Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Теодор Бильрот

ДОМАШНИЙ И ГОСПИТАЛЬНЫЙ УХОД ЗА БОЛЬНЫМИ

М, 1881 г.

 


Предисловие к русскому изданию

Предлагаемая русским читателям книга Бильрота отличается существенно от других изданий подобного содержания в трех различных отношениях:

1. Полнейшим отсутствием всякой специальной научно-медицинской дидактики, в книге этой не существует систематического изложения анатомии и физиологии, нет объяснений болезненных процессов и описания способов исследования их, в ней нет вообще ничего такого, что могло бы навести личность, ухаживающую за больным, на мысль "играть роль врача". Зато все внимание автора обращено на описание деятельности женщины, задавшейся целью быть помощницей врача в деле ухода за больным.

2. В труде Бильрота мало говорится о помощи при операциях и перевязках, гораздо больше об уходе за больным до и после операции. Подготовительная работа к операциям и перевязкам ставится Бильротом на второй план, помощь же при них еще дальше.

Таким образом автор подробно рассматривает выбор комнаты для больного, положение кровати его в отношении к окнам и печи, положение больного в постели и в ванне, необходимость разглаживать простыни и рубашки под ним, матрацы и подушки, ночники, которые не должны тухнуть, часы, которые не должны бить, чистку и обмывание больного, пищу и кормление его и т.п.

Все эти мелочи и детали описаны и разобраны Бильротом с такой заботливостью и внимательностью, как это не было еще сделано ни кем из писателей по этому предмету.

Если книжка благородной Florence Nightingale и следует тем же принципам, то труд Бильрота имеет и еще одно громадное преимущество.

3. Исходя из тех же принципов, подчеркивая все до последних мелочей и объясняя в виде положительных правил практическое применение всех этих деталей, Бильрот излагает это просто и ясно, пишет языком, понятным и для людей необразованных, научно, пересыпая однако все свое сочинение такой большой дозой ума и остроумия, что даже описание какой-нибудь чисто механической мелочной работы не только не представляется сухим и скучным, а напротив, читается с большим интересом и удовольствием даже людьми со специальным научно-медицинским образованием.

Особенно ясно доказывает автор положительную необходимость именно такого, до тонкостей внимательного ухода, объясняя при этом, как самая удачная в техническом отношении операция может плачевно окончиться, если заботы о больном в промежутках между операцией и перевязками не будут преисполнены таким же добросовестным вниманием, как забота матери об ее грудном ребенке, ведь результат лечения всякой болезни зависит по меньшей мере столько же (если не больше) от ухода за больным, сколько и от того, что врач предпринимает или что может предпринять. Объяснения необходимости (не забывать этот принцип!) так доказательны, а важность для пациента даже самой маленькой услуги ему, представлена Бильротом так рельефно, что читатель проникается увлечением ко всем этим мелочным подробностям лечения; и это еще потому, что в способе изложения автор не придерживается сухих и скучных правил, а, напротив, все высказываемое мотивирует, и мотивирует в высшей степени разумным и для всех легко понятным образом. Впрочем, так писать и умеет только Бильрот! Женщину, предназначенную для ухода за больными, следует учить мыслить, а не ограничиваться только одной дрессировкой ее в механическом отношении, мышление ее не должно быть однако направлено на разные вопросы, интересные в научно-медицинском отношении, напротив, все ее умственные способности должны стремиться найти и применить те средства, благодаря которым уход за больным как нравственный, так и физический, основанный на самых простых и ясных принципах, может быть доведен до совершенства.

Выполнение этой задачи не так легко, как бы это могло казаться, не каждой женщине дана способность быть самостоятельной в этом отношении, наклонность еще далеко недостаточна. Хорошая школа и толковая работа в госпитале необходимы и тем, которые обладают природными способностями.

Не случайность, как война или эпидемия, которая будит в женщине ее по природе доброе сердце и христианское милосердие, должна делать из нее сестру и давать ей право и силу выносить на себе всякую тяжелую и черную работу, если добровольное самопожертвование ее должно быть на самом деле полезным и целесообразным, то для нее необходима и обязательна подготовка в той работе, для которой она себя предназначает, и услуги, которых ожидают от нее больные, должны быть ей раньше изучены до тонкости.

Но тут недостаточны теоретические уроки или даже до совершенства разработанные лекции, а нужны: служба и работа в госпитале и у постели больного.

Преподавать теоретически можно только основания, подробности же можно изучить только практически.

На это условие, самое важное при изучении ухода за больными, никто еще, насколько мне известно, не указывал так энергично и так убедительно ясно, как это делает в настоящей книге Бильрот.

Из вышесказанного уже явствует, что Бильрот не оставил без внимания в своей книге новейших способов перевязки ран, но, как в главе о перевязках вообще, так и во всем сочинении, нет ничего сколько-нибудь намекающего на специально медицинское изучение, нет ни одного термина или латинского выражения, носящего тень "ученого выражения".

Во всем вышесказанном и заключаются, как мне кажется, те главные достоинства книги Бильрота, которые в моих глазах имеют особенное значение для нас русских.

Не бесцельно ли, однако, писать предисловие к книге, имеющей такие достоинства? Позволительно ли снабжать предисловием книгу, написанную человеком, перед знаниями и опытом которого все у нас беспрекословно преклоняются, мнением которого все дорожат. Уместно ли предисловие к книге Бильрота?

Недостаточно ли этого имени, чтобы не сомневаться в достоинствах этого сочинения? Ведь преклоняемся же мы перед всем, что вышло из-под гениального пера этого замечательного врача и учителя.

Нет, несмотря на все это, не исключена однако возможность, что несравненная книга эта не будет иметь того успеха, который она заслуживает, что она не даст должных результатов для больных наших и для посвящающих себя уходу за ними.

Нельзя, разумеется, сомневаться, что издание будет незаменимым советником в семье, что каждая мать, как в городе, так и в деревне, будет стараться всегда иметь его перед глазами, но позволительно сомневаться, чтобы книга эта проникла в ту среду общества, для которой она специально написана, я разумею круг женщин, избравших своей деятельностью уход за больными. Еще более невероятно, чтобы требования, поставленные программой Бильрота, были исполняемы. Вот почему я и считаю уместным присовокупить предисловие, цель которого показать те затруднения, которые мы должны преодолеть, чтобы воспитать для ухода за больными у нас в России таких женщин, о которых говорит Бильрот.

Если мы взглянем на существующие у нас учреждения, имеющие целью подготовлять лиц, умелых в деле ухода за больным, то заметим, что все они делятся на две главные группы. У нас существуют, с одной стороны, общины, имеющие в некоторой степени характер духовный, как ордена диаконис, как например, вполне достойная уважения Крестовоздвиженская Община, основанная, как известно, во время Крымской войны, в Бозе почившей Великой Княгиней Еленой Павловной. Общины эти, оставляя совершенно в стороне медицинское образование, имеют целью в случае крайности приходить на помощь врачебному персоналу, с другой стороны, мы встречаем у нас еще представителей того направления, которое постановило себе задачей, как выражается Бильрот, "играть роль врача", т. е. в его отсутствии заменять его и предпринимать чисто медицинскую деятельность. Лица, принадлежащие к этой группе, стараются приобрести насколько возможно больше медицинских познаний - я говорю о наших фельдшерицах. Если передать книгу Бильрота в руки первых, т. е. сестер милосердия, то легко возможно, что они нам скажут, что все требуемые Бильротом приспособления у нас давно уже существуют и что поэтому книга его для нас не может иметь значительного интереса. Доказательством будет, вероятно, следующее: у нас существуют общежития сестер, общины, в помещениях общин существуют лазареты, в которых сестры учатся у постели больного. Оттуда сестры рассылаются группами по большим городским госпиталям, в которых они и занимаются уходом за больными, - выходит, что все делается так, как этого желает Бильрот. Присмотревшись, мы видим, однако, что сходство это лишь кажущееся, что в действительности все это вышло совсем не так, как было бы желательно, в смысле Бильрота. Так, он требует чисто практической подготовки, тогда как в наших общинах по преимуществу теоретическая. Лазареты общин располагают лишь несколькими кроватями для постоянных больных или же совершенно их не имеют, как например, в Александровском Отделе Красного Креста. Правда, в наших общинах происходит ежедневно перевязка значительной массы амбулаторных больных, главного же, чему должна учиться сестра, ухода за тяжелобольными, тяжелоранеными, за оперированными - не существует, так как для этого не представляется случая. Вот почему недостаток в практических занятиях и заменяется теоретическими лекциями. В большой госпиталь сестра должна уже явиться практически опытной и работать здесь, как уже вышколенная опытом помощница врача, у нас же она попадает в госпиталь совершенно еще неподготовленной практически, в смысле Бильрота.

Здесь она не может приносить той пользы, которой следовало бы от нее ожидать, не может и продолжать учиться (как это могло бы быть при другой организации), так как, вместо того, чтобы ухаживать за небольшим числом больных и иметь работу, соответственную ее силам, она получает на руки такое количество больных, которое лишь в исключительных случаях спускается до 30, большей частью доходит до 100 человек и более.

Об индивидуализации в уходе за отдельными больными не может быть и речи, о выполнении же требований, которые ставит Бильрот, нечего и думать. Следует даже удивляться энергии наших сестер, удивляться тому, что они, не падая духом, не опускают рук, а помогают, насколько это возможно, нескольким наиболее тяжелым больным, да присматривают еще за порядком в своих отделениях.

Вот оборотная сторона медали в наших учреждениях для подготовки сестер, сторона, на которую я указываю не для того, чтобы умалить заслуги этих учреждений, а для того, чтобы предотвратить, при чтении этой книги, повторения нередко говорящейся у нас фразы: "да ведь у нас это уже давно все существует".

Фактическая сторона дела еще, пожалуй, печальнее: в городских госпиталях, в которые посылаются сестры общинами, они встречают целый штат низшего медицинского персонала и прислуги. Фельдшера выписывают лекарства, меряют температуру, перевязывают раны, хранят перевязочные средства, одним словом, исполняют очень большую часть тех обязанностей, которые возлагаются Бильротом на сестру. Далее встречаются еще надзирательницы, в руках которых весь инвентарь отделения, постели, белье, платье и т. п., опять обязанности, которые, по мнению Бильрота, должны бы исполняться сестрами; далее следуют служители и сиделки, которые исполняют в палатах уже черную работу, получают, следовательно, поручения, из коих часть тоже, по Бильроту, должна быть исполняема сведущими сестрами. Спрашивается, что остается на долю сестер? Будь наши служители и сиделки так обучены, как этого требует Бильрот, исполняй они все свои обязанности, то, пожалуй, сестры были бы у нас совершенно излишни, им оставались бы только религиозные увещания больных, присмотр за нравственностью и за общим порядком в отделении.

Наши служители и сиделки совершенно не подходят под тип, начертанный Бильротом, напротив, это люди, взятые часто лишь на несколько месяцев, прямо с улицы или от сохи.

Так как, по мнению Бильрота, черной работы в деле ухода за больными не существует (исключая, разумеется, топки печей, выколачивания ковров и т. п. работ, не требующих умелой руки и потому необязательных для сестры милосердия), то большая часть работ, предназначаемых в наших госпиталях сиделкам, могла бы перейти у нас в руки сестер.

Вот положение, в которое поставлены наши сестры, или они не могут иметь никаких прав в отделении, прав, которые, по словам Бильрота, должны быть все сконцентрированы в одних руках сестры, или они могут частным образом принять на себя обязанности фельдшеров и надзирательниц и очутятся в таком случае со 100 и более больными на руках. Понятно, что, имея более 100 больных, придется отказаться от исполнения всех своих обязанностей в смысле ухода, или необходимо помириться со своим положением и чувствовать свою относительную бесполезность.

Таким образом, если сравнить только что описанную деятельность наших сестер, втиснутых в узкую рамку нашего госпитального положения, с картиной, рисуемой Бильротом, где сестра постоянно трудящаяся с любовью у постели каждого больного, полная сознания исполненного долга, постоянно заслуживающая похвалы и благодарности со стороны врачей и больных, то при наших условиях скорее вызывается представление о бездеятельности, чем о работе и полезной деятельности.

Благодаря глубоко религиозным принципам и высоконравственному воспитанию, которых строго придерживаются наши общины, благодаря тоже и самоотвержению и энергическому стремлению общинных сестер, им удается иногда побороть хоть часть встречаемых ими трудностей и добиться возможности и при существующих порядках, помогать больным настолько, насколько это позволяют им обстоятельства и их силы.

Однако, едва ли можно оспаривать предположение, при отсутствии вышеупомянутых условий, что настоящее положение сестер, при существующем госпитальном устройстве, могло бы служить причиной постепенного уменьшения интенсивности стремления к работе и энергичного желания ухаживать за больными.

Следовательно, положение обучения сестер в общинах и госпиталях совершенно не то, которое требует Бильрот.

Спрашивается, достойна ли подражания программа, предлагаемая Бильротом?

Не может быть сомнения, что ответ должен быть утвердительный, но позволительно предположить, что в виду вышеописанных недостатков в организации учебного дела в самих общинах и устарелых порядков в госпиталях, имеющих низший медицинский персонал 4-х категорий, найдутся отрицатели не принципов Бильрота, а возможности провести их, а вследствие этого явятся и доказательства нецелесообразности учения, изложенного в настоящей книге.

Вот причины, по которым, я боюсь, что в некоторых слоях общества книга эта не достигнет того значения, которое она должна бы иметь в вопросе об улучшении у нас ухода за больными; ведь если общины и пожелали бы принять за руководство книгу Бильрота, то это не удалось бы им вполне, так как появилась бы необходимость преобразовать сами госпитали.

Относительно значения этой книги для фельдшерских школ, вопрос может быть поставлен двояко: должны ли фельдшерицы выбрать из этой книги лишь правила по гигиене и диете и присоединив их к остальным уже имеющимся у них медицинским познаниям, применять их на практике, присматривая, чтобы они были исполняемы госпитальной прислугой, или же фельдшерица должна отказаться от всех своих специально-медицинских познаний и принять предлагаемую Бильротом программу для женщин, желающих разумно ухаживать за больными.

Последний вопрос будет вызывать, вероятно, отрицательный ответ до тех пор, пока в нашем обширном государстве будет ощущаться недостаток во врачах, тем более, что существует мнение, по которому зло от этого недостатка врачей уменьшается существованием значительного числа фельдшеров и фельдшериц.

Итак, применение требований Бильрота едва ли возможно без значительных реформ, как в одной, так и в другой из рассмотренных нами групп существующих у нас учреждений, вот почему я высказал выше сомнение, что известный друг общества отдаст должную дань разбираемой мной книге, как будто только то достойно внимания, что не требует перемен, ведь без преобразования немыслимо никакое улучшение в какой бы то ни было отрасли организации. Хотя многое из предлагаемого Бильротом и не может быть проведено у нас, тем не менее, я счел долгом указать в этом предисловии на ту пользу, которую принесло бы признание достоинств этой книги в принципе и стремление провести хотя кое-что из предлагаемого на деле. Нельзя, конечно, отрицать, что соединение ухода за больным, поручаемого теперь в госпиталях четырем личностям, в одних руках, не оставалось бы без громадной пользы для больного, а, вместе с тем, не упростилась бы администрация госпиталей и не умалились бы расходы их, поэтому подобная реформа в высшей степени желательна. Что женщина, подобная описанной Бильротом, какое бы название она ни носила, необходима нашим госпиталям, это мысль, которая, по моему мнению, должна возникнуть у всякого прочитавшего эту книгу. Стоит только приняться за дело, а пути и средства найдутся. Окажется ли необходимым изменить способ обучения сестер в уже существующих общинах, уменьшить ли программу фельдшерских школ или создать новые учреждения для приготовления лиц, предназначенных для ухода за больными, в смысле Бильрота, это все равно. Женщин, пожелавших приносить рациональную пользу больным, найдется у нас достаточно. Кому неизвестна та самоотверженность, с которой русская женщина уже работала в двух турецких войнах и еще так недавно в степях Средней Азии, оказав тысячам раненых и больных неоцененную женскую помощь.

К. Рейер


Предисловие автора

Довольно много книг посвящено женскому уходу за больными. По моему мнению, все эти и подобные им книги, как ни прекрасно написаны, тем не менее дают или слишком мало, или слишком много. Слишком много в том отношении, что я считаю совершенно лишним в таких популярных книгах излагать систематические сведения по анатомии и физиологии, равно как о причинах и распознавании всевозможных болезней. Чтобы мы ни захотели представить из области медицинских знаний и искусств в краткой популярной форме, все это будет все-таки нечто бесконечно поверхностное и неудачное. Для очень способной и талантливой женщины оно будет недостаточно, для женщины, ищущей и находящей счастье и призвание в уходе за больными, подобные отрывки знаний совершенно излишни. Конечно, не имеет смысла говорить о больных и об уходе за ними, не упоминая при этом, хотя что-либо о сущности важнейших болезней, некоторых их причинах и проявлениях и в нашей книге найдется кое-что об этом, но, тем не менее, такие вещи приводятся здесь мимоходом и в такой мере, насколько они необходимы для понимания. Сестра милосердия должна быть помощницей больного и врача, она должна научиться целесообразно и точно выполнять его предписания, но она не должна лечить на собственный страх. Она должна питать такое же безграничное доверие к врачу, как и сам больной.

Если же этого не будет, то она всегда будет стараться критиковать назначения врача с высоты своего полузнания и, пожалуй, пожелает их исправлять, согласно своим мнениям. Такая сестра не только мешает врачу исполнять свои обязанности, но, что гораздо хуже, благодаря ей, при таких условиях всего больше страдает сам больной. Он может умереть оттого, что поколебленный сестрой в своем доверии к врачу, он начнет пробовать то одно, то другое лечение, не доводя ни одного из них правильно до конца.

Я считаю особым преимуществом наших немецких способов лечения больных, что даже в госпиталях старший врач и его ассистенты делают почти все сами. Это относится особенно к перевязке раненых. При перевязке раненых и оперированных требуется столько внимания, что даже не всякий юный врач к этому способен, а некоторые даже никогда не могут этому научиться, так как они недостаточно сосредотачивают свое внимание на технической стороне дела. При современных основных началах способов наложения повязок, личная ответственность перевязывающего сделалась весьма серьезной. Во Франции, Англии, Италии, России врачи предоставили перевязку ран почти исключительно монахиням, фельдшерам, служителям и служительницам и по этой причине в других руководствах для сестер имеются также и различные указания тех или других способов перевязки, чего напрасно было бы искать в моей книге. Я далек от мысли утверждать, что женщины при надлежащем руководстве не могут научиться так же хорошо и заботливо наложить даже сложную повязку, как и любой молодой врач, но я знаю из собственного опыта, что масса женщин, обладающих всеми данными сделаться превосходной сестрой милосердия, при всем том, далеко неспособны к тому, что врач должен изучить и знать.

Я постарался избегнуть целого ряда положений, могущих с самого начала сильно задеть чувство деликатности в женщине. Многое легко изучается у кровати пациента и постепенно преодолевается много такого, что пугает при печатном изложении.

Теперь, быть может, ко мне обратятся с вопросом, что же останется в книгах для сиделок, по изъятии из них упомянутых отделов, занимающих обширные главы. Я надеюсь, что и помимо их, читательницы могут найти в сочинениях этого рода еще достаточно сведений, которые следует изучить и запомнить. Содержание моей книги, я думаю, должно соответствовать содержанию первых лекций (подготовительного курса) об уходе за больными для тех, которые пожелают специально изучать искусство ухода за больными. Нечего и говорить, что я подразумеваю, что подобный предварительный курс тесно связан с практическими демонстрациями. Помимо того, образованная сестра милосердия должна приобретать сама мало помалу больше сведений, чем имеется в предлагаемом труде. Да и от самого врача зависит доверять более или менее отдельной, более способной личности. Но вместе с тем он должен всегда обсудить, не способна ли какая-нибудь из них быть старшей сестрой и учительницей для воспитанниц. Здесь не должна иметь значения выслуга лет, а исключительно особенные способности, относительно которых гораздо важнее сама личность и ее характер, чем выдающиеся медицинские познания: практический ум, ясный взгляд на практические вопросы, знание людей, беспристрастие, терпение, доброта, спокойные и внушающие уважения достоинства, связанные с твердым характером делают женщин, как и мужчин, более способными руководить другими, чем даже большие знания. Но этим качествам научаются не из книг, - они отчасти врожденные, отчасти могут быть выработаны многолетним опытом и самовоспитанием.

Пусть всякая женщина или девушка, интересующаяся уходом за больными, смело возьмет эту книгу в руки. Я надеюсь, что она найдет здесь много такого, что послужит ей в оказании помощи другим.

Одного упрека мне не поскупятся сделать, что я здесь упомянул о многом таком, что переходит за пределы понимания сестер. Этот упрек я охотно принимаю на свой счет. Тоже самое мне говорили, когда я писал руководство для студентов, и, тем не менее, я имею все данные быть довольным его результатами. Не говоря уже о том, что я пишу не только для сестер милосердия, но и для образованных женщин и матерей семейств, желающих, со своей стороны, не ограничиться тем, чтобы выучить что-либо наизусть, но в то же время иметь материал для размышления и, оставляя в стороне, что умственно убогие женщины вовсе не способны в сестры, я всегда находил и нахожу, что практические результаты учебной деятельности скорее достигаются при твердо-научных методах преподавания и выработке правильного мышления, чем приспособлением к глубокому невежеству и плохим способностям. Гораздо лучше отговаривать малоспособных женщин от призвания ухаживать за больными и не только потому, что как показывает опыт, надежное выполнение серьезных поручений безусловно предполагает известную степень умственного образования и развития, но главным образом и потому, что при наибольшей сердечной доброте можно достигнуть всего более практических результатов в деле ухода за больными, только если она неразрывно связана с развитыми умственными способностями.

Т. Бильрот


Введение

Опыт важнее изучения, но если ты раньше не учился, то будешь часто ошибаться.

Всякий, помогающий другому, тем самым содействует своему собственному счастью. Многие желали бы его добиться, но не знают, как взяться за дело. Уметь помочь страдающему, - несомненно, одна из самых прекрасных способностей, которыми только располагает человек. Но, тем не менее "помощь" должна быть возведена в искусство, должна соединять знание и умение, если желают достигнуть ее полного благотворного действия для себя и для других. Как бы ни был велик врожденный талант помогать другим, но все-таки на верный успех можно рассчитывать только, если знают, как нужно помогать в каждом отдельном случае. Конечно, и в этой области наблюдениями и собственным опытом можно понять много целесообразного, но такое приобретение опыта ощупью иногда может существенно повредить больному и во всяком случае бесконечно медленно ведет к желанной цели. Спокойствие и уверенность в действиях, уже сами по себе могучие средства приобретения доверия, достигаются таким способом чрезвычайно поздно. Оно и понятно: подобное спокойствие и уверенность приобретаются исключительно практическим выполнением мер ухода за больными. Тем не менее, существует масса вещей, которые могут быть систематически разъяснены уроками и книгами и такие книги имеют целью служить для справок и повторного чтения с целью удержания в памяти уже изученного. Такую цель имеет и настоящая книга.

Она не содержит всего, что может и должна знать образованная сестра милосердия, и, тем не менее, в ней найдутся главные основные положения ухода за больными.

Здесь будет указано, что необходимо делать в некоторых случаях, но как это применять в каждом отдельном случае, можно научиться только собственным практическим опытом. Кто знаком с главными правилами ухода, тот не только знает как ухаживать за больным, но и может этим заняться с хорошими результатами. В этом отношении все наши знания и искусство представляют однородное явление: только когда нам удается практически проявить наши способности, мы можем дополнять из книг не только наши знания, но и уменье, так как тогда мы можем себе верно и ясно представить все прочитанное или слышанное.

Необходимо сказать нечто о качествах, необходимых для ухода за больными. При этом я должен обратить особенное внимание на то, что совокупность и параллельное развитие всех этих качеств в одном лице гораздо важнее для результатов ухода за больными, чем хотя и очень развитое, но единичное качество. Способна ли какая-нибудь женщина быть хорошей сестрой милосердия - об этом могут судить только врачи и больные, наблюдающие ее деятельность. Первым условием для столь тяжелого призвания является очень сильная наклонность к подобного рода практической деятельности. Сестра милосердия должна всегда все более и более убеждаться в своем стремлении благодетельствовать больным и проникнуться убеждением, что в подобной личной благотворительности лежит для нее источник высших наслаждений. Настолько ли сильно ее призвание, чтобы быть в состоянии преодолеть многие трудности, тягостные впечатления и опасности, часто неразрывно связанные с ним - обнаруживается уже с первых дней ее практической деятельности у постели больного. Если она с каждым днем все сильнее и сильнее начинает находить удовлетворение потребности счастья в своей практической деятельности и, наоборот, с каждым днем все легче и легче начинает переносить неприятные стороны ее, то она спокойно может отдаться своему призванию! Если же напротив того, она почувствует, что ошиблась в своих силах, а это может случиться с самыми лучшими, пусть она лучше посвятит себя другому призванию.

Женщины, быстро приходящие в страстное возбуждение от всего прекрасного и возвышенного и у которых чувство сострадания развито так сильно, что они в такой же мере, как больной, воспринимают его телесные и душевные страдания или, по крайней мере, воображают себе это, редко способны ухаживать за больными, так как у них парализуются мысли и действия при виде страданий последних. Во время войны, мне часто приходилось наблюдать, что лица с мягким сердцем, при виде окружавшего их горя, не могли от сильного сочувствия и соболезнования за что-либо взяться. Больному, видящему, что другие ему глубоко сочувствуют, это может доставить несколько минут утешения, но все-таки он почувствует большую благодарность к тому, кто сумеет ему помочь.

Если даже такие женщины при своем горячем сочувствии обладают в то же самое время достаточной энергией и самообладанием и могут собой овладеть или, как выражаются, не терять присутствие духа, то все- таки более спокойные натуры, которым приходится делать менее усилий для преодоления собственных чувств, более способны к уходу за больными. Не только душевное настроение других влияет на нас, но и наше, в свою очередь, влияет на других и в большинстве случаев, как то, так и другое являются бессознательно. Больные еще более здоровых восприимчивы и чувствительны к душевному состоянию всех их окружающих. Из всего этого становится вполне понятным, что страстные, порывистые натуры, если они даже отчасти способны владеть собой, все-таки менее приятно влияют на больных, чем спокойные, кроткие и терпеливые характеры. Конечно, попадаются такие флегматические и равнодушные, медленно размышляющие и действующие личности, что одними своими подобными качествами они делают больных нетерпеливыми и даже окончательно им становятся неприятными. Помимо того, не только больные имеют разнообразные характеры, но и различные болезни вызывают в них различное настроение. К тому же, не без влияния остается являющееся у нас и часто совершенно бессознательно чувство расположения или неприязни, симпатии и антипатии к другим людям, и все это не может не отражаться на больном при столь тесном общении, в которое неизбежно вступает он с сестрой милосердия. Последняя не должна поддаваться этим чувствам, хотя бы иногда ей это было бы чрезвычайно тяжело. От чрезмерных требований со стороны больных и их родных всегда должен защитить ее врач.

Часто говорят, что следует строго отличать выдающиеся качества сердца от тех же свойств ума. Это отчасти справедливо: известное врожденное добродушие встречается у недалеких людей и, наоборот, очень сильный ум можно встретить у недоброго и даже злого человека. Но тем не менее истинная и постоянная сердечная доброта идет рука об руку с разумными мыслями и поступками. Она проистекает не из случайного мимолетного возбуждения нашего чувства сострадания, но из глубокого внутреннего убеждения, что наше счастье неразрывно связано со счастьем наших ближних и что хорошими поступками мы не только себя делаем более совершенными и счастливыми, но вызываем этим также всего сильнее проявление и в других чувств хорошего и доброты.

"Нравственный мировой строй не вне тебя. Он создается тобой. Сознавай это и ты будешь содействовать его созиданию".

Я уже раньше говорил об особом таланте ухода за больными и должен еще раз обратить внимание, что им нужно, хотя отчасти обладать, если желают добиться хороших результатов. Душевная, внутренняя наклонность к этому призванию, сердечная доброта, понятливость, кроткий нрав должны быть соединены с тем талантом, суть которого состоит в часто бессознательном даре наблюдательности, и который, сам по себе, довольно своеобразен. Каждый человек имеет глаза, уши, обоняние, вкус и осязание, тем не менее, люди ко всем предметам, воспринимаемым нашими внешними пятью чувствами, относятся весьма различно.

В этом отношении уже у детей очень резко выражается их отличие одного от другого. Некоторые не замечают и не удерживают ничего из всего того, что вокруг них происходит; другие же воспринимают массу впечатлений, удерживают их в памяти, и нередко бываешь поражен, когда потом случайно замечаешь, что они заметили и запомнили массу таких вещей, о которых никому не приходило в голову, что они могут броситься детям в глаза. Такой способностью наблюдательности можно быть одаренным от природы, при упражнении и надлежащем руководстве она может в значительной степени быть развита. Она необходима, чтобы уметь читать в глазах больного его желания и помогать врачу в его действиях. Сестра милосердия должна научиться наблюдать за больным в медицинском отношении, чтобы она строго и точно могла заметить, что происходило с ним в промежутках между посещениями врача; каким образом этого достигнуть, можно научиться только у кровати больного.

Любовь к правде, чувство порядка, надежная преданность своему призванию, послушание врачебным предписаниям, умение применяться к единичным, иногда действительно неприятным условиям, это - необходимые качества милосердия; качества, которые должны и могут быть приобретены самовоспитанием, хотя одним гораздо труднее, чем другим владеть собой и подчиняться, что зависит от врожденных задатков и домашнего воспитания. Должен ли я еще упомянуть о том, что сестра милосердия по призванию должна соблюдать приличия и быть нравственной во всех отношениях? Я думаю - едва ли, потому что та, которая владеет всеми вышеупомянутыми качествами и постоянно стремится себя совершенствовать, та не может не быть приличной и нравственной. Я умышленно заранее указал душевные и умственные качества, которыми должна обладать и выработать в себе сестра милосердия, так как они только тогда имеют полное практическое значение, если связаны со здоровым телом, так как очень часто напряжения и труды сестры милосердия громадны. Необходима упругая выдержка организма. У женщины организм редко бывает достаточно крепок ранее 20 летнего возраста и сила его удерживается не более 15-20 лет, вот почему почти везде определен возраст для приема в школы для сестер милосердия от 20 до 40 лет. Сохранить свое крепкое здоровье есть обязанность сестры, иначе она слишком рано сделается неспособной служить своему призванию. Питательная пища поддерживает телесную силу очень долго и в равномерном напряжении. Пищу не следует принимать много за раз, а лучше почаще, несколько раз в день, равно как и ночью при каждом бдении. Плотная еда один раз в день, как это часто обусловливает наш современный, лихорадочно-возбужденный род жизни, чтобы не прерывать дневной работы, в особенности неудобна для женщин, так как такой род питания делает нас вялыми и не расположенными к работе на несколько часов после обеда. Громадную важность для здоровья сестры милосердия, равно как для больных, представляет возможно высшая опрятность. Сестра милосердия должна себе поставить в обязанность частое купание, частую перемену белья и проветривание своих платьев. Испарения и пот ее тела, которым пропитываются и ее платья, могут не только вредить ее организму, но сделать ее противной и больному. Руки, каждый раз после того, как прикасались к телу больного, должны быть тщательно вымыты, в особенности необходимо держать особенно чисто ногти, рот, зубы, уши и голову. Чрезвычайная опрятность уже сама по себе есть одна из лучших рекомендаций для сестры милосердия, помимо того, это одна из самых существенных предохранительных мер от заражения как для больных, могущих заразится от нее, так и для сестер милосердия могущих заразиться от больных. Мы в настоящее время знаем, что наибольшее число заражений происходит не через воздух или газообразные вещества, но что в заразительных болезнях заразительные начала связаны с отделениями больного, которые, высыхая, очень часто пристают в виде пыли и грязи в комнате к кроватям, платьям больного и легко внедряются в кожу, слизистые оболочки, малые и большие изъязвления кожи людей. Ниже будут изложены, в виду сказанного, особые правила для каждого отдельного случая.

Большая чистота и есть главная причина, почему заразительные болезни реже распространяются в состоятельных семействах, чем в жилищах бедных людей, точно также как хорошее питание и крепость организма в состоятельных классах общества есть главная причина, что заразительные болезни протекают легче и благополучнее. Поэтому величайшая опрятность сестры милосердия не должна быть предметом тщеславия, средством больше нравиться больному, но настоятельной потребностью в деле ухода за больными для охранения всех от опасности и это одинаково верно как в госпитале, так и во дворце.

Для поддержания здоровья сестры милосердия, не говоря уже о хорошей пище, крайне необходим также свежий воздух и движение, точно также после просиженных ею ночей она должна пользоваться несколькими часами отдыха днем. Какое время лучше избрать для этой цели - зависит от особенных условий каждого отдельного случая, равно как и от того, будет ли в ее свободные промежутки больной нуждаться в другой сестре милосердия, или ее сумеет заменить другая личность в доме. Если женщины и проявляют здесь и там нечто достойное удивления своими повторными ночными бдениями, то все-таки посвящающая свою жизнь делу ухода за больными скоро подорвет свое здоровье и, не обращая внимания на свой организм, быстро сделается неспособной служить своему делу.

Иногда при самом начале ухода за больным в частном доме необходимо условиться с родственниками больного, как о необходимости часов отдыха, так и о содержании сестры милосердия, потому что встречаются неразумные лица, не желающие понимать необходимость такого внимания к ней. Дело общины, посылающей сестру, или врача, ее приглашающего, позаботиться обо всем этом точно в самом начале ухода за больным.

Приходится слышать, что некоторых врачей и сестер милосердия особенно хвалят за их легкую, нежную руку, что они причиняют больным очень мало страданий при операциях, исследованиях, перевязках и т. д. Это должно казаться тоже каким-то особенным телесным качеством, но когда видят эту хваленую руку, то ее очень часто не находят особенно нежной и мягкой. Отчего же это зависит? Искусная, верная, опытная и предусмотрительная рука больному кажется легкой и нежной. Я допускаю, что ловкость к различной ручной домашней работе у одной женщины может быть более присуща, чем у другой, тем не менее, можно выработать в себе много ловкости энергическим самовоспитанием и упражнением, при надлежащем руководстве. Самым главным будет все-таки то, чтобы сестра милосердия каждый раз, помогая больному, думала бы не причинять ему боли, так как преднамеренно она этого делать не будет. Помимо того, она должна знать, как безболезненно переменить положение больного, положить компресс, спринцевать, наложить повязку. Она не должна в каждом отдельном случае пробовать, то так, то иначе и, не подумавши наперед, хвататься за больного то здесь, то там. Это раздражает его и делает его недовольным, вызывая с его стороны ропот, никакой больной не желает, чтобы на нем производились опыты. Многие очень хорошо переносят неизбежную боль, если их предупреждают, что для их выздоровления нужно сделать то или другое и невозможно произвести это без скоропреходящей боли. Если больному причиняют боль, не предупредив его, то он испугается и вскрикнет. Если же он подготовлен к болезненному акту, то он очень часто, когда уже достигнута желаемая цель перевязки, скажет, если только с ним поступали верно, хотя и осмотрительно, что "это не было вовсе так мучительно, как это мне представлялось". С другой стороны, некоторые сестры милосердия уже соблюдают излишнюю осторожность, прикасаясь только кончиками пальцев там, где нужно действовать всей рукой. Если, например, хотят кого-либо, взявши спереди за руки, положить выше в кровати и при этом захватывают его только концами пальцев, то их нужно глубоко внедрить в тело, чтобы приподнять больного, причем его будут очень сильно давить, между тем как охватывание его полной рукой не причинит ему никакой боли.

Остается еще сказать нечто о том, как должна держать себя сестра милосердия в обращении с больным и его окружающими. Всего легче сношение с труднобольными: они в большинстве случаев с подавленными умственными способностями, разговаривают немного или находятся в бреду. Сестра милосердия выполняет точно и без шума все, что ей указано врачом, наблюдает и отмечает все изменения в больном и дает о них отчет врачу. Гораздо труднее общение с выздоравливающими уже больными (реконвалесцентами), а также и со страдающими какой-либо продолжительною болезнью (хронической), которые себя чувствуют иногда относительно хорошо, но все-таки нуждаются в особом вспомогательном уходе. В частных домах некоторые подобные больные, если в их семье не имеется кто бы мог или хотел взять на себя уход за ними, нередко желают иметь при себе сестру милосердия. Как ни различны характеры людей, но больные имеют то общее, что почти всегда думают преимущественно, даже, можно сказать, почти исключительно о себе и о своей болезни. Если такой больной привык к своей сестре и приобрел к ней доверие, то он рано или поздно делается очень общительным с ней, так как у него есть потребность говорить и говорить преимущественно о своей болезни. Он будет ежедневно предлагать ей бесчисленное множество вопросов, равно как посвящать ее в свои самые сокровенные семейные тайны, если же он себя чувствует плохо или мало спал, то он возбужден, угрюм, вспыльчив и даже очень груб. Он то плачет и считает себя в отчаянном положении, то жалуется на уход, врачей и на все человеческое существование, у него даже проявляются припадки буйства. Лишь он почувствует себя лучше, он сейчас беспредельно все хвалит и находит все прекрасным, изливая свое душевное настроение в благодарственных речах.

Чрезвычайно трудная задача для сестер милосердия суметь себя правильно поставить во время этих различных душевных настроений и это приобретается только постепенным опытом. Но в особенности она должна остерегаться любопытства и болтливости. Скромность и спокойное, тихое, неутомимое выполнение своих обязанностей, вот задачи сестры милосердия. Если у больного является потребность высказаться, то сестра милосердия должна выслушать его спокойно, сочувственно, но не пускаться по поводу этого в пересуды, она должна стараться забыть все то, что не относится к болезни. Она должна всегда дружески и с готовностью к помощи встречать все относящееся к больному, но в то же время остерегаться интимности с ним, иначе она рискует потерять вес в глазах больного и он не захочет дольше ее слушаться. Для многих больных иногда очень хорошо менять по временам сестру милосердия, так как, самая лучшая утомляется при недельном или даже месячном однообразии ухода. Точно также и больные, вынужденные лежать продолжительное время, иногда желают перемены сестры милосердия или врача, у них является потребность прервать вечное однообразие и они надеются на лучшее от перемены или вообще от чего-либо другого, хотя они очень скоро будут недовольны и новым. Но, тем не менее, сестра милосердия должна противодействовать являющемуся у больного недоверию к пользующему его врачу, она всеми силами должна укреплять это доверие. Ничем нельзя оказать худшей услуги больному, как вызвать в нем подозрение на счет его врача. Конечно, простительно, если больной, страдающий очень продолжительное время хронической болезнью, предполагает, что его врач пользует неправильно. Врачебное искусство не всемогуще. Многие больные, однако, готовы думать иначе, никто из них не желает согласиться, что его болезнь привита к нему чуть ли не в зародышевом его состоянии, каждый считает себя нормальным, здоровым человеком, а заболел он, по его мнению, только благодаря какой-либо случайности, небрежности или неправильному лечению. Большинство людей думает, что может во многих случаях указать причины своих болезней, тогда как медицина напрасно их ищет сотни лет. Люди и даже высшие животные, по вполне врожденному свойству, познают причины и действия явлений, которые они видят. Если человек видит что-либо такое, причины чего не знает, то он себе лучше выдумает ее, чем сознается: я не знаю, отчего случилось то или другое. Также относится человек и к причинам болезни. Болезни должны иметь какую-нибудь причину, когда мы здоровы, то мы очень хорошо сознаем, что не всегда можем определить и изучать их причины. Но если только кто-либо заболел, то он теряет свою способность отрицания. Он так долго ломает себе голову, пока не решит, что ему удалось найти причину своей болезни, пусть она будет призрачной, но это его успокоит как ребенка. Эта причина может быть продуктом его воображения, но он утешается отблеском правдоподобия. Не следует особенно противоречить больному в таких вещах, вообще с больными без крайней надобности, не следует спорить и не читать им каких-нибудь научных лекций об их болезни, они верят только тому, что им кажется наиболее вероятным и будут довольны только поучениями, подтверждающими их собственные представления.

Точно также, никакой больной не допускает мысли, что он страдает неизлечимой болезнью. Он знает, что есть неизлечимые болезни, он даже видел случаи, что его друзья и родственники умирали от них, но относительно себя самого он ищет и находит причины почти всегда в каких-либо посторонних обстоятельствах, но нисколько в неизлечимости своего страдания. Это счастье для большинства подобных больных. Они надеются до последнего момента, и не следует в них колебать этой надежды, они ошибаются на счет своего положения и их не следует вырывать из их полных надежд представлений. В подобных случаях, как сестра милосердия, так и врач очень часто чувствуют себя в самом тяжелом положении. Больной настаивает, чтобы ему сказали совершенную правду, он уверяет, что приготовился ко всему. Но ему не следует вполне доверять в этом, он сам обманывается на счет своих сил выслушать ужасную истину. Здесь нам предстоит задача утешать больного и успокаивать его, равно как поддержать в нем его собственную веру в свои надежды. Где невозможно вылечить, то там, насколько оно в наших руках, нужно стараться смягчить и облегчить страдания больного.

Надежда - это самое лучшее облегчение, бальзам для измученного сердца, услаждение для впавшей в отчаяние души. Я еще раз должен указать на то, что не следует забывать, что больной думает о себе и о своей болезни. Его огорчает, если не обращают внимания на его жалобы, на сделанные им наблюдения, или на те, которые он думает, что он сделал и которые он считает чрезвычайно важными. Очень возможно, что его наблюдения не имеют никакого значения для лечения, но, тем не менее, больному не следует о том говорить.

Каждый человек видит весь мир только в отношении к себе и в известной степени считает себя центром, вокруг которого все происходит и поэтому, если с ним что-либо случилось, то это должно быть нечто особенное. Я всегда замечал, как неприятно задевает больных, если им сказать, что их болезнь самая обыкновенная, которую я уже видел тысячи раз, и излечение которой пройдет самым обыкновенным порядком. Больному тогда кажется, что он только единица, номер в ряду тысячи других и опасается потому, что его недостаточно внимательно осмотрели. Ему хочется быть чем-либо особенным, а его болезнь, хотя бы она была одна из самых обыденных, протекает у него совершенно своеобразно. Это, с одной стороны, льстит его самолюбию, а с другой, он надеется при этом встретить больше внимания и больше заботливости со стороны врача.

Нет надобности выводить больного из этого ему очень приятного круга представлений. Сестра милосердия поэтому не должна хвастать своим, хотя она при этом может сказать, что уже видела много однородных случаев, точно также она не должна говорить, что подобный случай дурно протекает и, если больной говорит о других, умерших от болезни, которой он сам страдает, то пусть она лучше скажет, что тот случай был совершенно другой, а у него все обстоит совершенно иначе. Постепенно можно научиться быть изобретательным и давать находчивые, успокоительные ответы, по мере того, как больной будет задавать все новые вопросы.

Все это не больше, как некоторые указания о затруднительнейших положениях, в которые сестра милосердия может быть поставлена больным. Большинство из них узнается по опыту у постели больного. Где сестра милосердия более не может сама себе помочь, то она должна посоветоваться с врачом, уже потому, чтобы не противоречить тому, что он скажет. Многие больные недоверчивы и в особенности это у них проявляется сильно, когда они заметят или им покажется, что заметили в чем-либо противоречие. Они сейчас ухватываются всего ближе за их волнующую мысль, что их болезнь неправильно распознана, а потому и неправильно лечится. Я советую в подобных случаях поступать так, как бы нам желательно было, чтобы поступали с нами, если бы мы были в положении больного.

"Если ты хочешь самого себя познать, смотри, как поступают другие".

"Если хочешь познать других, загляни в свою собственную душу".

Но оставим эту грустную картину ухода за неизлечимыми! Это святая обязанность! К тому же она не так неблагодарна, как это кажется с первого взгляда уже потому, что эти больные благодарны за всякое сделанное им, хотя бы и временное облегчение. Тяжелые, долгие страдания принуждают самого сильного и упорного человека довольствоваться малым. Конечно, гораздо приятнее, когда после дней, быть может, недель тяжелых забот, начинается, наконец, выздоровление до восстановления полного здоровья. Чем печальнее и длиннее было время полное забот, тем сильнее радость сестры милосердия, сознающей, что и она внесла "свое" в благоприятный исход. Бесконечны и мучительны были дни и ночи! Беспокойно метался больной туда и сюда, преследуемый своими лихорадочными грезами. Как горело его лицо, как тяжело было дыхание, как жадно хватали подносимую воду его запекшиеся губы! Как мутны были по утрам его глаза, когда удавалось принудить лекарствами его мучительно возбужденный мозг к непродолжительному, отуманенному сну! Какими глазами, полными тоски смотрела мать на своего единственного больного сына, до сих пор бывшего таким цветущим! Сотни раз в ее взгляде можно было прочесть: будет ли он жив? Как дрожала жена за своего мужа, кормильца и защитника семьи; на цыпочках подкрадывалась она к нему, измученная, отпускалась на ложе, сон преодолевал ее, но вдруг в испуге она вскакивает, дрожа, с бледным лицом, почти оцепенелая от душевной боли и... опять видит, что утро рассветает и все еще нет никакого луча надежды, никакого улучшения! Но, наконец, картина болезни изменяется, лихорадка ослабела, ночи - спокойные. Естественный освежающий сон распростер свои нежные крылья над больным. Он просыпается как новорожденный, хотя бледный и слабый, но уже глаза его ясны, а черты лица опять приняли свою здоровую, нормальную форму, голос еще очень слабый, но все-таки он уже приобрел свой прежний, милый близким тембр. И с каждым днем все идет лучше и лучше! По всему дому разносится весть о спасении! Выздоровление! Спасение! Вот тут-то и являются полные руки работы, много заботы, чтобы не появилось возврата. Предусмотрительно выбирается пища, которая должна подкрепить и освежить больного. Все радуется, когда можно опять указать на дальнейшие успехи. Только постепенно больной приходит к сознанию, как с ним было плохо, он все еще не имеет других желаний, как только спать и есть. Но постепенно он тоже начинает принимать участие во всем вокруг него происходящем. Прошедшее ему кажется долгим сном, о частностях которого он только мало помалу начинает вспоминать. Наконец является первая попытка оставить постель, опять встать, опять ходить. Больной, равно как и его окружающие, радуется чрезвычайно, правда, он не так идет, как ожидали, он чувствует себя сейчас утомленным, стремится в постель, но на другой день все лучше, на третий - еще лучше. Наконец наступает первый выход из дома, силы с каждым днем растут все быстрее и быстрее. Тогда только сестра милосердия уходит от него, или больной оставляет госпиталь. У нее не будет недостатка в различных доказательствах благодарности со стороны больного и его родственников, но все-таки самую прекрасную награду она приобрела в сознании свято исполненной обязанности, в отрадном чувстве, что она сделала добро человеку и содействовала его спасению. "Блаженнее давать, нежели принимать", - сказано в Священном Писании (Деяния 20,35). Не нужно обладать сокровищами золота, чтобы давать, знание и искусство часто значат более золота. Если сестра милосердия хорошо научилась своему делу, то она приобрела неиссякаемое сокровище, все возрастающее с опытом, она может много дать страдающим больным и раненым. И в этом ее счастье, потому что - давать более спасительно, чем получать!

Мне, быть может, возразят, что предъявляемые мной требования качеств сестер милосердия очень высоки, что женщина, обладающая столь многими врожденными и приобретенными достоинствами, гораздо охотнее изберет себе другое поприще, чем полный трудности уход за больными. Это возражение давным-давно опровергнуто опытом других стран и нет никаких оснований предполагать, почему у вас, в Австрии, будет нечто другое, если только с самого начала будет положено прочное основание учреждением школы для обучения сестер милосердия.

Я лечил больных и раненых с превосходными сестрами милосердия, удовлетворявшими самым строгим требованиям. Они отчасти принадлежали к католическим орденам, отчасти к протестантским диаконисам, другие же не принадлежали ни к каким духовным союзам, но вышли из находящихся в Германии школ и между ними были жены и девушки из самых высших слоев общества и рядом с ними дочери граждан и ремесленников. Ни одна религия, ни одно сословие не должно присваивать себе монополию на право учиться и помогать!

Со многих сторон высказывается сомнение, чтобы женщины, поступив в сестры милосердия, вели себя нравственно, не будучи сдерживаемы строгим строем и порядками религиозного ордена или учреждения. Я считаю своим долгом, от имени женщин, протестовать против такого, ни на чем не основанного убеждения. Опыт давно уже показал, как ложно подобное мнение. Нелепо видеть в сознании подобного заблуждения нечто враждебное религии. Одно только я должен сказать, и буду на этом непрерывно настаивать, сколько бы оно ни вызвало возражений, что школа для сестер милосердия в большом городе с обширными больницами только тогда может успешно развиваться, если она будет непосредственно связана с какой-нибудь специально для нее предназначенной больницей.

Союзы диаконис и духовные ордена имеют больничные учреждения при своих центральных общинах, и настоятели их, наверное, единогласно выскажутся против того, чтобы сестер общины, находящихся еще на испытании, посылать в какие бы то ни было без разбору госпитали, как например, отдать их в учение среди сиделок венской главной больницы, хотя каждая община группами беспрепятственно посылает в различные госпитали уже научившихся сестер. Причины кроются не только в религиозных основаниях, но также и в основных положениях воспитания, тысячи раз оправдавшихся на практике.

Это уже общепризнанная истина, что при воспитании нравственности и благотворительности, равно как прилежания и вообще благородных стремлений, ничто не влияет так сильно, как пример и привычка; такое влияние не может быть заменено даже самым строгим руководством. Нельзя выучиться наизусть приличиям, нравственности, благородным чувствам и доброжелательству относительно других. Воспитывают детей в приличном обществе, в нравственной среде, в сообществе с благородно мыслящими, хорошо поступающими людьми; удаляют от них все дурное. Таким образом они чувствуют на себе влияние хорошего и влияние этого хорошего на других. Они приучаются хорошо себя чувствовать в этой среде и если в них прочно укоренились лучшие человеческие качества, то тогда они стараются везде создавать вокруг себя такой круг, какой их окружал в их детстве, причем они будут удаляться от всего дурного. Конечно, человек в детстве особенно восприимчив ко всем извне поступающим впечатлениям, но в ребенке, тем ее менее, проявляются только немногие дурные наклонности, которые легко могут быть подавлены воспитанием. На ребенка, выросшего в такой равномерно нравственной среде, не могло повлиять ничего дурного извне, но и в дальнейшие годы продолжает еще влиять окружающая сфера. Обстоятельства с течением времени сильно видоизменяют человека: некоторые невоспитанные люди делаются благороднее, их заносчивость превращается в энергическое самообладание, их упрямство в упорную настойчивость к хорошей деятельности. Это особенно печально, когда случается, что хорошо воспитанные люди подвергаются нравственной порче в дурном обществе. Женщины же в особенности способны приспособляться к их окружающим. Если теперь какая-нибудь школа сестер милосердия будет в связи с больницей, в которой работают только хорошо учившиеся, нравственно воспитанные женщины, то дух учреждения скоро повлияет и на вновь поступивших сестер. Если только прочно раз установились взаимные отношения между больными и сестрами, то немедленно развивается сам по себе такой порядок вещей, который вызывает сильное бессознательно проявляющееся действие в больницах и в учебных заведениях. Скоро все начинает идти, по-видимому, само собой: одна сестра милосердия учится от другой, от врача, без того, чтобы много говорилось и кажется, как будто даже без всякого руководства. И здесь главную роль играют пример и привычка. Они являются лучом солнца и дождем на плодородной почве, здесь не может не быть обильной жатвы, плевелы немедленно уничтожаются могучими всходами чистого злака.

Если число хороших сестер милосердия значительно возросло, то можно не только посылать их в одиночку в частные дома для ухода за больными, но также и в другие больницы, но в последние только группами, как это теперь делают духовные союзы. Такие большие или меньшие группы или принимают сами для управления и ухода за больными маленькую больницу или они вступают в какое-нибудь особенное отделение какой-либо большой больницы. Эти отделенные ветви первоначального могучего дерева, попав на хорошую почву, опять могут разрастись до целой школы для сестер милосердия. Таким образом разрастается благодатное учреждение, постоянно развиваются из родоначальной основной первоначальной общины филиальные учреждения и так далее до самых отдаленных поколений, пока наконец все больницы не будут снабжены хорошо подготовленными сестрами милосердия: пусть повысят уровень и они приобретут уважение со всех сторон, не будет недостатка в приливе женщин и девушек к этому почетному сословию с таким благородным призванием, даже если выход из него будет значительный, вследствие выхода замуж, как это и теперь можно видеть во многих странах. Мне не нужно даже распространяться, как велик будет нравственный элемент, который таким образом вносится все глубже и глубже в массу!

В странах и городах, где уже давно существуют школы для сестер милосердия, как например, в Бадене, Пруссии, Саксонии, Гамбурге и др. они развили свою благословенную деятельность из незначительных вначале учреждений и мы надеемся, что скоро и мы будем в состоянии иметь возможность основать, благодаря поддержке благородных дам и мужчин, подобную школу при собственной нашей больнице Рудольфа. Везде такие учреждения возникли, благодаря частным обществам.

"Совместное стремление в одинаковой цели

Делает из малого великое, из немногого - многое"

И наше начало в Вене будет не велико, но все-таки все более и более будет распространяться понятие о его значении и мы нисколько не должны огорчаться и падать духом, если полное развитие этого учреждения в Австрии будет достигнуто только в следующем поколении.

Если мы в настоящее время войдем в главную венскую городскую больницу и пройдемся по ее дворам, богатым воздухом, зеленью и тенью, то мы благословим предусмотрительность нашего смелого реформатора государя Иосифа II, воздвигшего это здание "для исцеления и утешения больных", по совету великих мужей, окружавших его престол. Ныне размеры даже этого великана-госпиталя стали недостаточны для Вены. Возле него возникли новые больницы, теперь существует новая медицина, новый род ухода за больными, который непрерывно совершенствуется. Наша обязанность позаботиться о грядущих поколениях.


Комната больного
Выбор комнаты для больного

При выборе комнаты для продолжительного пребывания в ней больного необходимо раньше всего озаботиться, чтобы она хорошо проветривалась, хорошо отапливалась и охлаждалась, чтобы была доступна солнечному свету, имела достаточную величину и была бы спокойной.

В домах людей среднего достатка в больших городах часто ни в одной комнате нельзя встретить совмещения всех этих требований. Даже у состоятельных нередко тщетно ищут подходящего помещения для пациента. Прежде существовала необходимость каждый город обращать в крепость, в настоящее время дома, ради большей наживы, строятся по возможности тесно и к тому еще чрезмерно высоко. Законодательство теперь во многом улучшило положение дела, так например, запрещают проведение узких улиц и возведение чрезмерно высоких домов, стараются, где только возможно обсаживать многие площади между домами деревьями, но все-таки ни в Германии, ни во Франции не дошли еще до такого широкого распространения городов, как например, в Англии. Быстрый рост городов и запрещение законом тесной застройки, равно как возведение очень высоких домов, побудит как нас, так и другие народы к устройству быстрого и дешевого сообщения, чтобы дать возможность выиграть время тем, чьи занятия требуют пребывания в центре города, жилища же которых находятся на окраинах его. Тогда и для семейства среднего класса больших городов явится возможность обладать собственными, свободными, окруженными садами, здоровыми домами, как оно является общим правилом в Англии и местами в маленьких городах и у нас.

Понятно, что гораздо легче найти для больного хорошо вентилируемую и хорошо освещаемую комнату в простом доме, но снабженном со всех сторон окнами, чем в каком-нибудь изящном помещении, окна которого выходят на узкую, тесную улицу или даже на еще более узкий, тесный, вонючий двор. Точно также и госпиталям следует передвигаться из центра городов в их предместья и вместе с тем покупать там столь большие участки земли для себя, чтобы при могущей случиться застройке окружающих окрестностей не было воспрепятствовано свободное течение воздуха вокруг больницы. Редко какой-либо госпиталь с самого начала устраивается так целесообразно, как главная венская городская больница. Три очень больших двора внутри зданий больницы и прилегающие широкие улицы обеспечивают ей достаточный приток воздуха и света. Из различных родов госпитальных построек новейших времен павильонная система бревенчатых бараков считается потому наилучшей, что при ней достигается самое целесообразное распределение больничных комнат; но конечно, все это при условии, что больничный участок не будет чрезмерно застроен.
Проветривание (вентиляция) комнаты больного

Человек для своей жизни нуждается в воздухе, часть которого (кислород) поглощается при вдыхании его кровью, а другую употребленную, вредную для него часть (углекислоту) он выдыхает. Понятно, что если бы он располагал только определенным количеством воздуха в каком-либо закупоренном пространстве, то он скоро бы умер, как потому, что он истребил бы мало - помалу весь имеющийся в этом пространстве хороший воздух, так и от отравления при обратном вдыхании уже выделенного из его легких воздуха. Принято называть смерть от расстройства дыхания - смертью от удушья. Человек, заключенный в непроницаемом для воздуха пространстве, постепенно задохнется там раньше, чем даже проголодается. К счастью, трудно представить себе вообще полное преграждение куда-либо доступа воздуха, так как он гораздо легче воды, проникает через все невидимые нашим глазом мельчайшие поры строительного материала и не только через промежутки и щели, но и через камень, известь, гипс и мрамор.

Количество проникающего таким путем воздуха все-таки недостаточно, чтобы произвести необходимый объем его в комнате; другими словами, настолько, чтобы поддержать жизнь находящихся в ней людей. Количество его может увеличиваться открыванием иногда окон и дверей. Если бы люди были заключены во вполне ограниченном помещении из обыкновенного строительного материала, не снабженном ни окнами, ни дверьми, то они, в конце концов, должны были бы умереть.

Когда мы еще детьми обращали коробки наших игрушек в жилища для гусениц, то нас учили делать как можно больше отверстий в стенках ящичков, чтобы их обитательницы не умирали. Человек же нуждается для своей жизни в гораздо большем количестве воздуха, чем гусеницы и черви, довольствующиеся малым; так известно, что они могут внедряться очень глубоко в дерево, где до них доходит только очень немного воздуха.

Проветривание комнаты означает, главным образом, постоянное обновление ее воздуха, которое по возможности должно быть непрерывным. Вместе с тем, он должен быть чист и оставаться таким, как и вне дома, где различные сорта его окружающие землю непрерывно смешиваются между собой. Если в каком-либо ограниченном помещении, построенном из обыкновенного материала будут оставаться всегда одни и те же условия, одинаковое число людей, одинаковые воздушные отверстия, одинаковая скорость течения воздуха через последние, то и воздух в комнате всегда будет оставаться одинаковым и, смотря по вентиляции, он или будет одинаково хорош, или одинаково дурен. Если же эти условия изменяются, например, в том отношении, что в данном помещении окажется двойное или десятерное число людей без того, чтобы приток воздуха усилился, то он скоро испортится. То же самое случится, если число людей, на которое вначале было рассчитано проветривание, не переменится, но число отверстий для последнего уменьшится. Наконец, воздух в таком помещении изменится, если на дворе сделается холоднее или теплее, или поднимется ветер. Теплый воздух легче холодного и более теплый поднимается вверх; вследствие этого на границе между двумя такими слоями часто является очень быстрый воздушный ток, обуславливающий более быстрое взаимное смешивание слоев. Этот, таким путем являющийся при отсутствии ветра сильный ток, мы ощущаем, в виде сильного сквозняка.

Из этих замечаний ясно, что хорошо устроенная вентиляция должна быть способной регулироваться: она, по меньшей мере, хотя до известной степени, должна быть в наших руках, - хотят ли ввести много или мало воздуха со двора; это значит, если хотят произвести его более сильное, или более слабое течение. Далее очень хорошо уяснить себе вполне, что действительная вентиляция есть не что иное, как то, что называется в общежитии "сквозным ветром", и что нужно только позаботиться так направить такой ток воздуха, чтобы он не попадал на больного или, по крайней мере, на его обнаженные части.

Если при спокойном состоянии воздуха естественная вентиляция (так называют вентиляцию целесообразно устроенными отверстиями в комнате) основана, главным образом, на разнице температуры на дворе и в комнате, что, понятно, усиливается еще более или менее сильным или слабым ветром, то с другой стороны, при вполне одинаковой температуре во дворе и внутри комнаты не может явиться никакого притока воздуха без содействия ветра. При незначительной же разнице температуры не будет вообще быстрого тока воздуха. Подобные условия являются у нас очень часто летом, когда мы находимся в счастливой возможности всегда держать окна открытыми. При таком равновесии температуры или же незначительной разнице, полное действие вентиляции, т.е. что воздух в комнате будет такой же, как и во дворе, достигается лишь открыванием находящихся друг против друга окон, чем только и создается возможность движения воздуха. Вот почему я всегда предпочту для больного комнату, имеющую противоположные окна, той, которая имеет их только с одной стороны. Если в последней даже открыть двери в коридор, что в частных домах невозможно на продолжительное время (так как он в большинстве случаев служит проходным местом для жильцов), то и тогда проникает из него в комнату больного преимущественно дурной воздух со двора или из других жилых комнат дома. В больницах, построенных вполне или хотя бы отчасти по коридорной системе, необходимо хотя бы следующее приспособление: над дверьми госпитальной палаты необходимо приспособить большие, не замыкающиеся отверстия, снабженные проволочной решеткой, которая должна быть противоположны снабженным вверху вентиляционным приспособлениям в окнах.

Так называемые искусственные вентиляционные системы бывают различных родов: в полу и в стенах госпитальной палаты открываются отверстия труб, по которым или насосами вытягивается воздух из нее или аппаратами, похожими на ветряные мельницы вгоняется в нее свежий воздух, или оба эти приспособления соединены вместе.

Эти приспособления, устройство и пользование которыми обходится чрезвычайно дорого, так мало оправдали возлагавшиеся на них надежды, или даже представили, с другой стороны, такие недостатки, что многие из них, немедленно по применении, вышли из употребления.

Несомненно, что зимою сильная вентиляция так быстро и сильно охлаждает комнату, что требуется сильная топка, чтобы всегда достаточно скоро согреть входящий холодный воздух и поддержать равномерную температуру. Я лично нахожу, судя по себе, что только холодный, чистый воздух доставляет приятное освежение. Но тем не менее, на основании своих наблюдений, в так называемых военно-полевых бараках с коньком на крыше, я пришел к заключению, что при низкой внешней температуре даже сильной топкой трудно устраняется быстрое охлаждение больничных палат. Вследствие этого, предположили на зиму вентиляцию окнами заменить тем, что под полом проводится труба к печи, последнюю окружают щитом (прикрепленная к полу и идущая вокруг печи железная или сложенная из камней стенка), так что извне приходящий холодный воздух должен сперва пройти через теплые воздушные слои около печи, здесь согреться раньше, чем он проникнет в палату. Это, чрезвычайно остроумное устройство вентиляции, по моим наблюдениям, не может вполне заменить естественной вентиляции окнами, разве если для этого сделают приводящую воздух трубу в два или три раза шире, чем теперь, но тогда исчезнет преимущество этой системы - экономия топлива.

Если все сказанное об обновлении воздуха в комнате следует требовать от здоровых людей ради сохранения их здоровья, то для комнаты больного необходимо принять во внимание еще некоторые другие обстоятельства. В ней вентиляция должна быть особенно сильна, так как чистый, свежий воздух является не только главным условием для выздоровления, но при многих болезнях есть самое важное врачебное средство. Испарения и испражнения больных отличаются часто особенно противным запахом и поэтому нередко после таких испражнений следует быстро обновить воздух в комнате больного, другими словами, быстро уничтожить вонь. Это может быть достигнуто только открыванием окон, причем зимой одновременно с этим нужно усилить топку, вентиляция, основанная только на равномерном обновлении воздуха, не может этого достигнуть.

Предубеждения об опасности движения воздуха в комнате больного, без сомнения, в течение последних лет все более и более ослабевают среди образованной публики, тем не менее, они все еще держатся достаточно прочно, так что я принужден об этом распространиться подробнее.

Особенно сильное предубеждение господствует относительно ночного воздуха, между тем, как он, в особенности в больших городах, гораздо чище дневного, который портиться пылью, дымом и испарениями от кухни. Вот почему необходимо настойчиво советовать, чтобы особенно в городах, окна в течение всей ночи были открыты для доступа свежего воздуха. Где этого не делается, всегда утром в спальне самого чистоплотного человека можно чувствовать испарения, происходящие как от самого тела, так и от постельного белья, которое поглощает испарения спящего человека. Правило по ночам впускать продолжительное время свежий воздух в комнату больного, представляется особенно важным летом, когда этим достигается еще то преимущество, что комната охлаждается ночным воздухом. Осенью и весной, когда часто, в особенности при солнечном закате, являются атмосферные осадки, отверстия для доступа воздуха должны быть небольшие; зимой окно должно открываться только по временам и на очень незначительное время, так как одна значительная разница между внешней и комнатной температурой имеет следствием сильный ток воздуха через двери и окна. Где не устроены особые клапаны для вентиляции, следует применить по крайней мере, такие приспособления, чтобы можно было по желанию верхнюю половину каждого окна, мало или широко открыть и прочно удержать в желаемом положении. К сожалению, даже это отсутствует во многих хороших частных квартирах; в комнате для больного подобное устройство абсолютно необходимо. Более холодный воздух падает непосредственно сверху, из отверстия окна под последнее, так что слои воздуха между полом и окном самые холодные во всем помещении, здесь происходит наиболее сильный ток воздуха. Больной, следовательно, не должен лежать непосредственно у окна под отверстием для вентиляции, точно также там не должна сидеть сестра милосердия, у нее скоро остынут ноги и, быть может, долго после этого она будет страдать болями в них. Всего теплее в верхних слоях комнаты. Каждый может зимой в том легко убедиться в натопленной комнате, если поднимется на лестницу, непосредственно под потолком будет невыносимо жарко, между тем как в нижней части комнаты будет приятная теплота. Если отверстия для вентиляции лежат над окнами или в верхней части последних, то поступающий холодный воздух опускается, вследствие этого является движение воздуха, которым теплый воздух вытесняется наверх. Соответственно скорости притока воздуха и степени холода его, должна уравновешиваться теплота большей или меньшей топкой.

При очень высоких и противоположных отверстиях для вентиляции, больной, лежащий в нижней части комнаты, не будет доступен непосредственно проникающему снаружи воздуху, но это легко может случится, если отворены двери. Все это сестра милосердия должна иметь в виду и соответственно этому позаботиться о помещении кровати или предохранить последнюю от холодных воздушных потоков, являющихся при открывании дверей, большими ширмами.

Я не могу достаточно повторять, что хороший, чистый воздух в комнате пациента первое условие его быстрого выздоровления.

Все врачи и сестры милосердия, работавшие в последних войнах, единогласно подтверждают, что раненые, помещавшиеся в легких деревянных бараках, часто сквозивших, не получали никаких простудных болезней, хотя они иногда мерзли, вследствие отсутствия теплых одеял. Положение мисс Найтингейл, что "больной никогда не простуживается в постели" и по моим наблюдениям вообще вполне справедливо. Впрочем, при этом я должен обратить внимание на то, что существует разница между раненым солдатом, закаленным против всех непогод и часто изнеженным городским жителем. Некоторым лицам сквозной ветер сам по себе неприятен и вызывает в них, не смотря на все возражения, опасения, что они могут простудиться и тем ухудшить свое состояние, наконец, в самом деле встречаются люди, у которых кожа так чувствительна, что сквозной ветер, попавший на какую-либо часть их тела, вызывает в ней долго длящиеся боли. Если даже от этого не развивается настоящей болезни, то все-таки это причиняет неудобства больному, от которых его должна предохранять хорошая сестра милосердия. Поэтому необходимо запирать двери и отверстия для вентиляции, когда больного исследуют или обнажают для перевязки, перемены постели и переодевания. Если после испражнений или перевязки дурно пахнущих язв необходимо быстро и сильно проветрить помещение, то совершенно закрывают больного даже с головой, чтобы на него не попадал ток воздуха, или можно перенести кровать, если это возможно, в соседнюю комнату.

В вентиляции не самой комнаты больного, а только соседней, нужно видеть в большинстве случаев средство, не вполне достигающее цели, опыт учит, как мало удовлетворительна подобная посредственная вентиляция.

Если комната больного очень мала, так что кровать стоит вблизи окна (чего однако следует избегать), то можно удовольствоваться проветриванием соседней комнаты, но гораздо лучше перенести кровать больного из маленькой комнаты в соседнюю большую и доступную проветриванию.

В обществе существует убеждение, что окуривания улучшают воздух и, пожалуй, влияют, подобно проветриванию. Окуривания курительными свечками, порошками и чем-либо подобным вызывают такой чад, что вонь менее чувствуется. Все-таки вонь далеко не так вредна, как чад, который, главным образом, ни что иное, как не вполне перегоревшие, носящиеся по комнате уголь и зола. Если все - таки хотят окурить комнату, то лучше всего лить немного уксуса или одеколона на раскаленную сковороду или сделать пульверизацию, с помощью пульверизатора, из обыкновенной воды, а затем с примесью душистых средств.
Отопление

Отопление комнаты больного, в чем мы нуждаемся, при нашем климате, большую половину года, чтобы поддержать приятную для нас равномерную температуру комнаты, находится в такой тесной связи с вентиляцией, что мы опять должны будем упомянуть о ней. Я не коснусь здесь употребляемого теперь в больших госпиталях так называемого центрального отопления трубами, по которым проводят пары, горячую или теплую воду, так как сестра милосердия не имеет к нему почти никакого отношения, а действовать приспособлениями для уравновешивания температуры она должна быть научена в каждом отдельном случае.

Что касается печей, то кафельная, изразцовая печь, соответствующая величине комнаты, имеет то преимущество, что будучи раз нагрета, долго удерживает тепло, но, охладившись, требует продолжительного времени для своего нагревания. В сильные зимние холода такие большие печи превосходны, весной же и осенью, когда вечером и по утру свежо, а днем может быть даже жарко, трудно ими быстро регулировать температуру.

Вполне неудовлетворительны в комнате больного железные печи, они быстро раскаляются, и хотя от их лучистой теплоты можно защититься жестяным щитом, но они так сушат воздух, что пребывание в такой комнате очень неприятно. Немного лучше так называемые сложные печи различной системы, внутри глиняные, а снаружи обтянутые жестью. Они удерживают тепло гораздо больше железных печей и требуют меньше ухода.

Нужно ли топить печь в комнате больного или извне ее, относительно этого существуют различные взгляды. За отопление в самой комнате приводят, что открытая печь извлекает из нее воздух, потребляет его и отводит вместе с дымом через трубу, так что извне через двери, щели окон и поры стен проникает свежий воздух, таким образом, подобная печь вентилирует комнату. Мне, однако, кажется, что вентиляция с помощью форточек гораздо скорее достигает цели, не представляя того неудобства, которое связано с внутренним отоплением комнаты.

Отопить можно каменным углем, коксом, дровами или древесным углем, но всегда с топливом вносится в комнату пациента масса пыли и грязи. При всем старании нельзя устранить того, чтобы угольная пыль и зола не носились в комнате, чтобы при разведении огня в ней всегда не попадало немного дыма и т.д. Еще гораздо сильнее бывает это с каминами, которые вначале всегда дымят и которым и при сильных холодах в большой комнате, без одновременно отопляемой печи, нельзя достигнуть желаемой теплоты. Комнаты с каминами немедленно остывают, как только огонь потух. Камин прекрасное украшение в квартире, очень уютно сидеть перед трещащим огнем, но зимой, неизбежно мерзнет всякий, занимающийся в некотором расстоянии от камина за рабочим столом.

Как тепло должно быть в комнате больного? На это нельзя дать определенного ответа на все случаи, нужно различать следующее.

1. Продолжительно лежащий в постели больной вообще требует менее теплой комнатной температуры, чем тот, который днем на ногах. Для первого достаточно
15-17,5°С.

2. Собственная температура человека имеет вполне определенные ежедневно правильно повторяющиеся колебания. При обыкновенном образе жизни наша температура всего ниже утром, между 6 и 7 часами, всего выше вечером между 5 и 6 часами. Эти разницы у больных гораздо значительнее, чем у здоровых. Вот почему мы по утрам нуждаемся больше в тепле, чем по вечерам. Вследствие этого, необходимо комнату больного топить уже ночью, чтобы она не была холодна к утру.

3. Малокровные люди больше нуждаются в тепле, чем здоровые и полнокровные. Не только быстро одна за другой следующие умеренная или единовременно сильная потеря крови делают малокровными, но при каждой тяжелой, лихорадочной, сопровождающейся жаром острой болезни и при многих долго длящихся болезнях, воспрепятствовано образование крови, а иногда долгое время совсем прекращено. Для всех подобных больных температура комнаты должна быть выше указанной. По указанию врача, ее можно повысить до 19-21°С, при долго длящихся операциях мы приказываем операционную комнату натопить даже до 25С°. При больших внезапных потерях крови, температура тела часто падает так быстро, что все тело больного приходится окутывать нагретыми простынями, этим удается иногда удержать потухающую жизнь, что особенно важно у больных, лежащих в обмороке, которые не могут глотать и, следовательно, которым ничего нельзя ввести внутрь через рот.

4. Очень раздражительно-возбужденные люди, точно также и больные со страданиями сердца, испытывают по временам в себе, даже при холодной комнатной температуре, такой скоро проходящий жар, что они открывают все окна, через минуту им опять холодно, им всегда или чрезвычайно холодно или чрезвычайно жарко. Если измерить термометром их температуру, то не находят никаких оснований их чувствительности. Сестра милосердия должна научиться отличать, имеет ли она дело с таким легко возбуждающимся нервным человеком, или действительно с лихорадящим, у которого тоже часто меняется чувство жара и холода. В первом случае нет надобности уступать больному и с внезапной переменой ощущений постоянно менять сильную или слабую вентиляцию, сильную или слабую топку. Переменой одежды, более легкими или более тяжелыми одеялами, прикладыванием грелок стараются удовлетворить их, что обыкновенно, все-таки не удается. Остается только иметь терпение, успокаивать и уговаривать их.

5. Если ежедневная правильная топка комнаты больного не составляет обычной работы сестры милосердия, то тем не менее, в ее обязанности входит регулировать температуру собственноручной кладкой топлива или открыванием вентиляторов, обращая при этом всегда внимание на термометр.

6. Каждая больничная комната должна быть снабжена термометром, который нужно иметь также и снаружи, чтобы по внешней температуре судить о количестве необходимого топлива к утру.
Охлаждение комнаты

Не менее важным, как зимой отопление, является в жаркое лето охлаждение комнаты больного. Здесь всего важнее всю ночь напролет держать окна в ней открытыми и только к 8 часам утра не плотно их закрывать. В комнатах, обращенных к солнцу, должны быть приделаны сквозные ставни (жалюзи), из которых наилучшие, так называемые маркизы, укрепляющиеся на жердях. Кроме того, можно охлаждать комнату большими кусками льда, лежащими на плоских лоханках, чтобы ледяная поверхность была больше. Точно также распыление воды и одеколона (пульверизация) действует, охлаждая воздух и освежая его. Действие его непродолжительно, почему пульверизацию нужно часто повторять, но не одеколоном, который в большом количестве действует на больного оглушающим образом.
Солнечный свет

Больничная комната должна быть светла, не только для того, чтобы можно было наблюдать все перемены в больном, но и потому, что свет существенная потребность для людей. Если мы посмотрим на людей, мало пользующихся при работе светом, в особенности рудокопов, то заметим, что они выглядят всегда бледными и жалкими; этот недостаток воздуха всего резче заметен на несчастных бледных детях, растущих в темных подвальных помещениях, благоприятное влияние света всего резче заметно на растениях. Ростки картофеля, которые мы иногда видим высоко поднявшимися в погребе, овес, который мы иногда сеем в комнате в вате, пропитанной водой, бледны и почти бесцветны. Все животные, обитающие в подземных водах, как, например, протей в адельсбергском гроте, совершенно бесцветны; они делаются постепенно коричневыми или черными, когда их переносят на свет. Помимо того, можно видеть другое важное обстоятельство в связи солнечным светом. В каком-нибудь дворовом садике можно развести различные деревья, кусты, цветы и многие из них, если за ними будет хороший уход, могут хорошо разрастись, но цвести будут только немногие из них и только находящиеся на местах, куда ежедневно, хоть на несколько часов проникает солнечный свет. Под широко ветвящимися деревьями вначале хорошо разросшаяся трава постепенно вянет и пропадает, вследствие недостатка солнечного света, а при обилии влаги вытесняется мхом, не требующим никакого солнечного света. Цветы обращают к солнцу свои лепестки, фрукты вообще не разводятся в тенистом саду. Те самые деревья, которые свободно вырастают в лесу на солнце без ухода, противостоят более зимой самым сильным холодам, чем разведенные на искусственно удобренной почве, но в тесном тенистом саду. Таким образом, солнечный свет влияет не только на развитие, цвет и плодовитость растений, но делает их крепче и более устойчивыми против внешних условий.

Хотя мы не можем в каждом отдельном случае точно указать влияние солнечного света на человека, но тем не менее оно несомненно, здесь идет речь не только об услаждающем действии на больного блестящего голубого неба и солнечного света, которые мы требуем для больных, но в интересах его выздоровления и укрепления чрезвычайно важно, чтобы солнце могло освещать больничную комнату.

Только при немногих болезнях свет вообще и в особенности солнечный должны быть устранены. Это, например, необходимо при некоторых глазных страданиях и немногих нервных, которые, подобно тому, как это бывает при водобоязни (собачьем бешенстве), когда один взгляд на блестящие предметы вызывает болезненные судороги.
Величина больничной комнаты

Для госпиталей существуют известные основные правила о величине объема воздуха, необходимого для одного человека, чтобы он при средней вентиляции не испытал никакого вреда от испорченного воздуха, равно чтобы не причинить его другим в этой комнате. Руководствуясь этим для каждого больного, в комнате требуется 35-45 м2 воздуха. Если у нас, например, имеется комната длиной в 10 м, 6 м ширины, так что площадь пола равна 60 м2, при 4 м высоты, то подобное пространство дает 240 м2 воздуха, в такую комнату можно поставить 5-6 больничных коек. Этим вообще можно руководствоваться как правилом и при выборе комнаты для больного в частных квартирах. Но при этом нужно принять во внимание и форму помещения, а тем более и возможность удовлетворительной вентиляции. Прежде очень охотно выбирали церкви для устройства военно-временных лазаретов. При значительной высоте, которую представляет внутреннее пространство многих церквей, приходится часто более 100 куб. м на каждого раненого, но, тем не менее, опыт показал, что когда одна кровать непосредственно стояла около другой, то в церкви развивалась сильная вонь, не было возможности устроить какой-либо вентиляции, движение воздуха в верхних частях церкви равнялось нулю или было так незначительно, что испарения раненых, их амуниции, ранцев не могли быть устраняемы. Слишком большая комната для одного больного неуютна и ее отопление обходится очень дорого, слишком маленькую трудно вентилировать так, чтобы больной сам не подвергался сильным воздушным течениям и она действует также удручающим образом на больного. Вот почему нужно избирать комнату средней величины.
Выбор спокойной комнаты для больного

Для лихорадящих и нервных больных нет ничего более мучительного и более возбуждающего, если в течение целого дня и значительной части ночи приходится слушать уличный шум или если вблизи от них, в близко прилегающем коридоре или над ними, много ходят. Каждую минуту они вздрагивают и, если это часто повторяется, начинают дрожать и жаловаться. Точно также музыка, работа молотками, стук телег и всякий другой шум действует на них сильно возбуждающим образом, сокращает им сон или даже препятствует им заснуть. Поэтому для больного нужно стараться найти комнату, в которую не проникали бы подобные шумы.
Уборка и обстановка больничной комнаты

Чрезвычайно важно опрятное содержание комнаты больного. Насколько нам известно, что воздух, свет, тепло необходимы для роста человека, настолько в настоящее время знаем, что заразительные вещества тела не газообразны и не растворимы в жидкостях, они состоят из очень мелких телец (семена и так называемые споры очень мелких грибков), которые плавают в воздухе или в жидкостях и с пылью или жидкостью, в особенности при обрызгивании, попадают на поверхность или внутрь тела. Пыль, следовательно, должна быть невозможно тщательнее удаляема из комнаты больного. Это в частных помещениях не так легко, так как большинство уютных частных комнат так устроено, что в них находится много предметов, прочно удерживающих пыль.

Больничная палата должна быть так обставлена, чтобы в ней не только не задерживалась пыль, но чтобы последняя легко удалялась. Этого можно достигнуть следующим образом: потолки, стены и полы должны иметь возможно гладкую поверхность. Наилучшим материалом были бы мраморные плиты или искусственный мрамор, затем изразцовые стены. Для пола особенно хороши мозаика и асфальт. На этот материал у нас обыкновенно не рассчитывают, - отчасти потому что (для Австрии и Германии) он слишком дорог, отчасти и потому, что каменные и изразцовые полы, если под ними не проведены согревательные трубы, довольно холодны. Конечно, этому можно помочь тем, что зимою (как это делается во Франции и Италии) их покрывают коврами, а сестрам милосердия и больным, не лежащим в постели, велят носить войлочные башмаки. Но и эти предметы со своей стороны принимают всегда много пыли.

Имеющиеся до сих пор наблюдения не позволяют еще решить положительно вопроса, можно ли ослабить холод каменных полов легко обтираемыми гладкими резиновыми или клеенчатыми половиками, а равно настолько ли прочны эти вещества, чтобы этим окупался значительный расход на их приобретение. Камень, как материал для устройства потолка, стен и пола, хотя и очень дорог, но зато служит очень долго и не требует никакого обновления. Лучше всего заменяет камень - окраска масляными красками и наведение краски лаком. Окраска, конечно, должна в первые годы часто повторяться, в особенности окраска пола. Мало помалу, однако, дерево так пропитывается краской и лаком, что верхний слой его твердеет как камень и только иногда является надобность в незначительных поправках на местах, где много ходят.

Возражали против окраски стен масляными красками, так как при них почти совершенно уничтожается вентиляция через поры. Я уже раньше изложил, что этот источник обновления воздуха весной, летом и осенью, даже, если бы буря действовала на закрытые стены здания, не имеет заметного значения для больничных палат. Если стены выбелены известью, то штукатурка должна, по меньшей мере, обновляться дважды в год, такие смены каждый раз вновь окрашивать, не более, как бесцельная трата денег. От обоев в комнате, предназначенной для продолжительного пребывания больного, следует совершенно отказаться. Тоже самое относится и к паркетным полам, которые должны быть часто натираемы и, кроме того, не переносят сырости.

Самое главное условие для стен, потолка и пола, равно как для всей мебели больничной комнаты - чтобы все в ней заключающееся можно было легко обмыть и вытирать мокрой тряпкой без вреда для предметов, так как обычный способ вытирания пыли при открытых окнах приходилось бы ежедневно повторять очень много раз. Ковры и занавески должны быть каждое утро удаляемы и выколачиваемы, чтобы удалять из них насколько возможно пыль. Вся мебель в комнате больного, как-то: ночные столики, стулья, шкафы должны как внутри, так и снаружи быть выкрашены масляной краской, чтобы их без затруднений можно было обмывать. Мы ниже, при описании дезинфекции больничной комнаты, еще вернемся к необходимости легко и быстро очищать и дезинфицировать ее, что весьма трудно, иногда невозможно, если комната оклеена обоями, потолок красиво расписан, мебель мягкая, полы покрыты коврами, а кровати, окна и двери завешаны тяжелыми занавесями. Из таких предметов удалить тончайшую пыль, без того, чтобы их не испортить или разрушить, является делом почти невозможным. Какие из этих условий удовлетворительной больничной комнаты могут быть достигнуты в частном помещении, нужно предоставить решить врачу и сестре милосердия. Нужно стараться добиться возможно лучшего. Однако было бы в высшей степени нецелесообразно отнимать у сестры милосердия время, которое она должна всецело посвятить уходу за больным, на затруднительное выколачивание ковров, хотя главной обязанностью ее является наблюдение за чистотой помещения больного.

В высшей степени непрактично ежедневное очищение больничной комнаты рано по утрам. Некоторые больные засыпают только по утрам и их не следует тревожить. Поэтому сестра милосердия должна накормить больного завтраком, как только он проснется, обмыть его самого, перенести его, где это только возможно, на другую кровать (всего лучше в смежную комнату) и тогда только приступать к уборке комнаты, нисколько не тревожа больного.
Кровать больного

Кому не приходилось лежать в плохой постели? Как часто не удается заснуть, приходится метаться во все стороны и сваливать с большим или меньшим основанием беду на неудобную постель. "Ему хорошо постлано", говорят часто про тех, которые находятся в очень благоприятных житейских условиях.

В больнице все должно быть устроено с возможно большими удобствами для больного, на кровать и постельные принадлежности необходимо обращать особое внимание. Понятно, что главное условие, чтобы кровать была удобна и целесообразна для больного, но вместе с тем необходимо иметь в виду, чтобы врачу и сестре милосердия было доступно исследование больного в кровати, перевязка и услужение ему, этим путем и больной избегнет много неудобств.

В новых больницах употребляют только железные кровати с проволочными подматрацниками.

Железная кровать имеет то преимущество, что ее всего легче держать в чистоте, а при целесообразном устройстве она весьма легко передвигается, она не должна иметь никаких щелей, в которые могли бы заползать разные насекомые. Долго к этим кроватям не могли привыкнуть, говорили, что все в них слишком на виду, что они холодны и не красивы. Заблуждение думать, что кровать должна служить для согревания больного, что железная госпитальная кровать - некрасива, с этим я соглашаюсь, если ее хотят сделать красивее, закрывая передние и боковые стенки раскрашенными и лакированными жестяными листами, то явятся те же неудобства, какие представляют деревянные кровати, а именно множество недоступных уголков и щелей. Кому же должна казаться кровать красивой? - Только окружающим! Больной, лежащий в постели, не видит своей кровати, а между тем он же и составляет предмет наших забот. В виду того, что окружающие находят кровать некрасивой, можно ли допустить, чтобы больного кусали клопы, забирающиеся во все щели кровати, откуда они могут быть удалены, только если ее разобрать по частям и смазывать разными зловонными тинктурами? Если больной большую часть дня проводит вне кровати, то для скрытия упомянутых недостатков железной кровати можно прикрыть ее большим одеялом.

Очень важны: длина, ширина и высота кровати. Для взрослого она должна быть длиною в 2 метра и немного шире одного, более длинные очень редки, а более широкие - излишни. Больному, пожалуй, всего удобнее подниматься и сходить с кровати высотой с обыкновенный диван (немного более полуметра), но услуживать ему в такой низкой кровати, исследовать его и перевязывать очень неудобно, а на продолжительное время, как для врача, так и сиделки, невыполнимо. Требуется громадная сила, чтобы поднимать с такой глубины больного, хотя бы для перестилки белья и опять его бережно опускать обратно. Высота поверхности, на которой лежит больной, должна равняться 80-85 см. Ножки кровати должны быть снабжены небольшими колесами (фортепианными), чтобы легко можно было ее передвигать, достаточно иметь такие колеса у изголовья: поднимают очень легко противоположный конец, даже когда в ней лежит больной и при известной ловкости ее очень легко можно передвигать. Кровати на четырех колесах теперь не употребляются, так как они слишком подвижны и легко двигаются при малейшем толчке.

Пружинные матрацы или сбитые со стальными пружинами, употребляющиеся в мягкой мебели, весьма распространены у нас. Они обтянуты плотной пеньковой или бумажной тканью, под которую иногда кладут еще слой конского волоса или шерсти. Всего этого следует избегать, так как все эти материалы легко воспринимают заразительные вещества, трудно охраняются от случайного загрязнения, а потому должны быть часто подвергаемы мойке. Это, однако, очень затруднительно, так как покрышка перед стиркой должна отпарываться, затем вновь пришиваться, все это ведет к излишним расходам и трудам, работа же составляет деньги и время. Рамы с проволочной сеткой вытеснили все прочие постельные, упругие приспособления. Каждая пружинная постель, которую продолжительное время занимает больной, наконец, неизбежно оседает, - почему и неизбежно приходится время от времени вновь обтягивать и упомянутые пружинные сетки или вообще обновлять их. Точно также справедливо, что не для каждого одинаково удобна ее упругость, рассчитанная на среднюю человеческую тяжесть - очень тяжелый мужчина вдавливает глубокую яму, худая, легкая женщина лежит очень твердо. Здесь то же самое, что с каждым постельным материалом, при наполнении соломенных мешков, набивке матрацев обыкновенно принимают в расчет среднюю тяжесть.

Без соломенных мешков, в виде подматрацников и даже в виде единственной подстилки, нельзя обойтись ни на войне, ни в бедной практике; тем не менее, солома составляет плохую жесткую постель, если солома промокнет, то она начинает гнить и вонять, в ней начинают кишеть насекомые и кроме того соломенный мешок никогда не бывает свободен от пыли.

Для верхних матрацев (матрацы, на которых покоится тело) употребляют самые разнообразные материалы: сено, морскую траву, вату, юту и пр.

Но до сих пор нет никакого материала, который мог бы заменить обработанный конский волос. Он составляет самую дорогую часть постели, не только при обзаведении, но и при дальнейших поправках, так как никогда не удается вполне устранить случайного загрязнения постели, тогда матрац должен быть распорот, вымыт, проветрен и вновь набит; это требует много работы и стоит поэтому много денег. При набивке матраца середина его должна быть сделана немного выше боковых частей, так как иначе скоро образуется впадина в середине. Хорошо набить матрац, так чтобы на нем не было твердо лежать и чтобы он не сильно вдавливался (что, естественно, бывает различно у тяжелых и легких людей), требует много навыку. Простегивание матраца хотя создает лишнюю работу, но крайне необходимо, чтобы препятствовать скорому сжиманию и раздвиганию конского волоса. Что касается их толщины, то вполне достаточно 10-12 см по краям,
14-16 см в середине. В некоторых случаях очень целесообразно делить матрац поперек на 3 части, в особенности это полезно для хирургических больных, при необходимости накладывать известные аппараты.

Над матрацами кладут простыню, она должна быть бела и достаточно велика, чтобы края ее можно было свободно подвернуть под матрац.

Что касается подушек для изголовья, то их всего лучше не туго набивать конским волосом и обтянуть белой полотняной наволокой. На многих кроватях в изголовье кладут клинообразную подушку. Хотя эта подушка вообще и удобна, но она все-таки представляет некоторые недостатки: для нее требуется особой формы наволочка, кроме того, для одних пациентов она высока, для других слишком низка.

Я нахожу чрезвычайно практичным устройство постелей в моей клинике. На каждой кровати имеется 2 подушки шириной с кровать и высотой в 40 см, в середине же только около 10 см толщины. Больной может или сам сложить их или поручить сделать это другому так, как ему это более удобно. Каждая больничная палата имеет, кроме того, известное количество запасных подушек, которые в случае надобности подкладываются больному.

Перины и пуховые подушки я считаю для больных очень дурными, тело погружается в них и без надобности разогревается. В особенности вредно погружение головы в пуховую подушку: голова почти непрерывно тогда потеет, кожа ее делается столь чувствительной, что больной, когда уже начинает вставать с постели, еще долго должен носить толстую шапку, предохраняя себя от головных болей. Пропотевшие и промоченные пуховые подушки очень трудно чистятся, сушатся и проветриваются. Если же этого часто не делать, то подушки получают противный затхлый запах.

Для покрытия всего чаще рекомендуется зимою одно, два или три шерстяных одеяла, летом одно легкое бумажное. Они должны снизу всегда быть обшиты белой простыней, края которой должны быть завернуты поверх одеяла. Эти простыни в госпитале должны быть одинаковой величины, как и те, которые стелятся на матрац, что чрезвычайно упрощает распределение белья; сложенные простыни в некоторых случаях употребляются как подстилка. Точно также и подушки и их наволочки в виду удобства должны быть одинаковой величины. Достаточно упомянуть только, что все постельное белье должно быть совершенно сухо и перед употреблением не холодное.

Сестре милосердия предстоит не мало труда провести на практике эти основные положения целесообразной постели в частных домах, равно как добиться упрощения мебели в комнате больного; вот почему она должна быть предусмотрительна и не наговорить сразу больному и его окружающим много новых вещей. В случае заразительных болезней, она всего скорее повлияет на окружающих больного, если скажет им, что заразительное вещество может проникнуть в пуховые перины, подушки, ковры, занавеси, находящиеся в комнате и что в будущем все эти предметы будут сильно повреждены дезинфекцией, а быть может их придется даже совсем сжечь. Всего труднее отучить изнеженных больных от верхних пуховиков, которыми в Германии, Австрии и Франции покрываются сверху одеяла; правда, они не особенно вредны. Без сомнения, они могут быть заменены несколькими шерстяными одеялами, но все-таки последние кажутся более тяжелыми. Здесь иногда приходится уступить силе привычки! Но мы все зависим от нее! Как это трудно отвыкнуть от чего-либо, даже когда мы проникнуты полным сознанием всей нецелесообразности нашей привычки.

Необходимо упомянуть еще о некоторых предметах, которые иногда могут значительно улучшить положение больного.

Некоторые больные любят при умеренно высоком положении туловища, чтобы голова лежала высоко. Для этой цели всего целесообразнее маленькие не толстые и умеренно туго набитые конским волосом валикообразные подушки. Они должны быть всегда снабжены достаточно длинной, прикрепленной к обоим концам подушки лентой, которая проходит или через заднюю стенку кровати, или больной может ее держать перед собой. Она содействует облегчению перемены положения головы и, если часто можно менять ее положение, охлаждает затылок и голову. С подобной валикообразной подушкой больной гораздо легче может себе сам помочь, чем, если ему часто менять подушки, причем его нужно каждый раз приподнимать. Больные, которые очень охотно держат высоко верхнюю половину туловища или вынуждены так лежать, вследствие затрудненного дыхания, равно как очень тучные люди должны при обыкновенном, умеренно высоком лежании класть себе под крестец подушку, не то они лежат без опоры для средней части тела, отчего и легко появляются боли в пояснице. Высоко лежащие, тяжелые, равно как слабые, умеренно высоко лежащие больные постоянно сползают все более к ножному концу кровати и вследствие этого легко принимают самое неловкое положение. Слабым больным можно при этом помочь только более глубоким положением верхней половины их туловища и частым приподниманием их тела; больной должен быть при этом приподнимаем за таз, а не за подмышки, о чем более подробно будет сказано в следующей главе, когда будет речь об усаживании больного для еды, чтения и т. п. Если же состояние здоровья больных довольно сносное, то в ноги кладут им, приблизительно шириною с кровать деревянное полено, немного кососрезанное на стороне, обращенной к ногам больного, чтобы они могли об него упираться. В случае неимения такого особенного приспособления, можно употребить обыкновенную скамеечку для ног, которую кладут в кровать и переднюю поверхность которой обращают к стопам. Больным, которые не имеют силы прочно упираться об эти предметы и поэтому время от времени все-таки сдвигаются, все это совершенно бесполезно, они постоянно должны быть приподнимаемы в кровати.

Больным, которые хотят долго сидеть в кровати, всего лучше подпирать спину особенными деревянными рамами с переплетом из ремней; подушки не столь удобны, так как они легко сдвигаются. У очень неспокойных больных нужно заботиться, чтобы они не упали неожиданно с кровати. Для этого прикрепляют к сторонам кровати, а именно в средних частях, приставные доски или переплеты из дощечек, подобно употребительным у маленьких детей, которых кладут спать в большие кровати.

Очень трудно без демонстрации описать все отдельные случаи незначительной помощи при положении больного. Это должно быть изучаемо практически. Некоторые подробности упомянуты в следующем разделе.

Чрезвычайно важно выбрать наиболее целесообразное место для расположения кровати в комнате. Для выигрыша пространства ставят обыкновенно кровать длинной стороной вдоль стены. Для сестры милосердия при уходе за продолжительное время лежащим в постели больным, так поставленная кровать в высшей степени неудобна, а поэтому она неудобна и для больного. Кровать должна быть свободна с обеих сторон, так чтобы можно было больного исследовать и прислуживать ему с обеих сторон. Если комната недостаточно велика для того, чтобы кровать стояла совершенно свободно, то ее ставят изголовьем у стены. Печь не должна быть особенно близка к кровати, дабы больной не находился с одной стороны под влиянием лучистой теплоты; точно также кровать не должна стоять по линии направления вентиляции, разве, если последняя устроена высоко над головой.

Больному, в особенности в период выздоровления, доставляет большое удовольствие, если он лежа в кровати может смотреть через окно, видеть зеленеющие деревья или хотя бы часть неба. Скоропреходящее ослепление очень блестящей небесной синевой может быть ослаблено подвижными жалюзи.


Общие правила ухода за больными, лежащими в постели
Заботы о хорошем положении и удобствах больного в кровати

Прекрасные наблюдения и замечания об особенностях многих больных в отношении к ним сестер милосердия, сделанные мисс Флоренс Найтингейл.

Как ни разнообразны болезни, при которых сестры милосердия должны оказывать помощь, все-таки существуют определенные правила для всех больных, вынужденных продолжительное время лежать в постели. Эти правила мы постараемся рассмотреть и в настоящем отделе.

Для облегчения продолжительного лежания больного и предохранения его от пролежней существуют различные важные в практическом отношении указания.

Раньше всего простыня должна быть старательно натянута и прочно укреплена, чтобы не было складок. Выравнивание и разглаживание простыни необходимо производить несколько раз в день; если больной, не напрягаясь, может немножко приподниматься (посредством подъемника о чем см. ниже), то один человек может очень легко гладко натянуть простыню, сперва на одной, а затем на другой стороне. Если же больной слишком слаб, чтобы приподняться, тогда два человека должны одновременно с обеих сторон, а затем сверху и снизу натянуть простыню, это нужно делать медленно и равномерно и много раз один, за другим. В виду этого простыни должны быть крепки и прочны: очень тонкие или старые простыни легко рвутся.

Точно также рубаха на спине больного должна быть почаще разглаживаема рукой, так как и ее складки, подобно складкам простыни, способствуют образованию пролежней.

Чрезвычайно освежающим образом действует на больных перемена и взбивание подушек, так как они не только сбиваются, но легко нагреваются и влажнеют от пота, что особенно важно относительно подушек, положенных под поясницу.

Если больные очень долго лежат на спине, не имея возможности поворачиваться по слабости, на бок, то их часто беспокоит чувство жара в ней. Чтобы охладить ее, их или нужно осторожно повернуть на бок, гладко натянуть рубашку, в таком положении продержать некоторое время, или их заставляют, с разрешения врача, некоторое время сидеть, и во время сидения поправляют подушки, лежащие под головой и спиной.

Все эти действия совершаются очень легко, если больной хотя немного сам может помочь себе и в этом отношении аппараты, содействующие при поднимании и поддержании больных, оказывают чрезвычайные услуги, при них во многих случаях излишня помощь второго человека.

Для содействия приподниманию больных, я считаю веревки, прикрепленные к потолку, снабженные рукояткой внизу, нецелесообразными в том отношении, что они не позволяют столь желательного во многих случаях перемещения кровати. Я нахожу очень удобным следующее приспособление. К изголовью кровати больного прикрепляется крепкий железный прут, согнутый под прямым углом. Вертикальная, более длинная часть неподвижно укреплена, горизонтальная находится над грудью больного. К свободному концу горизонтальной ветви прута, прикреплен крепкий кожаный ремень, снабженный рукояткой. Прут должен быть настолько крепок, чтобы больной мог на нем повиснуть всей своей тяжестью.

Если больной одной или обеими руками ухватится за рукоятку приделанную к ремню, который сверх того можно удлинять и укорачивать, по мере надобности, то он может, без особенного напряжения, приподнять верхнюю половину туловища и упираясь пятками, приподнять даже, насколько нужно, таз. Я применил такое устройство для своих больных в Цюрихе и затем перенес это в Вену. В военно-полевом лазарете я прибегнул к устройству деревянной стойки из поперечной перекладины на двух вертикальных столбиках, которая прикрепляется к кровати таким образом, что перекладина находится над грудью больного; к ней прикрепляется описанный ремень с ручкой; всякий столяр и сидельник может приготовить такое приспособление в несколько часов. Я отдаю предпочтение вышеописанному подъемнику у изголовья кровати, потому что он менее стесняет врача при перевязке больного, перекладина должна быть немного отодвинута, если врачу или сестре милосердия приходится иметь дело с верхней половиной туловища больного.

Эти подъемники для больных не всегда делают излишним употребление аппаратов для поддерживания больного. При наложении повязки на голову или грудь, врачу будет мешать, если больной будет держаться за подъемник с высоко поднятыми руками. Гораздо лучше, если в ногах к кровати прикрепляется крепкий пояс, доходящий до половины туловища, который можно сколько нужно укорачивать; у переднего края ремня должна быть петля или ручка, так как за нее больному держаться легче, чем захватывать руками ремень.

Подобное приспособление для поддержки больных, в случае надобности, можно устроить из двух полотенец, у которых верхние концы связываются в виде петли. Чрезвычайно полезно и очень освежающим образом действуют на больных, лежащих в постели, и тем более сильно потеющих, перемена носильного белья, мытье тела, особенно спины. Последнее нужно производить, не промачивая постели, при закрытой вентиляции и при температуре комнаты в 18-21?С. Вода должна быть теплая (около 35?С), если только врач не предписал охлаждающих обливаний. Вытирать всего лучше ворсистыми, но мягкими, так называемыми английскими полотенцами. Если должно быть обмыто все тело, то это нужно делать постепенно: сперва голову, лицо и шею, затем грудь и живот, наконец, руки и ноги, одна после другой. Точно также и снятие рубашки в кровати требует известной ловкости и сноровки: сначала больной должен быть немного приподнят или поднимается сам, чтобы можно было из-под него вытянуть и стянуть кверху рубаху. Если у больного страдание на одной стороне головы, шеи, груди или руки, то следует сперва приподнять руку здоровой стороны и, снимая с нее рукав, в то же время оттягивать ее назад, тогда рубашка через голову больного переводится на больную сторону и медленно и осторожно стягивается с больной руки. Если рука в повязке, через которую рукав рубашки может быть снят только, причиняя страдания больному, то больного не следует каждый день мучить таким приемом, лучше распороть рукав по шву. При надевании чистой рубахи, все описанные приемы совершаются в обратном порядке. Сперва надевают рукав на больную руку, затем ворот рубашки набрасывается через голову, вводят здоровую руку в рукав и, наконец, рубашка сильно натягивается на спине, чтобы она гладко лежала. Если рука больного, раненого или оперированного прикреплена повязкой к груди, то при надевании рубашки, через ее ворот сперва проводится свободная рука и голова, рубашка оттягивается вниз, застегивается наверху у шеи, а пустой рукав прикрепляется спереди на груди, иначе он может, ущемляясь в простыне или между подушками, или за спиной, при движениях больного, расстраивать его повязку. Мужчинам не нужно в постели другой одежды, кроме рубашки, только тем, которым низкая комнатная температура особенно неприятна, в случае, если они желают лежать с открытой грудью, можно позволить надеть еще фуфайку. Лысые, в особенности, если они привыкли употреблять парик, который для лежания в кровати очень неудобен, могут носить ночной колпак. Женщины, благодаря почти всегда значительно открытым сверху рубахам, носят обыкновенно еще кофты, многие также и ночные чепцы. Особенное внимание должны также обращать сестры милосердия на волосы женщин.

Я уже не говорю о крайней необходимости тщательно обмыть всех больных и избавить их от насекомых, раньше, чем они будут положены в больнице на койку. Длинные женские волосы должны быть заплетены до самой головы в косы и спущены на грудь или приколоты к затылку. Во всяком случае, последнее всегда необходимо делать перед переменой белья, перед перевязкой и перестилкой постели. Если на это не обратить заблаговременно внимания, то расплетенные или не вплоть до головы заплетенные волосы спутываются до того, что после их чрезвычайно трудно расчесать, не причиняя больной сильного беспокойства. Так как мы все одно уже говорим о туалете, то здесь будет вполне уместно коснуться и того, что больным, как и здоровым, необходимо ежедневно мыть лицо и руки, чистить рот, уши и ногти. В противном случае больной скоро погрязнет в грязи и потом его все труднее и труднее обмыть, не утомляя.

Для испражнений больного в самой кровати, равно как для сохранения чистоты необходима особая посуда, как для мужчин, так и для женщин. Практическое употребление этой посуды может быть показано только у постели больного. Вышеописанные подъемники для больных оказывают при этом неоценимую услугу. Обзаводясь подобной посудой, необходимо обратить внимание, чтобы она была исключительно фарфоровая или стеклянная, была снабжена хорошо закрывающейся крышкой и не имела бороздок и углублений так, чтобы постоянное полное и быстрое очищение оной не представляло бы никаких затруднений.

Ни в каком случае испражнения не должны оставаться в комнате больного: их немедленно относят в ретирадные места, за исключением плевательниц для мокроты. Оловянные или жестяные плоские чашки для испражнений на кровати, снабженные сверху мягким кольцом, должны быть совершенно изгнаны из употребления. Зимою вычищенные и опорожненные судна для кроватей должны быть перед употреблением прополосканы теплой водой, чтобы они не вызывали неприятного ощущения в больном, вследствие холода. Чрезвычайно важное значение имеет для многих больных частая перемена кровати. Для трудных больных необходимо всегда заблаговременно приготовлять 2 кровати. Перемена кровати не только освежает больного, но и защищает его вернее всяких других средств от развития пролежней.

Если все то, о чем мы говорили в этом отделе, будет применено в точности к больному, хотя по возможности избегая излишних беспокойств для него, то мы ему этим окажем большое благодеяние. Если же этот уход производится неловко, то он причинит ему мучения и опасности. Просто невероятно, сколько нерасторопности обнаруживается при перекладке больного с одной кровати на другую и нерасторопности, как умственной, так и физической. Большинство людей думает, что переноска больного с одной постели на другую не более как вопрос физической силы и тем не менее после некоторого упражнения в умении взяться за больного, всякий может убедиться, что для этого вовсе не требуется особой силы. Всего лучше и с наименьшим беспокойством для больного, его переносить с одной кровати на другую одним человеком. Чтобы по возможности сократить переноску, ставят новую кровать вплотную изголовьем к ножному концу кровати, на которой лежит больной. Тогда переносящий становится примерно с правой стороны больного (с левой - в случае, если больная часть тела находится на правой половине туловища), сгибает колена, оттянувши рубашку больного книзу и, сняв одеяло, подкладывает правую руку насколько возможно дальше под лежащего больного так, что верхняя часть его бедер будет лежать на правой руке переносчика. Затем переносчик просовывает левую руку под плечи больного, выводя ее наружу, а больной обеими руками обхватывает шею носильщика, не вытягивая ног, а спокойно свесив их. Тогда больного приподнимают и в то время, когда переносчик начинает выпрямлять до того согнутые колени, он вместе с тем отклоняет свою спину так сильно назад, что голова больного лежит на его груди. Тогда идут к свежей кровати, потихоньку кладут на середину ее больного, причем все прежние движения совершаются в обратном порядке. Нельзя не изумляться, когда после нескольких опытов, производимых в начале обыкновенно над легковесными здоровыми людьми, научишься мало помалу легко переносить таким способом даже тяжелых людей. Нужно главным образом нести тяжесть на грудной клетке, чему содействуют сильные спинные и затылочные мышцы. Наоборот, свободно на руках поднять, перенести и нежно уложить в постель даже умеренно тяжелого человека, само собой разумеется, требует громадной силы, которая далеко не часто встречается у врачей и сестер милосердия. Если больной не в сознании, так что не может ни держать головы, ни ухватиться руками за шею переносчика, то в таком случае голову его должен поддержать кто-нибудь другой. Если у больного повреждена нога, то ее должна поддержать особая сестра милосердия и предохранить ее как от свешивания, так и от ударов. Вообще, я всегда предпочитаю, чтобы больной был взят с правой стороны, так как в подобном случае правая, более сильная рука носильщика, вернее поддерживает нижнюю тяжелейшую половину тела больного. Осторожно и нежно положить больного в постель труднее, чем поднять его. В виду этого очень целесообразно, чтобы кто-либо другой стал на противоположной переносчику стороне кровати и оттуда подвел руку под больного и принял его на постель. Если новая постель уже приготовлена, то сразу снимают со старой все постельное белье, чтобы его вычистить и проветрить. Если место не позволяет обе кровати ставить плотно друг к другу их узкими сторонами, то, во всяком случае, их ставят так, чтобы переносчику не нужно было проходить большого расстояния к свежей кровати. Прежде всего, не нужно забывать того, что переносчик должен подойти с той стороны кровати, с которой он взял больного. Если в этом отношении не будет выказано достаточно сообразительности, то больному причиняют очень много беспокойства и трудностей при перемене кровати.

Хотя я уже раньше указал, что многие сестры милосердия после некоторого упражнения сами могут перенести умеренно тяжелого больного, но тем не менее, необходимо, чтобы они научились также переносить очень тяжелых субъектов вдвоем. Относительно этого я всегда советую следующее: обе сестры милосердия должны взять больного с одной и той же стороны. Одна из них кладет свои руки под спину больного, а последний, в свою очередь, обхватывает ее шею. Другая, более сильная сестра милосердия, подхватывает таз и бедра больного. Поднятие, переноска и опускание его должно производиться ими обеими одновременно, всего лучше по команде. Порядок переноски больного на груди остается прежде описанный. Если переносчицы чувствуют, что им тяжесть не по силам, то третий человек должен поддерживать голову, а четвертый - ноги. Но все они должны взять больного с одной стороны, иначе при опускании больного в свежую постель возникают затруднения, которые сами по себе были бы комичны, если бы само дело не было бы так серьезно. Переноска больных при помощи нескольких лиц должна быть изучена довольно точно, так как она гораздо труднее, чем переноска одним лицом. Совершенно неправильно брать больного спереди, скрестив руки на его спине, очень скоро придется убедиться, что требуется громадная сила, даже вдвоем, чтобы таким образом поднимать, нести и опускать больного. Поднятые этим способом несчастные больные могут быть только толчком брошены в свежую постель. При практических упражнениях скоро придется убедиться, какое важное значение имеет правильная высота кровати, как об этом уже и говорилось раньше. Если кровать очень низка, то требуется чрезвычайно развитая сила мышц, чтобы спокойно подняться при согнутых коленях, потому что при низком положении и наклоненных коленях чрезвычайно трудно отогнуться настолько назад, чтобы голова пациента могла расположиться на груди переносчика. Если нужно поднять кого-нибудь, лежащего на земле, то это обыкновенно делают так, что один берет больного за руки, а при благоприятных условиях за подмышку, другой за ноги и тогда больной с размаху переносится на постель или на диван. Это чрезвычайно нецелесообразно, не говоря уже о том, что представляется чем-то ужасным. Оно должно производиться совершенно иначе: становятся перед лежащим на земле на колени, подсовывают под его спину руки, как об этом было сказано раньше, приподнимают его на такую высоту, при которой он может быть подхвачен кем-либо стоящим на противоположной стороне слегка согнутыми коленями и тогда его переносят по указанному уже способу. У очень тяжелых людей, естественно, требуется по 2 носильщика с каждой стороны.

Ошибочно думают, что женский организм менее приспособлен к переноске тяжестей, чем мужской. В Австрии, Венгрии, равно и в Италии, женщины преимущественно занимаются подноской на леса тяжелых камней для каменщиков. Я видел в Италии женщин, которые носили на гору вверх и с горы вниз громадные тяжести. Они это делают гораздо лучше мужчин, которые не считают даже мужской работой переноску тяжестей. Уже часто удивлялись, какая необыкновенно громадная сила развивалась у некоторых отдельных женщин. Точно также заблуждение думать, что переноска тяжестей вредна даже здоровым женщинам и нет никаких оснований предполагать, почему здоровая сестра милосердия не может так хорошо научиться переносить больного, как какой-нибудь больничный служитель. До недавнего прошлого я большую часть мною оперированных не только сам переносил с операционного стола на кровать, но и сам ежедневно перестилал ее и вообще настаивал на том, чтобы этому научились и мои ассистенты; они очень скоро убеждаются, что это скорее дело навыка, чем особенной силы. В госпиталях необходимо, чтобы врач сам производил время от времени все подобающие манипуляции при кровати больного; во-первых, из этого сестры милосердия увидят, что никакое услужение больному человеку не унизительно и не унижает собственного достоинства и, во-вторых, что все таки врач всегда больше знает, чем она, относительно даже таких кажущихся мелочей и потому имеет полное право быть ее учителем. Если больной так слаб, что опасаются, что перемена кровати может ему повредить (случаи, бывающие на практике очень редко), или переноска раненого или оперированного представляется особенно сложной, то необходимо, по меньшей мере, знать, как переменить простыню, не беспокоя при этом особенно больного.

С этой целью сворачивают простыню по длине до самой середины, тоже самое делается и с другой половиной. Она откладывается и держится наготове. Затем сворачивают с одной стороны по длине вплоть до тела больного грязную простыню на его кровати и тогда кладется на место старой простыни новая свернутая. Теперь больного приподнимают, грязная простыня быстро убирается, чистая, своей все еще свернутой половиной быстро просовывается под больным и тогда развертывается. Если больной может одну минутку держаться за свой подъемник, то вполне достаточно одной сестры милосердия, чтобы произвести подобную перемену простыни.

Если больной достаточно силен, чтобы самому упираться на руки и приподнять свое тело и, упираясь ногами, немного передвигаться, то перемена постели может быть произведена таким порядком, что обе кровати ставятся вплотную одна около другой и тогда только немного поддерживают больного, чтобы он передвинулся на новую кровать.

Необходимо выполнять особые правила предосторожности, чтобы предохранить матрацы от промокания. В настоящее время подкладывают непромокаемые ткани (всего чаще мягкую клеенку или пропитанные каучуком ткани), это гораздо легче делать, чем прежде, когда эти ткани не были в таком общем употреблении, как теперь. Но они должны быть мягки, не давать никаких твердых складок, часто переменяться, проветриваться и стираться.

Больные не должны ложиться непосредственно на них, так как большинству из них это в высшей степени неприятно, но их покрывают сложенными в несколько раз и соответственной формы полотном или простыней, подстилку нужно часто менять, если она промокнет. И ее перемена должна производиться обдуманно и осторожно, чтобы не причинять этим страданий больному.

Мы полагаем наперед известным, что сестры милосердия всегда заблаговременно должны убедиться, что постельное белье, матрацы, подушки и одеяло сухи, раньше, чем они кладут их на кровать. Летом нет надобности в согревании этих предметов, напротив, в большинстве случаев больному приятно, если его кладут в немного прохладную постель. Но при холодной погоде постель должна быть согрета, раньше чем в нее положат больного. Матрацы, одеяла и подушки должны немного полежать в комнате больного или в другом теплом месте. Простыни могут быть предварительно положены в печную трубу или развешаны по близости печи, чтобы они немного нагрелись. Но нужно быть предусмотрительными, чтобы простыни не начали тлеть. Если больные очень слабы или чрезвычайно чувствительны к холоду, то растянутые уже на матрацы простыни должны быть неоднократно разглажены обыкновенными или каменными грелками (каменные грелки представляют обыкновенные мраморные дощечки, пустые в середине).

Если хотят какую-нибудь часть кровати, например, в ногах, сделать особенно теплой, то нужно ставить на некоторое время завернутую во что-либо грелку. Но сестра милосердия не должна забыть потом ее принять раньше, чем больной будет положен в постель, так как иначе он может себе обжечь ноги, неловкость, за которую он имеет полное право быть очень недовольным сестрой милосердия.

Мы теперь поговорим об одном обстоятельстве, которое причиняет сильнейшие страдания больным, лежащим в постели, а иногда могущем обусловить его смертельный исход. Я подразумеваю пролежни.

Встречаются два совершенно различных вида пролежней:

1. Пролежни в области крестца, на костях лопаток и локтей. Хорошая сестра милосердия почти всегда имеет возможность воспрепятствовать их появлению. Всего больше к ним предрасположены очень худощавые субъекты, которые много лежат на мокром. Если часто мыть больного, класть его на сухое и переменять постель, словом, если делать все, о чем мы говорили до сих пор, то этим будут приняты самые важные меры для предупреждения развития пролежней. Еще раньше, чем появляется первый признак - розовато-красное пятно, легко исчезающее при давлении пальцем, но сейчас же вновь появляющееся, - больной уже начинает жаловаться на чувство жжения и обнаруживает наклонность постоянно менять свое положение. Уже тогда необходимо по меньшей мере 2 раза в день обмывать болезненные точки холодной водой. Если холод больному неприятен, то берут пополам теплую воду с водкой или уксусом. Очень хороши также обмывания свежим лимонным соком, которые всего прежде делаются таким образом, что разрезают пополам сочный лимон и поверхностями разреза натирают красные места. Тогда или кладут под болезненные части больного мягкие подушки, набитые конским волосом или стараются, чтобы эти заболевшие части лежали свободно и чтобы под ними ничего не было. Это всего легче достигается так называемыми кольцевидными подушками или круглыми подушками с отверстием по середине. Они или набиты конским волосом или сделаны из каучуковой материи и надуваются, но не очень сильно, так как иначе больному на них твердо лежать. Никогда больные не должны лежать непосредственно на этих подушках, но всегда последние нужно прикрыть какой-нибудь подстилкой, хотя и не особенно толстой. При каких-либо признаках развития пролежней на спине, на бедре, на локте, на пятках, сестра милосердия должна уметь сама приготовить соответственной величины кольцевидные подушки, для чего она шьет узкие мешки надлежащей длины и ширины, набивает их конским волосом, а за неимением последнего - шерстью, ватой, паклей или ютой, сгибает их в виде кольца и сшивает так, чтобы их просвет был достаточно велик, чтобы больные места могли лежать совершенно свободно на них.

Если, не смотря на все эти предохранительные меры, все таки развиваются раны или они уже развились раньше, чем сестра милосердия это заметила, то необходимо прекратить обмывание лимоном, уксусом, водкой, так как эти жидкости вызывают боль на ссадинах кожи. Тогда предпринимаются осторожные обмывания свинцовой водой, которая хорошо переносится на ранах, осушают их нежным прижатием или прикосновениями мягкого чистого полотенца и прикладывают тогда заранее приготовленный свинцовый пластырь. Точно также очень хорошо прикладывание свинцовой, цинковой и таниновой мази, но и эти мягкие мази необходимо размазать на кусочке полотна, чтобы их удержать на ране, но так как их уголки легко отворачиваются и сдвигаются, то отдают предпочтение пластырям. Если больной, у которого развились пролежни в области крестца, может лежать хоть часть дня на боку, то этим чрезвычайно ускоряется его выздоровление, в особенности, если одновременно с тем делаются компрессы из свинцовой воды (каждые 1,5-1 час свежий компресс), не промачивая постели. При поверхностном пролежне очень хорошо легкое прикасание ссадин ляписом. От таких смазываний образуется тонкий, в благоприятных случаях быстро высыхающий и плотно пристающий струп, отпадающий через несколько дней без нагноения и составляющий для раны как бы покров, под которым вырастает новая кожица. Прижигание иногда в начале вызывает очень сильную боль на несколько часов, но зато больной награждается спокойствием и отсутствием болей в следующие дни. Сестра милосердия не должна делать подобных прижиганий без особенного предписания врача; всего лучше она это предоставляет самому врачу, так как иначе у больного легко может явиться подозрение, что сестра милосердия причинила ему боль по неловкости или без всякой надобности.

2. Второй род пролежней называют гангренозным. Это выражение не должно быть употребляемо сестрой милосердия в присутствии больного, так как очень многие профаны думают при одном упоминании слова "гангрена", что они уже находятся в безнадежном состоянии. Название гангренозный означает только, что кожа представляется как бы обгоревшей или обуглившейся.

Не всегда можно с верным успехом воспрепятствовать развитию подобных пролежней, так как их причины лежат в существе тех болезней, при которых они преимущественно являются. При тифе, очень тяжелых воспалениях легких, оспе, скарлатине, при повреждениях спинного мозга, тяжелых гнило-кровных горячках иногда находят вдруг при обмывании или перемене постели у лежащего без сознания или в бреду больного большее или меньшее темно сине-красноватое пятно в области крестца. Об этом сестра милосердия непременно должна сообщить врачу при ближайшем его посещении. Темно-синее пятно не исчезает при давлении пальцем. Оно появилось, не сопровождаясь болями и увеличивается, также не вызывая болей. Эти пролежни служат указанием, что кровь у подобных больных пробегает по сосудам с незначительной силой. Давления лежащего тела уже достаточно, чтобы вполне остановить на упомянутых местах ток крови. Кровь останавливается, свертывается и пропитывает кожу. Если только появилось подобное синее пятно, тотчас необходимо принять меры, чтобы оно не увеличивалось. Уже пропитанная при этом процессе кровью кожа, представляющаяся как бы обгорелой всегда уже потеряна, она отпадает, на ее месте появляется язва, которая чрезвычайно медленно заживает, если даже больной выздоравливает после своей тяжелой болезни. В подобных тяжелых случаях я нашел применение водяных подушек особенно уместным. Подушки эти - каучуковые мешки, с одной стороны которых прикреплена трубка, через которую подушка наполняется водой. Когда подушка наполнена, трубка закрывается и больного укладывают на нее. Относительно годности этих подушек и их значения при лечении гангренозных пролежней среди врачей существуют самые различные мнения. Одни очень сильно придерживаются их и к числу таковых принадлежу и я, другие говорят, что большинство больных не желает на них лежать, так как они очень неудобны и больные опасаются упасть с кровати. Кроме того, эти подушки очень дороги и их дороговизна усиливается еще тем, что они легко рвутся и, при порче, их трудно починить. Из всех этих возражений я могу только признать, что действительно первое обзаведение этими подушками довольно дорого, но не так значительно, иначе я не мог бы обзавестись известным числом их в больнице. Здесь очень важно знать, как умело обходиться с ними.

1. Нужно выбирать только большие водяные подушки, имеющие в квадрате ширину кровати. Трубка должна висеть сбоку кровати.

2. Когда наполняют подушку, то ее плоско кладут по средине кровати и медленно вливают через воронку теплую воду (27-39?С). Время от времени закрывают трубку и испытывают степень напряжения подушки. Она должна дойти до того, чтобы при нажимании на нее обеими руками, ее можно было бы сдавить только при значительном усилии. Тогда только закрывают трубку.

3. На подушку накладывается подстилка и кладется подушка для выполнения пространства между нею и изголовьем. Такая же подушка кладется в ногах.

4. Больной осторожно кладется на подушку так, что нижний край ее на 4 пальца заходит за его ягодицы. Тогда боковая и верхняя части подушки разбухнут и выполнят пустое место над крестцом.

5. Не следует прибавлять теплой воды, так как достаточно одной теплоты организма, чтобы поддержать в достаточной мере температуру воды в подушке.

6. Если напряжение подушки незначительно, так что больной посредине вполне как бы погружается в нее, то он должен быть приподнят и она должна быть еще дополнена водой. Если напряжение подушки очень значительно, так что больному твердо лежать, тогда можно осторожно, не поднимая больного, немного выпустить воды. Если при перемене постели нет наготове другой подушки, то кто-либо должен осторожно перенести ее со старой на новую кровать.

7. При каждой перевязке простыня над подушкой должна быть переменена.

8. Если подушка больше не нужна, то она опорожняется открытием крана и осторожно вынимается из постели.

Никогда не следует хватать подушку за трубку, для приподнимания или переноски подушки. Чтобы удалить из подушки всякий след жидкости, кладут ее с открытой трубкой вниз на косую поверхность, дабы вода могла вся вытечь. Затем, избегая складок, подушку можно сложить ровно, или, свернув в трубку, сохранять в шкафу. Подобно всякой каучуковой ткани и эти подушки портятся, когда они лежат долго без употребления в сундуках. Они делаются хрупкими и ломкими и поэтому их необходимо в случае, если они долго лежат без употребления, хотя раз в месяц наполнять водой на несколько часов.

Если соблюдать выполнение всех этих мелких правил, выработанных долголетним опытом, то больные останутся чрезвычайно довольны этим аппаратом, который предохраняет их от болей и опасностей лучше всяких кольцевидных подушек. Я убедился, что мои ассистенты и служительницы многим лицам спасли жизнь, доставивши больным с гангренозными пролежнями эти водяные подушки. Но, положив больных на водяные подушки, мы этим самым еще мало сделали для больных с пролежнями. Вокруг постоянно темно-синего, затем черного пятна кожи развивается в течении 8-10 дней ярко-красная кайма на границе черной, совершенно сухой и мертвой кожи начинает постепенно мокнуть и издавать гнилостный запах. Дело врача указать, какие повязки должны быть теперь применены и нужно ли ждать пока сама собой не отпадет вся омертвевшая часть кожи, или необходимо отрезать омертвевшие клочки кожи, что больной ощущает только при захватывали кожи. Если силы больного значительно увеличились, то повязка накладывается очень легко, с этою целью его кладут на бок. Если же он слишком слаб, то, чтобы окончить перевязку, его нужно поддерживать в боковом положении. Когда почерневшая кожа и омертвевшие клочки ткани отделились, что называют иначе "пролежень очистился", то образовавшая гноящаяся поверхность лечится и перевязывается до рубцевания, как всякая другая большая рана.

Теперь мы перейдем к более отрадному делу, а именно к помощи, которую может оказать сестра милосердия выздоравливающему, но еще не оставившему постели больному. Я должен прибавить к прежде сказанному, что в комнате больного всегда должна гореть свеча всю ночь. Я не нахожу, чтобы газовый свет, как это утверждают некоторые врачи, был вреден в больничной комнате. Прежде, когда меньше умели обращаться с газовым пламенем, бывали несчастные случаи от него вообще, и в частности, в больничных палатах. Но при некоторой предосторожности не может случиться ничего особенного. Точно также я не нахожу, что уменьшенный на ночь газовый рожок распространяет вокруг неприятный запах. Однако сестра милосердия всегда должна позаботиться о том, чтобы закрыть кран рожка, если сквозной ветер задул пламя, так как не горящий газ устремится в комнату, что дает не только противный запах, но может повести к задушениям и взрывам. Если газовый рожок расположен так, что пламя нельзя достаточно заслонить, то оно должно быть потушено и заменено другим родом освещения, потому что большинству больных свет мешает, они довольно трудно засыпают и легко пробуждаются. Непригодны для слабого ночного освещения керосиновые лампы, потому что когда в них уменьшено пламя, то является противный керосиновый запах в комнате. Всего лучше масляные лампы или масляные ночники или также толстые ночные восковые свечи с очень тоненькой светильней. Так как они горят далеко неравномерно и неодинаковое время, то необходимо приобрести навык относительно необходимого количества этих горючих материалов, потому что очень неудобно, когда вдруг ночью вся свеча сгорит, и нет ничего другого для поддержания света. Следует отказаться совершенно от употребления сальных свечей, как дающих сильную копоть.

В комнате больного всегда должны находиться большие стенные часы без боя. Для некоторых больных является потребностью постоянно следить - который час. И для сестер милосердия гораздо проще и удобнее выполнить пунктуально все предписания врача, когда она видит пред собой часы, чем, если она должна будет каждую минуту вынимать свои карманные.

С целью облегчения для больного принятия пищи, ему необходимо дать возможно лучшее положение. Раньше всего сестра милосердия никогда не должна забывать, что никакой человек с далеко откинутой назад головой не может ни пить, ни глотать. Просто страшно смотреть, когда человеку в таком положении приходится вливать жидкости в рот. Если больного не следует поднимать из его лежачего положения в постели, то все-таки хотя бы для питья необходимо немного приподнять не только его голову, но и затылочную часть шеи. Всего лучше это достигается тем, что под затылок пациента подсовывают левую руку и, поднимая его голову, в то же время тем самым и поддерживают ее, правой же рукой в это время подают ему питье. Это можно делать или со столовой ложкой или маленьким бокалом, но все это нужно делать медленно и осторожно, постоянно выжидая, пока больной проглотит питье. Для очень слабых больных количество жидкости, попадающей в рот из столовой ложки, уже много, в особенности, если у них болит шея и глотание вызывает боль. Тогда можно давать жидкость чайными ложками (или десертными). Если больной может и хочет сам пить, то поддерживают ему голову и шею через подушку таким образом, чтобы его положение было удобно для питья. Никогда не следует наливать сосуд, из которого больной пьет более, нежели наполовину, иначе непременно часть жидкости прольется. Больные, не могущие ни поднять головы, ни сесть, всего лучше пьют лежа из трубки (резиновой), один конец которой находится в жидкости и сам больной высасывает жидкость через другой конец. Точно также и обыкновенные бутылочки с сосками, употребляемые для маленьких детей, иногда очень удобны для таких пациентов.

Если какой-нибудь больной вынужден долгое время принимать пищу, лежа в постели, будь это вследствие медленного выздоравливания после тяжелой болезни, или он вынужден долго не покидать постели при хронической болезни или переломе кости, то не нужно упустить сделать ему маленькие приспособления, облегчающие ему принятие пищи и тем располагающие его к удобной и частой еде. Для этой цели устроены особенные обеденные столы для больных, состоящие из двух параллельных досок, шириною в 35-40 см. и длиной в 90 см. каждая. Они обе соединены с одной стороны между собой деревянным столбом.

Нижняя (ножная) доска двигается на колесах, что позволяет ей легко передвинуть весь стол в любом направлении. Когда нужно употребить этот аппарат, то его придвигают сбоку кровати и нижнюю доску так подводят под нее, чтобы верхняя доска могла закрыть кровать во всю ширину и представлять для больного прочный стол. На деревянной стойке, соединяющей обе доски, которая должна быть только на несколько сантиметров выше плоскости, на уровне которой лежит больной, приделано приспособление, повертывая которое, можно по произволу, удлинить стойку и таким образом поднять стол или верхнюю доску выше или ниже и таким образом привести в надлежащее соотношение с кроватью и больным.

Я не могу в достаточной мере рекомендовать такие столы для частных домов. Где их нельзя иметь, нужно приготовить прочную деревянную доску, длина которой соответствует ширине кровати, а ширина составляет около полуметра. На узких краях этой доски приделываются высокие в 40 см подпорки и весь этот стол ставится над ногами лежащего в постели больного. Он должен твердо и прочно опираться на матрац и должен быть так устроен, чтобы боковое соскальзывание его не было возможно.

Такой стол может быть легко устроен всяким столяром. Не нужно утешать ни себя, ни больного, что он скоро встанет с постели. Потому что, если это маленькое устройство пригодилось бы только на неделю, то оно не только дает больному значительные удобства, но и защищает кровать от загрязнения кушаньями.

Сестра милосердия не должна забывать напоминать больному каждый раз после еды полоскать себе рот, оставлять в полости не совсем здорового рта и при обложенном языке разные остатки пищи может при некоторых обстоятельствах быть очень вредно. Точно также она должна осмотреть постель после принятия пищи, не попали ли в нее крошки хлеба, которые будут очень беспокоить больного.

Если больной настолько поправился, что он может читать в постели, то сестра милосердия должна следить за тем, чтобы он себе это позволял при хорошем и целесообразном освещении. Свет (дневной, газовый или от лампы) должен падать на книгу сзади через голову. На обеденном столе может быть поставлена также маленькая подставка для книг. Обо всех этих предметах нужно также позаботиться и когда больной сидит уже в креслах. Трудно себе представить, сколько эти маленькие услуги оказывают помощи и позволяют сберегать силы больного!

Я еще раз напомню о том, что сестра милосердия должна знать, как удобно усадить пациента в постели. Обыкновенно приподнимают больному немного спину, поддерживают его подушками и в таком положении дают ему есть. Если такое положение удобно, то против этого нечего возражать. Но, тем не менее, это не более, как высокое лежание, а не сидение. Сажают больного только тогда, если его берут за таз или под таз и быстрым поднятием в постели подвигают его немного вверх к изголовью, если больной при этом немного нагибается вперед, то тогда только он сидит в постели. Его таз приподнят, бедра согнуты, а крестцовая или копчиковая кость больше не лежат на постели. Если у пациента достаточно силы, то он сам может себе придать такое положение, но все-таки относительно многих нужно быть внимательными и объяснить им, как они могут принять такое положение. Нужно при этом также помнить, что при наложении повязок на верхнюю половину туловища у лежащих больных, необходимо их вывести из высоко лежачего положения в сидячее, потому что иначе, не говоря о том, что им придется подпирать спину, что не может не мешать наложению повязки, они вместе с тем должны гораздо сильнее напрягаться, чем, если находятся в надлежащем сидячем положении. Если какого-нибудь лежащего больного, ссунувшегося вниз с постели, хотят поднять вверх, то будет верхом неловкости хватать его для этой цели под крыльца. Очень трудно для сестер милосердия таким образом поднять больного вверх, а больной только будет потревожен и не достигнет никаких результатов от этих мучений. Сестра милосердия должна подложить свои руки под таз больного и тогда она его может легко придвинуть вверх, в особенности, если он помогает этим движениям, упираясь пятками и руками.

Школам для сестер милосердия, равно как духовным орденам, занимающимся уходом за больными, делают упрек, что они оказывают помощь только в госпиталях и в домах состоятельных семейств и ничего не делают для ухода за бедными больными в их жилищах. Этот упрек с первого взгляда кажется совершенно справедливым. Но если делающие этот упрек захотят немного глубже вдуматься, то они сейчас убедятся, что они требуют неисполнимого в настоящее время. Ясно, что основные условия разумного и плодотворного ухода за больными, а именно хороший воздух, свет, тепло, устройство постелей и хорошая пища вообще отсутствуют в хижинах бедняков и что этого нельзя иметь в большинстве жилищ мелких мещан и ремесленников.

Какую пользу может иметь свободный отпуск и правильная дача лекарств, когда существует недостаток во всем необходимом даже здоровому. Не в том причина, что сестра милосердия или сердобольная сестра страшатся переносить лишения и вредные влияния хижин и подвалов бедняков, равно как грубость низших классов населения, а в невозможности быть полезными при таких условиях и только от этого зависит не удобоисполнимость домашнего ухода за бедняками. К тому еще имеются самые различные госпитали, в которые принимают бедных и лишенных всяких средств больных. Даже в тех слоях общества, средства которых достаточны, чтобы поддержать всю семью, совместно работающую, когда она здорова и там немедленно все нарушается в случае заболевания одного ее члена. Страх поступления в госпиталь должен исчезнуть. Конечно, некоторым очень тяжело оторваться на время от супругов, братьев, сестер, детей, родителей, но помимо того существует страх предать себя лечению в больнице и грубым, жестоким, жадным к деньгам госпитальным служительницам и вообще больные боятся всего строя, существующего в некоторых больницах, где на больного смотрят и относятся к нему, как к чему - то неодушевленному, к известному номеру.

Дело должно быть обставлено таким образом, чтобы больницы были так устроены и больные в них пользовались таким попечением, чтобы население прибегало к ним не в случаях одной только крайности. Необходимо, чтобы к больницам обращались, наоборот, из убеждения, что больные в них гораздо скорее получат исцеление, нежели у себя на дому, где они могут пользоваться советом врача лишь время от времени. Да и этот последний, видя явную невозможность сделать что-либо при условиях и обстановки больного, или предоставляет этих бедных больных самим себе, или же, для собственного успокоения, назначает целый ряд мер, являющихся абсолютно неисполнимыми для окружающих больного и их обстановке. Бедняку можно принести и в его хижину некоторое утешение, некоторое подкрепление и лекарство, но доставить ему в том же помещении все попечения и средства, необходимые для шансов на хороший исход болезни - дело невозможное. Разве, если бы образовались благотворительные общества со столь значительными денежными средствами, что они доставляли бы всей семье бедняка, тотчас по его заболевании, здоровое жилище, хорошую пищу и пр. Словом, домашнее лечение бедняка было бы возможно тогда, если бы такие благотворительные общества могли превратить его с семьей, хотя бы только на время болезни, в людей с хорошими материальными средствами. Да, это было бы прекрасно, если бы было возможно, но в настоящее время нашим человеколюбивым стремлениям приходится довольствоваться более скромными целями. Поэтому мы должны заботиться об учреждении новых и улучшении содержания в прежних больницах, о снабжении их обученными сестрами милосердия. Этим путем будет побеждено отвращение больных из средних классов общества к поступлению в госпитали.
Превосходные наблюдения и замечания Флоренс Найтингейл об особенностях многих больных и об отношении к этому сестер милосердия

Книга знаменитой английской госпитальной деятельницы заключает много очень метких наблюдений и замечаний об особенностях многих больных и о сестрах милосердия. Я не мог бы выразить и сопоставить их лучше, нежели это сделано ею. Поэтому я привожу здесь некоторые из положений в том виде, в каком они были высказаны этой превосходной женщиной, сделавшей бесконечно многое для улучшения дела ухода за больными.

"Искусство ухода за больными можно, конечно, в известной степени изучить из книг; но из них невозможно почерпнуть искусства думать обо всем необходимом, потому что это последнее в каждом случае различно".

"Сознание ответственности, все равно, в больших или малых делах, ясно только немногим мужчинам, а равно и немногим женщинам. В чрезвычайных, равно как в малых повседневных несчастиях, довольно часто можно свести первоначальную причину к тому, что кто-нибудь не исполнил своей обязанности, или, по крайней мере, не был знаком с ответственностью своего положения".

"Разумеется, ответственность состоит не в том только, чтобы самому исполнять все достодолжным образом, но также и в заботливости о том, чтобы все другие поступали точно также и чтобы никто тому не препятствовал по незнанию или умышленно".

"На больного никакой шум и никакая суматоха не действуют так сильно, как те, которые вызваны без всякой надобности. Они возбуждают в нем в высшей степени напряженное чувство ожидания чего-то".

"Первое правило всякого порядочного ухода за больным заключается в следующем: никогда не следует, ни с намерением, ни по неосторожности, будить больного. Если его первый сон совершенно растревожен, то можно быть уверенным, что он не скоро заснет снова. Как это ни кажется странным, тем не менее верно, что больной, разбуженный после нескольких часов сна, легче засыпает опять, нежели тот, которого разбудили через несколько минут после того, как он заснул".

"Здоровый человек, который спит днем, ночью будет спать не хорошо. У больных наоборот: чем больше им дают спать, тем продолжительнее они предаются сну".

"Манеру некоторых шептаться в комнате больного можно назвать жестокостью, так как последний наверное не преминет сделать напряжение, чтобы вслушаться в разговор".

"Больному в высшей степени противно, когда окружающие ходят на цыпочках и изменяют свой голос. Гораздо лучше говорить своим настоящим, хотя бы и грубоватым голосом, нежели слабым или неестественным тоном, который положительно расстраивает больному нервы".

"Попадаются сестры милосердия, которые не могут затворить дверей, не производя оглушительного стука. Или же они отворяют их слишком часто, совершенно без надобности, потому что не подумают обо всем, что можно принести в один раз. Я сама собственными глазами видела ужас, выражавшийся на лице одной больной каждый раз, когда входила сестра милосердия в комнату, причем она непременно натыкалась на ящик с углем".

"Далее, хорошая сестра милосердия должна позаботиться о том, чтобы в комнате больного двери не скрипели, окна не дребезжали, шторы и занавеси не болтались. Особенное внимание должно быть обращено на это обстоятельство, если больного оставляют на ночь одного".

"Всегда следует садиться напротив больного, чтобы избавить последнего от необходимости делать усилия для поворачивания головы в сторону говорящего. Ведь у всякого существует потребность смотреть в лицо тому, к кому он обращается со словом. Равным образом, если разговаривать с больным стоя, то его этим заставляют постоянно смотреть вверх. Сидеть необходимо как можно спокойнее и избегать в разговоре всякой жестикуляции".

"Никогда не должно неожиданно заговаривать с больным, но с другой стороны не следует также томить его ожиданием".

"Гуляющего больного никогда не следует останавливать или перегонять для того, чтобы сказать ему что-нибудь. Трудно представить себе то напряжение, которое необходимо выздоравливающему, чтобы остановиться лишь на несколько секунд и слушать".

"Всякое движение в комнате больного после того, как с ним попрощались, пожелав ему покойной ночи, влечет за собою тревожную ночь для больного. Если к тому еще разбудить его, когда он засыпает, то ему, наверное, предстоит бессонная ночь".

"Сверх того должно заметить, что никогда не следует опираться на кровать, садиться на нее или толкать ее без надобности, потому что больные этого не выносят".

"Обращаясь к больному, необходимо всегда выражаться точно и определенно, в особенности, если от него требуют ответа. Никогда не следует обнаруживать перед ним собственной неуверенности в чем-либо. Это особенно важно, когда дело идет о мелочах. Сомневаться можно про себя, а относительно больного нужно иметь вид полной уверенности. Люди, не могущие отказаться от размышлений вслух и перечисляющие каждый раз все доводы за и против чего-либо, не годятся для ухода за больными".

"Нерешительность для больных нечто ужасное. Когда они видят окружающих в нерешимости, они предпочитают лучше сами с большими затруднениями и напряжением собрать все свои мысли и придти к какому-либо заключению".

"Входя или выходя из комнаты больного, нужно стараться делать это хотя решительно и скоро, но не внезапно, стремительно, а тем более очень шумно. С другой стороны, уходя для принесения ему чего-либо, или удалившись из его комнаты, никогда не следует заставлять его ожидать долго возвращения вышедшего. Вообще нужно стараться выработать в себе в отношении больного краткость и определенность во всех вещах, но избегать при этом стремительности и торопливости. Конечно, только тот, кто умеет владеть собой, сумеет себе избрать средний путь между медлительностью и торопливостью".

"Что касается чтения больному вслух, то опыт привел меня к заключению, что больной, который не может сам читать, не переносит обыкновенно и чужого чтения вслух".

"Но, если, несмотря на то, необходимо что-либо ему почитать, то это нужно делать медленно. Сильно ошибаются, полагая, что больного чтение тем менее напрягает, чем скорее оно оканчивается и поэтому читают ему, просто не переводя духу".

"Чтец причиняет истинную муку больному невнимательным, рассеянным чтением, тут и там прочитывая что-либо про себя, а под конец, давая ему заметить, что сделаны были пропуски".

"Только опытные сестры милосердия или люди, сами прошедшие школу тяжелой болезни, могут понимать, как страдают нервы и мысли больного, вынужденного постоянно видеть перед собой все те же четыре стены, тот же потолок и ту же обстановку на время, пока он обречен сидеть взаперти в одной или даже в двух комнатах".

"Никогда не забуду я радостного чувства, которое замечала на лицах подобных больных при виде букета пестрых цветов. Точно также припоминаю, что когда я сама была больна, то после получения букета полевых цветов мое выздоровление начало быстро подвигаться вперед".

"Для самого больного это обстоятельство представляется столь же мучительным, сколько и непонятным, отчего он испытывает гораздо более мрачных, нежели приятных мыслей и не может, даже при сильном старании со своей стороны, разогнать их".

"Больному столь же невозможно двигать переломленным членом, как изменить направление своих мыслей без помощи извне. Эта неподвижность духа, сама по себе, составляет столь же характерное явление страдающего какой-нибудь внутренней болезнью, как неподвижность пораженного члена при переломе конечности".

"Следовательно, исключительно заботясь о полезной пище и питье, мы еще мало делаем для больного. Необходимо также позаботиться и о настроении духа больного и именно - доставляя ему созерцание приятного, принося ему цветы или вообще что-либо красивое. Впрочем, уже один свет много содействует этому и мне, по крайней мере, кажется, что наблюдаемое у многих больных страстное ожидание рассвета имеет своей причиной общую жажду света, когда многие предметы делаются видимыми и упавший дух больного опять поднимается".

"Далее прошу обратить внимание на то, что каждый и каждая из нас, здоровых людей, привык к тому или другому роду занятий, за исключением некоторых светских барынь, нервная система которых зато не лучше настроена, чем у больных. Так как мы не сознаем развлечения, доставляемого занятиями, то нам едва приходит в голову, что отсутствие их очень неприятно чувствуется многими выздоравливающими".

"И действительно легкая ручная работа, такая как, например, непродолжительное писание или рисование (если больной к этому способен), произведут на него отличное влияние. В меньшей степени это приложимо к чтению, хотя именно оно-то часто и является единственным доступным больному занятием".

"И так, всегда нужно позаботиться о доставлении больному того или другого развлечения. Почти излишне упоминать, что чрезмерные ручные работы также могут раздражать его, как и совершенное отсутствие развлечений".

"Большинству слабых больных почти невозможно принимать твердую пищу до 11 часов утра, даже если бы до того они очень ослабели от голода".

"Но за то иногда какая-нибудь ложка крепкого бульона, супа, молочного супа с яйцом, каждый час, предохраняет голодного больного от полного упадка сил и подготовляет его к возможности дальнейшего приема твердой пищи".

"Если сестре милосердия поручено давать больному каждые 3 часа чашку какой-либо горячей пищи, но больной не в состоянии принять такое количество ее и в такой форме, то она может попробовать давать ему через час по столовой ложке. Если же он и этого не переносит, то по чайной ложке каждые четверть часа".

"Слабые больные иногда только вследствие нервного истощения не способны глотать и эта слабость еще более усиливается от настойчивого требования к ним обращенного".

"Иногда, если больные получают свою пищу в строго определенное время, когда они свободны от всяких других занятий, то они не только в это время, но и в последующее 2 часа не в состоянии за нее взяться".

"Тем не менее, в особенности у хронических больных, важно точно определить время, когда они могут кушать, равно, как подметить часы, когда они себя чувствуют всего слабее. Как то, так и другое может со дня на день изменяться. Для всего этого требуется дар наблюдательности, находчивость и терпение - достоинства, которыми должна обладать всякая хорошая сестра милосердия. Ими удается сохранить жизнь большему числу больных, чем это обыкновенно думают".

"Одно из самых частых последствий сильного ослабления от голода - бессонница, потому что больные обыкновенно спят соответственно тому, как едят".

"Больному можно сделать пищу окончательно противной, если в промежутках от одной трапезы до другой оставлять около его постели нетронутые им блюда в надежде, что может быть в течение этого промежутка у него явится желание что-либо съесть. Подобное заблуждение может сделать ему противным одно блюдо за другим. Кушанье должно быть подано во время и во время же убрано, все равно, ел ли он или нет. Если не хотят ему внушить полного отвращения ко всему, то никогда не следует допускать, чтобы что-либо стояло около его постели, в расчете, что он захочет поесть".

"Доказано, что больной тем легче справляется с кушаньем, чем меньше ему мешает при этом присутствие посторонних. Даже на случай, когда его приходится кормить из рук, сестра милосердия не должна ему позволять говорить и сама как можно больше молчать, в особенности обо всем, что касается кушанья. Никогда не следует проливать что-либо на блюдечко, которое всегда должно быть чисто и сухо. Трудно поверить, сколько досады причиняется больному тем, что он, поднося чашку к губам, вместе с тем, должен поднимать и блюдечко, чтобы не запачкать ни носильного, ни постельного белья".

Одна дама рассказывала мне, что ее сестра милосердия делала ей совершенно невозможным употребление супа тем, что она всегда раньше пробовала его сама. Этого сестра милосердия никогда не должна делать. Она всегда должна вносить блюда в таком виде, чтобы больной немедленно мог их есть. Пробовать и охлаждать кушанья нужно вне комнаты больного. Если же, в исключительном случае, необходимо сделать это в комнате больного, то сестра милосердия не должна обратно класть ложки, попробовав пищу, из нее в тарелку, так как такое непосредственное прикосновение кого-либо противно многим.


О выполнении врачебных предписаний

Нет ничего более утомительного для врача, как постоянно подробно перечислять, как сделанные им предписания должны быть выполнены на практике. Если он даже с величайшим усилием, с необыкновенным терпением даже 20 раз в день будет повторять одно и тоже, как принимать, например, прописанные порошки, впускать капли в глаза, прикладывать примочку и т.д., то и тогда окружающие больного, удрученные горем и заботой, слушают его только одним ухом и часто врач убеждается, что все им обстоятельно указанное или неправильно или даже совершенно не понято. Если уже само по себе неприятно в следующее посещение повторять все сначала, то еще гораздо печальнее, если оказывается, что до этого или необходимое не было сделано или, хуже того, больному что-либо вовсе не назначенное. В этой главе будет указано, как ухаживающий за больным персонал должен выполнять вообще врачебные предписания, если только в исключительных случаях врач не даст особых указаний.
Подавание лекарств

Назначение лекарств в растворе, в пилюлях или порошках не есть что-либо произвольное со стороны врача, оно зависит от количества, от качества веществ, которые должны быть введены в организм, также от вида их, в котором всего целесообразнее принимать их, чтобы достигнуть желаемого действия. Мы говорим преимущественно о тех лекарствах, которые должны быть введены через рот для того, чтобы действовать непосредственно на слизистую оболочку желудка или кишок или чтобы они здесь всосались в кровь и через последнюю действовали на другие органы. При жидких лекарствах обыкновенно указывается, чтобы они давались в определенные промежутки, в приемах по полной столовой ложке, полной чайной ложке или в известном количестве капель. Вследствие неравномерности ложки эти приемы могут быть несколько неодинаковы. Обыкновенно принято считать, что полная столовая ложка соответствует
15 г, полная чайная (кофейная) 5 г. Один грамм воды соответствует одному кубическому сантиметру меры. Так как большинство лекарств немного тяжелее воды, то вычисление отдельных приемов рассчитано так, что эта маленькая разница не принимается в расчет. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы способ отмеривания приемов в больших градуированных склянках вошел во всеобщее употребление, по крайней мере, в госпиталях и чтобы сестры милосердия распространяли этот способ в публике. Следовало бы употреблять стаканы, емкостью в 100 см3 (количество, соответствующее кофейной чашке или винному стакану) и на нем должны быть нарезаны линии, указывающие каждые 5 см3 содержания. Ложки представляют то неудобство, что будучи наполнены до краев, они должны быть подаваемы только очень твердой рукой, так как в противном случае пролитое лекарство пачкает белье больного или его постель. Конечно, случаются больные, привыкшие к употреблению лекарства только из ложки и потому не желающие их принимать из стакана. Для таких необходимо иметь большей или меньшей величины фарфоровые ложки, вмещающие немного более - от 5 до 15 куб. см и которых нет надобности наполнять до краев, предохраняя таким образом от возможности пролить лекарство. Особенной заботливости и твердой руки требует прием лекарств каплями. Капли можно отсчитывать или на кусочке сахара или на чайной ложке, наполненной водой или в стакан с небольшим количеством воды. Для того, чтобы давать всегда одинаковой величины и точное число прописанных капель употребляются специально для этой цели устроенные склянки для капель. Это тонко заостренные стеклянные трубочки, в которые втягивается жидкость, давлением на туго натянутую на верхнее отверстие трубочки резиновую пластинку выталкивают равной величины сколько угодно капель.

Иногда может быть предоставлено самому больному или его окружающим приготовление какого-либо настоя (чая). Врач обозначает только на рецепте: "для чая". В подобных случаях берут обыкновенно полную чайную ложку с верхом трав на обыкновенный стакан кипящей воды, или они завариваются в чайнике и все ставят в теплую печь или на плиту на четверть часа, не доводя до кипения, тогда жидкость процеживается через чайное ситечко и выпивается. Если нужно приготовить более одного стакана, то берется соответственно большее количество листьев, семян, цветов или нарезанных корней, прописанных врачом. Кроме цветов ромашки и бузины, часто прописывается "для чая" укроп, валерьяна, мальва, листья ореха, Ивана да Марья, водяного тростника и александрийский лист.

Чрезвычайно редко прописывается заварить исландский мох как студень. Варят
10 г мха, хорошо обмытого холодной водой с 300г воды, пока не выварится до 60 г (пятая часть), к этому прибавляют 10 г толченого сахара, по растворении которого горячий отвар процеживается через полотно и ему дают остыть до студня. Так как горькое вещество, содержащееся во мхе, не всегда существенно для его действия, то можно поручить аптекарю удалить его слабым раствором углекислого калия.

Врач часто прибавляет к лекарству, если только этим не уменьшается действие последнего, так называемый улучшающий вкус вещества, особенно фруктовый сироп и ароматические воды. Он не может справляться в каждом отдельном случае, приятно ли больному такое или другое прибавление и вследствие этого часто больному вкус лекарства в высшей степени противен. Если это доходит до такой степени, что больной вследствие тошноты извергает рвотой лекарство, то сестра милосердия должна об этом сообщить врачу. Часто помогает, как у детей, уговаривание. Остающийся противный вкус всего лучше заглушается тем, что больного заставляют проглоченное лекарство запить немного свежей водой или ею прополоскать рот, прибавивши к ней предварительно немного коньяку, французской водки или мятных капель. Всего больше обнаруживают противодействия некоторые больные (чаще взрослые, чем дети), когда они должны принять некоторые маслянистые вещества, как, например клещевинное масло или рыбий жир. Придумали различные средства, чтобы сделать менее противным их прием. Так, например, примешивают клещевинное масло к полной чашке горячего бульона, или дают больному жевать несколько поджаренных кофейных зерен, или сосать кусочек свежего лимона, как до, так и после приема масла. Про кислоты, равно как некоторые микстуры, содержащие железо, говорят, что они сильно портят зубы. При непродолжительном употреблении подобных лекарств, это не имеет большого значения, я готов думать, что это не более как чувство оскомины на зубах, бывающее после приема этих лекарств, вызвало подобное мнение. Поэтому советуют опасающимся этого пациентам ложку с кислой жидкостью так далеко класть на язык, чтобы она не приходила и соприкосновение с зубами и после тщательно выполоскать рот; или с разрешения врача дают прописанный прием разбавленным в стакане с небольшим количеством воды. Можно также позволить жидкости, которых прикосновения с зубами опасаются, всасывать стеклянной трубочкой. Далее необходимо справиться у врача, нужно ли принять лекарство натощак или на полный желудок. При употреблении веществ, которые даже в слабом растворе сильно действуют на слизистую оболочку, например мышьяковистых капель, гораздо лучше вводить их в желудок после принятия пищи. Только очень редко бывает необходимо при тяжелых горячечных болезнях будить больного ночью, чтобы дать ему прописанное лекарство и на счет этого необходимо спрашивать врача.

Раздача порошков также может быть указана различным образом. Если нет надобности точно определять, дать ли больному немного более или немного менее порошка, то назначение гласит так: "принять чайную ложечку или чайную ложечку с верхом". В первом случае наполняют чайную ложечку порошком и затем спинкой ножа сбрасывают переполняющее края лекарство, в последнем случае наполняют, насколько возможно, чайную ложечку с верхом. В большинстве случаев предписывается подобные количества распустить или смешать с половиной или целым стаканом воды. Заблаговременно приготовленные шипучие порошки (которые аптекарь составил из смешения различных частей), должны сохраняться в склянке, с большим отверстием и с хорошо притертой стеклянной пробкой. Такая склянка ставится в сухое место, так как в противном случае порошок легко извлекает влагу из воздуха и по растворении потом в воде больше не шипит. Это также хорошо делать и с порошками, содержащими сахар и в особенности со столь употребительными в настоящее время порошками бромистого калия. Если больному дают какой-нибудь шипучий порошок, то наполняют обыкновенный стакан на треть водой, затем берется полная чайная ложечка порошка, последняя непременно должна быть сухая, порошок быстро кладется в воду и столь же быстро ложкой размешивается вода и дают пить больному, пока она шипит, так как он должен проглотить выделяющейся при этом газ (углекислоту). Так как задолго до употребления приготовленный шипучий порошок, несмотря на все предосторожности все-таки легко поглощает воду, то он часто заготовляется так, что одна часть его (винокаменная кислота) дается в одном пакетике, другая (двууглекислый натрий) в другом, каждый пакетик содержит столько, сколько необходимо для одной дозы со стаканом воды. Аптекари обыкновенно заворачивают одно в белую, а другое в синюю бумажку. Приготавливают стакан воды, как это было сказано раньше, причем для более приятного вкуса можно прибавить немного сахара, бросают в него сперва двууглекислый натрий и прибавляют тогда к нему второй порошок (винокаменную кислоту), вследствие чего вода начинает шипеть и тогда ее пьют.

Предписание употреблять на один прием порошок в количестве "на кончике ножа", ясно само по себе, мера эта также неточная и поэтому необходимо спросить врача, должно ли дать порошка несколько больше или меньше. Все же лекарства, при которых требуется точность каждый раз принимаемого количества, должны быть развешиваемы аптекарем и каждый прием должен быть вложен в отдельные пакетики.

Всего проще ссыпать порошок непосредственно с бумажки на язык и запить водой, пока первый не будет весь проглочен. Но случаются пациенты, которые недостаточно ловки принимать таким способом лекарство, тяжелым больным и детям тоже не удается давать подобным образом порошки, для них необходимо их распустить в воде или, по крайней мере, размешать с водой в столовой ложке, для чего удобна стеклянная палочка, а при отсутствии ее, ручка чайной ложечки. Сестра милосердия не должна этого делать пальцем, так как это противно каждому больному.

Очень неприятные на вкус порошки (например, хинин) дают в облатках. Вырезают кусок облатки величиною в 5-6 см2 кладут его в столовую ложку, смачивают несколькими каплями воды, насыпают порошок в средину облатки, складывают ее над порошком и затем этот комок кладут больному на язык, чтобы он его мог легко проглотить с водой.

Глотание пилюль многим больным очень трудно, нужно класть их далеко на корень языка и тогда их запивать водой.

Необходимо обратить также особенное внимание на то, чтобы сосуды, употребляемые для раздачи лекарств, были совершенно чисты и немедленно после употребления их вновь тщательно выполосканы.

Еще несколько слов о пособии при рвоте после употребления рвотных средств. Обыкновенно прописываются многие приемы какого-нибудь рвотного средства в порошках или в растворе с обозначением "до обильной рвоты". Если у больного скоро является рвота после первого приема, так что большая часть лекарства удалена рвотой, то сейчас вслед за тем нужно дать второй прием. Если же рвотой почти весь желудок опорожнен, а позывы к рвоте продолжаются, то больных очень облегчает, если им дают чай из ромашки. При самом акте рвоты, большинству больных очень приятно, если им кто-либо поддерживает голову, подпирая одной рукой лоб, другою - затылок. Если рвота продолжается дольше, чем это желательно, то дают 5-6 капель опийной настойки и кладут горчичник под ложечку.

Слабительные средства, которые действуют очень быстро, как, например, александрийский лист (венское питье), горькие воды и клистиры назначаются или утром или днем, так как в противном случае нарушается ночной покой, медленно действующие слабительные, как, например, небольшие приемы ревеня, сабура, клещевинное масло можно давать и на ночь, чтобы действие их наступило на другой день утром или до обеда.
Вдыхание

Вдыхание лекарственных веществ вошло в употребление в больших размерах только в новейшее время. Чтобы вдыхать очень летучие вещества, как, например аммиак (спирт оленьего рога), уксусный эфир, одеколон и т.п. не требуется особых приготовлений, держат склянку с этими веществами перед носом больного или наливают их на платок и велят больному вдыхать. Менее летучие или даже вовсе не летучие водные растворы каких-нибудь лекарств с помощью особых аппаратов (пульверизаторов различных видов, ручных и паровых), приводятся в состояние очень нежной распыленной влаги, направляемой в рот и нос больного. С устройством этого маленького аппарата сестра милосердия должна быть знакома настолько, чтобы не только могла его употреблять, но и понять, в чем порча, если аппарат иногда неисправно действует.

Всего чаще паровая пульверизация употребляется при болезнях дыхательных органов. Ручная пульверизация может быть также отлично применена, чтобы освежить и охладить воздух больничной комнаты распылением холодной воды или спиртных ароматических вод. Вдыхания терпентинного масла при отсутствии специально для этого приспособленного аппарата можно произвести еще таким образом, что в небольшой горшок горячей воды приливают несколько капель терпентинного масла, затем широким отверстием прочной бумажной воронки обхватывают горшок, а кверху направленной верхушке воронки вырезают отверстие и заставляют больного приблизить его к носу или рту, так что он при глубоких вдыханиях втягивает пары воды с примешанным к ним терпентинным маслом. Как долго больной должен делать эти вдыхания, при которых аппарат должен быть так установлен, чтобы больной не сильно напрягался, останавливая или удерживая его, далее, как часто нужно это повторять, всегда должен указывать врач.
Впрыскивания, клистиры. Свечки для заднего прохода. Впускание капель.

Чтобы очищать полости тела или вводить в них лекарства, употребляются или шприцы или так называемые душевые аппараты. Очень приятно, если можно обходиться без шприцов, так как всегда требуется известная заботливость, чтобы они были годны к употреблению. Шприцы, которые уже много употреблялись, действуют хорошо, но время от времени нужно смазывать маслом их поршень. Если же шприц употребляется редко, то поршень высыхает, должен быть вытянут из трубки и положен на некоторое время в воду, пока не набухнет настолько, что он опять герметически закрывает просвет шприца и делает его непроходимым для воздуха. Для впрыскиваний в ухо или в нос хорошо служат обыкновенные баллоны (детские каучуковые клистиры). Сжимают резиновый шар, к которому прикреплен тонкий полый наконечник из слоновой кости, погружают свободное отверстие наконечника в жидкость, разжимают руку, чем жидкость всасывается в баллон. Он редко наполняется вполне и всегда в нем остается немножко воздуха, перед впрыскиванием сжимают слегка шар, чтобы выгнать оставшийся воздух и затем непрерывающимся сжатием впрыскивают жидкость из трубки в надлежащую полость. Требуется известная сноровка, чтобы всегда уметь употреблять равномерное, более или менее сильное давление, при котором выступает жидкость, входящая в полость тела. При выборе шприцов необходимо всегда обращать внимание, чтобы их наконечники впереди были ровно и гладко закруглены, не остры, чтобы не причинить там каких-либо повреждений.

В случае, когда необходимо ввести очень большое количество жидкости, устраиваются маленькие насосы, которые или вставляют в обыкновенный умывальный таз с водой, причем поршень находится в руках у больного, или такие, которые наполняются вращением особой рукоятки и тогда они сами собой опорожняются при умеренном давлении.

В последнее время все более и более стараются заменить шприцы душами (душевыми аппаратами), допускающими более или менее высокое давление. Употребляемые для этой цели аппараты очень просты. Берется цилиндрический сосуд, высотою в 25 см. и приблизительно 10 см. в диаметре, из лакированной жести (внутри ее лучше эмалировать), снабженный подвижной крышкой и имеющий внизу у самого дна открывающуюся в сосуд короткую трубку, на которую натягивается соответственной толщины резиновая трубка, длиною приблизительно в метр, к другому концу трубки прикреплен костяной наконечник, который может быть закрыт краном, вполне целесообразно снабжать верхний край сосуда крепким кольцом, на котором в случае надобности он может быть повешен.

Если, например, желательно применить этот аппарат к ежедневным впрыскиваниям в нос (носовые души), то можно его повесить над умывальным столиком на стене на такой высоте, чтобы больной, стоя со слегка вперед наклоненной головой (причем вода должна стекать в умывальный таз), мог легко ввести себе в нос находящейся на нижнем конце трубки наконечник.

Если кран открыт, то вода втекает в нос с умеренным давлением, большим или меньшим открыванием крана, большей или меньшей высотой цилиндра можно как угодно менять давление. Точно также поступают, когда хотят применить этот аппарат для глазного душа, причем нужно только приделать различной формы со многими отверстиями наконечники.

Очень важно всегда справляться у врача, должна ли употребляемая жидкость быть очень холодной или нагретой, свежей или тепловатой, и должно ли давление быть сильным или слабым, или средней силы, так как действие, которого хотят достигнуть на внутренность носа, глаз, уха, будет различно, смотря по различной температуре и давлению жидкости. Особенно нужно быть осторожным при употреблении очень холодного или очень горячего душа в ухо, который, кроме того, профанами должен производиться не под сильным давлением, особенные предосторожности требуются также при впрыскиваниях в прямую кишку. Это называется "дать промывательное" или "поставить клистир". Кто не видел, как другие более опытные это делают, не должен браться за эту манипуляцию. Иначе легко могут быть повреждения, даже полное прободение прямой кишки, от которых больной может умереть. Больному трудно повредить себе, если он сам себе вводит прикрепленный к трубке клизопомпа наконечник и сам себе накачивает жидкость или если при поднятом уже поршне дает себе вогнать ее действием самой помпы.

Впрыскивания в прямую кишку имеют различные цели. Всего чаще они употребляются для приведения в движение кишок, растянутых жидкостью, чтобы они вывели не только впрыснутую жидкость, но вместе с нею и кал. Такие впрыскивания называются опорожняющими клистирами. Обыкновенно употребляется для этого тепловатая вода, около 28°С, к которой прибавлено немного прованского масла (1-2 столовых ложки). Количество жидкости, впрыскиваемой за один раз, не должно превышать у взрослых 200-300 см3 (у детей - 50, у грудных - 25 см3), так как иначе впрыснутое чрезвычайно быстро выгоняется обратно. Впрыскивание нужно делать медленно. Тем более не нужно впрыскивать много за раз, когда обыкновенные клистиры остаются недействительными и к ним тогда прибавляются различные вещества по предписанию врача, клещевинное масло, настой александрийского листа, мед, соль, мыло, которые требуют известного времени, чтобы подействовать на вялый кишечник. Если эти средства не достигают результата, тогда применяется введение больших количеств жидкости, причем, она должна остаться не только в прямой кишке, но еще дальше в кишечнике. Это делается только при особом врачебном показании и имеет верный результат в том случае, когда врачу удается ввести далеко в кишечник длинную гибкую трубку с оливкообразным концом, для чего больной принимает или боковое положение или становится на колени и локти. К торчащему снаружи концу трубки прикрепляется приблизительно в метр длиной каучуковая трубка, которую держат высоко вертикально и к верхнему концу которой приделана воронка. В эту воронку, кто-либо стоящий на стуле медленно льет воду из горшка. Так как иногда при этом вода бежит с большой силой по сторонам трубки назад и во всяком случае вытекает при обратном истечении, то больной перед тем должен быть положен так, чтобы вода могла стекать в какой-нибудь большой подставленный сосуд (ведро, кадка или лоханка); постель должна быть предохранена от смачивания подкладыванием непромокаемой ткани. Должны быть сделаны заблаговременно приготовления к тому, чтобы больной, который сильно охлаждается при этой хотя и не болезненной, но тем не менее мучительной процедуре, мог быть быстро согрет. Особенного упоминания заслуживают крахмальные клистиры. Последние, иногда с примесью по назначению врача небольшого количества раствора адского камня (ляписа), употребляются с особенно большим успехом у детей при катарах прямой кишки. Подливают к полной столовой ложке крахмала, всего лучше предварительно немного смешанного с холодной водой, мало помалу 100 г. горячей воды, прибавляют к смеси прописанное количество раствора адского камня, дают жидкости остыть, пока она не сделается тепловатой, втягивают ее в шприц (который должен быть или стеклянный, или резиновый) и вспрыскивают до 50 - 60 г (у взрослых можно взять двойное количество).

Число лекарств, вводимых шприцами в прямую кишку, не велико. Это растворы каких-нибудь стягивающих веществ, как квасцы, танин (дубильная кислота), уксуснокислый свинец, далее противосудорожные и болеутоляющие средства, как например, валериана, настой ромашки, опий, белладонна, хлорал. Все эти средства должны употребляться только по предписанию врача.

У больных, которые не могут удержать у себя в желудке ни пищи, ни питья и у таких, которые, вследствие сужения или полного закрытия пищевода, не могут ничего вводить в желудок, вводятся через прямую кишку питательные вещества. Эти питательные клистиры, всасывающиеся из прямой кишки, должны быть каждый раз очень невелики (100 г), так как иначе они быстро выводятся обратно. Для них употребляют молоко, крепкий бульон, мальц-экстракт, вино. В последнее время стали также употреблять искусственно полупереваренный яичный белок и мясо (пептоновые растворы). Конечно, питательное значение этих клистиров не особенно велико, точно также некоторые больные не могут их долго переносить, так как прямая кишка подвергается вследствие этого болезненному катару; тем не менее, таким путем можно некоторое время поддержать больных, пока им не будет оказана помощь другим путем. Гораздо реже, чем прежде употребляются теперь так называемые слабительные свечки, они предпочтительнее всего в детской практике. Вырезывают из обыкновенного плотного мыла длинный кусок около 3 - 4 см толщиной (с толстый карандаш), заостряют с одного конца и в таком виде или смазанный предварительно маслом медленно вводят его в задний проход. Он вызывает легкое механическое раздражение стенки кишки и раздражает ее до сжатия и испражнения кала, причем удаляется и мыло. Употребляют также слабительные свечки иногда и для того, чтобы ввести лекарства (морфий, белладонна, танин и т.п.), частью для того, чтобы действовать иногда только на органы брюшной полости, частью же и преимущественно на весь организм. Эти свечки, приготовляемые аптекарем, состоят главным образом обыкновенно из твердого масла какао, они смачиваются на остром конце маслом и вводятся в задний проход, где они растаивают и где масло какао вместе с лекарством всасываются в организм.

В глаз (или точнее говоря в мешок соединительной оболочки глаза) и в ухо (в наружный слуховой проход) приходится иногда впускать капли лекарственных растворов. Если нужно впускать капли в глаз, то пациент ложится на спину и сестра милосердия впускает из маленькой склянки или из измерителя жидкость в открытый глаз и непременно в область внутреннего глазного угла. Если больной при этом непроизвольно закрывает глаз, то жидкость остается во внутреннем углу глаза маленьким озерком. В подобном случае пациент должен продолжать лежать и вновь открыть глаз, отчего жидкость втекает в него. Еще проще хорошо напитанную лекарственной жидкостью маленькую кисточку держать кончиком у свободного края слегка оттянутого нижнего века, куда в момент прикосновения втекает капля. Если употребляемые глазные капли представляют очень слабый раствор лекарственных веществ, причем не важно, попадет ли мешок соединительной оболочки не много более или менее лекарства, то пациент сам может себе обмокнуть чистый указательный палец в раствор и лежа им увлажнять глаз, попеременно открывая и закрывая его, чтобы жидкость могла проникнуть в мешок. При впускании капель в ухо пациент должен лечь на здоровую сторону, долго лежать и после впускания капель еще немного погодя ввести себе в ухо немного ваты, чтобы капли не потекли по шее.
Компрессы. Массаж. Гимнастика. Электричество.

Влажные компрессы назначаются с самыми различными целями. Часто они имеют назначением согревать или охлаждать известные части тела, вот почему мы здесь немного распространимся о продолжительном применении холода и тепла. Всего чаще прописываются примочки из свинцовой воды, как на воспаленное место, так и на раны. При всех примочках необходимо главным образом обращать внимание на то, чтобы они не высыхали и не промачивали белья, платья и постели больного. Берут такой кусок холста, или кусок бумажной материи, чтобы можно было сложить его в восемь слоев и такой величины, чтобы он подрывал больное место еще на 4 см. в окружности. Точно также можно употреблять для компрессов редкую бумажную материю, из которой теперь вообще приготовляются перевязочные средства (перевязочные марли, бумажные ткани и проч.), но такая материя должна быть сложена, по крайней мере, в двенадцать раз. Английская перевязочная материя складывается вдвое или втрое и тоже может быть употреблена для этой же цели.

Эти компрессы обмакиваются в перевязочную жидкость или смачиваются ею, они должны насквозь промокнуть и если кладутся на неповрежденную кожу, на которой должны лежать продолжительное время, то они должны быть выжаты настолько, чтобы не капали. На компресс накладывается тогда кусок непромокаемой для воды материи (вощеная или тонкая резиновая материя, или так называемая гуттаперчевая бумага), покрывающая компресс вполне и еще на 4 см. в окружности, затем примочка укрепляется сухим платком или бинтом, чтобы не могла быть сдвинута. Подобная примочка, если только врач не указал чего-либо другого, должна обновляться каждые 2 часа.

Если нужно прикладывать примочки на раны или язвы, то компресс не следует выжимать и в случае, если больное место открыто, а сам больной лежит спокойно, его не нужно укреплять, накладывают только сверху не плотно непромокаемую ткань и, смотря по назначению врача, меняют каждые четверть или полчаса. Если столь частое обновление не нужно, а больной должен ходить с повязкой, то ее нужно укрепить вышеописанным способом. Так как компрессы в подобных случаях пачкаются гноем, то их необходимо иметь, по крайней мере, три. Один (А), который лежит на ране, и после этого сейчас кладется в чистую воду, чтобы быть выполоснутым; второй (Б), который до сих пор лежал в перевязочной жидкости и теперь кладется на рану, и третий (В) кладется теперь в перевязочную жидкость, Б, в чистую воду для обмывания и В на рану.

Втирание, разглаживание, разминание и постукивание сами по себе, без употребления лекарств, выделились в особый род лечения, так называемый массаж. Очень древний способ массирования, которое никогда не выводилось вполне из употребления, как народное средство, в новейшее время опять всесторонне введен в употребление и, будучи применен в подходящих случаях, оказался чрезвычайно целесообразным, хотя иногда может принести много вреда. Массаж употребляется, как с целью механического разрешения кровяных подтеков, жидких и свернувшихся выделений и утолщений (инфильтратов), чтобы было легче дать им всосаться, так и для того, чтобы ослабевшие, сделавшиеся очень чувствительными части тела укрепить и сделать выносливыми. В обоих случаях необходимо и возможно продолжительное расширение самых маленьких кровеносных сосудов (волосные сосуды, капилляры), но не кровь должна ускоренно вытекать через массируемую часть, только стенки сосудов должны сделаться более проходимыми, а тканевые части более энергическими в своей жизнедеятельности, одним словом, так называемый обмен веществ должен быть значительно повышен механическим влиянием, причем внедренные между частицами нормальной ткани болезненные отложения всасываются. Чтобы добиться массажем таких результатов, нужна значительная сила и в хронических случаях лечение продолжается месяцы и годы. Должно ли лечение быть продолжено или прервано, нужно ли ежедневно несколько раз ему подвергаться или несколько раз в неделю, какой род массажа, должен ли он производиться сильно или слабо, это может быть указано с точностью только врачом, который ознакомился продолжительным опытом с действием этого способа и его различными видоизменениями. Понятно поэтому, что ошибочно думать, что каждый, который случайно слышал об этом способе лечения, а не ознакомился с относящимися к сему предмету сочинениями или не занимался им долгое время практически, может с успехом массировать. Вообще немногие сестры милосердия могут приобрести достаточно силы в пальцах и руках, чтобы суметь лечить массажем, даже очень сильные мужчины чувствуют себя утомленными, если они массируют значительную часть дня. Руководство к этому может быть дано только одновременным практическим применением этого способа.

Совершенно то же самое представляет и гимнастика. Гимнастические упражнения, насколько они необходимы для лечебных целей, могут быть введены женщинами, но тем не менее не каждая женщина обладает достаточной силой, настойчивостью, терпением и последовательностью производить эти утомительные упражнения.

Лечение электричеством также может быть выполнено женщинами, если только врачом будут точно указаны в каждом отдельном случае сила тока, продолжительность и частота сеансов. Конечно, сестра милосердия, занимающаяся этим, должна быть немного ознакомлена с электрическим аппаратом, дабы она могла быстро исправить какие-нибудь маленькие повреждения его.
Пиявки и горчичники

Из различных прежде употреблявшихся способов местных кровоизвлечений в настоящее время осталось только кровоизвлечениe пиявками, которое теперь тоже редко применяется. Употребляются два рода пиявок: сырые или немецкие и зеленые или венгерские. При покупке этих животных нужно обратить внимание, чтобы они были здоровы, при легком давлении яйцеобразно стягивались и чтобы они еще не были в употреблении. При употреблении их кладут одну пиявку в стеклянную трубочку, имеющую в поперечнике один сантиметр и около 10-ти см в длину, для этой цели можно очень удобно пользоваться обыкновенными так называемыми пробирными склянками, употребляемыми для химических исследований. Эти стаканчики крепко прижимают их открытым концом к месту, к которому должна приняться лежащая в ней пиявка, предварительно вымытому чистой губкой. Если пиявка тотчас не принимается, то намазывают слегка данное место немного молоком, сахарным раствором или кровью. Пиявке дают сосать до тех пор, пока она сама не отпадает. Если требуется, чтобы маленькая ранка и дальше кровоточила, то к ней прикладывают совершенно чистую, намоченную в тепловатой воде губку. Если хотят остановить кровотечение, то обмакивают губку в холодной воде и некоторое время ее плотно прижимают к кровоточащим местам. Если, несмотря на то, эта или другая ранка все-таки сильно кровоточит, то прикладывают кусочек трута, который должен плотно пристать, маленькие раны защищаются от раздражения и загрязнения в течении нескольких дней плотно приложенной повязкой.

Горчичное тесто, горчичный пластырь, горчичная мука (толченное или растертое семя белой или черной горчицы) растираются на тарелке с холодной или теплой водой в кашу, последнюю толсто намазывают ножом на кусок тонкого полотна или марли и сверху прикрывают слоем какой-либо тонкой ткани, так этот пластырь накладывается на кожу, на которой его оставляют до тех пор, пока не наступит довольно сильное жжение. Кожа от действия горчичника должна только сильно покраснеть, не должно допускать до образования пузырей. Как скоро наступит желаемый результат, это зависит частью от свежести и крепости горчичной муки, частью от большей или меньшей чувствительности кожи. Иногда по истечении пяти минут наступает сильная краснота кожи, иногда же горчичное тесто не обнаруживает своего действия даже через четверть часа. Прибавлением уксуса или натертого свежего хрена можно усилить действие, прибавлением обыкновенной муки ослабить. В некоторых аптеках продажная, так называемая "горчичная бумага" действует далеко не равномернее свежеприготовленного горчичного теста.
Ванны

Различают:

Полные ванны. Принимающий ванну лежит в полусидящем положении; вода доходит ему до шеи; смотря по величине ванны, требуется 250-300 л. Для детских ванн достаточно 100-150-200 л.

Полуванны. Положение больного такое, как и прежде, вода же доходит только до пупка; верхняя часть тела остается свободной; воды требуется 150-200 л.

Сидячие ванны. Особенно устроенные ванны: принимающий сидит с согнутыми коленями, так что верхняя часть туловища и ноги от колена совершенно свободны, количество потребной воды 50-60 л.

Ножные ванны. Вода доходит только до колен; для этого требуются особые приспособленные ванны. При обыкновенных ножных ваннах ноги находятся в воде по лодыжки. В каждом доме можно найти подходящие сосуды для подобных ванн. Количество необходимой воды 20-30 л.

Ванны для предплечья. Все предплечье с рукой должно быть в воде, немного выше согнутого локтя, для этого требуются особые ванны. Количество воды 15-20 л.

Ванны для кисти. Только рука должна известное время пролежать в тазу, каждый небольшой таз применим для этой цели.

Теперь почти исключительно употребляются ванны, к которым соответственно назначению врача прибавлены различные лекарства. От очень дорогих, но прежде часто употреблявшихся бульонных, молочных и винных ванн теперь совершенно отказались.

Различают также горячие, тепловатые и холодные ванны. Чтобы измерить температуру воды в ванне, недостаточно погрузить поверхностью термометр, но следует поступить следующим образом: сперва необходимо хорошо смешать теплую и холодную воду или рукой, или специально для этого употребляется кусок дерева; тогда погружают термометр, пока он больше не поднимается и смотрят температуру, пока ртутный шарик термометра еще под водой.

Теперь имеются термометры, которые так укреплены на пробковой пластине, что они плавают стоймя в воде, так называемые ванные термометры. Можно смело рекомендовать обзавестись ими в тех домах, где часто применяются ванны.

Горячие ванны должны иметь температуру около 37,5°С, соответствующую приблизительно температуре крови здорового человека, их можно употреблять только по особым назначениям врача. Если температура в 30°С с самого начала кажется больному слишком горячей, то начинают с 35°С. И прибавляют постепенно теплой воды, пока не получится желаемый предел. Если у больного в такой ванне сильно раскраснеется лицо и если он начинает чувствовать напряжение, сердцебиение и головокружение, то ему кладут на голову компрессы из холодной воды, если сейчас после этого описанные явления не ослабевают, то нужно прервать ванну.

Тепловатые ванны температуру от 32,5?-35°С, холодные - могут быть доведены до 18,5°С.

Температура воздуха в ванной комнате не должна быть ниже 18,5°С. Уже очень часто следствием такой непредусмотрительности являлись несчастные, и даже смертельные случаи.

Продолжительность ванн, если только не были даны особые указания врачом, зависят вообще от температуры. Более пяти минут не следует сидеть ни в горячей, ни в холодной ванне. Тепловатыми ваннами можно пользоваться обыкновенно 15-30 мин. и даже больше, в особенности, если к воде прибавлены какие-нибудь лекарства. Чтобы в течение этого времени вода не особенно сильно охладела, кладут над ванной толстое шерстяное одеяло, так что только голова свободно выдается над ванной, кроме того, время от времени прибавляются небольшие количества теплой воды.

Слабым, беспомощным больным сестра милосердия должна помогать, как во время их погружения в воду, так и при их выходе, обсушивании и одевании. Дети в ванну вкладываются и вынимаются. Взрослым больным, лежащим в постели, придвигают ванну к широкой стороне кровати, так что они могут перейти прямо с постели в ванну. Некоторым больным очень неприятно прикосновение к их телу дерева или металла ванны. В подобных случаях кладут сперва в ванну простыню (как это принято во всех водолечебных заведениях Вены). Больным, у которых имеются пролежни, необходимо подкладывать круглые каучуковые подушки. Чтобы вносить и вынимать из ванны больных, не могущих двигаться, можно дать следующий совет. Если один человек должен приготовить такую ванну, то он, прежде всего, приготовляет воду в ванне и тогда кладет в нее простыню таким образом, что ее узкие концы могут быть прикреплены к кольцам, имевшимся снаружи на узких концах ванны. Напряжение простыни должно быть такое, чтобы она, представляя как бы висячую подстилку, не погружалась в воду глубже половины ванны, когда на нее положен больной. Само собой понятно, что воды в ванне должно быть достаточно, чтобы пациент в таком положении был бы покрыт ею до шеи. Больной должен быть поднят из кровати на простыню, лежащую в ванне и обратно отсюда в постель. Положить его осторожно на самое дно ванны и отсюда опять его поднять возможно только для очень сильного человека. Если несколько человек могут помочь, то тогда не трудно больного вместе с простыней, концы которой завязаны у верхнего и нижнего конца, положить в ванну, причем очень разумно и целесообразно, чтобы третий человек поддерживал еще таз и верхнюю половину туловища. Таким же образом следует вынуть больного из ванны. На практике скоро удастся убедиться, что первый способ не только проще, но и гораздо приятнее для больного.

Пока пациент сидит в ванне, сестра милосердия приготовляет постель и раскладывает на ней большое шерстяное одеяло, на которое кладут вышедшего из ванны больного, которого заворачивают в него. Если он должен потеть после ванны, то нужно на него положить несколько шерстяных одеял и оставить его спокойно лежать. Если потение продолжалось полчаса, то снимают наложенные одеяла, обнажают сперва пациенту верхнюю половину туловища, вытирают его ворсистым (английским) полотенцем и надевают на него фуфайку или нагретую рубашку, затем постепенно освобождают прочие части тела и обтирают их досуха, наконец, совсем принимают шерстяное одеяло и укладывают его хорошо в постель. Так как многие больные после теплой ванны чувствуют себя довольно утомленными, то будет очень хорошо дать им после нее чашку бульона или немного вина. Как общее правило можно принять, что больной после этого засыпает благодетельным, освежающим сном. Сестра милосердия должна позаботиться, чтобы в комнате немного уменьшить свет и чтобы никто не мешал больному.

Ванны с примесью лекарственных веществ.

Все нижеприводимые прибавления рассчитаны по весу и по мере для полных ванн взрослого человека. Для детских ванн берут только половину, для ножных и ручных только четвертую часть.

Соляные ванны. Берут 1-3 кг поваренной или морской соли или соответственное количество маточного рассола, в котором, впрочем, содержание соли колеблется в широких пределах. Так как при нагревании соль очень мало или даже вовсе не уносится парами, то такие ванны в частных домах могут быть еще один или два раза нагреты для вторичного употребления.

Ванны из минеральных грязей могут быть искусственно приготовлены смачиванием горячей водой рассылаемых в мешках железных грязей Франценсбада. Для полной ванны потребуется около 50 кг грязи. Чаще употребляются искусственные грязевые ванны для ручных и ножных ванн, причем вполне достаточно 6-8 и 10 кг. Точно также и такую ванну можно вторично нагреть для употребления. Если предписаны припарки из грязей, то берут не сшитые мешки, величина которых соответствует пораженной части тела, наполняют их на половину целебною грязью, сшивают края мешка и погружают каждые 2 часа в горячую воду, давая стекать воде и прикладывают этот мешок, как обыкновенную припарку.

Железные ванны обыкновенно делаются из приготовляемых в аптеке железных шариков (Globuli martiales). По фармакопее каждый такой шарик имеет 30 г весу. На одну ванну растворяют в воде от одного до трех таких шариков.

Ванны из квасцов употребляются только как сидячие; для одной вполне достаточно 20 г неочищенных квасцов.

Серные ванны приготовляются прибавлением от 80 - 100 г серной печени (Kalium sulphuratum pro balneo).

Ароматические ванны приготовляются из одного килограмма specier aromaticar (из аптеки), заваренных с 10 л воды. Травам дают настояться в закрытом сосуде четверть часа, процеживают через полотно и данный настой прибавляют к ванне. В некоторых аптеках имеется для ванн также и ароматический спирт, которого прибавляют к ванне от 50 до 100 г. Для приготовления ванн из ромашки или из аирного корня, назначаемых обыкновенно для детей, берут 250-500 г сухих цветов ромашки или нарезанного аирного корня и бросают непосредственно в воду ванны или приготовляют сперва из них крепкий настой с горячей водой, процеживают его через полотно и льют его тогда в ванну.

Ванны из еловых игл искусственно приготовляются прибавлением к ванне экстракта из еловых игл (или сосновых). Приготовление этого экстракта различно. Слабого экстракта нужно прибавить больше, чем концентрированного. Вообще нельзя указать точной меры. На бутылках экстракта всегда имеются наставления об его употреблении.

Ванны из солода употребляются очень много в детской практике. Для детской ванны берется 1-2 кг тертого сухого солоду (из пивоваренного завода), варятся в горшке с 4-8 л воды в течение получаса, затем жидкость процеживается через полотно и льется в ванну. Если можно получить из завода непосредственно пивное сусло, то прибавляют (его вместо навара солоду) 1-2 л к ванне.

Паровые ванны требуют особых приготовлений, которых не легко скоро устроить в частном доме. Пациент сперва растирается и подвергается массажу в комнате, наполненной горячими парами, переходит затем под душ или в полную ванну и в конце концов туго заворачивается в шерстяное одеяло пока не начнет сильно потеть. Тогда его вытирают досуха. Они оказывают очень сильное действие на организм и не должны быть применяемы без назначения врача.
Обливания (души), влажные растирания, общие обертывания, местные влажные обертывания.

Все эти процедуры производятся холодной или тепловатой водой и составляют важный отдел лечения холодной водой, к чему присоединяется еще неизбежно очень важные ограничения в диете, много движения на свежем воздухе и ограничения в питье воды.

Обливания предпринимаются с самыми различными целями и производятся самым различным образом. Во всех тех случаях, когда пациенты еще не привыкли к внезапному действию холодной воды, можно советовать, чтобы они вначале обмывали холодной водой грудь, подмышки и голову, чтобы этим приучиться к такому лечению.

Обливания всего тела большими количествами воды из ведра могут быть применены только в тех случаях, когда пациент сидит или стоит в ванне. У больных, лежащих в постели в беспамятстве, иногда применяются обливания головы. Для этой цели голова раздетого больного держится над краем кровати, постель защищается каучуковой материей и перед нею ставят большую плоскую лоханку, в которую стекает вода, которая медленно льется из горшка на голову больного с высоты немного более 25 см. Эти обливания продолжаются столько времени, сколько предписано врачом. Одинаково как обливания, но гораздо сильнее, действуют так называемые души в виде струи. Вода при этом с большей или меньшей силой вытекает из открытой трубы, и струя ее направляется на известную часть тела. Это можно устроить только в специально устроенных купальных комнатах.

Самое частое применение имеют так называемые дождевые души, влияющие различно, смотря по высоте, с которой падает вода, равно и по ее температуре. Подобные души можно устроить или над ванной или в так называемых купальных шкафах. Если они должны действовать только на руку или колено, то это делается таким образом, что подставляют плоскую лоханку, остальную часть тела защищают завешиванием и закреплением непромокаемой материей и тогда льют с высоты 25 см 3 или 5 минут на больную часть из лейки, которой прикреплен наконечник с маленькими отверстиями. После всех этих процедур необходимо крепко вытереть насухо облитую часть тела ворсистым полотенцем.

Влажные растирания очень часто употребляются для укрепления кожи, в особенности у людей, часто страдающих катарами и ревматизмом. Обыкновенно эти растирания предпринимаются по утрам, как только больной встал с постели. Кладут большую, грубую простыню в воду, выжимают и с распростертыми руками держат ее за оба конца узкого края ее перед пациентом, который, встав с кровати, сбрасывает с себя рубашку, тогда заворачивают его в простыню, крепко стягивая ее вокруг шеи и рук, дабы она не спала и в течение нескольких минут крепко растирают тело вперед и назад поверх мокрой простыни. Затем берут большое сухое ворсистое полотенце, обтягивают им больного и вытирают его досуха. Малокровные субъекты, которые по утрам в постели все-таки не особенно теплы, должны быть предварительно до растирания искусственно согреты или тем, что они известное время лежат под толстым шерстяным одеялом (но не до появления пота), или им сперва сухо растирают кожу всего тела, пока оно потеплеет и не покраснеет. Тогда им велят смочить грудь, живот и подмышки, смачивают простыню в тепловатой воде и сильно ее выкручивают, раньше чем в нее завернут пациента. Таким путем, конечно, растирание немного ослабляется, но тем не менее даже таким возможно его употреблять у лиц, не переносящих сильного холода.

Заворачивания или закутывания в мокрые простыни производятся следующим образом: расстилают на постели больного шерстяное одеяло и поверх него кладут намоченную в воде хорошо выжатую простыню. На нее ложится больной и тогда она так заворачивается вокруг тела, что руки и ноги, каждые в отдельности, равно как и все тело, плотно обернуты простыней, тогда тесно обворачивают шерстяное одеяло вокруг тела, только голова остается свободной. Такие оборачивания имеют обыкновенно целью вызвать пот, что можно усилить еще повышением комнатной температуры и накладыванием на больного многих шерстяных одеял. Если такими обвертываниями желают добиться охлаждения тела, то пациент не должен оставаться долго в таком положении. После обертывания следует вытирание тела до суха.

Очень часто предписываются мокрые обертывания отдельных частей тела (гидропатические компрессы, присницевские компрессы, возбуждающие компрессы). Для этого берется соответственно большое сложенное в длину полотенце, намачивается в воде комнатной температуры, выжимается и обертывается гладко вокруг больной части (например, шеи, груди, живота, колена, локтя, руки). Вокруг нее кладется непромокаемая материя (или также и кусок шерстяной ткани) таким образом, что она немного выдается над краями мокрого компресса и укрепляют всю эту повязку платками или бинтом. Такие компрессы должны меняться каждые 2 часа.
Продолжительное употребление тепла и холода

Холод. Чтобы подвергнуть на долгое время какую-нибудь часть тела возможно низкой температуре, недостаточно время от времени класть намоченные в воде компрессы. Эти способы, хотя и мало охлаждающие, можно также употреблять во многих случаях, но если хотят добиться сильного действия, то необходимо применить лед. Для этой цели употребляются каучуковые мешки, которые наполняют толченым льдом и накладывают на больную часть тела. Здесь очень важно то, как оно сделано. Прежде всего, не должно класть мешка со льдом непосредственно на кожу, но сперва покрыть куском полотна, сложенного в 4 и даже в 6 раз, так как в противном случае очень легко появляется невыносимая боль в коже от сильного холода и даже может появиться отморожение кожи. Помимо того, необходимо выбрать соответственной формы мешок. Он должен хорошо прилегать к пораженной части тела. Точно также необходимо обратить внимание на закрывание мешка. Даже при очень сильном стягивании его отверстия бечевкой или ленточкой не всегда удается закрыть его герметически, чтобы не вытекала вода, но зато легко разрезать ими каучуковый пузырь. Употребляя резиновые пузыри или пузыри из вулканизированного каучука с широкими отверстиями наверху, не снабженными никакими особенными приспособлениями для запирания, всегда лучше приготовить для них плоские деревянные пробки (в 3 см), соответствующие величине отверстия пузыря, с выемками, вокруг которых края пузыря могут быть обвязаны широкой лентой. В торговле существуют также особенные приспособления для закрытия таких пузырей. Чтобы не дать постоянно спадать пузырю со льдом с больной части тела, его всего лучше укрепляют бинтом. Если пораженная часть тела и помимо того снабжена плотной повязкой (например, если мы имеем дело со сломанным членом) и пузырь со льдом своей тяжестью обременяет больного, то пузырь может быть укреплен над больным членом на проволочной дуге. Нужно всегда иметь 2 пузыря со льдом для перемены. Как только лед растаял в первом мешке, второй наполняется и накладывается по удалении первого. Что касается наполнения пузыря со льдом, то необходимо заметить следующее: лед должен быть завернут в грубое, но чистое полотно и на твердой подставке должен быть разбит молотком на куски величиной с орех и немного раньше, чем его вкладывают, чтобы успели оттаять его слишком острые края. Мешок наполняется только наполовину и во время запирания его сильно сжимают его вокруг льда для полного удаления воздуха. Трудности возникают тогда, когда нужно положить лед на спину какого-нибудь лежащего больного или на заднюю поверхность какого-нибудь члена. А именно, если кладут какую-либо часть тела на мешок со льдом, то оказывается, что находящийся в нем воздух и растаявший лед, выполняющие верхнюю часть мешка, так нагреты лежащим на них телом, что лед более не представляет никакого охлаждающего действия. Поэтому необходимо позаботиться, чтобы воздух и вода могли вытекать из пузыря. Это достигается тем, что в пузырь завязывается эластический катетер, а к нему прикрепляют каучуковую трубку, которая проведена из кровати в какой-либо сосуд.

В случай надобности каучуковый пузырь может быть заменен свиным или мешком из пергаментной бумаги. Первые скоро приобретают противный запах, последние очень недолго остаются непромокаемыми для воды.

Чтобы иметь возможность при повреждениях мозга или у больных с воспалением мозга долго держать лед на голове, изобрели особенные каучуковые колпаки на голову, на которых имеется мешок для льда. В крайности можно прибегнуть к женскому ночному чепчику, к которому прикрепляют мешок, в который вкладывается пузырь со льдом, над последним мешок стягивается и виде табачного кисета. Если больные очень беспокойны, то всегда трудно хорошо укрепить мешок на голове, потому что он склоняется то на одну, то на другую сторону. Не остается ничего больше, как только терпеливо каждый раз поправлять положение пузыря.

Если места, на которые должен быть применен лед, очень чувствительны, что часто даже мелко истолченный лед не переносится, вследствие своей тяжести, - в подобных случаях прибегают к сложенным полотенцам, которые охлаждаются на больших кусках льда. Последние накладывают, меняя каждые 3-5 минут, на воспаленные части тела.

Есть еще два способа продолжительного применения холода, именно в форме продолжительных холодных ванн, в особенно устроенных ванночках для ноги или руки, которые становятся на кровати, или в форме продолжительных холодных обливаний (непрерывной струей). Но и для этого необходимы особые аппараты, которые обыкновенно имеются и употребляются в больницах. Сестре милосердия в каждом отдельном случае должна быть указана манипуляция этими приспособлениями.

Тепло. Продолжительное применение тепла может быть произведено в форме продолжительных теплых ванн. Но чаще употребляются теплые компрессы. Всего проще это делается так, что погружают сложенное полотенце в горячую воду, выжимают его и кладут на больную часть тела. На него кладется кусок непромокаемой ткани, которая переходит за края накрытого полотенца и укрепляется платками или бинтами. Такой компресс должен возобновляться каждые полчаса или час. Эти компрессы из теплой воды удовлетворяют почти во всех случаях. Но все-таки, как общее правило, совершенно справедливо, что при старом способе приготовления припарок тепло действует более равномерно и продолжительно. Для приготовления припарок по старинному способу необходимо иметь кашицу из льняной муки, крупы или теста. Мука или крупа варятся с водой до густоты каши, эту кашу оставляют стоять в горячей печке или на теплой плите, она намазывается ложкой на большие куски полотна, заворачивается в них вполне и кладется на больное место. Чтобы предохранить ее от прижигания (пригорания) берется жестяной сосуд, на дно которого кладут 2 небольших куска дерева и на них ставится горшок с кашей, а в жестянку наливают горячей воды. Если поставить эту водяную баню на огонь, то можно таким способом очень горячо нагреть кашу, без того, чтобы она пригорела. Если кухня далека от комнаты больного, то можно приготовлять кашу для припарок в грелке с горячей водой. Во многих местах особенно охотно для припарок разваривают хлеб (белый или черный) в горячем молоке, заворачивают его в полотно и кладут на больную часть тела. Вообще существует мнение, что если к таким припаркам прибавить мед с луком, то этим чрезвычайно быстро отвлекается гной от воспаленных частей. Это, понятно, не более как невинное народное поверье.

Чрезвычайно важно, чтобы эти припарки не накладывались слишком горячими, так как при этом нередко появляются легкой степени ожоги. Определение температуры их термометром - излишне. Сестра милосердия прикладывает припарку до наложения ее больному к своей собственной щеке, чтобы убедиться переносится ли ее температура. При приготовлении и применении этих припарок необходимо обратить особое внимание на опрятность. Пригорелая и скисшая каша для припарок придавала в прежнее время госпиталям какой-то особый противный запах. Припарка, хорошо закрытая непромокаемой материей и шерстяным платком, хорошо сохраняет свое тепло в течении 2-х часов. Когда она охладилась, то ее нужно заменить новой. Каша первой припарки, если она только не лежала на гнойных язвах, может быть опять разогрета. Платок, в котором она лежала, во всяком случае, должен быть непременно чисто выполощен в воде, раньше, чем будет употребляем для новой припарки.

При продолжительном применении влажной теплоты, в особенности на руке или ноге, наступающее сильное набухание толстой кожицы нередко обусловливает чрезвычайно неприятное болезненное чувство напряжения. Оно устраняется всего лучше тем, что перед тем предварительно смазывают пораженные части миндальным или чистым прованским маслом. На нежной коже от обильной влаги также легко развиваются маленькие пузыри и узелки. Их устраняют тем же самым средством.

Во многих случаях (например, для успокоения так называемых колик) вполне достаточно применение сухого тепла. Для этого всего лучше взять мешки, наполненные отрубями или овсом, которые быстро разогреваются не в очень горячей печи или в духовой печке. С такой же целью употребляются так называемые греющие камни (каменные грелки). Это слегка вогнутые пластинки из мрамора, толщиною около 2-х см (около 4 линий) и достаточно большие, чтоб ими можно было прикрыть живот; они разогреваются как мешки с отрубями, заворачиваются в полотно и накладываются на больные места.


О наблюдении и уходе за лихорадочными больными вообще

Лихорадка - такое состояние, которое является при многих болезнях, мы называем болезнь лихорадочной или горячечной, если больной при этом всегда в жару (в лихорадке), такие болезни тянутся обыкновенно неделями, они протекают бурно и быстро, "остро", в противоположность к другим болезням, которые тянутся месяцами и годами и течение которых мы называемых "хроническим". Между ними не всегда можно провести строгую границу; вначале остро возникшая болезнь может сделаться хронической, а хроническая - обостриться. Острые болезни чрезвычайно редко протекают без лихорадки. Что касается хронических больных, то они также очень часто сильно лихорадят, в особенности по вечерам. Важная задача сестры милосердия - наблюдать за этими состояниями и добросовестно сообщать врачу о своих наблюдениях. Лихорадка может представлять различные степени, мерилом ее служит температура тела, равно как и частота ударов сердца и пульса.

Температурой тела обозначают теплоту, которая ему присуща, она приблизительно соответствует температуре крови. Собственно от температуры тела отличают ту, которая случайно или с целью может быть сообщена его поверхности влиянием какой-либо внешней горячей среды (теплой водой, теплыми примочками, теплым воздухом). Эта температура поверхности тела не имеет никакого значения в вопросе о том, лихорадит ли больной или нет.

Для измерения температуры более глубоких частей тела и крови, или вводят шарик термометра в какую-нибудь полость тела (рот, задний проход), или же в полость, искусственно образуемую замыканием подмышечной или паховой впадин. Всего чаще температура измеряется в подмышечной впадине. Для этого берут термометр Цельсия с десятичным делением градусов. Если такой термометр, подобно комнатному, указывал бы все градусы от точки кипения воды до точки ее замерзания, то он был бы чрезвычайно длинен. Поэтому, указатель градусов (скала) подобного термометра содержит только такое число градусов, какое необходимо для указания самой высшей и самой низшей температуры живого человека. Выбирают термометр, деления которого не слишком мелки, чтобы и при свече их можно было точно сосчитать. Вначале сестре милосердия будет трудно всегда точно видеть границу ртути, но ежедневными упражнениями она этому скоро научится. Для этих упражнений она не должна беспокоить больных, но только чаще держать шарик термометра в собственной закрытой руке, она сейчас может видеть поднятие ртути и наблюдать, как последняя снова медленно падает, когда она выпускает шарик и берет термометр за верхний конец.

Измерение температуры в подмышечной впадине производится так, что термометр вставляется в вертикальном положении в обнаженную подмышечную впадину и последняя замыкается теперь тем, что больной кладет согнутую в локте руку поперек груди, причем, конечно, нужно наблюдать, чтобы шарик термометра не выскользнул из подмышечной впадины. Так как больному неудобно долго держать руку в таком положении, то под локоть ему кладут для поддержки подушку или же его поворачивают немного на другую сторону. Ртуть вначале быстро поднимается, но затем все медленнее и медленнее, через 10-15 минут она обыкновенно уже достигает наибольшей высоты. Обычно температура не отличается до тех пор, пока ртуть не держалась на одной и той же высоте 5 минут.

Большая часть пациентов не жалуется на то, что они для измерения температуры должны спокойно лежать в течение некоторого времени. Другие же становятся нетерпеливыми и беспокойными, так что придумали сократить время измерения. С этою целью держат шарик термометра некоторое время в собственной руке, пока он не принял ее температуру, затем быстро кладут его в подмышечную впадину и довольствуются тем, что температура не поднимается в течение трех минут.

Для случаев, когда возле больного нет никого, кто бы мог отсчитать температуру, изобретены термометры, в которых верхняя часть ртутного столба отделена от нижней пузырьком воздуха. Верхний столбик остается на самой высшей точке, до которой поднялась ртуть, если даже затем термометр будет находиться в более низкой температуре, это - так называемый максимальный термометр. Его вынимают из подмышечной впадины, после того как он там пролежал 15 минут. Для вторичного употребления такого термометра нужно легкими сотрясениями вновь соединить оба столбика ртути. Так как термометр при этом очень легко портится, то лучше, если сестра милосердия предоставляет это дело самому врачу.

Так как термометры не всегда показывают одинаково, то принято за правило, у одного и того же больного употреблять всегда один и тот же термометр.

Многими исследованиями на здоровом человеке твердо установлено, что температура тела колеблется в течение дня и ночи в пределах немного более одного градуса. Всего ниже она утром между 6 и 7 часами (36,5°С), всего выше вечером (37,5°С). Если измерить температуру многих здоровых людей, то оказывается, что есть такие, у которых она утром под мышкой (36,0°С) и такие, которые имеют вечернюю температуру в (38°С). Так как очень редко знают заранее температуру заболевшего человека, то только тогда можно считать себя в праве принять лихорадочное состояние, когда температура вечером превышает (38°С), наоборот же утреннюю температуру в (38°С) всегда можно принять за болезненную и повышенную. Очень сильными движениями температура крови может быть сильно повышена, но только на очень короткое время. При измерениях у постели больного, оно может быть принято в расчет только тогда, когда у больного незадолго до того были сильные судороги.

При болезненных процессах могут встретиться температуры выше (42°С) и ниже (35°С). Высота температуры тела служит нам, как уже выше было сказано, мерилом высоты лихорадки. Высокая лихорадка всегда неблагоприятное явление при болезни, но, являясь один или несколько раз, она далеко не всегда указывает опасность, как это думают некоторые профаны. Только постоянная, высокая лихорадка в течение нескольких дней указывает на тяжесть болезненного процесса. Много опыта нужно для того, чтобы всегда верно оценить все симптомы для распознавания болезненного процесса (диагноз) и для предсказания его течения (прогноз). Сестра милосердия должна остерегаться сообщать окружающим больного, а тем более ему самому что-нибудь о своих подозрениях на счет угрожающей опасности: это - дело врача!

Если по особым каким-либо причинам нужно измерить температуру в заднем проходе, то больной ложится на бок с прижатыми к животу ногами так, чтобы намасленный шарик термометра мог быть введен, как трубка клистирного шприца. Температура в прямой кишке почти на один градус выше, чем на поверхности тела и поэтому можно сличать результаты только того или другого измерения, но нельзя их сопоставлять друг с другом, разве только предварительно приняв в соображение существующую разницу.

Если врач находит нужным измерять температуру чаше двух раз в день, то он, конечно, также определит, в какое время дня или ночи наблюдения эти должны быть сделаны.

Чтобы иметь перед глазами наглядное изображение течения лихорадки с помощью восходящих и нисходящих линий имеются листы, на которых шкала термометра представлена в длинных горизонтально пробегающих линиях, они перерезаны вертикальными линиями, равные промежутки которых обозначают день болезни. На этих листах отмечают температуру точкой тотчас, как она определена. Соединением этих точек получается линия, которая называется кривой лихорадки. Если нет под рукой подобных листов, то температура заносится на заботливо сохраняемом листе так, что утренние температуры точно также как и вечерние стоят друг под другом.

Основание, почему измерение температуры, как мерило высоты лихорадки, нашло также быстрое и общее распространение, лежит отчасти в том, что измерение температуры гораздо легче может быть произведено профанами, чем сосчитывание пульса и отчасти потому, что душевные волнения не имеют влияния на температуру тела, между тем как очень резко отражаются на движениях сердца. Исследование и сосчитывание пульса ни в каком случае не сделалось лишним, вследствие измерения температуры. Опытный врач может часто вывести в высшей степени важные заключения из частоты и рода пульса. Да, они ему всегда гораздо непосредственнее указывают приближающуюся опасность, чем температура. Так как такое заключение может быть всегда сделано только на основании общей картины болезни и прежнего течения ее и качество пульса, как единичный симптом, никогда почти не имеет решающего значения, то профан ошибся бы гораздо скорее если бы захотел сам вывести заключение из этого признака, чем даже из температуры. Все же врачу может быть иногда желательно, чтобы и в его отсутствии пульс был сосчитан и подготовленная сестра милосердия должна уметь это сделать. Известно, что пульс прощупывается обыкновенно несколько выше ручного сустава на стороне большего пальца, где лежит довольно поверхностно так называемая лучевая артерия. Как это всего лучше сделать и как уберечься при этом от ошибок может быть показано совершенно ясно только демонстрациями. Сосчитывают удары пульса в течение одной минуты; у здорового взрослого человека число это колеблется между 60 и 80. Дети имеют большее число ударов пульса, старики - меньшее, пылкие люди большее, чем флегматические. Всякое возбуждение, даже присутствие врача, предшествовавшее исследование тела, перевязки, боль и т. д. могут уже у некоторых людей вызвать увеличение числа ударов на 20-30. Число ударов может настолько увеличиваться и пульс может быть так трудно ощутим (мал), что точное сосчитывание становится невозможным, и сестра милосердия должна тогда лучше сказать, что она не может больше точно сосчитать, чем передавать врачу определенные, но неверные данные. В наибольшем числе болезней частота ударов пульса у лихорадочных больных находится в известном соотношении с высотой температуры, однако бывает много исключений, особенно при тяжелых, долго продолжающихся болезнях нередко можно встретить очень низкую температуру при очень частом пульсе.

Если температура человека значительно повышается, и сердце и его артерии работают очень быстро, то и дыхание обыкновенно также соответственно этому учащается. Обыкновенно здоровый, взрослый спокойно лежащий человек делает 18 дыханий в минуту, при лихорадке число это увеличивается, однако если при этом дыхательные органы, в особенности сами легкие больны, то потребность дыхания при этом еще более увеличивается и тогда число дыхательных движений не даст уже точного мерила степени лихорадки. Число дыханий определяют так: кладут нежно одну руку на грудь лежащего больного, в другой держат часы и считают как часто грудь подымается в течение одной минуты. Это нужно продолжать несколько минут подряд, потому что если пациент чувствует, что за ним наблюдают, то он легко может в начале дышать слишком часто или же напротив задерживать дыхание.

Можно также представить частоту пульса и дыханий в кривых, если приготовить соответствующие листы, однако эта графика мало употребительна, разве только исключительно для научных исследований.

Поэты и романисты часто говорят о "лихорадочных фантазиях", "лихорадочных снах", "лихорадочном бреде". Верно, что у очень сильно лихорадящих нередко бывают самые различные ложные представления, однако их очень часто не бывает при самых, даже высоких наблюдавшихся лихорадочных температурах. Этот лихорадочный бред большей частью является следствием раздражения мозга, и больше вызывается быстрыми переходами последнего от состояния полнокровия к малокровию и особенными болезнетворными примесями крови (так называемыми отравлениями ее), чем особенно высокой температурой последней.

Во всяком случае, совершенно верно наблюдение, что лихорадочные больные физически и душевно особенно раздражительны и что все, что их возбуждает, как, например, яркий свет, и все, что напрягает их умственную деятельность должно быть избегаемо. Лихорадочный больной чрезвычайно сильно чувствителен к разнице температуры. Если лихорадка начинается очень быстро, т. е. если температура в течение получаса и менее возвышается на несколько градусов, то больной чувствует вокруг себя сильнейший холод, он начинает дрожать, стучать зубами, его начинает знобить, трясти (потрясающий озноб, потрясающая лихорадка) и все это более усиливается, когда он движется или если его раскрывают. Если измерить в этом периоде лихорадки его температуру, то она окажется не только не очень низкой, как думает больной, но, напротив очень высокой. Спустя некоторое время (от нескольких минут до получаса), наступает период сухого, горячего жара, температура очень высока, большей частью она всего выше в начале этого периода, чувствительность больного снова становится более верной, он чувствует теперь, что в комнате не холоднее, но наоборот, что еще теплее.

Если температура поднимается медленно, тогда дело не доходит до потрясающего озноба, но прямо мало - помалу является чувство жара, нередко связанное с тупыми болями в крестце и спине.

При правильном приступе лихорадки, как мы это яснее всего видим при так называемой "перемежающейся лихорадке", и то за периодом сухого жара, который может продолжаться час и более, следует период пота. При последнем температура часто падает очень быстро и больной чувствует большое облегчение.

При тяжелых длительных лихорадочных болезнях дело не доходит до пота, но сухой жар продолжается дольше и только концу болезни, при наступающем выздоровлении, является пот с улучшившимся самочувствием. У тяжелых больных появление пота не всегда указывает на начинающееся выздоровление, так как даже у умирающего кожа может покрыться потом.

Ложные представления (бред), связанные с лихорадочным жаром, большей частью напоминают сновидения, подобные тем, какие бывают и у здоровых, легко возбуждающихся людей, особенно в полудремоте; больные говорят шепотом про себя и делают движения, как во сне; их легко разбудить от своих снов. Если с ними заговорить, то они пугаются и быстро приходят в сознание, но скоро опять впадают в забытье. Этот легкий лихорадочный бред бывает очень часто. Редко случается, чтобы сильно лихорадящие больные совершенно бодрствовали и чтобы при этом у них были обманы чувств, т. е. их фантазии были настолько ясны, что они видят пред собой людей, которых нет, или слышат разговор, им кажется, что с ними спорят, они думают, что на них нападают, защищаются, прыгают с кровати и хотят бежать. Они имеют "лихорадочный бред", который одинаков с бредом пьяниц и хлороформированных и не раньше выходят из этого бреда, пока лихорадка не уменьшится. Иногда очень трудно удержать таких больных в кровати, потому что силы, которые развиваются в этом случае даже у слабых людей, часто очень значительны. - Почти всегда после высокой лихорадки наступает утомление, связанное на некоторое время с чувством тяжести в голове, как это чувствует также и здоровый после тяжелых сновидений.

Одно явление всегда связано с лихорадкой, это - сильная жажда и не только потому, что лихорадочные больные, вследствие усиленной потребности дыхания лежат с открытыми ртами, но также вследствие повышенной температуры рот высыхает скорее и больные имеют потребность много пить. По большей части они желают только холодной воды или льда. Однако же, если лихорадочная болезнь долго тянется, у них является также желание перемены напитка.

Что касается пользования лихорадочных больных, то сестра милосердия должна сообразоваться с желаниями больного, во время озноба она должна удовлетворить его потребности в тепле и укрыть его несколькими шерстяными одеялами и позже, в период жара, охлаждать комнату, но не сильно, так как после пота он снова может почувствовать холод. Также при жалобах лихорадящего на жар в голове можно без вреда положить ему на лоб холодные компрессы. Если наступил сильный пот, то выжидают, пока он пройдет и тогда меняют белье, быстро вытирают больного, (конечно в хорошо согретой комнате) и перестилают постель. Излишне и нецелесообразно выводить лихорадящего больного из его тихого бреда. Если он делается очень беспокойным и у него является лихорадочный буйный бред, тогда сестра милосердия должна позаботиться о помощи, чтобы помешать больному выпрыгнуть из кровати или даже из окна.


Уход за нервными и душевными больными

Черепной мозг, спинной и нервы - все вместе находятся в непрерывной связи и образуют нервный аппарат (нервную систему) нашего тела. Аппарат этот не только знакомит нас с внешним миром, давая нам возможность при его помощи видеть, слышать, вкушать, обонять и осязать, но также обуславливает наши движения отчасти без нашей воли (движение сердца, кишечника - непроизвольные движения), отчасти при содействии нашей воли (произвольные движения). Весь аппарат должен быть прочно организован. Отдельные части его должны находиться в ненарушенной связи, хорошо поддерживаться в своей деятельности, чтобы быть в состоянии без помех и равномерно работать в течение часто продолжительной человеческой жизни. Для этого необходимо, чтобы через него протекало достаточное количество здоровой крови. Чтобы кровь была здорова, пища должна быть целесообразна и деятельность легких энергична. Для последней же цели необходимы здоровые органы пищеварения и дыхания.

Наконец, сердце должно правильными (ритмическими) всасываниями и выталкиваниями крови прогонять последнюю через кровеносные сосуды для того, чтобы все органы получали всегда кровь, освеженную дыханием. Сердце также приводится в движение силами, исходящими из мозга и передающимися ему особенными нервами. Но мозг имеет своей задачей не только воспринимать все происходящее вокруг нас, как ощущения и распространять двигательную силу, но он является также средоточием наших представлений, нашей "души".

Разъяснения эти будут мало понятны даже для образованного не специалиста, они указывают только, как необыкновенно сложны и запутаны явления, которые мы обыкновенно коротко обозначаем "жизнью" и в сколь многих отношениях могут быть нарушены отправления нервной системы.

Расстройства эти главным образом троякого рода: расстройства чувствующей, двигающей и душевной деятельности мозга. Деятельность эта может быть:

1. Слишком повышенной и выражается в области:

а) ощущений повышенной чувствительностью, болью;

б) движений судорогами;

в) душевной деятельности: ложными представлениями, бредом.

2. Подавленной или совершенно прекращенной и выражается в области:

а) ощущений - ослаблением или полной потерей чувствительности;

б) движений - полным или неполным параличом;

в) душевной деятельности - тупоумием, слабоумием.

Во всех этих случаях страдает нервная система. Но, однако, это не значит, что первичная причина этих страданий лежит в самом нервном аппарате: неправильное распределение крови и ненормальное качество ее могут быть также причиной таких болезней. Если расстройство, вызванное кровью или сосудами, временное, то и нарушенная деятельность нервной системы тоже временная, если же оно продолжительное или все более и более увеличивающееся, то и нервное страдание будет также продолжительным и увеличивающимся.

Как ни тесно связаны между собой нервные и душевные болезни, но по практическим соображениям, мы, тем не менее, разделяем рассмотрение ухода за теми и другими больными.
Уход и предварительное пособие при нервных болезнях при припадках, зависящих главным образом от нервной системы

Острые (связанные с сильной лихорадкой, быстро протекающие) воспаления головного и спинного мозга редко встречаются у взрослых, от внешних повреждений болезни эти могут, конечно, явиться во всяком возрасте. Об уходе за подобными больными нельзя ничего сказать особенного, тут имеют место те же правила, как при уходе за всеми лихорадочными больными. Что касается медленно протекающих (хронических) болезней названных органов, то постоянный уход требуется обыкновенно только при параличах, которые могут развиваться внезапно или мало помалу. Если паралич конечностей полный, так что больные должны лежать и если к нему еще присоединяется паралич запирающих мышц мочевого пузыря и заднего прохода, то несчастные больные испражняются и мочатся под себя, не чувствуя этого. Тогда заботливый уход за ними может еще много сделать для поддержания жизни подобных страдальцев, за исключением, разве, тех случаев, в которых быстро усиливающаяся болезнь мозга сама по себе составляет причину паралича. Если черепной мозг свободен, а поврежден только спинной (будет ли это следствие повреждения или болезни), то больному всего больше угрожает опасность от пролежней, особенно от гангренозных. Все правила, приведенные выше по этому случаю, должны быть здесь соблюдены особенно точно. Паралич запирающих мышц редко бывает с самого начала столь полным, чтобы невозможно было удержать известного количества мочи и кала. Если же выпускать катетером мочу каждые три часа, то иногда можно держать больного довольно опрятно. Кал у таких больных выступает непроизвольно только, когда он мягок, почти жидок. Если же он твердый (что чаще всего и бывает), то он должен быть удаляем не только промыванием, но и механическими средствами, по предписанию врача.

Как предохранительное средство (профилактика) от пролежней, важна не только частая перестановка постели больных, но нужно стараться, по возможности, держать их некоторое время в кресле, в сидячем положении, чтобы не всегда одни и те же места подвергались давлению, вследствие тяжести тела. Исключение из этого правила представляют больные с повреждением спинного мозга и позвоночного столба, которых не следует много трогать, они как можно раньше должны быть уложены на водную постель.

Случается ряд припадков, которые являются отчасти от более или менее быстро проходящих, отчасти от остающихся изменений в деятельности и состоянии мозга и при которых мгновенная помощь не только всегда желательна, но даже необходима.

Самый частый из этих припадков "обморок". При чувстве головокружения, тошноты и слабости, наступает потеря сознания, обморочный падает, лицо его принимает мертвенный, бледный оттенок, пульс мал, дыхание поверхностно и медленно, члены и все тело вялы, иногда наступают подергивания во всем теле, также рвота и сильный пот, особенно в том периоде обморока, когда сознание уже несколько возвращается. Продолжительность обморока очень различна, также как и степень общего расслабления и потери сознания.

Наклонность к обморокам у различных людей очень разнообразна, не всегда только слабые и болезненные женщины падают в обморок, это может часто случаться и с очень сильными и крепко сложенными мужчинами. Самая упорная сила воли ничего не может сделать против этого. Сильные душевные впечатления, также внезапно наступающая сильная боль, составляют частую причину его у здоровых людей, кроме того, очень значительная потеря крови может иногда повлечь за собой очень опасные обмороки.

Обморок происходит от неполного паралича сердца и больших кровеносных сосудов внутри тела, стенки их внезапно до того ослабевают, что почти вся кровь скапливается в больших сосудах и очень незначительная часть ее протекает через поверхность тела, мышцы и мозга. При таком внезапном уменьшении содержания крови, мозг сейчас прекращает свою деятельность. Таким образом, внезапное малокровие мозга, вследствие неполного паралича сердца, составляет непосредственную причину группы явлений, которые мы называем обмороком. Если подобное состояние продолжается несколько минут или даже до одного часа, то оно тогда очень опасно, может даже перейти в смерть. Но в большинстве случаев, упавшие в обморок скоро приходят в себя при употреблении соответствующих мер, сердце и сосуды снова получают свою здоровую силу напряжения, мозг снова получает кровь, вместе с тем возвращается и сознание. Больной открывает глаза, сам узнает сейчас свое положение, бледно-синие губы снова краснеют, возвращаются произвольные движения. Бывший в обмороке поднимается, вначале он еще очень подавлен, склонен к рвоте, слаб, однако же все это скоро проходит и он не чувствует никаких дальнейших последствий своего припадка. Особенно часто происходят обмороки в хирургической практике, не только у подлежащих операции и уже оперированных, но можно сказать даже чаще у окружающих лиц. Если оперируемые настаивают на том, чтобы кто-нибудь из их родственников или знакомых присутствовал при операции, то я ничего не имею против этого, если они остаются только пока пациент нахлороформирован. Однако же того, кто еще по собственному опыту не знает, что он спокойно может присутствовать при кровавой операции, не следует пускать в операционную комнату. Если он падает в обморок в серьезные моменты операции, то нужно предложить ассистентам, чтобы ему помогли и вследствие этого ход операции нарушается. Почти в каждом семестре случается в хирургической клинике, что тот или другой молодой, крепкий медик, уже привыкший к ужасам анатомического театра, падает в обморок при виде крови, текущей из живого тела.

Упавшего в обморок раньше всего нужно положить и держать с низко опущенной головой, пока он снова не придет в себя. Иногда можно заметить по лицу кого-либо, что он близок к обмороку, чему можно иногда воспрепятствовать, быстро положив больного. Лицо нужно обрызгать водою и развязать платья, которые могут затруднять дыхание. Всего действенней - держать перед носом больного нашатырный спирт или нашатырь, если под рукой этого нет, то нужно натереть виски холодной водой, уксусом или французской водкой. Употребление холодной воды на голову в большом количестве нецелесообразно. Если же он не может глотать, то ставят ему клистир с вином. Если обморок продолжается более долгое время, то, во всяком случае, нужно позвать врача. Что при обмороках, зависящих от потери крови, раньше всего нужно остановить кровотечение, понятно само собой.

Очень сходное с обмороком состояние - сотрясение мозга и так называемое травматическое оцепенение, состояние это встречается также после тяжелых повреждений тела (например, после падения со значительной высоты, после значительных ушибов и т.д.), даже без внешнего или внутреннего кровотечения.

Очень сильное быстрое переполнение мозга кровью (прилив крови к мозгу) может также вызвать потерю сознания, как это встречается при некоторых болезнях сердца и легких. У подобных больных лицо и голова темно-красны, вздуты, глаза как бы выступают из своих впадин (орбит) - на выкате, пульс очень полон, по большей части замедлен, дыхание иногда хрипящее. Здесь уместно высокое положение головы, холод на нее, горячая ножная ванна, горчичники на икры, пока врач не придет и не назначит дальнейшего лечения.

Подобное только что описанному состоянию происходит при так называемом ударе. Как бы пораженный тяжелым ударом, человек падает. Часто незадолго перед тем являются тошнота, чувство слабости, головокружение. Удар зависит отчасти от внезапно наступающего и более долгое время удерживающегося расстройства в содержании крови одной или другой половины мозга отчасти от разрыва нескольких маленьких или одного большого кровеносного сосуда, кровь внедряется в мозговую массу, окружающую разорванный сосуд и разрушает, таким образом, мозговую ткань и в то же время сильно прижимает мозг к внутренней поверхности черепа. Непосредственная опасность для жизни при ударе различна, смотря по количеству выступившей из сосудов крови и по пораженному месту мозга. Иногда смерть наступает почти мгновенно, в некоторых случаях потеря сознания длится лишь минуты, в других же - несколько часов, причем то остаются параличи отдельных частей тела, то целой половины его. Иногда движения восстанавливаются в парализованных частях вполне или отчасти, в то время, когда в других случаях следует хроническая болезнь (размягчение мозга). С пораженным ударом нужно поступать так же, как с человеком с сильным приливом крови к мозгу.

Судороги с потерей сознания встречаются при падучей болезни (эпилепсии) и чрезвычайно разнообразны. Некоторые больные чувствуют известные предвестники судорожного припадка, часто же припадки наступают совершенно внезапно. Пораженные чувствуют только после припадка, что они были без сознания, в обмороке. Многие эпилептики во время припадка представляют ужасную картину, припадок нередко начинается пронзительным криком и вращательными движениями тела. Лицо искажено, у одних бледно, у других красно, последнее бывает в особенности тогда, когда дыхательные мышцы принимают участие в судорогах, судорожное подергивание в руках и ногах, кулаки сжаты, пена выступает изо рта, туловище извито или искривлено.

Нет средства сократить подобные припадки, ничего не остается более делать, как удалить все, чем эти несчастные могут себе повредить, удобнее всего им лежать на широкой постели, на ковре и на быстро подложенных подушках. Народное средство - разжатие стиснутых кулаков ничего не помогает, равно как опрыскивание, обливание холодной водой, нюхательные средства, растирание. Нужно все это оставить и наблюдать только за движениями больного. Как ни ужасен вид подобного припадка падучей болезни, и как часто ни кажется, что несчастный должен сейчас умереть, но все-таки очень редко случается, что эпилептик умирает во время припадка.

Судороги истерических могут быть очень сходны с судорогами эпилептиков, однако же истерические не теряют при этом сознания, иногда чувствуют незначительную боль, вследствие сильного сокращения мышц, при этом однако же они не так сильно страдают, как больные со столбняком, с судорожным сжатием челюстей и собачьим бешенством. При истерических судорогах также иногда кажется, что имеют пред собой умирающих и все-таки никогда почти не бывает смертных случаев, вследствие припадка истерических судорог. Здесь иногда помогают нюхательные средства, опрыскивание водой, растирание висков одеколоном.

Под коликами разумеют болезненные сокращения внутренностей живота. Существуют кишечные колики, колики от желчных камней и колики от почечных камней. Боль (которая по большей части называется больными судорогой, хотя она только называется ей) может быть так сильна, что доводит больных до обморока, холодного пота и чувства близкой смерти. Эти коликообразные боли лучше всего устраняются применением теплоты. Теплые, даже иногда горячие припарки на живот лучше всего уменьшают и прекращают эти боли. Иногда также помогают и горчичники на живот. Вернее всего действуют впрыскивания раствором морфия под кожу (подкожное впрыскивание), которое должно быть только делаемо опытной сестрой милосердия и то по приказанию врача.

Очень часто под желудочными коликами разумеют колики от желчных камней, однако же, существуют и болезненные сокращения самого желудка, случающиеся нередко при желудочных язвах, особенно у малокровных молодых девиц. В подобных случаях, связанных также с желудочными кровотечениями и кровавой рвотой, употребление тепла может быть опасно, сестра милосердия сама не должна здесь ничего назначать. Какая должна быть подана помощь при рвоте (также род судорожного движения желудка) уже раньше было указано при подаче рвотных средств.

К самым мучительным припадкам принадлежат дыхательные судороги. Пораженные этим инстинктивно поднимаются вверх, так как у них является чувство, как будто они должны задохнуться.

К судорогам голосовой щели, которая может поразить совершенно здоровых, хотя и раздражительных людей, дает иногда повод захлебывание, втекание небольшого количества слюны в гортань, также громкий разговор и кашель при уже катарально раздраженных голосовых связках. Кто часто этим страдал, предчувствует иногда при этих случаях возможность наступления судорог и должен тогда оставаться очень покойным, не говорить, не смеяться, не харкать, но делать спокойные и поверхностные дыхательные движения, пока не заметит, что дыхание снова становится свободным, и тогда еще необходим покой на некоторое время. Если наступили судороги, то пораженный производит впечатление, что он задыхается, при каждой его попытке вдохнуть, принимает только мало воздуха, иногда с легким свистящим шумом, чувство страха растет, чем дольше продолжаются судороги, последние чрезвычайно редко ведут к действительному удушению, но обыкновенно мало помалу уменьшаются. Пораженный должен только, как выше замечено, держаться очень покойно, опрыскивание водой, натирание лба и висков сокращает иногда судороги, но некоторым оно неприятно во время приступа; подобные судороги в полной силе продолжаются редко более 1-2 минут, но легко возвращаются, если не соблюдать полного покоя еще на некоторое время после припадка.

Другой род судорожного дыхания - астма, астматический припадок, судороги эти наступают только при известных болезнях сердца и легких. Пораженные испытывают во время припадка, связанного с сильной потребностью дыхания, настоящую боязнь смерти и нуждаются в постоянном содействии. Тотчас нужно распустить все стягивающие платья, больного же нужно оставить в том сидячем положении, которое он сам себе выбрал. Употребляют очень крепкий кофе или время от времени маленькие порции фруктового мороженого, натирание груди терпентинным маслом, горчичник на грудь, икры, руки, горячую ручную или ножную ванну, в одном случае больше помогает одно средство, в другом - другое. Больные сами по большей части знают по опыту обо всем, что легко вызывает припадки. Некоторые больные свободны по ночам от припадков только тогда, когда не тушат свечи, другие должны держать дверь соседней комнаты открытой. Для всех одержимых астмой рекомендуется пребывание в сухом, чистом воздухе (между тем, как на больных грудными катарами и склонных к чахотке, благодетельнее действует влажный, теплый воздух), избежание ветра, воздуха, наполненного пылью и дымом, умеренный образ жизни, они не должны очень долго спать.

Наконец, нужно упомянуть об одной судорожной форме дыхательных органов, так называемой "икоте". Она ничто иное, как промежутками, толчками наступающее сокращение грудобрюшной преграды и является иногда после долгого, сильного смеха, однако также и при раздражении желудка. Дети получают ее особенно легко, обыкновенно велят им соблюдать покой и дают выпить немного простой или сахарной воды; полезным оказывается также несколько капель уксуса в чайной ложке, наполненной толченым сахаром. - Долгое задержание дыхания помогает также в большинстве случаев. При икоте, продолжающейся несколько дней, нужно прибегнуть к лекарствам, которые должен назначить врач.

Наступающие в виде припадков сильные боли, которые иногда встречаются в лицевых нервах, называют невралгиями. Они одни из самых ужасных страданий людей, нужно себе только представить ужаснейшие боли, молниеобразно вдруг наступающие во всех зубах на одной стороне, чтобы получить представление об ужасах этого страдания, которое очень часто трудно излечимо. Несчастные эти могут себе только доставить облегчение сильным давлением всей рукой на болезненную половину лица. Если все средства исчерпаны, то помогает еще часто, по большей части, неопасная операция перерезки нервов.
Наблюдение и уход за душевными больными

Почти всякая острая болезнь может иногда быть связана с душевными расстройствами. Что это особенно часто (хотя не исключительно) происходит тогда, когда одновременно существует высокая лихорадка и болезнь от отравления крови, упомянуто раньше. Однако многие хронические заболевания какой-либо части тела могут также при тесной зависимости всех органов и деятельностей в теле вызвать такое раздражение на отделы мозга, в которых помещаются душевные функции, что дело доходит до душевной болезни. Наконец, эти части мозга могут сами по себе заболеть. Таким образом, все душевные болезни имеют своей непосредственной причиной расстройства душевной деятельности мозга, но эти расстройства далеко не всегда начинаются сами всегда в мозге, но часто вызываются заболеванием того или другого, может быть, далеко лежащего органа. Распознавание подобной связи, понятно, весьма важно для лечения.

Довольно часто расстройства движений и ощущений связаны с расстройствами душевной деятельности. Всего чаще являются неполные параличи в движениях губ и языка, необходимых при разговоре, нередко также эпилепсия (падучая болезнь), наконец, параличи членов соединяются с ослаблением душевной деятельности (с тупоумием, слабоумием).

Для ухода за сумасшедшими, которые содержатся в заведениях, должны быть поставлены, конечно, только сестры, которые специально подготовлены к этой отрасли ухода за больными. Но всякая сестра милосердия, если она даже не хочет специально посвятить себя уходу за помешанными и всякая образованная женщина должны иметь разумное представление о существе душевных болезней, потому что как раз об этих больных распространено так много страшных басен, которые, к сожалению, вызывают еще там и сям дурное обращение с этими несчастными больными.

Так у меня самого в отношении этих болезней нет достаточного опыта, чтобы давать практическое наставление сиделкам и сестрам, то я здесь привожу важнейшие правила.

Наблюдения за душевными больными в виде извлечения из превосходной статьи: "Уход за душевными больными" д-ра Эвальда Гекера, помещенной в Веймаровской карманной книжке для сиделок, 1880 года. Д-р Эвальд Гекер пишет:

"Так называемые психические (душевные) признаки душевной болезни могут быть все разделены на три группы, которые, однако, не могут быть строго отделены друг от друга, но встречаются в различнейшей связи. Первая группа составляется из признаков, которые указывают на расстройства представления (содержания представлений), вторая - содержит все явления, которые выражаются в виде угнетения и понижения душевной деятельности, в то время как третья группа охватывает состояния возбуждения душевной деятельности (психические состояния возбуждения).
Расстройства представлений (содержание представления и способности представлений)

Расстройства представлений, которые называются умопомешательством, могут сопровождаться состояниями возбуждения и угнетения, но могут также наступить при полном покое и кажущемся равновесии душевной жизни. Безумные представления носят различный оттенок, смотря по характеру в основании лежащего настроения. В то время, как меланхолически настроенный считает себя преследуемым, оклеветанным, в денежном отношении разоренным, великим грешником, потерявшим надежду на спасение души, весело настроенный воображает себя обладателем неизмеримых сокровищ, высоких чинов и орденов, величайшей мудрости, телесной силы и т.п.

Источником, из которого безумные идеи черпают свое содержание, служит в данном случае болезненно возбужденное состояние духа. Другое очень частое основание для безумных представлений составляют так называемые обманы чувств (галлюцинации и иллюзии). Обманы эти могут касаться всех чувств: осязания, обоняния, вкуса, зрения и слуха и основываются на раздражении лежащих в мозгу окончаний соответствующих нервов. Следуя опыту в здоровом состоянии, больной переносит возбуждения, знакомые ему как происходящие вследствие внешних ощущений на внешнюю среду и думает - при галлюцинациях осязания, что его тело пытают, бьют, режут, пропускают через него электрические токи, что он преследуем враждебными силами, или что он служит местопребыванием чуждого ему существа, или - при галлюцинации вкуса и обоняния, что пища его отравлена, воздух вокруг него зачумлен, он сам заражен отвратительной болезнью. Страдающие галлюцинациями зрения видят перед собой то приятные, то неприятные, льстящие или угрожающие им образы и картины. Галлюцинации слуха имеют точно также самое разнообразное содержание. То больной слышит отдельные (по большей части, ругательные) слова, то целые предложения и речи, которые ему отвечают на его вопросы, или, не будучи вызваны им, постоянно беспокоят его и вызывают его на определенные, часто противоестественные действия. Иногда совместные галлюцинации различных чувств слагаются вместе и вызывают еще более обманчивое явление. Больной видит убийцу, который к нему подступает, слышит треск выстрела, которым его ранят и т.д.

При так называемых иллюзиях дело идет о не распознавании, о ложном толковании действительного чувственного ощущения. Больной принимает окружающих его лиц совсем за других, видит образ кого-либо из его приближенных вдруг превращенным в дьявола, видит в облаке лик Божий, читает в газетах совсем другие предложения, чем там находятся, он слышит в чирикании птичек, свисте ветра, в колокольном звоне или в отдаленном, вообще непонятном разговоре, определенные слова и т.п.

По большей части не трудно констатировать существование обманов чувств, иногда же больные вовсе не говорят никому о них, они их даже отрицают. Тогда может быть особенно важно вывести заключение по всему поведению больного, галлюцинирует ли он, или нет. Признаки, которые довольно верно указывают на существование галлюцинаций, следующие: упорное прислушивание, пристально обращенный взгляд по одному направлению, затыкание ушей, направление лица, внезапное ругательство, обращенное в какую-нибудь сторону, затыкание щелей в полу и стенах при одновременном прислушивании и т.п. Галлюцинации можно также часто узнать по употреблению выдуманных им слов, по временной немоте и отказу в приеме пищи. Весьма важно и достойно внимания знать, что галлюцинации составляют самый частый источник совершенно неожиданных и находящихся с характером больного в резком противоречии насильственных действий, также и самоубийств.

Встречаются отдельные случаи, в которых галлюцинации наступают, впрочем, у душевно здоровых, которые, конечно, сознают ненормальность этих явлений. Совершенно подобно тому встречается форма душевного заболевания, при которой у вообще рассудительных пациентов постоянно являются определенные представления, по большей части пугающие мысли, что они сделали или могут сделать то или другое. Он вполне ясно сознает неосновательность этих мыслей, но не может отделаться от этих насильственных, против его воли возникающих представлений. Иногда вследствие этого является боязнь дотрагиваться до предметов и лиц и больные вследствие этого приходят в очень жалкое положение.

Безумные идеи, как ни часто наступают, в виде симптома душевных болезней, ни в каком случае однако ж не составляют необходимого характеристического признака их. Есть немалое число душевных больных, которые не страдают никакими безумными представлениями, но болезнь которых, не будучи вследствие этого менее тяжелой или опасной, выражается только в ниже описываемом состоянии "угнетения" или "экзальтации".
Состояние душевного угнетения

Симптомы угнетения раньше всего поражают духовную жизнь больного и выражаются в так называемой меланхолии. Меланхолия, сущность которой приблизительно известна публике по одному уже названию, выражается в печальном настроении духа, с прекращением обычного течения чувств и представлений и является первоначальной формой почти всех душевных страданий. Больного охватывают только грызущие чувства раскаяния, боли, тоска, ревность, беспокойство и боязнь, в то время, как впечатления, доставляющие ему обыкновенно радость и удовольствие, проходят по нему бесследно и производят на него совершенно обратное действие. Часто у него являются соответственные этому настроению ложные идеи, иногда же они совершенно отсутствуют. Во всяком случае, мыслительная способность больного в большей или меньшей степени парализована, он с трудом или вовсе не может заниматься своими обычными делами, течение идей замедлено, и они почти исключительно вращаются вокруг его больного пункта. Сила воли ослабевает также. Больной сидит бездеятельно и безучастно, нередко производя впечатление слабоумного, у которого угнетение духовной деятельности основано на прекращении духовных сил. Больной приходит в сильное беспокойство только тогда, когда в высшей степени его мучащий, припадками наступающий симптом боязни соединяется с меланхолией. С громким криком и плачем, ломая руки, разрывая на себе платья, царапая кожу до крови, хватаясь за каждого, приближающегося к нему, он, не зная покоя днем и ночью, мечется во все стороны, представляя собой картину высшей степени боязни и душевной муки. От всякого меланхолика можно ожидать всегда попыток к самоубийству, на которые он иногда уже намекает заранее, часто же, не подавая никакого вида, приводит их в исполнение с большим расчетом и хитростью. Нередко употребляемый способ самоубийства - отказ в приеме пищи, что, впрочем, исходит также из других безумных представлений и часто именно из галлюцинаций об отравлении.

В кажущемся противоречии с существом меланхолия и тем более поэтому замечательными являются производимые этими больными насилия над другими лицами, то в моменты высшей боязни, то, по-видимому, со спокойным расчетом, под влиянием меланхолических, безумных идей и галлюцинаций, уже многие из этих пациентов убивали именно своих любимейших родственников.

К состояниям, которые дозволяют признать душевное угнетение, принадлежат также состояния душевной слабости, спутанность идей и тупоумие, которые образуют конечный период различных форм душевных болезней. Лишенные более глубоких ощущений и душевного возбуждения, эти больные живут без определенного содержания представлений, повинуясь часто ненормальным стремлениям, возникающим в них (страсть собирать, воровать).
Состояние возбуждения

Состояния наивысшего душевного возбуждения представляют картину бешенства, когда больной бессмысленно болтает, кричит, поет и при быстро сменяющемся течении мыслей неистовствует, или то весело, то злобно настроенный, разрывает платья, разбивает все предметы вокруг себя, нападает на окружающих. Он часто находится под влиянием галлюцинаций и быстро сменяющихся идей бреда, которые, - что лежит уже в характере самой болезни, чаще всего принимают форму горделивого помешательства.

Но не всегда возбуждение доходит до такой высокой степени. Встречаются формы болезней, которые проявляются лишь своеобразным возбуждением мозговой деятельности, как это, например, встречается вообще у легко пьяных. Больные кажутся даже более остроумными и развитыми, чем они были в здоровом состоянии и умеют с необходимой хитростью и совершенно правдоподобно мотивировать совершаемые ими очень многочисленные нелепости, то детские, то сумасбродные, то преступные действия. По легко понятной причине пациенты эти часто считаются профанами за здоровых и этим именно причиняют им самый большой вред. И действительно, болезнь кажется до неузнаваемости сходной с недостатком характера, с испорченной нравственностью и потому эту форму назвали также моральным сумасшествием. Больные обладают необыкновенной ловкостью компрометировать свои семейства неделикатными сообщениями, разыгрывать комедии со своими окружающими, дразнить их, поселять неудовольствия и, наконец, приводить всех вокруг себя в смущение и душевное возбуждение. Они умеют с увеличенным вследствие болезни даром наблюдательности отгадывать и пользоваться слабостями и недостатками других и таким образом уход за подобными больными становится чрезвычайно трудным и изнурительным и только та сестра милосердия вообще может его выполнить, которая никогда не забывает, что она имеет дело с несомненно душевным больным.

Именно у этих больных довольно часто является периодическая смена меланхолии и возбуждения в постоянно возвращающихся припадках, которые отделены друг от друга временем кажущегося нормального состояния.

В таком размере мы нашли нужным воспользоваться интересными наставлениями д-ра Э. Гекера о главнейших явлениях при душевных болезнях.
Общие правила при уходе за душевными больными

Мы особенно указываем на то, что душевные болезни представляют также болезни организма и, как все прочие болезни, имеют свое основание в изменениях органов тела, особенно мозга.

Для профана не легко будет составить себе довольно ясное понятие об этом, так как мы уже слишком привыкли считать душу человека, как нечто независимое от его тела, рассматривать ее как нечто самостоятельное и таким образом судить о ней. Не ухаживающая за душевными больными сестра милосердия должна всегда помнить, что она имеет дело с физически жалкими больными, как ни мало болезненного она в них замечает, не считая их безумных речей.

В отношении этого д-р Э. Гекер говорит: "сестра милосердия будет легче переносить все неприятности, которые встречаются при уходе за душевными больными, она не потеряет ровности и кротости в обращении, когда она от больных услышит такие речи и увидит такие вещи, которые оскорбляют ее чувства. Да, даже когда она с кажущейся рассчитанной злостью будет осмеяна, оскорблена, оклеветана пациентом или даже подвергнется физическому нападению, в ней не будут возбуждены чувства негодования и огорчения, но, напротив, сострадания. Она ведь знает, что душевно больной ни в каком случае не ответственен за то, что он говорит и делает, - так как он весь находится под гнетом болезни, которая в состоянии вызвать в нем совершенную перемену как характера, так и всего его образа мыслей и действий. Прежде обладавший тонким чувством нравственности, от глубины души презиравший всякую пошлость, он становится теперь неприличным, всегда угнетенный становится необузданным, трус - смелым, человек с тактом - грубым и т.д. Тут не помогают ни проповедь, ни ругательства, ни наставления: безумие нельзя убедить. Ведь душевная болезнь со всеми ее отдельными симптомами зависит от болезни мозга и уговариванием больного, спорами и рассуждениями можно ее так же мало уничтожить или даже уменьшить, как паралич или физическую боль. Совершенно напротив, постоянный спор с больным относительно его безумных идей действует так, как постоянное раздражение раны: больное место в мозгу еще более раздражается и последствием является то, что безумные мысли, обманы чувств, страх еще более утверждаются, еще более распространяются и усиливаются в нем".

"Какое же обращение требуется с умалишенным?" - Продолжает д-р Гекер. Должна ли сиделка или сестра соглашаться с больным и тем усилить в нем безумные представления? Ни в коем случае! Должна ли она коротко и грубо отделаться от него, осмеять его или издеваться над ним? Нисколько! Но есть известный, применяющийся к обстоятельствам и личностям род кроткого уклонения, который в отдельных случаях может быть также иногда облечен в форму шутки, утешения насчет будущего, которое убедит больного, ссылки на слова врача и еще другие средства, которые предоставляются умелости и такту сестры и которыми она избегает соглашения с безумными идеями больного, не раздражая его. Во всяком случае, она должна держать себя при этом так, чтобы больной чувствовал, что она принимает в нем сердечное участие. Маленькими, безвредными одолжениями, которые она ему оказывает, услужливым исполнением невинных его желаний и т.п., она сумеет в нужное время доказать также свое участие и приобретет таким образом доверие больного. Никогда она не должна дозволять себе, ввиду невменяемого состояния пациента, пренебрегать условными формами в обращении, принятыми в его общественной среде, потому что многие пациенты, от которых всего менее можно этого ожидать, сохранили в себе, даже в самых трудных периодах болезни, очень тонкое чувство приличия и живое понимание всего, что называют общественным тактом.

"Весьма нецелесообразно и непрактично, если сестра старается ложью приобрести доверие больного, обманами задобрить его, и несерьезными обещаниями дружественно расположить его. При этом она легко может попасть в трудное положение и именно этим возбудить недоверие к себе со стороны больного. Этим не исключается еще, что она должна соблюдать известную молчаливость и осторожность в разговорах и не сообщать больному того, что его может возбудить и обеспокоить. Она должна при этом помнить, что душевный больной неприятно поражается многим, что он оскорбляется словами, которые кажутся здоровым совершенно невинными, точно так, как человек с больной рукой ощущает как боль всякий легкий удар, который в здоровом состоянии доходит до его сознания в виде едва легкого прикосновения. Часто именно то, что на душевно здорового хорошо действует, вызывает у больного противоположные ощущения. Меланхолик еще более впадает в уныние и раздражается от веселых рассказов, одержимый страхом преследования в невинных выражениях дружественного сочувствия видит насмешку и поношение и часто трудно сестре милосердия найти подобающий тон и соответствующую тему для ее разговора с больным. Здесь ее должна выручить наблюдательность и тонкое чувство такта. Часто она умно сделает, если сумеет вовремя совершенно промолчать".

"Само по себе понятно, что она должна оберегать больного от вышеуказанных раздражений и другого рода, например, нецелесообразно выбранного чтения. Понятно, что для меланхолически боязливых больных неуместны рассказы страшного содержания, описания ужасающих сцен человеческого бедствия, истории убийств и самоубийств и поэтому сиделка хорошо сделает, если не даст своему больному в руки такой книги, которую она сама заранее не прочла. Она при этом найдет, что многие, по-видимому, невинные детские и народные повести не пригодны для некоторых больных. Тоже самое можно сказать и о книгах духовного содержания, которые принесли уже большой вред. Для очень многих пациентов, даже ежедневные газеты также могут быть неуместными и всего лучше их совершенно изъять из обращения в комнате больного. Многим пациентам, наконец, не должно быть вообще дозволено какое-либо чтение, так как они все, что бы ни читали, истолковывают иначе и применяют всецело к себе".

"Подобным же образом могут вредно действовать письма и посещения и поэтому сестра не должна передавать своему больному ничего писанного, что не было раньше прочтено врачом и допускать посещений, которые не были буквально разрешены врачом. В большей части случаев, именно при остро возникшей душевной болезни, первая забота удалить больного из его прежней среды, потому что болезненные мысли и ощущения при их первом постепенном появлении почти всегда так тесно связаны с различными предметами, местностями или личностями вокруг больного, что они вновь вызываются при виде их. Из этого становится понятным, что, не говоря уже о тех случаях, где раздражение, недоверие, ревность, ненависть по отношению к близким, представляют содержание болезненных представлений и чувств и где можно даже не опасаться за необдуманное сообщение и возбуждающие разговоры со стороны посетителей, все таки не вовремя разрешенное посещение близких родственников может принести больному величайший вред".

Я еще помещаю здесь некоторые замечания для сестер милосердия, которыми обязан любезности моего товарища, доктора И. Мунди.

"Хотя бесспорно, что многие тысячи умопомешанных, безумных, кретинов и т.д. не помещены в особенные заведения, но живут или в своих, или в чужих семействах за плату, тем не менее несомненно, что большинство из них не пользуется таким уходом, который соответствовал бы теперешним нашим научным и гуманным принципам. О многих из этих несчастных дурно заботятся, нередко даже с ними обращаются жестоко. Уход за каким бы то ни было заболевшим или раненным в бесконечно многих отношениях разнится от ухода за умалишенным, потому что в первом случае обыкновенно имеют дело с человеком, находящимся в полном обладании своими душевными силами, который здраво мыслит, судит, обладает свободной волей и может по мере своих сил следовать всякому напоминанию или требованию сестры милосердия. Кроме того, он в большинстве случаев не опасен ни для себя, ни для других. Окружающие больного могут своими услугами помочь сиделке или заменить ее, или сменить ее в случае отсутствия".

"Совершенно противоположное представляет уход за умалишенными. Члены семейства и прислуга сами смущены, напуганы, болезненные явления часто всего сильнее проявляются именно, когда какой-нибудь член семейства входит в комнату больного и обращается к нему. Многие умалишенные опасны для других, опасны для самих себя и потому за ними необходимо всегда следить и никогда не упускать их из виду и не оставлять одних. На таких больных, по большей части, никогда не действуют никакие увещевания, ни утешения. Они часто не чистоплотны, их необходимо постоянно удерживать и уберегать от дурных и вредных для них привычек и поступков. Они нередко отказываются от приема всякой пищи и питья и в особенности от всех лекарств. Они неистовствуют, размахивают руками, разрушают все, что им попадается, воют, бьют, кричат, плачут, молятся, проклинают, считают себя преследуемыми, проклятыми, отравленными, бросаются на землю, раздеваются до нага и разрывают не себе платья. Иногда, наоборот, они становятся очень унылыми, сидят скорчившись на земле, закрывают глаза и прикрывают голову платком, говорят, что слышат голоса, видят лица, которые с ними заговаривают, которым они отвечают или разговаривают также сами с собой, часто очень оживленно до хрипоты, воображают, что у них нет отдельных членов или что они заменены, отморожены или обожжены, даже, что они обратно приставлены. Принимают себя за чужих лиц или богов, чертей, королей и т.д., за очень богатых или также за очень бедных, за обманутых, несправедливо лишенных свободы и т.д."

"Прислуга и сестры всего чаще подвергаются со стороны таких больных подозрениям, клевете, ненависти, брани, наговорам или даже нападениям. Некоторые больные кажутся совершенно здоровыми и находящимися в полном обладании своими душевными силами, пока не затронут известный слабый пункт их больного воображения, который часто выражается в определенном ложном представлении (idee fixe) и не покидает их до самой смерти. Большая часть больных, о некоторых явлениях различных болезненных форм которых упомянуто здесь только вкратце для примера, представляют и другие физические страдания, они нуждаются поэтому также и в особенном физическом уходе. Они, например, страдают судорогами, частым бессознательным состоянием, полными или неполными параличами членов и часто не могут двигаться без посторонней помощи. Они дурно или неправильно осязают, слышат, обоняют, видят, имеют скверный вкус и свежие и застарелые раны и язвы на теле, они не в состоянии испражняться без посторонней помощи, не могут сами одеваться и раздеваться".

Уже из этой бегло очерченной картины ясно видна разница в уходе за обыкновенными больными, в сравнении с уходом и присмотром за умалишенными. К этому, кроме того, присоединяются еще некоторые обстоятельства, которые еще более усиливают эту разницу и делают уход за душевными больными столь трудным, что его удачное выполнение требует совершенно особого и долгого опыта. В большей части семейств в течение многих лет встречаются время от времени случаи заболевания, о которых члены семейства и прислуга, друзья и посетители дома многое слышали, а потому могут более или менее принимать участие в уходе и таким образом привыкнуть и к такого рода явлениям и даже выработать некоторую, хотя и неполную опытность. Также случайное пребывание и посещение госпиталей, равно как и наблюдение существующих там правил может научить менее состоятельные классы общества многому, что пригодно для домашнего ухода за больным.

Иначе обстоит дело с душевными больными, потому что, в сравнении с другими больными, душевные встречаются гораздо реже и по большей части больные только короткое время остаются и лечатся дома, в семействах. Помимо того, посещение заведений для умалишенных, на основании совершенно справедливых правил, ограничено. Поэтому, как отдельные лица, которые хотят изучить уход за умалишенными, так и публика редко имеют возможность изучить этот трудный отдел ухода вне или в специально для того устроенных заведениях.

Теперь мы затронем вкратце отдел ухода за умалишенными, который имеет более близкое отношение к домашнему или семейному уходу.

Если сестра милосердия приглашена к умалишенному на дом, то первой ее задачей еще до вступления в комнату больного потребовать, чтобы ей вкратце точно рассказали о настоящем состоянии больного. Всего лучше сделает это сам врач. В его же отсутствие, сестра милосердия должна обратиться за расспросами об этом к сохранившему, по-видимому, наиболее присутствие духа члену семейства и по возможности удалить остальных присутствующих лиц, чтобы не быть постоянно прерванной или сбитой с толку вмешательством их в разговор. - Застарелый ли (хронический) этот случай или свежевозникший (острый) - скоро разъяснится, сейчас также окажется, какая из прежде упомянутых общих картин болезни здесь на лицо, имеется ли здесь дело, главным образом, с расстройствами представлений, с состояниями душевного возбуждения или угнетения и какие с ними связаны другие физические недуги.

Сестер милосердия или обученных сиделок приглашают на дом ухаживать за спокойным умалишенным только в виде исключения. Обыкновенно же ее помощи требуют при свежих (острых) случаях, при которых состояние возбуждения больного достигло такой высокой степени, что все в доме растерялись и не знают, что делать.

Несчастный умалишенный в таких случаях очень сильно неистовствует, кричит, угрожает всем, разрушает все, наводит на близких и на соседей такую боязнь, что никто не осмеливается приблизиться к нему. Бездеятельное и беспомощное семейство предоставляет его по большей части самому себе и запирает его в жилище.

Здесь первая обязанность сестры милосердия при появлении ее в доме присутствием духа, серьезным спокойствием, терпением и благоразумными распоряжениями довести окружающих больного до подобного же отношения и побудить их к разумным, спокойным действиям.

В подобных случаях сестра милосердия должна приказать быстро очистить одну комнату от всей мебели и вообще подвижных предметов и в то же время по возможности крепко заложить окно матрацами, планками, досками (взятыми из кроватей или из задней стенки шкафов) на недоступной больным высоте.

В пустую комнату кладут на пол только матрац или большой соломенный мешок. Затем сестра милосердия должна велеть медленно и, по возможности, без шума пробуравить маленькое отверстие в углу половицы двери, ведущей в комнату неистовствующего. Через это маленькое отверстие (но не сквозь замочную скважину, которую помешанный постоянно недоверчиво сторожит) она наблюдает за больным. Если последний немного успокоился, то она открывает дверь, чтобы заставить его выйти из комнаты. Если помешанный еще неистовствует, то она должна обратить внимание на то, не держит ли или не спрятал ли больной какую-нибудь опасную вещь (оружие, остроконечный инструмент, стекло, кусок дерева, железа, стали и т.д.), чтобы напасть с ней на входящего. Из ста случаев едва ли это встретится раз, однако же осторожность требует действовать всегда так, как будто бы эта опасность действительно существовала. В этом случае сестра милосердия раньше не должна открывать комнаты неистовствующего, пока она не заручилась помощью по крайней мере двух решительных мужчин. Последние осторожно открывают комнату, но не входят в нее, а стараются заставить больного добровольно оставить комнату. Сестра милосердия в подобных случаях должна быть на безопасном расстоянии, пока в случае отказа оставить комнату не удастся сильным помощникам приблизится к неистовствующему, отнять у него опасные вещи и овладеть его личностью силой, но осторожно. Сестра приказывает тогда внести больного в прежде упомянутую, пустую комнату и последнюю сейчас же запирает. Через пробуравленное в двери этой комнаты маленькое отверстие сестра, заметив в короткое время, что несчастный помешанный мало помалу успокаивается и ложится для отдыха на импровизированную на полу постель, потому что после состояния ужасного возбуждения и громадного напряжения всех мышц при неистовстве - совершенно естественно следует состояние расслабления и утомления, даже обморок. Если явится последнее, то сестра милосердия должна употребить вышеупомянутые средства. Самое лучшее средство успокоить утомленного неистовствующего больного и предохранить его от скорого возврата бешенства, - это подкрепление его. Сестра милосердия поэтому сейчас должна принять меры, чтобы больному во время покоя его даны были теплый чай или кофе, также теплый крепкий бульон, затем также и твердая пища и охлаждающие напитки. Таким больным может быть даже дано в небольших количествах вино, ром и коньяк, если только прилив крови к мозгу не особенно велик. У помешанных с признаками анемии или с водянистой кровью, спиртные напитки в умеренном количестве даже необходимы.

Совершенно также, как выше описано, должна поступать сестра милосердия, если она призвана на помощь при часто являющихся припадках так называемой "белой горячки". И эти больные ведут себя как неистовствующие, но в то же время жалуются на сильное давление в груди, стягивание глотки, считают себя преследуемыми мышами, крысами и другими маленькими животными, воображают, что видят огонь, дым, молнию и т.д. Здесь нужно употребить также, по предписанию врача, влажные обертывания или холодные обливания и влажные холодные компрессы на голову и грудь и позже особенно укрепляющие средства и спиртные напитки. Для предохранения больного от опасности лучше всего перенести его также в маленькую комнату, превращенную в келью, вроде устроенной для неистовствующего, как это было описано раньше.

Тоже самое относится и к тем эпилептикам (одержимым падучей болезнью), которые очень часто страдают тяжелыми припадками, с сильными судорогами, бросающими их тело во все стороны. Приготовление такого ложа из нескольких матрацев, один возле другого на полу, здесь особенно уместно, потому что больной легко может нанести себе повреждение при падении с кровати об острые края последней и о различного рода предметы, которые находятся в комнате.

Само собой понятно, что сестра милосердия не должна оставлять во время припадков комнаты больного белой горячкой (причем она также часто будет нуждаться в крепких мужских руках) и эпилептиков и иметь для себя стул и стол вдали от больного. Если после припадка врачом будет назначена ванна для больного, то сестра милосердия с особенной точностью должна смотреть за степенью тепла и продолжительностью ванны и ни под каким условием не оставлять комнаты во время купания больного.

Здесь еще нужно разобрать вопрос, должна ли сестра милосердия при вышеописанных припадках умалишенных прибегнуть к употреблению так называемой смирительной рубашки или других смирительных орудий. Этот ненавистный всем больным, стесняющий кровообращение и дыхание аппарат уже более сорока лет уничтожен законом в Англии. Довольствуются там кельями для неистовствующих, мягко обитыми и в особенных случаях заменяют смирительную рубашку удержанием больного крепкими руками знающих свое дело и хорошо оплачиваемых многочисленных служителей. Поэтому этот способ обхождения обозначается "без принуждения".

При уходе за сумасшедшими в частном доме должны бы безусловно господствовать те же правила, и если можно сожалеть, что этого не существует еще во многих заведениях для умалишенных на европейском континенте и в Америке, то тем более должна быть отменена смирительная рубашка при частном уходе в зажиточных семействах, потому что гораздо легче держать днем и ночью достаточное число прислуги при отдельных больных, чем в наполненных больными заведениях с ограниченными государственными и земскими средствами. Состояния возбуждения душевных больных проходят гораздо скорее, если укротить болезненные движения их человеческими руками, чем смирительной рубашкой, при которой припадок неистовства значительно еще увеличивается. Нередко насильственными движениями в этом аппарате вызываются ссадины и другие повреждения, равно как воспаления органов груди и живота, были также примеры, что, вследствие сильного затягивания, наступал удар с внезапной смертью. - На этом основании мы убедительно предостерегаем от употребления смирительных рубашек, укрепления больных веревками, платками и поясами. Конечно, при крепком удерживании неистовствующего больного руками прислуживающих, он должен быть захвачен с ловкостью и осторожностью и никогда не должно быть допущено, чтобы помощник сестры милосердия употребил бы в дело ноги и колени, а тем более, придавливал бы ими грудь или живот брошенного на пол больного. Один служитель должен держать неистовствующего за руки, второй и третий за ноги и в крайнем случае четвертый держит также плечи и голову больного. Для этого необходима известная опытность, которую можно приобрести при усмирении припадков неистовства, бывающих у хлороформированных. Опыт учит, что больной при этом способе обыкновенно успокаивается в относительно короткое время; в то время как он в смирительной рубахе часто продолжает неистовствовать в течение часов, даже суток, отказывается от приема всякой пищи и своим беспрестанным криком держит весь дом, как и всех соседей, в боязни и страхе. Принцип "без принуждения" распространяется все более и более, хотя и медленно. В нижнеавстрийском земском заведении для умопомешанных, директор профессор д-р Шлагер показал, что и у нас можно обойтись без смирительной рубашки и добился без оной отличных результатов.

Чтобы помешать попыткам к бегству, часто являющимся у помешанных в состоянии возбуждения, но не редко встречающимся и при других формах сумасшествия, достаточно также беспрерывное наблюдение за больным. На этом основании я еще раз повторяю, что сестра милосердия никогда не должна оставлять вверенного ей больного одного и если она имеет надобность удалиться, то должна быть заменена вполне надежным лицом.

В отношении помешанных, страдающих меланхолией, задача сестры милосердия очень ограничена. Если этих больных, как это обыкновенно бывает, не беспокоят состояния возбуждения и расстройство представления, то уход за ними почти исключительно ограничивается заботами об их теле. Вообще сестра милосердия не должна возлагать больших надежд и ожидать особого успеха относительно своего душевного и нравственного влияния на вверенного ей больного. Молча делать свое дело, ни о чем не заботиться, кроме больного - вот главнейшие правила, которым должна следовать сестра милосердия при уходе за всякой формой умопомешательства. Рыдает ли больной, мучимый чувством или боязнью, воображающий себя преследуемым, плачет ли, жалуется, или тупо смотрит перед собою, ходит ли в сильном возбуждении взад и вперед по комнате или садится на корточки и не дозволяет себя поднять, повторяет ли беспрестанно отрывочные слова, говорит речи или ставит вопросы, беспрестанно молчит или даже если он в состоянии говорить, не может быть побужден к ответам "да" или "нет", - при всех этих состояниях спокойное, серьезное, молчаливое поведение сестры милосердия при исполнении всех ее обязанностей будет всего целесообразнее.

Дальнейший важный совет сестре милосердия - не подавать больному вида своим поведением, что она его считает за такового и обращаться к нему как к, по-видимому, здоровому. Потеря памяти и воспоминания по большей части делает помешанного беспомощным и растерянным, особенно в свежевозникших случаях. Здесь сестра милосердия должна думать за больного и быстро и кратко приходить ему во всем на помощь. Так, например, человек с неполным поражением способностей слышит, что позади его быстро едет карета, но не пытается своротить в сторону, так как он потерял воспоминание об опасности, которая грозит ему вследствие этого. Иногда он принимает сестру милосердия за своего брата или даже за умершую сестру. Многое, а иногда и все, кажется помешанному загадочным, таинственным, необъяснимым. Сама сестра милосердия может ему казаться самым странным существом.

Само собой понятно, что, имея дело со страдающим влечением к убийству или к самоизувечиванию, необходимо удвоить наблюдение и всегда быть готовым к самым хитрым обманам с их стороны, на изобретение которых они очень находчивы.

Очень часто нужно обыскивать платья и кровати этих - и вообще всех умалишенных; из комнаты нужно удалить легковоспламеняющиеся предметы, неприкрытое пламя и все орудия, которыми могут быть нанесены повреждения. Необходимые лекарства сестра милосердия должна всегда держать под замком. Бриться больному самому можно дозволить только тогда, когда он употребляет особенную предохранительную бритву. Если больные держат себя чисто, то можно им позволить отрастить бороду, в противном же случае их должны брить ловкие опытные служители.

Трудная задача выпадает на долю сестры милосердия, если помешанный отказывается от приема пищи и долго на этом настаивает. "Уговаривание" при этом ничего не помогает, потому что отказ в пище есть именно специальная форма душевной болезни, которая основана на каком-нибудь заболевании представлений (иллюзии или галлюцинации), часто также на состоянии угнетения, даже на стремлении к самоубийству. Многие из таких больных воображают, что они слишком бедны, чтобы заплатить за пищу; другие думают, что пища и питье отравлены (обманы обоняния и вкуса, мания преследования), некоторые боятся, что у них не хватит силы разжевать пищу и проглотить ее и т.д. В подобных случаях сестре милосердия всего чаще может удаваться своим кажущимся невниманием и беззаботностью побудить больного к принятию пищи, например, тем, что она принимает поставленную на стол пищу и питье и ставит их в какой-нибудь угол комнаты, или в шкаф; конечно, пища должна быть там время от времени заменяема свежей. Больной иногда так сильно страдает от голода, что он в то время, как сестра милосердия делает вид, что не обращает на него внимания, поспешно хватает кушанье и наедается. Но очень редко или никогда не удается сестре милосердия уговариванием или тем, что она сама ест, побудить больного к принятию пищи. К сожалению, при особенном упорстве больного приходится часто прибегать к искусственному кормлению его через введенную в желудок глоточную трубку; первое время это делается всегда врачом, однако же оно может быть также хорошо изучено ловкой сестрой милосердия.

Также при всех расстройствах представлений, именно при всех обманах чувств - самый лучший способ спокойное, по-видимому, равнодушное поведение сестры милосердия. Всякое противоречие и всякое поучение не оказывает никакого влияния на помешанных. Так, например, несчастного, который воображает себя королем и обвесил себя множеством орденов и тогда не удастся убедить в его безумии, если его одеть в лохмотья. Также мало можно произносимыми молитвами успокоить больного, который воображает, что в нем сидит дьявол.

Если поэтому духовные и нравственные отношения сестры милосердия к помешанному могут состоять только в точном надзоре и наблюдении за ним, то она тем более должна заботиться об его телесном уходе, особенно в чистом содержании его. Умалишенные идиоты, парализованные, эпилептики обыкновенно очень нечистоплотны. Здесь представляется богатое и чрезвычайно важное поле больных (что им не особенно нравится), мыть, чесать, обрезать им ногти, чтобы они ими не могли расцарапать себе кожу, чистить им нос, питать их, приучать их как детей испражняться в определенное время и помогать им при этом, менять запачканное белье, часто несколько раз на день, водить их, сопровождать их при выездах, короче сказать, обходиться с ними, как с большими детьми. Это составляет такую задачу, при которой именно женщины с величайшею их добродетелью, с их решимостью и готовностью на жертвы, могут оказать самое большее, что только человек в состоянии сделать для другого. Умереть за кого-нибудь - для этого необходимо только короткое мгновение быстрой решимости, но годами страдать вместе с несчастным и чрез него, вот что по истине должно назвать высоким и благородным подвигом, тем более, что сестра милосердия едва ли найдет признания своих заслуг, но вся награда только в самосознании исполнения труднейшего долга.

Остается еще коснуться одной стороны ухода за умалишенным, важного вопроса - вопроса о спокойствии и занятиях этих больных. Сестра милосердия должна об этом во всяком отдельном случае, как вообще при диетическом пользовании больных, спросить врача. - Если форма сумасшествия такова, что безусловно необходим душевный и телесный покой или если силы больного уже более недостаточны для какой-либо работы, или он вполне не восприимчив ко всякого рода развлечению, или если последнее при состоянии его болезни может быть даже вредно, то потребность деятельности само собою падает и сестре милосердия остается только заботиться доставить больному настоятельно необходимый ему покой.

В других же случаях, по предписанию врача, сестра должна стараться разузнать любимейшие занятия больного, поощрять и смотреть за ним, побуждать его к работе, быть у него под рукою при его различных занятиях и развлечениях (чтении, письме, рисовании, шитье, вышивании, игре в карты и т.д.) и принимать участие в этих развлечениях. Во всех новейших заведениях для помешанных принято за правило устраивать при них мастерские, фермы для полевого хозяйства, сады, с тем, чтобы не только способные к работе и привычные к тому умалишенные занимались в этих мастерских и на поле, в саду и на кухне, но также и душевные больные из лучших классов занимались бы насколько возможно письмом, рисованием, скульптурой и развлекались бы музыкой, пением и танцами.

Занятия и работа имеют значение у помешанных, как самые важные средства для укрепления тела и отвлечение духа. И если прежде было замечено, что уход за умопомешанными в семействах оставляет еще многого желать, то, тем не менее, должно упомянуть, что в Бельгии, в трех часах расстояния от Брюсселя, находится замечательное место (Геель), в котором уже очень долгое время в 13 деревнях и одном городе при окружности в 9 миль свободно и без принуждения живут и имеют попечение в семействах обитателей многие сотни различного рода помешанных (в настоящее время более 1200). Также и в Гееле, рядом с уходом в семействе и свободным, непринужденным обращением с больными, работы на поле, на лугу, в конюшнях, в мастерских, также как другие занятия (занятия посыльных, присмотр за детьми, занятия на кухне, мытье, шитье, плетение кружев и т.д.), являются важнейшим вспомогательным средством выздоровления или улучшения их состояния. За исключением случаев, в основании которых лежит наследственность или случайно возникшая физическая болезнь, печаль, горе, заботы, потери, дурные привычки, как пьянство, игра и другие страсти дают толчок к душевным и физическим болезням, а правильная работа, регулярное распределение дня с умеренным развлечением, необходимая степень утомления тела для здорового сна наиболее всего способствует тому, чтобы вырванный из своего обыкновенного пути бродящий дух ввести снова мало помалу в правильную колею и в правильное движение.


Питание и диета. Заключение

Превосходные книги д-ра И. Виля ("Диетическая поваренная книга" и "Как и чем кормить больных желудком"), которые должны быть настольными книгами в каждой больнице и в каждой семье, освобождают меня от задачи входить в подробное изложение диеты при отдельных болезнях и приготовления отдельных блюд. Хозяйка, которая знает свое дело на кухне и в погребе, легко справится с практическими правилами, изложенными в этих книгах, светская же дама и сестра милосердия, которые никогда вообще не занимались на кухне, все-таки не могут изучить по одной книге без практического руководства столь важного для больного искусства.

Тем не менее я обращаю внимание на некоторые наблюдения, служащие основанием для выбора подходящей пищи (диетики).

У всех живущих существ (организмов, растений, животных, людей) питание составляет в высшей степени сложный процесс, зависящий от очень многих обстоятельств. Всякое живущее существо, для роста и для продолжения своей жизни на земле в течение некоторого времени, должно принимать в себя вещества извне и уже из них вырабатывать составные части своего тела, а при росте последнего еще увеличивать их. Человек дыханием принимает в себя путем легких - воздух; желудком и кишечником - составные части растений и животных, также и минеральные вещества (большей частью в форме так называемых минеральных солей). Чтобы какая-либо часть из принятых веществ могла попасть в кровь, все составные части пищи должны быть приведены в жидкое состояние, если только они уже не приняты в таком виде. Жидкая и твердая составные части тела принимают из протекающей через них кровь то, что необходимо для сохранения жизни, а у молодых людей также и для роста.

Чтобы все это совершалось правильно, необходимо, чтобы пищевые средства, не вполне размельченные разрезыванием, были приведены жеванием в кашицеобразное состояние и прежде, чем достигнуть желудка, смешаны со слюной. Уже здесь может лежать источник дурного пищеварения и дурного питания. Беззубые, особенно старые люди, потому только нередко страдают расстройством пищеварения, что они проглатывают большие не разжеванные куски. Дети иногда ленятся долго жевать, или они слишком живы, слишком рассеяны, чтобы обратить достаточное внимание на пережевывание пищи. Жевания для слабых больных часто также утомительно, как если бы их заставить поднимать руки вверх 50 раз к ряду. Беззубые люди помогают себе искусственными челюстями, или очень тонким разрезыванием или разрубливанием мяса, больным же можно помочь только последним образом, если необходимо, чтобы они принимали твердую пищу. Дети причиняют при принятии пищи много хлопот; всему делу можно помочь воспитанием. Питание только рубленным мясом с одной стороны невыполнимо потому, что оно скоро приедается и делается противным, с другой же стороны оно очень слабо вызывает необходимое для пищеварения отделение слюны. Последнее особенно необходимо при переваривании хлеба, мучных изделий и картофеля. Слабо и лениво жующим людям хлеб должен быть дан сухим в виде сухарей, бисквитов, последние быстро размельчаются во рту или их можно также принять размоченными в молоке, чае или бульоне. Принятые таким образом, они легко растворяются в желудке, в то время как свежий мягкий хлеб слипается в комки, на которые пищеварительные соки действуют только с трудом и медленно. Нередко наблюдают, что дети с большим трудом проглатывают разжеванную пищу. Это иногда доходит до совершенной невозможности, когда большая масса, попавшая между щекой и деснами, слипается в большие комки, эта дурная привычка может быть уничтожена только известной строгостью наблюдения во время принятия пищи.

В желудке пища подвергается действию желудочного сока, на остальном протяжении кишечного канала - действию кишечного сока. Отделяемые из внутренне оболочки (слизистой оболочки) желудка и кишок различные соки превращают большую часть (удобоваримой) принятой пищи в студенистое, а затем в жидкое состояние. В таком виде пища доходит до кишечника, здесь она воспринимается всасывающими сосудами слизистой оболочки кишечника и последними вводится в кровь, причем она должна еще пройти через очень мелкое сито, а именно - брыжеечные железы. - Расстройства, встречающиеся на этом пути, чрезвычайно разнообразны.

1. Желудочный сок отделяется в слишком большом или слишком малом количестве, или он слабо действует. Это явление в свою очередь может иметь различное основание. Образование здорового желудочного сока раньше всего требует обильного притока здоровой крови к желудку, а также беспрепятственного и энергетического кровообращения в сосудах его, для чего необходимы здоровые желудочные нервы. Малокровные люди, лихорадящие больные, истощенные, нервные больные отделяют недостаточное количество желудочного сока, при тифе может быть совершенно прекращено на время отделение слюны и желудочного сока. Сама слизистая оболочка желудка может быть больна и потому не в состоянии работать. Во всех почти книгах о диетиках очень мало говорится о влиянии нервов на отделение соков. Между тем всем известна старая поговорка, по которой при запахе хороших кушаний "слюнки текут изо рта". Она почти дословно верна. Приятно пахнущие кушанья, даже живое представление о них быстро вызывает усиленное отделение слюны, равно и усиленное отделение желудочного сока. Известно большое влияние состояния духа на аппетит. Затем нужно принять также во внимание подражательную способность человека при еде за общим столом, всякая хозяйка знает по опыту, что некоторые плохие ездоки очень неприятно действуют на аппетит прочих гостей. Дети, которых часто нужно заставлять есть, нередко съедают двойное и тройное количество, если их честолюбие задето другими детьми их возраста, которые хорошо едят. - Как сильно возбуждает аппетит прекрасное, аппетитно поданное блюдо, хорошо накрытый стол, прекрасная столовая и удобное сидение!

Хотя врач должен быть всегда спрошен, в какой мере дозволительно возбуждение желудка так называемыми пикантными веществами у людей, не имеющих аппетита, однако умеренное употребление их все-таки дозволено. - Многим больным противен запах пищи, особенно запах теплого мяса, такие больные скорее принимают ростбиф или окорок, чем самое хорошее и нежное теплое жаркое. Привычкам и личным наклонностям нужно потворствовать насколько это может быть только допущено. Кто в здоровом состоянии терпеть не мог жареного мяса, того не следует принуждать есть его во время болезни.

2. Желудочный сок должен приходить в тесное соприкосновение с пищей. Последнее невозможно, когда желудок переполнен или большим количеством жидкости, или большим количеством пищевой кашицы, затем оно невозможно и тогда, когда больной желудок отделяет много слизи. Далее для этого еще необходимы сокращения желудка, посредством которых пища передвигается с места на место и отдельные части ее подвергаются действию желудочного сока. Таким образом слабые, почти парализованные стенки желудка (например при расширении его) могут быть причиной дурного пищеварения и питания.

3. Принятая в большом количестве в желудок, остающаяся там и подвергающаяся брожению пища действует болезнетворным образом на слизистую оболочку желудка и ослабляет действие желудочного сока.

4. Количество воспринимаемой разваренной пищи зависит от деятельности и количества всасывающих сосудов в так называемых кишечных ворсинках.

Эта деятельность обуславливается теми же обстоятельствами, как и деятельность слизистой оболочки желудка.

5. Если брыжеечная железа, через которую должен проходить питательный сок из всасывающих сосудов, закупорены, что нередко встречается у детей, то человек умирает от голода, потому что пищевой сок очень мало или вовсе не попадает в кровь.

6. Приток крови с хорошим питательным соком ко всем составным частям тела не имел бы на них никакого влияния, если бы они не были в состоянии воспринять в себя подвезенный материал и выработать из него составные свои части: мышцы (мясо), жир, соединительную ткань (оболочки), железы, мозг, нервы, сосуды. Сущность жизни таким образом зависит не менее от этих частей, образованных большей частью из волокон, как и от деятельности мозга, нервов, сердца, дыхания. Ни одна часть общей деятельности не может существовать без другой. Не только от совокупности их живет весь человек, но и каждая малейшая частица его! Можно было бы приготовить аппарат, чтобы прогонять кровь и питательный сок из сердца в мертвое тело, но этим его нельзя будет оживить, так как отдельные частички его потеряли уже свою жизнь.

Как все это сложно и трудно доступно пониманию! Пусть сестра милосердия и не задается мыслью проникнуть во все это. Я хотел только заставить ее бросить взгляд в эту маленькую часть учения о жизни (биология, физиология), чтобы она не считала совершенно легкой вещью исхудалого человека сделать жирным, слабого - крепким, жирного - худым. Это уже дело врача ломать себе голову, где лежат причины расстройства питания в каждом отдельном случае и как их устранить.

В заключение я хочу сделать некоторые общие, сюда относящиеся, замечания.

Уже из сказанного здесь и из прежде упомянутого при лихорадочных болезнях ясно, что питание больных ограничено известными естественными рамками. Нужно отказаться от мысли устранить исхудание и слабость немедленной доставкой большого количества питательных веществ в организм человека, страдающего пищеварительными органами так же мало принесет пользы, как если бы влили автомату самый лучший обед.

К счастью, не часто встречается полная недеятельность пищеварительных органов. В самых тяжелых болезнях остается еще возможность восприятия самого необходимого количества воды и так же введения жидких растворов какого-нибудь необходимого питательного вещества.

Публика всегда сильно удивляется, как долго можно таким путем поддержать жизнь людей, которые (что часто бывает при тифе), лежат без сознания, не испытывая голода и жажды в течение многих недель и которые без ухода наверное бы погибли.

Естествоиспытатель знает, конечно, что умеренный человек, располагающий хорошими средствами, съедает, по крайней мере, в 4-6 раз большее количество пищи, чем сколько необходимо для выполнения его ежедневной работы. Именно этим человек отличается от животного, что он ест не только чтобы жить, но и потому, что он находит удовольствие в принятии пищи.

Ошибочно также распространенное мнение, что можно скоро подкрепить слабых детей и слабых больных, введя им очень концентрированную жидкую пищу. Этому сопротивляются уже сами больные, которые с отвращением отклоняются от приема самых крепких и вкусных мясных отваров и для которых уже обыкновенный суп, как он ежедневно подается, слишком крепок. Кроме растворов различных минеральных солей, которые уже от природы примешаны к большинству наших пищевых средств, нет никакой другой пищи, которая могла бы быть принята в массу крови без содействия слюны, желудочного и кишечного сока и без движения желудка и кишок. Если отделение пищеварительных соков прекратилось и сам пищеварительный аппарат прекращает свою деятельность, то введенная пища только отягчает внутренности. Между этой полной недеятельностью и сильной здоровой деятельностью пищеварительных органов лежит столько же промежуточных ступеней, как между резкой болезнью и полным здоровьем. Это те маленькие ступени условного здоровья, условной силы, условной деятельности, с которых человек так неохотно сходит, потому что он инстинктивно чувствует, что он после этого уже редко вполне достигнет той высоты, на которой он стоял. Если он сразу сброшен судьбой с нескольких ступеней, или по легкомыслию сам соскочил, то он уже не может одним прыжком достигнуть первоначальной высоты, но как слабое и беспомощное дитя он должен карабкаться со ступеньки на ступеньку. Слабый больной должен вернуться к почти детской пище и к детским привычкам, только тогда пища принесет ему пользу, если она ему будет подаваться часто, понемногу за раз и в жидкой форме, соответственно его слабым пищеварительным силам. Если выздоравливающий получает каждые 1-2 часа немного голубиного, куриного или телячьего супа и немного чая с сухарями и тому подобное, что только имеет очень слабое так называемое пищевое достоинство, то он не только с каждым днем будет крепче, но с удовольствием будет встречать время своих маленьких трапез. Если же ему дать один или два раза в день крепкий мясной бульон черепаший или из отвара воловьего хвоста, который уже здоровыми принимается в виде разжиженного мяса и которому можно придать примесью различных веществ самое высокое пищевое достоинство, которое вообще мыслимо в жидкой человеческой пище, то больной с полным правом откажется принять хотя бы одну ложку (уже сильный, ароматных запах, так приятный здоровому, ему противен), а если он это и сделает, то эта пища ложится у него на желудок, как свинец, не принося ему никакой пользы.

При питании и диете больных мы должны вообще подумать о том, что культурный человек, выбрав себе образ жизни так или иначе не потому, что он считает его самым здоровым (например, что он ест только один или два раза в сутки и притом в громадном количестве), но потому, что при этих условиях он вернее всего дает ему возможность зарабатывать необходимое для жизни и выигрывать больше времени для работы. Посмотрим только на себя! Где те люди, которые спрашивают, какая страна, какой город, какое занятие, какой образ жизни всего полезнее для их здоровья? И как мало число людей, которые вообще задают себе вопрос об этих обстоятельствах! Большинство людей живет так, как им обстоятельства позволяют. Если их тело страдает при этом, если оно после многолетних трудов одряхлело, уже неспособно более так работать, как прежде, тогда зовут на помощь врача. Пусть при этом будет прописано какое-нибудь лекарство из аптеки, хотя и самое дорогое, оно будет доставлено и регулярно принято. Но пусть врач объяснит ищущему помощи, что он должен изменить свой образ жизни так и так, и дает ему понять, что он вообще только условно годен к работе и только тогда может сберечь эту условную способность к работе, когда он будет делать одно, избегать другого, правда, больной едва ли даже его выслушает и просто объяснит ему, что он не может и не хочет ничего изменить в своем образе жизни или что его совсем ошибочно считают за больного, пусть дадут ему только действительное средство против головной боли и давления в области желудка и он будет совершенно здоров, как и прежде. Что повальные и многие другие болезни внезапно поражают людей, подобно повреждениям, всем понятно. Что корень гораздо большего числа болезней лежит уже в слабом развитии и несовершенстве той или другой части тела, что полное равномерное здоровье тела и духа также редки, как и совершенная красота, это многие признают вообще вторичным, но, тем не менее не хотят прийти к тому неприятному сознанию, что они также принадлежат и на всю жизнь будут принадлежать к не вполне совершенным созданиям! Таких требований и нельзя никому предъявлять! Представление, что все люди равны, есть одна из самых благодетельных иллюзий, которыми христианский мир и особенно наше столетие непрерывно облагораживаются и совершенствуются, оно составляет источник неизмеримого счастья для многих тысяч людей, потому что с ним связано требование равноправия для всех людей - требование, которое составляет основу теперешнего нашего человеческого общества. Мы, наверное, не желаем пошатнуть этих основ, однако же не мешает иметь о них ясное представление, потому что тогда только можем находить средства сглаживать ту неравномерность, которую мать природа всегда снова вызывает. Нет сомнения, что эти несовершенства обнаруживаются в различных обстоятельствах, когда силы человека подвергаются испытанию при трудностях, связанных с выполнением определенных задач, причем даже самый крепкий человек, вследствие неумеренной работы и старости, раньше или позже становится несоответствующим своей работе, - это результат опыта, перед которым мы должны смиренно преклоняться.

Конечно, большое несчастье - не быть вполне способным, вследствие болезни и слабости, к работе и наслаждению благами жизни. Однако врачу и сестре милосердия также больно быть в состоянии помогать только условно, а иногда и сознаться в полном своем бессилии. Остается одно только утешение в этом несчастии и это сознание, что мы исполнили свой долг по чистой совести и по мере своих познаний.

 

 

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова