Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Схиепископ Петр (Ладыгин), исповедник

Автобиографические записки


http://www.church.ru/zhurnal/memoires1.htm. Продолжения в течение года после 2001 г. не появилось.

Схиепископ Петр (Ладыгин) (1861-1957) был одним из авторитетнейших архипастырей Катакомбной Церкви. На протяжении многих лет он окормлял катакомбные общины многих областей России, всегда оставаясь верным Церкви Христовой. После его кончины на Запад попали его автобиографические записи, являющиеся ценнейшим и увлекательнейшим источником по истории Русской Церкви в начале ХХ века. Наш журнал начинает публикацию этих воспоминаний, основываясь на тексте, помещенном еп. Григорием (Граббе) в "Церковной Жизни" в 1984-85 годах и точно соответствующем имеющейся рукописи.

Родился я в 1866 г. 1 декабря в г. Глазове от родителей Трофима и Феодоры Ладыгиных, от крестьянина благочестивого и бедного в с. Селеге. У них было 6 сыновей и одна дочь. Я пятым уже рожден. Мои родители были верующие. В 1865 г. Матерь Божия “Скорби и Печали Утешение” сотворила чудо в городе Слободском. Первое чудо на Владимире Неволине. Он был глухой и немой. Стал говорить и слышать, как только приложился к иконе Божией Матери. Чудо совершилось 19 ноября 1865 г. И после этого от иконы Божией Матери пошли чудеса всевозможные, и все исцелялись. Поэтому и мои родители пожелали съездить помолиться в 1865 г., а в 1866 я родился.

В юности моей я проводил обыкновенную жизнь. 8-ми лет начал учиться от священника-старичка о. Павла. Школ у нас еще не было. Ходил я к нему две зимы. Вот и все мое образование в юности.

В 1875 г. привезли к нам с Афона икону Божией Матери “Скорби и Печали Утешение”. Мне было около 10 лет. Я настолько к ней прилепился. Приходил в церковь и брал часто икону служить молебен. Во время молебна у меня всегда текли слезы, не мог удержаться, что-то влияло необыкновенно. В юности никогда не ходил ни гулять, ни играть. В свободное время ходил ловить рыбу. Рыба у меня очень ловилась, все удивлялись.

Мама моя умерла, когда мне было 18 лет. И нас осталось: Отец, я и младшие меня Иоанн и Семен — все мужчины. И вот меня вздумали женить. Никогда меня отец пальцем не трогал, а когда я не хотел жениться, не хотел ехать к невесте, то он меня два раза ремнем по спине ударил, и со слезами меня повезли к невесте. Там я своей невесте Екатерине говорил: “Ты не выходи за меня замуж, я не хочу жениться. У нас очень плохая старшая невестка, тебе будет плохо, ты не ходи”. Но она мне не поверила. Свахой была моя тетя, мамина сестра. Меня женили. Я не верил, пока не обвенчали меня. Тогда я примирился с жизнью, и прожили мы год. Я сильно заболел. У меня было воспаление легких Великим Постом, так что надежды не было на жизнь. В мае месяце я простудил ноги, ловил рыбу, и у меня ноги совершенно отнялись. июнь, июль я лежал в больнице. доктора признали, что у меня ноги действовать не будут — сильный ревматизм. Привезли домой. Я сильно болел, ноги ломили. Ухаживала за мной моя супруга Екатерина. Всегда на ночь обвязывала крапивой ноги. Катя очень всегда плакала, и я ей напоминал: “я тебе говорил, не выходи замуж”. После Успения Б. Матери приходит к нам странник-старичок вечером. Стали обвязывать ноги крапивой. Он говорит: “Вы так болеете давно?” Мы ему сказали: да. Он сказал: “Если ты будешь молиться Богу и просить Божию Матерь, то я тебя вылечу”. Я дал ему обещание. И когда я еще болел, то обещался, что пойду в солдаты. Утром встали, странник спросил: “У вас хлебы будут печь?” Сказали — “Будут”. И он попросил кадушку. К кадушке сделал подставку, чтобы ноги поставить. И когда хлеб спекся, один вынул, разломал и положил на дно в кадушку, а ноги над хлебом. И так сделали три хлеба. Один вынут, а потом другой горячий положат. Болезнь успокоилась. Странник ушел и просил, чтобы я не забывал Божию Матерь и молился. И еще велел сделать так два раза. Я совершенно выздоровел и стал ходить. Прошло всего две недели. 9 сентября 1888 г. моя супруга Катя родила девочку, в крещении назвали Ефимия. После родов Катя ходила и стирала на 5-ый день. Пришла тетя Домна и говорит: “Ты, Катя, работаешь сама после родов. Тетя ушла, а Катя заболела. У нее стал сильный жар, и 19 сентября она умерла. Девочка осталась 9-ти дней. За девочкой ухаживали невестки. 19 ноября, в день Божией Матери праздника “ В Скорби и Печали Утешение”, девочка не болевши умерла. Матерь Божия взяла к себе, а я вечером того же числа на призыв.

22 ноября приняли на службу. Доктора, которые меня лечили, не принимали, потому что я больной — ноги у меня не годятся. Но я дал обещание, только бы выздороветь, хоть жребий будет и далеко, все равно пойду в солдаты. Доктора не принимают, а я требую, чтобы меня приняли. Но я был отставлен в сторону. Приняли 3 человека. Я стал просить убедительно военного начальника, и он приказал принять и сказал: “Если он там заболеет, то его вернуть обратно”. И меня приняли. Я перекрестился и вышел. А мой отец стал плакать и говорить: “Погубил ты сам себя, ты помрешь, и мы никто тебя не увидим”. Я сказал, что не помру, меня Матерь Божия сохранит. Приехали мы домой, и еще две недели жил дома. Должен был явиться в г. Глазов, Вятской губернии, в декабре месяце 1888 г.

Отец мой хотел хлопотать, чтобы меня оставили дома служить — в городе. Но я не согласился. “Куда меня Матерь Божия назначит, туда и пойду. И меня при разбивке назначили в Киев. Я перекрестился и сказал отцу: “вот люди туда ходят Богу молиться, а меня Матерь Божия служить направила”. Из города Глазова до гор. Перми нас везли на лошадях, а из Перми до Уфы наша партия шла пешком. А из Уфы уже посадили на поезд и по железной дороге везли до Киева. В Киев нас привезли 30 января 1889 г. Назначен я был в 129 пехотный Бессарабский полк. Когда стали нас разбивать по ротам, меня назначили во 2-ю роту. После разбивки начали делать телесный осмотр. Доктора увидели, у меня на правой руке указательный палец калека, которым нужно стрелять, и говорят: “какие дураки тебя приняли, ты не годен на службу, наверное они были пьяны”. Я говорю: “Не были они пьяны. Они не хотели принимать меня из-за ног, а я дал обещание и желал идти. Они не принимали, а Воинский Начальник сказал принять. Руки потому они не смотрели”. Меня тут же назначили в нестроевую роту. Молодых должны сначала научить и дать образование, а потом уже в строевую роту. Я в роте стал заниматься хорошо. Купил 3 книги — военные уставы, выучил их хорошо, и меня офицеры полюбили. Когда кончил образование, то я должен идти в нестроевую роту. Но меня стали офицеры уговаривать, чтобы я остался в строю. И спрашивают: “Ты дома стрелял?” Говорю: “Стрелял”. “Как?” — “Средним пальцем”. Они говорят: “Оставайся, тебе будет хорошо. Будешь унтер-офицером, будешь учить солдат”. Я согласился и остался в строю. Летом стали проходить стрельбу, и я стрелял хорошо, попал в 1-й разряд. Осенью в сентябре месяце меня назначили в учебную команду учиться. В апреле 1890 года я сдал учение по 1-му разряду. В команде было 130 человек, и нас сдало по 1-му разряду только 2 человека. Я и один вольноопределяющийся, который окончил 7 классов гимназии, а я учился всего две зимы у одного старичка. А остальные 128 человек сдали кто по 2-му, кто по 3-му разряду. Меня тут же из команды произвели в младшие унтер-офицеры по приказу от 1 мая. Но ротный командир второй роты от себя подал рапорт, чтобы меня сейчас же произвели в старшие унтер-офицеры, в знак благодарности, что я так хорошо сдал.

3 мая последовал приказ произвести меня в старшие унтер-офицеры. Когда вышли в лагерь, то все мои товарищи, которые учились вместе со мной, удивились, что я уже старший унтер-офицер. В мае месяце кончили стрельбу, и я опять попал в первый разряд по стрельбе и получил значок “За отличную стрельбу”. В конце мая меня из полка назначили на 4 месяца в саперы, учиться на инженера (на полкового саперного инженера). Там я также окончил по 1-му разряду, и выдали мне документы, что я сам могу строить разные постройки и наводить через реки мосты. По возвращении из саперной учебной команды, в ноябре я уже учил солдат в полковом саперном отделении. Зиму занимался с солдатами до окончания службы.

В 1892 г. я окончил военную службу, и выдали мне аттестат полка за отличную службу офицера. Меня очень уговаривали остаться на год, идти в юнкерскую школу и быть офицером. но я не согласился. Мне назначен от Господа другой путь.

Во все время 4-х лет службы в Киеве, я ни одного воскресного праздника не пропускал, всегда ходил в церковь, а более всего любил ходить в Киево-Печерские пещеры, приложиться к святым мощам. И стал, конечно, читать духовные книги, а особенно Киево-Печерский Патерик. Я решил по окончании службы поступить в Киево-Печерскую Лавру в монашество. Но отец Иона, в то время был прозорливый старец, мне не посоветовал сразу со службы поступать в Лавру, а благословила меня в Иерусалим и на старый Афон. “ Когда побываешь, все посмотришь и посетишь св. места, то тогда можешь приехать сюда и поступить, от тебя монашество не уйдет. Я вот уже 40 с лишним лет в монашестве, и меня враг всегда смущает, что я не съездил в Иерусалим и на Афон. А отсюда трудно выехать, не отпускают из монастыря” . Я его совета послушался и хотел ехать прямо со службы в Иерусалим и на Афон. Написал родителю, чтобы он меня благословил. Но он не дал благословения, а написал так: “ Приезжай домой повидаться, а из дома тогда поедешь, я держать тебя не буду” .

В сентябре 1892 г. я окончил службу и поехал домой. Со службы меня по увольнении так не отпустили. Приказом вручили мне везти партию запасных солдат в г. Глазов — глазовских солдат. Возвратившись в г. Глазов, я сдал солдат Воинскому Начальнику и в октябре уже возвратился к своему родителю. Сколько было радости и слез, что я вернулся на родину, и все родные и прихожане нашего храма со слезами меня встречали, потому что я из Киева привез для храма икону пр. Антония и Феодосия с Божиею Материю Успения угодников Печерских, которых у нас еще в храме не было. Все благодарили Господа и Матерь Божию и угодников, что они посетили наш храм. Прошло 2 недели дома, и мои родные, в особенности тети, опять ко мне пристали, чтобы я женился. Нашли несколько невест, какую хочешь сватай, и каждая пойдет. Но я сказал: “ Довольно, вы меня первый раз женили, драли ремнем, а теперь я вам не дамся” . Но все же они не давали мне покоя, и я решил ухать из дому в Ижевский оружейный завод и поступить там работать, чтобы заработать денег на поездку в Иерусалим и на Афон. Я не хотел родительские или братские деньги брать, чтобы они не скорбели. В Ижевском заводе с декабря 1892 г. до июня заработал денег на дорогу. Возвратился на родину, дома пробыл неделю, пока собрался, и 12 июня, на Петра Афонского и Онуфрия Великого, я простился со всеми и тронулся в путь. Сколько было слез, все плакали, почему я пошел один: нужно ждать, чтобы были товарищи. Отец мой проводил меня до г. Казани. В Казани распростились с отцом, и я решил ехать по Волге до Царицына на пароходе. Сел на пароход, а мой отец остался на берегу плачущий. В Царицын слез с парохода, и из Царицына до г. Калача на Дону я шел один пешком 73 версты. В Калаче я сел опять на пароход по реке Дон до Ростова. В Ростове я остановился и еще поработал кондуктором трамвая полтора месяца. В августе месяце решил ехать по Черному Морю из Ростова до Керчи и дальше до Таганрога. Из Таганрога на большом черноморском пароходе дохал до Феодосии и потом до Ялты. Потом из Ялты до Севастополя и Одессы. В Одессе оставался на Андреевском подворье, где пробыл 2 недели, пока монахи мне не выхлопотали заграничный паспорт, после чего поехал в Константинополь, остановился там тоже на Андреевском подворье и пробыл там 2 дня. По всему Константинополю ходили по св. местам, смотрели достопримечательные места и здания царя Константина и главный храм Софии, самый великий в мире. На второй день вечером выехали из Константинополя по Мраморному морю, к утру приехали к проливу Дарданеллы, через который выехали в Средиземное и Эгейское море. К 4-м часам дня приехали к горе Афон. У поклонников было много слез и пения. Кто ехал на Афон, сошли на берег, а пароход поехал дальше в Иерусалим. Я остановился в Андреевском Скиту и сейчас же нас повели по горе Афон. Когда обходили всю гору Афон, то мне предложили остаться там до Рождества, но я ни в коем случае не хотел оставаться, прямо ругал монахов: “ что вы не даете спать людям, вы днем выспитесь, а поклонники днем ходят по монастырям, а ночью нам не даете спать” . Все монахи смеялись, что я так говорю. Они мне говорили: “ Разве ты спать сюда приехал?” Через 2 недели я едва дождался парохода из Одессы, который идет в Иерусалим. Я сел на пароход. Это было в октябре 1893 г. На другой день выехали в гор. Солуники. Пока пароход стоял, мы ходили в храм Великомученика Димитрия Солунскаго. Видел его мощи. Из Салуников приехали в г. Афины, где живет греческий Король. Из Афин приехали в Смирну, из Смирны в Бейрут, где Великомученик Георгий спас царицу Александру от крокодила, потом в г. Яффа, где вышли на берег. От Афона до Яффы пароход шел 8 суток. Из Яффы до Иерусалима ехали по железной дороге, расстояние 60 верст. В Иерусалим приехали в конце октября 1893 г. На другой день пошли к Гробу Господню. Я взял благословение у греческого Патриарха Герасима. Потом стал ходить по местным святым местам. Сначала ходил в Горнюю, где родился Иоанн Предтеча от Захария и Елизаветы. Там уже был из русских монахов небольшой монастырь. Горняя от Иерусалима 12–15 верст. Потом к Мамврийскому дубу, где Аврааму явились три ангела. У дуба Мамврийского была еще одна ветка зеленая, а остальные все посохшие, отрезаны. Мамврийский дуб от Иерусалима на расстоянии 60 верст. 5 декабря, на Савву Освященного, ходили в Лавру Саввы Освященного. Лавра построена очень интересно, на скале над оврагом, очень глубоким. И с Лавры видно как бегают львы, лисицы и разные звери. Поток внизу течет в Мертвое море, где провалились города Содом и Гоморра и другие. К Рождеству пошли в г. Вифлеем, где родился Господь. На Рождество я молился в Вертепе Вифлеемском, отстоял утреню и раннюю литургию и утром же ушел в Иерусалим. Вифлеем от Иерусалима 15 км. В Иерусалим на Рождество отстоял позднюю литургию, а вечером на ночь пошел к Гробу Господню. Утром на второй день меня игумения самарского монастыря пригласила к себе попить чаю и побеседовать. Мы с ней познакомились, когда ехали на пароходе 8 суток, также ходили везде с ней по св. местам. С ней были монашки. В беседе с игуменией она мне стала предлагать, чтобы я ехал на Афон. Я ей сказал: “ Я на Афоне жить не могу, монахи там спать не дают. Я с ними ругался и едва через 2 недели дождался парохода” . Она мне говорит: “ Деточка, это тебе враг внушил, сколько там подвижников и какая это гора святая. И там Матерь Божия всех живущих на Афоне питает и утешает и спасает” . Сама плачет: “ Ведь какие счастливые те, кто будут жить на Афоне в жребии Матери Божией” . Она стала меня упрашивать, чтобы я ехал, но я все же не соглашался. Она говорит: “ Давай напишем жребий: сама Матерь Божия брала и Апостолы” . Она говорит: “ напиши три жребия во имя Троицы: первый напишем ехать на Афон и жить там, второй — спасаться здесь в Иерусалиме до Пасхи, а третий — выехать в Россию” . Я написал своей рукой 2 жребия. Она свернула и оставила у себя. “ Вечером приходи ко Гробу Господню, и мы придем и будем молиться. Ты положишь их на Гроб Господень и один возьмешь, который тебе выпадет, так и сделаешь” . Я согласился на это. Вечером на второй день Рождества мы пришли в храм Воскресения Христова, до 12 часов молились, прочитали акафисты на Голгофе Кресту Господню и где обвивали Спасителя Иосиф с Никодимом. Прочитали акафист Божией Матери, потом пошли на Гроб Господень, и я сам читал акафист Воскресению Христову. Они молились у Гроба. По прочтении акафиста я взял один жребий и вынес от Гроба к ним, развернули и мне выпал жребий на Афон ехать. На меня такой страх напал, как я поеду. Она меня стала успокаивать: “ не волнуйся, положим до трех раз. И опять написали жребии и на третий день Рождества опять пошли ко Гробу Господню ночевать. И так же молились. Взял я и второй раз жребий, и мне выпало опять на Афон. Тогда с меня что-то спало, я успокоился и сказал: “ Сколько там живут людей” . Игумения сказала: “ Еще положим третий раз” . На 4-й день Рождества Христова пошли в храм Воскресения и так же молились, прочитали три акафиста, и 3-й раз я взял жребий. В нем выпало: “ Выехать в Россию” . И мне тут же сказала игумения: “ Вот твоя судьба у Господа и Божией Матери, которой Она тебя благословила, — 2 жребия, а третий жребий тебе Господь указывает, что с Афона тебя пошлют на послушание в Россию и ты там м. б. окончишь свою жизнь” . После этого я успокоился. Потом пошли в Гефсиманию ко Гробу Божией Матери, потом на гору Елеонскую, где вознесся Господь, с Елеона в Вифанию, где Лазаря четверодневного Господь воскресил у Марфы и Марии и где у них Господь молился 40 дней, потом пошли в иерихон, где Закхея с ягодицы позвал Господь, т. к. он был мал ростом, но хотел видеть Господа и потому влез на смоковницу. Потом пошли в монастырь Иоанна Предтечи, от которого пошли к Иордану, где крестился Господь. На крещение провели ночь на Иордане. Все в Иордане покупались, взяли святой воды и пошли в монастырь Герасима, которому служил лев. Лев возил воду на себе из Иордана в монастырь. Из монастыря Герасимова пошли на Мертвое море. Некоторые поклонники купались. Вода очень соленая и горькая. Потом пошли прямо в Иерусалим, где проходили мимо соляного столба. Это жена Лотова, которая оглянулась, когда провалились Содом и Гоморра. Оттуда пришли где лежал израненный разбойниками человек, мимо которого шел священник и не помог ему, левит, видя его прошел мимо и не помог, а иноплеменник самарянин, видя его, омыл его, положил его на своего осла и привез в гостиницу. Оттуда возвратились в Иерусалим. где пробыли два дня.

9 января 1984 г. я распростился с Иерусалимом и святыми местами и приехал в Яффу, а оттуда на Афон. 16 января было бдение и всенощная. Я молился и просил преп. Антония — начальника монахов, чтобы он мне помог идти по этому пути.

17 января, на память Антония Великого, написал 4 жребия: в какую обитель мне поступить. Андреевский скит, Ильинский скит, или на келию великомученика Артемия. Молился и взял жребий. Выпал на Андреевский скит.

20 января 1984 г. на преп. Евфимия Великого я пошел к игумену Иосифу проситься, чтобы меня приняли в послушники.

Он мне сказал: “ мы не принимаем, у нас нет мест, и ты иди в Пантелеимоновский монастырь или Ильинский скит, там принимают” . А я сказал, что туда не хочу, что я клал жребий в Иерусалиме — выпал на Афон, и вот здесь клал жребий, куда мне поступить. И выпал к вам. Он говорит: “ Ты молод, мы молодых не принимаем, тебе надо еще идти в солдаты” . Я говорю: “ Я уже отслужил 4 г.” Он спрашивает: “ Небось тебя там в арестантскую часть сажали?” Я говорю: “ Нет, вот у меня есть аттестат за мою службу” , — и вынул ему аттестат и дал прочитать. Он посмотрел мой аттестат и спрашивает: “ Считать хорошо можешь?” Я говорю: “ знаю” . Он опять говорит: “ У нас есть одно место, если ты сможешь, то мы тебя примем. Вот иди к Иосифу, пусть он тебя проверит, можешь ли считать, если можешь, то примем, а не можешь — у нас нет места. Иди!” Я спросил: “ Еще придти к Вам или нет?” Он говорит: “ Мы скажем” . Я взял благословение от игумена и пришел на гостиную и спрашиваю: “ Где казначейство?” Меня спросили, зачем. Говорю: “ Игумен послал меня, чтобы Иосиф испытал, могу ли я считать” . Монах гостинник засмеялся: “ Да разве он тебя поклонника примет? Он тебя выгонит. Там у него монахи не уживаются” , — и сказал мне: “ Это над тобой игумен посмялся” . Я сказал гостиннику: “Разве игумену можно смяться?” И меня гостинник повел в казначейство и показал мне дверь, а сам ушел. Я зашел в казначейство, помялся, и меня спрашивает казначей: “Что тебе, раб Божий, надо?” Я сказал: “Кто тут монах Иосиф?” А о. Иосиф говорит: “Что тебе надо?” Я сказал, что был у игумена и меня игумен прислал к Вам, чтобы Вы меня проверили — могу ли я считать”. Он опять спрашивает: “А зачем?” Я говорю, что просился к Вам в обитель поступить. Он встал из за своего стола и взял бумаги, большой лист, потом привел меня к своему столу, дал перо, чернила и говорит мне: “Ты знаешь турецкие деньги считать?” — “Нет, не знаю”. “Турецкая монета называется лира. в ней 120 левов и другая монета называется Митзидин. Турецкая лира стоит 8 руб. 72 коп., а митзидин содержит 5 левов 25 пар. Она стоит на русские деньги 45 копеек с половиной. Четвертая монета лев 40 пар, стоит на русские деньги 8 коп., и пятая монета паричка, в ней две с половиной пары. Ты теперь понимаешь, какие турецкие деньги?” Я сказал: “Понимаю”. “Ну, вот теперь пиши: 15.250 руб. 54 коп. Теперь сделай мне, сколько мы должны получить на русские деньги турецких денег?” Я стал переводить. Он сам смотрит и сам переводит. Я сделал задачу и сказал, что вот столько-то лир, столько то митзидинов, череков и пар. Сделал, проверил и сказал: “Верно”. “Ну, теперь ты понимаешь хорошо турецкие деньги. Вот мы купили досок 12.250 штук. За каждую доску должны заплатить 12 левов и 25 пар. Сколько мы должны заплатить денег за эти доски?”. Я сделал скоро и сказал сколько. Он похвалил. Потом третью задачу: “Вот, говорит, мы купили 1.500 яиц, за каждое яйцо 1.5 пары. Сколько всего должны заплатить денег?” Я сделал и он сказал мне: “Можешь считать”. Я же сказал ему, что игумен обещался сам спросить. Тогда он меня спросил, как мое имя и фамилия и отчество, и в каком номере помещаюсь, записал и сказал: “Иди с Богом”. Я пришел к гостиннику и сказал ему, что сделал 4 задачи и что он записал мою фамилию и сказал: “Иди”. Три дня мне никто ничего не говорил, на меня напало уныние, что меня не примут, и уже решил на следующем пароходе ехать домой. На четвертый день после экзамена, после ранней литургии, пили чай. Приходит один послушник из канцелярии, Димитрий, и спрашивает: “Кто Ладыгин?” “Я”, — говорю. И пошли мы с ним а канцелярию, где пишут письма. Старший монах Иоаким говорит: “Брат Потапий, ты просился у игумена, так вот игумен назначил тебя к нам на послушание”. Сейчас же дали мне бумагу писать письма благодетелям. Две недели ходил я заниматься в канцелярию. Здесь на масляной и на первой неделе поста никаких занятий не бывает, а только молятся.

На второй неделе в понедельник приходит монах Зиновий и говорит: “Брат Потапий, пойдем ко мне в свечную. Я пришел, он мне все рассказал и показал как делать свечи. Мне очень это послушание понравилось. Проработал я здесь весь Великий пост. Очень мне понравилось, и я думал, что здесь останусь. Меня одели в подрясник и курточку, и благословил меня игумен молиться по четкам; три четки — 2 Спасителю и 1 Божией Матери и предупредил меня, что когда будешь молиться, то смотри не пугайся. Враг будет тебя пугать, никуда не уходи с места. Стой и молись, он ничего тебе не сделает. Пришел я от игумена одетый в подрясник и курточку и получил свои четки. Помещался я в гостиной в номере с поклонниками. В номере было нас 6 человек. Когда поклонники легли спать, я стал молиться, исправлять эти три четки. И вдруг в дверь страшный удар, я думал, что дверь вылетит, но стою и молюсь. Потом второй удар, по углу дома как ударят — думал, что весь корпус развалится, но я стоял и с трудом молился. Хотя и было страшно, но по благословению игумена стоял и молился. Потом из под нар, где спали поклонники, выбрасывается сундучок поклонника прямо к моим ногам. Все поклонники соскочили, перепугались, а я стоял на месте и не сходил с места. Поклонники взяли этот сундучок и опять поставили на место под нары, а сами сели и не ложились, пока я не окончил эти три четки. Когда кончил, тогда лег с поклонниками на свое место и не уснул до утрени. Дали повестку, (зазвонили в колокол) в церкви и все пошли туда. В церкви, когда приходят, все монахи и послушники прикладываются к иконе и берут благословение у игумена. Так же и я пошел брать благословение у игумена. Меня и спрашивает игумен: “Как, брат Потапий, молился по четкам?” Я сказал: “Молился”. “Ну как, не пугали тебя?” Я сказал, что пугали. Игумен сказал придти к нему днем после службы. Днем я пошел и рассказал все, что со мной было. Он сейчас же позвал Эклессиарха (пономаря). Когда он пришел, игумен спросил, с кем бы меня поместить. Эклессиарх сказал, что можно с послушником Матфеем, и мы молились с ним вместе. Больше нас враг не пугал. А когда перевели в гостиную, то там дали одному келию. В гостиной пробыл я полтора месяца. В конце мая вдруг приходит монах Герман и говорит мне: “Брат Потапий, иди к игумену”. Мне дали уже полуряску. Надел я полуряску и пошел к игумену, взял благословение, и он меня спрашивает: “Что пришел, брат Потапий?” Я говорю: “Мне брат Герман сказал, что Вы меня звали”, — и начал мне игумен говорить: “Вот брат Потапий, тебя Божия Матерь, Апостол Андрей и преп. Афанасий Великий сюда прислали к нам; помни, что ты за каждое слово свое и дело, если что сделаешь не по правде и по данности, то страшно будешь отвечать перед Господом. Знай, что не я тебя ставлю на такое великое послушание, а Божия Матерь и Апостол Андрей и Афанасий Великий. Они во всем тебе будут помогать, если ты будешь чистосердечно и со смирением нести взятое послушание. Вот мы тебе поручаем серьезное дело. Ты будешь рассчитывать всех рабочих людей, а также и пустынников. Строго себя возьми в руки, проверяй каждое дело, правильно ли ты рассчитал, потому что по твоей записи будут выдаваться деньги. Он (казначей) не считает и не проверяет, а что ты напишешь, то и выдаст. А если ты кого обсчитаешь и выдашь меньше или больше, то ты будешь за все отвечать перед Господом”. Много он мне говорил примеров, чтобы не прельщаться на деньги и ни на какие подарки, а всегда иметь перед собой Господа, Матерь Божию, Апостола Андрея и Афанасия Великого. Они наши хозяева и покровители. Когда мне игумен все внушил и благословил на это ответственное послушание, перешел я из гостиной в казначейство. Тут же в казначействе мне дали келию. Пробыл я месяц. Вот старший бухгалтер монах Иосиф берет у игумена благословение на месяц отдохнуть и поправить здоровье в Дафнэ. 10 лет никому не доверял, никому не оставлял. Все монашество было удивлено, что новому послушнику доверили такое великое дело. Послушание я нес со страхом. Кроме того я был будильником три года и потом в праздники помогал в алтаре, пономарил.

1895 г. 25 марта, на праздник Благовещения, я грешный и недостойный удостоился слышать ангельское пение. Было бдение в церкви Божией Матери “В скорби и печали Утешение”. Бдение началось в 7 часов вечера, а кончилось в 6 утра. На бдении читался акафист Благовещения Божией Матери. Кончилось бдение, молодые монашествующие пошли, а старшие монашествующие и священнослужители должны служить позднюю литургию. В храм я должен придти пораньше, приготовить кадило, теплоту и разный другие вещи. Я пошел в свою келию после бдения, на полтора-два часа отдохнуть. Моя келия была под алтарем этого храма. Окно у меня было открыто. В 7 ч. утра я слышу пение в церкви. Поют и читают акафист Божией Матери и поют “Радуйся Невесто Неневестная”. Когда я услышал, то вскочил и думал, что я уже проспал. Перепугался и скорее побежал в церковь. Прибежал, двери храма были заперты, а в церкви все продолжают петь. Я побежал по коридору обратно в алтарь. Прибежал к алтарной двери и пение все продолжалось. На меня напал страх, что я такого пения никогда не слыхал; затворился в своей келии и стал на колени. Стоял я на коленях и плакал и слушал это пение. И вдруг у меня в келии запели стихиру “Совет превечный”. Пропели стихиру всю. Я уже не помню, где я стоял — на небе или на земле. Без четверти 8 дали повестку в церковь. Все пошли, и я пошел в церковь. Об этом было сказано моему духовному отцу и игумену. Они сказали: “Благодари Бога и не забывай, всегда пой эту стихиру”.

К Пасхе, к празднику приехал мой родитель, чтобы повидать меня. Пробыл три недели и очень плакал, звал меня домой. Я ему сказал: “ты оставайся здесь, если хочешь меня видеть”, — но он сказал: “нет, я не могу выдержать, нужно долго молиться”. Я его проводил, и он очень опять, плакал. Когда он вернулся домой, то через год на второй день Пасхи умер.

Послушание я продолжал. Также был помощником бухгалтеру в казначействе.

С 8 на 9 мая я в храме на утрени, во время бдения перед “честнейшую”, стоя как бы задремал. И вижу я в видении: мы пошли с Иаковом — побратимом — на гору Афон, на шпиль. До половины горы дошли, и вдруг у нас у обоих оказались крылья. Мы оба полетели через море в Россию. Летим низко, уже видны селения и люди. И вдруг меня кто-то за правую ногу поймал — какой-то человек. Я остановился и проснулся. После днем приезжает мой старец Иоасаф, который отдыхал месяц, и говорит мне: “пойдите с Иаковом, отдохните на горе”. Я же отвечаю: “Теперь-то идти опасно, ходят разбойники”. Но он мне говорит: “Матерь Божия сохранит!” На другой день приехал мой побратим Иаков и говорит: “Пойдем по Горе”. Я ему сказал: “Ведь мы пойдем к великим старцам, и нас сохранит Матерь Божия”. Пошли мы к игумену, взяли благословение. В 2 часа вышли из обители и в 4 ч. вечера были в Иверском монастыре. Прочитали акафист Божией Матери, приложились и пошли на Артемиевскую келию. Пришли поздно вечером, было темно и мы там заночевали. Т. к. дальше идти было далеко, то мы вышли, пока еще было темно, и нас из артемиевской келии провожал монах Геронтий. Когда стало светло, он вернулся домой, а мы пришли на источник Б. Матери, туда, где Афанасию Она явилась. Там решили завтракать, помолились, сперва Божией Матери. Развели огонь, поставили чайник, а сами пошли в маленькую церковь читать акафист. Я стал на колени у Божией Матери, а Иаков стал против меня и пел “радуйся, Невесто Неневестная” и “Аллилуиа”. Прочитали уже половину акафиста, и вдруг заходят два вооруженных разбойника с кинжалами и револьверами. Один из них здоровый, а другой маленький, стоял в дверях. Я же читал акафист на коленях и их не вижу. Почему Иаков перестал петь, я не обратил на это внимания — подумал, что вышел посмотреть, не кипит ли чайник, и читаю свободно. А тот другого заставляет, чтобы напал на меня, но он почему-то не решался. Кончил я акафист, когда встал, то оба разбойника сейчас же вышли на террасу. Мне Иаков тихонько сказал: “хотят нас убить”. Я не растерялся и не подал никакого вида страху. Вышли мы с Иаковом на террасу, и я поздоровался с ними: “калимера” (по нашему “ добрый день” ). Они мне ответили, также поздоровались. Сейчас же, не подавая виду, мы разложили свои сумки и стали кушать. Я предложил им обоим хлеба и по яйцу. Один маленький, который должен был напасть на меня, взял, а другой не взял (“ нефелю” , — по-русски “ не хочу” ). Мы покушали, сложили все в сумки и пошли купаться в источник. А у меня левая рука красная от иода. Когда они увидели мою руку, то тот разбойник, что над Иаковом держал кинжал, начал ругать другого и говорить: “ты бы с ним справился свободно”. А я говорю: “здоровая рука, иди, а то я тебе дам”, — и стал одеваться. Сначала шли тихонько, не подавая им вида, что боимся. Отошли от них, пока не пропали из вида, а потом припустили так, что до Лавры свят. Афанасия бежали час с четвертью на расстоянии 12 верст. В Лавре Афанасия приложились к мощам и к чудотворной иконе. Немного погодя успокоились, покушали и пошли в Молдавский скит. В молдавском скиту приложились к иконе самонаписанной. Оттуда пошли к о. Нифонту, который уже 12 лет живет под скалой на обрыве к морю. К нему очень трудно попасть — без проводника нельзя найти. Но он сам узнал и выслал своего келейника, чтобы он привел нас к нему. Пришли мы к этой пещере, где живет игумен о. Нифонт. Келейник показал, как спускаться по веревочной лестнице. Мы спустились и вошли в маленькую квадратную церковь — 3 аршина. Первым делом мы взяли благословение

Пропущена страница. Наташа обещала к моему приезду поправить.

шел из обители и пошел на Афон, на пристань Колягру, и со мной шел в товарищи один пустынник. Его звали Макарием. Прошли мы не очень много, и вдруг на дороге лежит громадный змий поперек нее. Макарий увидал змия и говорит: “Я не пойду, боюсь”. А я решил за послушание и, перекрестившись, прыгнул через него и пошел дальше один. Прошел немного дальше, другой такой же змий, свернувшись кольцом, лежит. Обойти его нельзя: налево — обрыв и море, направо — громадная скала. Долго я стоял у этого змия, молился Матери Божией и Апостолу Андрею. Домой идти я не решался, — и вперед идти — боюсь этого змия. Перекрестился и прыгнул в его кольцо и потом из кольца прыгнул дальше. И ушел вперед. Прошел немного и прихожу на пристань Колягру. Там у моря ровная местность и большая площадь. На всей этой площади много разных змей. Некоторые подохли, а некоторые вроде еще живы. Тут я уже прошел без страха. Стало темнеть, уже ночь, дороги не видать. Я увидал огонек и небольшую каливочку. Сотворил молитву, мне ответили “Аминь”. Я его спросил: “отче, как тут идти?” Показываю ему адрес пакета. Он говорит: “хорошо, я покажу сейчас, и ты дойдешь”. Я посмотрел, а у него в келии масса иссохших змей. И я подумал, что он набрал их на той поляне и спросил: “отче, зачем ты их набрал?” Он мне сказал: “вот они сами сюда приходят, чтобы искусить на молитве, а я им не верю, молюсь, и они тут же сохнут”. Вышли мы из его калибочки и он мне сказал: “вот, иди прямо, никуда не сворачивай”. Пошел я немного и вижу какие-то дома. Выходит человек, и я его спросил: “где здесь такой-то дом”, — и показываю ему адрес. Он показал мне на дом, и я в него зашел. Там сидят много сапожников и шьют сапоги. Я подал им пакет. Они этот пакет разорвали и сейчас же встали и из людей сделались врагами. “А, ты постригся!” — и начали рвать мою ряску. “Мы тебе дадим постриг!” — кричат. Я от них бежать, а они хватают и рвут на клочки. Я же схвачу клок и приткну и делается опять целое. Я все бегу и вижу церковь. Врата заперты, а под церковью открыты. Я забежал в помещение, там темно, а враги все меня рвут. Я упал на кольни и закричал: “Матерь Божия, спаси меня”. И вдруг в углу показался свет, и все враги исчезли, а в углу оказалась икона Казанской Божией Матери, вся сияющая, и на ней блестят бриллианты, а над нею икона Спасителя. И от иконы Божией Матери голос говорит мне: “ничего не бойся, Я тебе всегда во всем помогу”. Я тут же проснулся, ударили в колокол и я пошел в Церковь. Когда я стал брать благословение у игумена, он мне говорит: “что ты, о. Пигасий, так изменился?” Я ему сказал, что видел страшный сон, и он велел мне придти после службы ему рассказать. Я пришел и все подробно рассказал. О. Игумен благословил сейчас же пойти к Макарию живописцу и сказать, какой величины был Спаситель и Божия Матерь, и пусть их напишет, а я чтобы всегда имел их в своей келии и им молился, и враги мне ничего не сделают. Иконы были написаны, и сам игумен их освятил и благословил меня, сказав: “У тебя много будет скорбей, но не падай духом. Матерь Божия тебе сказала, что не оставит”. Эти иконы я всегда хранил и возил с собой, но в 1930 г., когда меня арестовали в третий раз, то они оставались в комнате, и их взяли.

В 1898 г. меня постригли в мантию с именем Питирим, в 1901 г. меня поставили в иеродиаконы и послали в Петербург на подворье, служить иеродиаконом и вести отчет для Обители — приход и расход.

(Продолжение следует)

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова