяжении более полутора лет Георгий Кочетков [примечательно, что тут Вигилянский не называет Кочеткова ни священником, ни отцом - Я.К.] пользовался чужими помещениями, спокойно наблюдая, как ютятся насельники монастыря".

В мае 1999 г. глава делегации МП - правосл. журналисты. Заявил: "Информационная война, которая сейчас в мире ведется в связи с балканской трагедией..." (Радонеж, №99, с. 2).

Выступил в поддержку чекиста генерала 24.12.1999;

Статья против Я.Кротова, 1999 г.  См. упреки в адрес В. со стороны анонима "Русского вестника" (безграмотен).

*

2001 год, сентябрь. Владимир Вигилянский, став священником, не утратил всех характерных привычек советского журналиста. В "Независимой" цитирую Вигилянского -- он возмущается, что я исказил его слова. Я предлагаю послушать фонограмму - Вигилянский испаряется. В "Московские новости" Вигилянский пришел к зав.отделом, объяснять, что Кротов - антисемит, поэтому критикует Дворкина и защищает секты. Теперь вот в "Общую газету" зав.отделом Вигилянский позвонил и заявил, что я неправду про него написал в мемуаре о путче. Завотделом предложила ему написать опровержение. Но писать он не стал. У меня ведь, как у историка, все документировано, все - цитата, -- а у него обычная неспособность увидеть свое прошлое как оно есть. Стоит обратиться к документам и... но именно поэтому к документам он обращаться не будет. Зная это, нормальные журналисты игнорируют его вопли. А вот Максим Шевченко в "Независимой" опубликовал вопль Вигилянского, но потом, видимо, об этом пожалел -- потому что на мое предложение обратиться к фонограмме Вигилянский отмолчался. И после этого Вигилянский более в "НГ" не печатали.

*
Интервью с ним, снято в августе 2000 г. с адреса: http://math.msu.su/church/russian/TD/6/ivladim.htm (газета "Татьянин день", №6, янв. 1996 г.

/.../

- Отец Владимир, Вы закончили Литературный институт, долгое время работали журналистом. Скажите, какими ветрами Вас занесло в
Университетскую церковь?

- Во-первых, я журналистом как-то не очень много работал. Последние 10 лет перед рукоположением я был просто профессиональным редактором. Работал два года в журнале "Огонек", год в газете "Нью-Йорк Таймс", в некоторых других журналах и издательствах, в том числе в православном издательстве "Скиния". А что касается моего пути в Церковь, то он начался еще 16 лет назад, когда я крестился. За это время я, надеюсь, стал обычным прихожанином, то есть человеком, который регулярно посещает храм, молится, исповедуется, в общем, участвует во всех таинствах Церкви. Принять священный сан было моей давней мечтой, но меня благословили не искать его самому. И когда год назад мне предложили стать священником, я с радостью согласился.

- Но что значит быть священником в Университетском храме?

- Конечно, задача пастыря в таком определенном месте как Московский университет очень сложна, поскольку человек образованный - это человек особый. Это человек всегда сомневающийся, борющийся не только с самим собой, но и с мнениями окружающих, это человек, подверженный многим интеллигентским болезням и вирусам, которые появились еще в прошлом веке. Я сам из этой среды, я сам такой же, так же болел всякими разночинскими, интеллигентскими, либеральными и демократическими болезнями, сам многие последствия этих болезней преодолевал в себе, многие преодолел, многие со скорбью вижу в себе до сих пор.

- Какая же основная, на Ваш взгляд, интеллигентская болезнь?

- Основная интеллигентская болезнь - это попытка переложить законы общества и государства на Церковь. Безусловно, было бы ошибкой думать, что законы Церкви также годны для государства. Я считаю, что и это неправильно. Но что, например, современный либеральный интеллигент хочет видеть в Церкви. Конечно, такую же гласность, как и в обществе. Он хочет, чтобы царские врата были всегда открыты, чтобы тайные молитвы священник читал вслух, он хочет полного равноправия, чтобы и прихожанин, и человек, имеющий благодать священства, были одинаковы в своих тайнодействиях и молитвах. Интеллигенту-либералу не нравится, что в Церкви есть иерархия, степени посвящения, некие тайные молитвы...

- Это, скорее, симптомы, чем болезни.

- Да, это внешние проявления, которые, в принципе, понятны и довольно легко исцеляемы. Есть, конечно, и более глубинные болезни, которые несет в себе интеллигенция. В первую очередь, гордыня. Это особая, ухищренная гордость - гордость, которая умеет скрывать себя, умеет облекаться в личину всяческих добродетелей, даже смирения. Это не гордость простодушного человека, это гордость человека искушенного, человека, может быть и стесняющегося своей гордости, но не желающего с ней расставаться и даже культивирующего ее в себе. Ведь у внецерковной интеллигенции честолюбие, тщеславие - это не бранные слова. Наоборот, многие люди говорят: "Это очень тщеславный человек", - в том смысле, что он хороший, достойный человек. Про писателя говорят: "Это был большого честолюбия человек", - как похвала. На самом деле, по церковным и нравственным канонам это грехи.

- На мой взгляд, особенно хорошо видны эти болезни в прессе и вообще в средствах массовой информации. Поскольку Вы были близки к
этой среде, то, наверное, знаете, в чем они выражаются?

- В первую очередь, они выражаются в том, что люди рассуждают и судят о чем-то, не имея достаточного опыта и искушенности в этих вопросах. Не в похвалу себе, но просто как констатацию факта могу сказать, что за 10 лет своей журналистской деятельности я не написал, пожалуй, ни одной статьи о Церкви, потому что всегда считал себя человеком, не вполне понимающим все процессы, происходящие в ней. Ведь в религиозной жизни много скрытого, потому что здесь человек наедине с Богом. И вот многие судят об архиереях, о Патриархе, совершенно не понимая, что первое предназначение предстоятеля Церкви - это молитва за всех чад, за все государство и за весь мир. Эта область в нашей журналистике даже не берется во внимание. Смотрят только на внешние проявления, частные вопросы. Да и вообще пишут о Церкви как о некоем общественном институте, совмещающем в себе несколько министерств - культуры, соцобеспечения, образования и просвещения, упуская главное - что это Дом Божий.

- Да, наши журналисты очень любят писать о том, чего они не знают.

- К сожалению, это так. В данном случае я мог бы привести интересное письмо, которое прочитал лет 15 тому назад в парижском журнале "Вестник студенческого христианского движения". Это письмо Николая Бердяева Льву Шестову. Он упрекает своего друга за то, что тот написал работу о христианстве. Сам Лев Шестов принял иудаизм. И вот Бердяев пишет ему в письме (а он очень любил Шестова, своего друга): "Лева, что же ты делаешь? Ты человек искушенный", - я пересказываю своими словами, передаю только смысл, - "Что же ты делаешь? Как же ты можешь судить о том, чего ты не знаешь? У тебя же вообще не было христианского опыта. Как же ты можешь судить об этом? Никакой ум, никакой талант, никакая душевная изощренность тут не поможет. Многие вещи познаются только через опыт, нельзя о них узнать просто по книгам - это огромная ошибка." Тот же самый упрек я могу предъявить и многим журналистам...

В это время раздался стук в дверь. Кто-то пришел к отцу Владимиру со своими вопросами.

Беседовал Владимир Доксаев, студент журфака МГУ

Из журнала "Индекс" http://index.gdf.ru/journal/11/vigil.html

Владимир Вигилянский

Образ Церкви в светской печати

О. Владимир (Вигилянский) - священник храма святой Мученицы Татианы при Московском университете, преподаватель Православного университета им. ап. Иоанна Богослова.

Интерес светской прессы к Русской Православной Церкви вполне понятен - доверие к ней российских граждан остается в последнее десятилетие на весьма высоком уровне, намного обгоняя все государственные и общественные институты (армию, суд, правительство, Президента, Думу, политические партии, СМИ). Рейтинг Святейшего Патриарха Алексия II среди 100 ведущих российских политиков за этот же период сохраняет свою позицию от 10 до 15 места, а среди тех, кто "положительно влияет" на политику России, его место неизменно в первой десятке1. Количество российских граждан, причисляющих себя к православию, с каждым годом увеличивается, тогда как количество атеистов сокращается. На вопрос "Кем Вы себя считаете?" в 1998 году ответили: "христианином вообще" - 34,7%, "православным" - 49,7%, "протестантом" - 1,1%, "атеистом" - 0,3%, остальные - принадлежат к другим верованиям или же не определили своего отношения к религии2. В течение последнего десятилетия количество приходов на территории России увеличивалось каждый год на тысячу, на ту же самую цифру увеличивается количество священнослужителей. Все это свидетельствует о том, что в истории Церкви переживаемое нами десятилетие останется как период уникального церковного подъема, небывалого духовного возрождения, восстановления многих насильственно прерванных отечественных просветительских и миссионерских традиций, возобновления широчайшего по масштабам деятельности духовного и социального служения Церкви.

Поэтому не удивительно, что во многих светских газетах и журналах появились постоянные обозреватели церковных проблем и даже отделы и специальные приложения, посвященные религии.

Однако будущий историк, пожелавший бы узнать о том, какова была роль Русской Православной Церкви в обществе в первое десятилетие после освобождения ее из большевистского пленения, и для этого обратившийся к некоторым газетам и журналам, называющим себя демократическими (например, "Известия", "Новые известия", "Московский комсомолец", "Комсомольская правда", "Общая газета", "Новая газета", "Литературная газета", "Аргументы и факты", "Русская мысль", "Новое время", "Итоги", "Огонек", "Континент" и др.), обратит внимание на существенное несовпадение объективных показателей, некоторые из которых мы выше привели, с тем, что было написано о Церкви за эти годы. Мало того, этот историк обнаружит, что Русская Православная Церковь была для некоторых изданий объектом самой настоящей информационной войны.

С понятием "информационная война" российские граждане впервые столкнулись в связи с борьбой политических партий и финансовых кланов в период парламентских выборов 1999 года. Это не значит, что до этого времени никаких информационных битв не было - они были и в предыдущие избирательные кампании, но только в самое последнее время россияне, не искушенные в жестких методах предвыборных технологий, столкнулись с массовыми фактами дискредитации противников, борьбой без правил, открытым использованием недозволенных средств. Россияне были шокированы не только жестокостью методов борьбы за власть и депутатскую неприкосновенность, но и тем, что журналисты оказались послушным орудием в руках политиков и финансистов. Не случайно Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II на 5-ом Всемирном Русском Соборе 6 декабря 1999 года сказал, что недостойные методы ведения предвыборной кампании - "грех, не угодный Богу и осуждаемый народом".

Впрочем, для многих православных верующих эти способы войны с идейными врагами оказались не новостью. На протяжении последнего десятилетия именно Русская Православная Церковь и ее служители испытывали со стороны ангажированных журналистов и ложь, и клевету, и сознательную дискредитацию, от которых она не успела отвыкнуть со времен диктата коммунистической идеологии.

Антицерковная направленность некоторых газет и телепередач стала в последнее время более чем очевидной, обнаруживая черты стратегически разработанной и идеологически вооруженной политики. Анализ светской прессы, освещающей события церковной жизни, свидетельствует, что за всем этим стоит целенаправленная и осознанная деятельность общественно-политических сил, которые хотели бы подорвать авторитет Церкви в обществе, внедрить ее мифологизированный негативный образ в сознание наших соотечественников и оттеснить ее в некие маргинальные социальные сферы, в лучшем случае, в этнографическое "гетто".

Особенно показательны в этом отношении массовые антицерковные кампании, которые время от времени вихрем проносятся по определенным печатным изданиям. То это было в связи с воссозданием храма Христа Спасителя, то в связи с ошибками и достижениями в экономической деятельности Русской Православной Церкви, то в связи с проблемой возвращения церковного имущества, отнятого у Церкви после переворота 1917 года, то в связи с реакцией Патриарха и Синода на показ по НТВ кощунственного фильма "Последнее искушение Христа", то в связи с принятием закона "О свободе совести...", то в связи с церковной позицией по поводу захоронением лжеостанков царской семьи, то в связи с общественной и социальной деятельностью РПЦ и ее Предстоятеля, то в связи с внутрицерковными конфликтами.

Главная особенность этих кампаний заключается в том, что во всех конфликтных ситуациях большинство светских печатных изданий никогда не предоставляют слово церковной стороне. Поэтому позиция Церкви по тому или иному вопросу почти всегда претерпевает значительные искажения. Цензура времен "развитого социализма" сменилась на не менее свирепую цензуру либеральную.

Из истории войн последнего столетия мы знаем, что военные действия предваряются введением цензуры. Силы НАТО, например, подготавливая свою агрессию против Югославии, постарались в своих странах обеспечить информационную поддержку населения рассказами в СМИ о мнимых массовых зверствах сербской милиции в Косово, призывами общественных организаций к немедленному военному разрешению конфликта. Любые противоположные мнения о ситуации в Сербии полностью пресекались негласной цензурой. Количество жертв албанского населения в Косово из нескольких десятков выросло в виртуальном пропагандистском мире западных СМИ до 40 тысяч человек. Впрочем, ввести цензуру в Югославии было не по силам даже НАТО, хотя альянс и потребовал от Милошевича контроля над СМИ. После решительного отказа от этого контроля начались бомбардировки теле- и радио- ретрансляторов, редакций газет и журналов, пока не была уничтожена вся система югославских СМИ.

В войне против Церкви до разгрома церковной печати дело еще не дошло - она еще очень маломощна. Но цензура, причем очень жестокая, уже введена.

Приведем несколько примеров.

Журналист Яков Кротов, который прекрасно знает, что тексты патриарших воззваний нигде в светской печати не появляются и поэтому его никто не сможет поймать за руку, пишет в журнале "Континент", что патриаршее Обращение по поводу Вильнюсских событий 15 января 1991 г. не дает оснований говорить, что он "осудил использование силы советскими войсками"3. Что же мы читаем у Патриарха? "Со всей определенностью должен сказать: использование военной силы в Литве является большой политической ошибкой. На церковном языке - грехом"4. В той же статье Я. Кротов заявляет: "В критический момент Патриарх не осудил путчистов, а лишь просил о возможности выслушать Горбачева... В решающую ночь с 20-го на 21-е Патриарх подписал текст, где ни слова о заговорщиках, а сказано абстрактно... Если бы победил ГКЧП, Патриарх с возмущением сказал бы, что он же предупреждал эту банду смутьянов: насильственные действия Церковь не благословляет" 5. Но Я. Кротов сознательно вводит в заблуждение читателей, скрывая от них текст заявления Патриарха, в котором он в дни, когда Москва была заполнена танками, обращается к ГКЧП, к тем, "кто поднимет оружие на своего ближнего, против безоружных людей"6, именно им Патриарх грозит "отлучением от Церкви", именно к ним, а не к смутьянам-демократам он обращается: "Я прошу солдат и их командиров вспомнить, что цену за человеческую жизнь не может назначить и уплатить никто"7.

До и после показа по НТВ 8 фильма Мартина Скорцезе "Последнее искушение Христа" Святейший Патриарх и Священный Синод сделали заявления, в ответ на которые была предпринята развязная атака СМИ на Русскую Православную Церковь. Не стоит даже упоминать о том, что заявления Патриарха и Синода нигде в светских СМИ не были опубликованы. Журналисты иногда даже ссылались на них, даже цитировали, но в большинстве случаев искажали до неузнаваемости, интерпретируя их в свою пользу, а порой откровенно приписывая им отсутствующие в них идеи. Например, Иосиф Гальперин в "Новых Известиях" 9 фразу из обращения Патриарха к Президенту, председателям палат, премьер-министру и мэру Москвы "не остаться безучастными к оскорблению религиозных чувств своего народа" изложил как просьбу Церкви "покарать НТВ". Другой журналист написал, что Патриарх якобы призвал "большую четверку... разобраться с НТВ"10.

Светская цензура, не пропускающая на страницы газет любые церковные документы, извратила заявление Священного Синода от 6 марта 2000 г., пытавшегося вступиться за права всех (не только православных) граждан России и предотвратить тотальный контроль над ними посредством электронного учета всех платежей. При этом Синод предостерегал верующих людей, что "не следует бояться внешних символов и знаков" и что идентификационные номера не следует связывать с "печатью Антихриста". Однако Евгений Крутиков в "Известиях" 11 не только скрыл истинную "правозащитную" подоплеку заявления Синода, но и приписал заявлению Синода диаметрально противоположный смысл: что якобы православная Церковь своим заявлением пытается потрафить "радикальной и малообразованной части прихожан, склонных верить в "пришествие Антихриста на 2000 год" и во всевозможные заговоры". Заковыченная фраза в рассуждениях Е. Крутикова о пришествии Антихриста в 2000 году выглядит цитатой из заявления Синода, хотя такой фразы, естественно, там нет. Но читатель никак этого проверить не сможет, поскольку документ не опубликован.

Либеральная цензура, не пропускающая на свои страницы общественнозначимых заявлений и обращений Патриарха и Синода, поставила в неловкую ситуацию писателя Юрия Давыдова, написавшего в "Общей газете" 12, что поражен молчанием после взрывов в Москве и Волгодонске "претендующей на духовное лидерство" Церкви. Писателю даже невдомек, что было специальное заявление Святейшего Патриарха от 13 сентября по поводу взрывов жилых домов, что был Указ Патриарха служить в храмах всей России панихиды по невинно убиенным, что многие московские приходы вели сборы денег и вещей для семей, пострадавших от террористических актов, что монахи Николо-Перервенского монастыря постоянно служили панихиды на месте взрыва, что там заложена часовня в память о погибших людях, что Патриарх в те дни сделал еще одно заявление - о поддержке беженцев из Чечни.

С помощью тотальной цензуры светская пресса может свободно манипулировать любыми фактами, в том числе и вымышленными, для дискредитации Церкви. Нарушающие свою профессиональную этику журналисты знают, что издание, где они опубликовали свои инсинуации, никогда не напечатают опровержения, что ни один священнослужитель никогда, ни при каких обстоятельствах не подаст в суд на журналиста о защите своей чести и достоинства не только потому, что по церковным канонам не должен судится у "внешних", но и потому, что он постоянно исповедует свое недостоинство ("и аз иерей недостойный..."), а во время служения Литургии, выходя с Чашей, всенародно провозглашает, что он является первым из всех грешников.

И еще один немаловажный этический аспект. Светские журналисты не могут не знать, что каждый христианин в своих ежедневных молитвах молится за весь мир и всех людей, в том числе и за кощунников, клеветников и хулителей Церкви.

Путеводной звездой нынешней либеральной печати является принцип относительности истины. Казалось бы, в этой плюралистической системе координат церковное сознание должно занять свое вполне равноправное место, хотя бы наравне с экзотическими верованиями и причудливыми идеологиями. Ан нет! Как мы выяснили, при всем плюрализме и декларируемой терпимости Русская Православная Церковь на страницах этой печати практически лишена права голоса. А если материалы о Церкви и появляются в газетах и журналах "демократического направления", то они полны всяческих невежественных домыслов, а чаще всего насыщены ожесточением и клеветой.

Любопытно, что эти нападки осуществляются по методологии, разрабатывавшейся на протяжении советских десятилетий кафедрами научного атеизма, существовавших во всех вузах СССР. И когда сегодня говорят о том, что большевизм не изжит из сознания российских людей, то имеется в виду и эта идеология "воинствующего атеизма".

И если въедливый историк захочет найти нечто общее между газетами радикальных коммунистов ампиловского толка и суперлиберальными изданиями, то он неожиданно обнаружит множество совпадений именно в отношении к Русской Православной Церкви. Он узнает, что в России о православии "ни один писатель или поэт ни разу не обмолвился добрым словом", что "застывшая в своем самодовольстве православная Церковь находится в стороне от главных проблем России"13; что "Русь была загнана в православие мечом и пинками", что "православие является тоталитарной ветвью христианства", что оно наиболее близко к язычеству и что "подавляя личность прихожанина, православие не требует от него духовной самодисциплины, соблюдения в жизни принципов веры"14; что в православном храме "в кадильном дыму проповедуются покорность и смирение, все время звучит слово - раб; в душной казарме, этой узаконенной тюрьме, где уставом, где кулаком и пулей вбиваются в человека подчинение и покорность"15; что "Церковь как институт - самое яркое, зримое и доказательное воплощение "дьявола", т.е. Зла на планете"16; что "принципиально важным для любого православного верующего является НЕВЕРИЕ"17; что "во все времена и во всех государствах Церковь играла роль спецслужб"18; что "одна из наиболее пагубных вещей для России - православная Церковь, темная, нетерпимая, стремящаяся к власти; не случайно все попытки раскола в этой Церкви были выжжены огнем"... 19 Но чаще всего авторы упомянутых изданий идут по пути наименьшего сопротивления: просто оскорбляют священников и простых верующих. Так, например, поступают обычно журналисты "Московского комсомольца". Вот образчик зоологической ненависти Александра Колпакова к православным людям: "Без зазрения совести они (священники) ковыряются своими нечистыми пальцами в людских душах... их ненависть к "миру сему" безгранична, по ним, чем для народа хуже - тем лучше... каждый день я вижу, как невеселые мамы в темных платочках и длинных темных юбках ведут туда (в православную гимназию) таких же невеселых девочек, тоже в платочках и длинных юбках... они (священники) завсегдатаи дурно пахнущих патриотических тусовок... они страшно вредят русской идее... они малограмотны и глупы... но главное - на них кровь Христова"... 20

Подобные цитаты, свидетельствующие, как минимум, о невежестве и дилетантизме авторов, можно приводить километрами.

На наш взгляд, сейчас в России из всех социальных, национальных или религиозных групп, православное население испытывает от СМИ наибольшую дискриминацию и попрание прав. Особым нападкам подвергается самая пострадавшая в годы коммунистического террора часть населения - православное духовенство (почти стопроцентно истребленное в годы сталинских чисток). Ни на какую нацию, ни на какую партию, ни на какую профессию столько не обрушивается потоков оскорблений, лжи, дискредитаций, сколько на священников и епископов. Общество, допускающее такое бесправие, не может быть здоровым.

Бесправие православных верующих в нашей стране ощущается особо еще и потому, что совершенно не действуют законы. В ст. 3, п. 6 Закона о Свободе совести говорится: "Умышленное оскорбление чувств граждан в связи с их отношением к религии запрещается и преследуется в соответствии с Федеральным Законом". В ст. 282 УК "Возбуждение национальной, расовой и религиозной розни" предусматривается наказание за подобные действия с использованием СМИ вплоть до лишения свободы на срок до четырех лет. Однако с момента выхода этих законов еще не было ни одного судебного разбирательства, хотя о фактах оскорбления чувств граждан, клеветы на Церковь и ее служителей постоянно пишет церковная пресса. Практически ни один правительственный чиновник крупного ранга, ни один политический деятель, ни одна правозащитная организация не подняла свой голос в защиту поруганных прав православных верующих.

Примечания

1 См. ежемесячные опросы Независимой газеты.

2 Институт социологии РАН, грант РГИФ.

3 Континент ¦ 100, 1999, с. 304..

4 ЖМП, ¦ 4, 1991.

5 Континент ¦ 100, 1999, с. 303-304.

6 ЖМП, ¦ 10, 1991.

7 Там же.

8 09.11.97.

9 Новые Известия 26.11.97.

10 Новая газета, 1997, ¦ 49.

11 Известия 10.03.2000..

12 Общая газета, ¦ 39, 1999.

13 Академик Михаил Буянов, Независимая газета, 23.08.97..

14 Известия, 03.02.2000.

15 Виктор Астафьев, Новый мир, ¦8, 1999.

16 Общая газета, 18-24.03.99.

17 Алексей Перекашкин, Вечерняя Москва, 19.11.98.

18 Б. Соболев и С. Соколов, Новая газета, 12.10. 98.

19 Владимир Познер, Marie Claire, ¦12, 1999.

20 Московский комсомолец, 01.10.99.