Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Людвиг фон Мизес

ИНДИВИД, РЫНОК И ПРАВОВОЕ ГОСУДАРСТВО

 

К оглавлению

1. Людвиг фон Мизес -- один из самых ярких представителей "Великой Вены". Преемник Карла Менгера (1840--1921), непосредственный ученик Евгения фон Бем-Баверка (1851--1914), в свою очередь учитель Фридриха фон Хайека (1899--1992), Мизес стал одним из основателей австрийской школы экономистов, в рамках которой сформировались Г. фон Габерлер, Ф. Кауфман, Ф. Маклуп, О. Моргенштерн, А. Шутц, Р. фон Стригль, Е. Воегелин, X. Сеннхольц, М. Ротбард и И. Кирзнер. 2. Урок научной последовательности и защита свободы. О судьбе книги Мизеса "Социализм" Фридрих фон Хайек написал: "Бросив вызов идеям целого поколения, эта книга изменила способ мышления многих" [F.A. von Hayek. Foreword to L. von Mises "Socialism", Liberty Classics, Indianapolis, 1981, p. XIX]. Почти восемьдесят лет назад Мизесу удалось доказать принципиальную невозможность экономического расчета в условиях социалистического общества. Его ставший уже классическим анализ содержал предсказание, что запрет рыночных отношений станет дорогой к рабству [L. von Mises. Socialism, p. 97, 483 и далее по тексту]. Напомним, что уже Макс Вебер отметил, что "абсолютным центром" социализма является экономический расчет. "У социалистов, -- писал Оскар Ланге, -- есть все основания быть благодарными профессору Мизесу, своему великому advocatus diaboli (т.е. дьявольскому адвокату). Именно брошенный им вызов вынудил их признать адекватность определенного экономического расчета в качестве разрушающего ресурсы фактора в системе социалистической экономики. Но не только это. Главная его заслуга в том, что многие из социалистов осознали наконец факт существования проблемы" [О. Lange. On the Economic Theory of Socialism, in: Review of Economic Studies, 1936, v. IV, p. 53]. В Вене, главной столице логического позитивизма, Мизес воспринял эпистемологическую концепцию дедуктивизма и утонченного фальсификационизма [По этому поводу см. М.J. Rizzo, Mises and Lakatos. A Reformulation of Austrian Metodology, in: Metod, Process and Austrian Economics. Essays in Honor of Ludwig von Mises, Lexington (Mass.) Toronto, 1982]. Не менее важно заметить, что именно в Европе, пострадавшей от варварства нацистов, фашистов, ленинистов-сталинистов, он попытался найти основания рыночной экономики и проследить, каковы неизбежные политические следствия запрета рынка, показав угрозу голода и рабства. В нашей стране этот урок усвоили далеко не все.

3. Праксеология и каталлактика. Общую науку о человеческих поступках Мизес называет праксеологией [Термин "праксеология" впервые использовал Espinas в 1890 г. См. его статью Les Origines de la technologie, Revue Philosophique, XVth year, XXX, p. 114--115, и его книгу под тем же названием, опубликованную в Париже в 1897 г.]. Каталлактикой [Термин "каталлактика" впервые использовал Whately. См. его книгу Introductory Lectures on Political Economy, London, 1831, p. 6] он называет науку о культуре обмена и экономике, она выступает частью праксеологии. Праксеология изучает характер человеческого поступка иным, отличным от психологии и истории способом. В то время как психология интересуется мотивациями действий, а история -- конкретным содержанием того или иного действия, праксеология делает своим предметом поступок как таковой. Она исследует отношение средств и целей, телеологии и каузальности и т. п.

4. Праксеология есть наука о средствах. Действие всегда есть программирование лучшего будущего, такого будущего, которое в любом случае остается неопределенным. Следовательно, действие есть выбор промежуточных средств, ведущих к желаемой цели. Нет науки о целях; праксеология далека от того, чтобы устанавливать то, что делает человека счастливым. Праксеология и каталлактика обсуждают не движущие цели поступков, а скорее средства, приемлемые для достижения искомой цели [L. von Mises. The Human Action, Contemporary Books, Chicago, 1966, p. 15, 100, 105].

5. Человеческое действие по необходимости рационально. Всякий, кто действует, использует, разумеется, средства, представляющиеся ему наиболее подходящими к достижению желаемой цели. Так что понятна причина, по которой поступок человека рационален [L. von Mises. Epistemologic Problems of Economics, p. 35]. Медики, приводит пример Мизес, сто лет назад против рака использовали методы, отвергаемые нынешними медиками. С точки зрения современной патологии, они были очень плохо информированы, а потому у них мало что получалось. "Все-таки нельзя сказать, что они действовали иррационально, ибо старались применить лучшее из того, что умели. Возможно, еще через сто лет у врачей будут другие, более эффективные методы лечения этой болезни. Они, возможно, будут более эффективны, но не менее рациональны" [L. von Mises. Human Action, p. 20, and Epistemologic Problems of Economics, p. 33].

6. Как выделить сферу чисто экономического действия? Человеческий поступок всегда рационален, поэтому он всегда экономичен как попытка достичь желаемой цели с помощью выбранных к случаю средств. "Сфера рационального действия и сфера экономического действия совпадают", -- полагает Мизес. Совпадают, однако и различаются. В самом деле, можно указать на такой факт, что "сфера чисто экономического есть не что иное, как сфера, в рамках которой возможен расчет в денежных терминах" [L. von Mises. Socialism, p. 97, 108, The Human Action, p. 211]. 7. Теоремы праксеологии. Фундаментальная идея праксеологии состоит в констатации, что "в начале было действие". Мы осознаем, что эго способно действовать и оно действует. "Интенциональность наших действий делает их поступками" [L. von Mises. Epistemologic problems of Economics, p. 14]. Человеческое действие всегда рационально. Это поведение сознательно и ответственно. Человек не может быть буратино собственных аппетитов, он не бросается на всякую женщину, которая щекочет ему нервы, не глотает любой искушающий его кусок пищи, не колотит всякого, кого почему-то ему хочется убить. Распределяет свои похоти и желания, выстраивает их и выбирает. Для поступка необходимо как умение брать, так и умение отказываться [L. von Mises. The Human Action, p. 12, 16--17]. Человек выбирает и действует, поскольку он чем-то недоволен. У того, кто совершенно доволен существующим положением вещей, нет повода действовать и менять что-то, он попросту жил бы, свободный от необходимости действовать [L. von Mises. The Human Action, p. 13--14, 35, Socialism, p. 97]. С другой стороны, действующий человек должен выбрать и установить средства, соответствующие целям. Для этого ему необходимо выявить причинную связь событий между событием--причиной и событием--эффектом [L. von Mises. The Human Action, p. 35]. Именно в этом состоит верное соотношение между телеологией и каузальностью: пара категорий "средства--цели" предполагает пару категорий "причина--эффект". Становится также понятно, что "мы не можем осмысливать мир вне каузальности и телеологии", без причинных связей мир стал бы абсолютно непонятной мистерией" [L. von Mises. The Human Action, p. 25, 35].

8. "Думает только индивид. Рассуждает только индивид. Только индивид действует." Действие человека всегда рационально. Будучи осознанным и ответственным, действие ориентировано на элиминацию неудовлетворенности. Только представляя себе причинную связь событий, можно достичь искомых целей. "В мире без причинной упорядоченности феноменов не было бы места для рассуждений и активности. В хаотичном и беспорядочном мире человек никогда не смог бы найти ориентиры для действия" [L. von Mises. The Human Action, p. 25]. Кроме того, подчеркивает Мизес, человеческое действие всегда принадлежит тому или иному индивиду, только люди действуют. В этом состоит теоретическое ядро методологического индивидуализма: "Только индивид думает. Рассуждает лишь индивид. Только индивид действует" [L. von Mises. Socialism, p. 97, and L. Infantino, Individualism in Modern Thought, Routledge, London, 1998, p. 114--117]. Это означает, что коллективные сущности -- государство, классы, партии и т.п. -- сводятся все без исключения к действиям их составляющих индивидов. Для коллективных форм нет иной реальности, кроме действий индивидов как членов общества [L. von Mises. The Human Action, p. 42]. "Любая государственная деятельность есть действия людей, зло, навязываемое одними людьми другим людям" [L. von Mises. Liberalism in the Classical Tradition, Irvington on Hudson, New York, 1985, p. 57]. "Слова об обществе, не зависимом от существования людей, их жизни, душ, поступков, есть метафора, которая может привести к грубейшим ошибкам... Действие всегда воплощено в поступках индивидов" [L. von Mises. The Human Action, p. 139, The Ultimate Foundation of Economic Science: An Essaus on Metod, Kansas City, 1977, p. 79, Theory and History. An Interpretation of Social and Economic Evolution, Arlington House, New Rochelle, New York, 1969, p. 176].

9. От онтологического тезиса перейдем к методологическому. Итак, коллективным понятиям -- общество, государство, администрация, рынок и т.п. -- соответствуют индивиды с их идеями и поступками. Этому онтологическому тезису соответствует тезис методологический, согласно которому институты, факты и сложные события могут быть опознаны только посредством анализа индивидуальных действий. Стало быть, ученый в своих исследованиях должен отталкиваться от действий индивида просто потому, что "только о них мы можем иметь прямые сведения" [L. von Mises. Epistemologic Problems of Economics, p. 43.] Коллективисты верят, что коллективным понятиям соответствуют специфические сущности и автономная реальность, порожденные таинственными и всемогущими силами, неотвратимыми законами, невидимыми структурами. Они барахтаются в море иллюзий, не просто обманчивой -- опасной мифологии, абстрактные понятия они делают вещами, конкретизируют их.

10. В подлинной стихии рынка господствуют потребители. Согласно Мизесу, социалистическим является любое общество, где запрещена частная собственность на средства производства. С этой точки зрения и нацистов и коммунистов равным образом можно считать социалистами. С другой стороны, "капитализм, т. е. рыночная экономика, -- это система социальной кооперации и разделения труда, основанная на частной собственности на средства производства" [L. von Mises. Bureaucracy, Arlington House, 1969, p. 20]. А в условиях системы рыночной экономики самодержец -- потребитель. Того, кто не подчиняется суровым законам общественного спроса, выраженным в структуре рыночных цен, ждет наказание, банкротство, так проступает позиция истинного вожака. "Нерадивый будет вытеснен теми, кто работал лучше и лучше сумел удовлетворить потребительский заказ" [L. von Mises. The Human Action, p. 270].

11. Экономический расчет. Предпочтения и выбор потребителей становятся возможным источником прибыли и потерь. В системе капитализма индивид как экономический агент путем математического расчета, сравнением размера инвестиций и итоговой продукции может ощутить результат собственных действий. Экономический расчет заключается в конкретном применении понятий "капитал" и "рента", "прибыль" и "расходы", "цены" и "рентабельность". Все это возможно только в условиях капиталистического общества, ибо именно экономический расчет делает очевидным соотношение цен и прибыли, опирается при этом на рыночные цены, которые "являются последними фактическими данными для экономического расчета" [L. Von Mises. The Human Action, p. 211, 216, а также см.: E. Butler, Ludwig von Mises, Gower Publishing Company, 1988, p. 38--41].

12. Запрет рыночной экономики ведет к нищете и рабству. Поистине гениальная интуиция подсказала Гете мысль о том, что "бухгалтерия -- двойная запись прихода--расхода -- является самым блистательным изобретением человеческого духа". "Экономический расчет, -- пишет Мизес, -- есть компас, применяемый человеком в области производства... бухгалтерские отчеты и балансы образуют предпринимательское сознание" [L. von Mises. Bureaucracy, p. 32]. Однако такое сознание не существует и не может существовать в условиях социализма, после упразднения государством частной собственности. "Общественная собственность на средства производства есть не что иное, как социализм или коммунизм" [L. von Mises. A Critique of Interventionism, New York, 1967, p. 16]. Социализм вычеркивает свободный рынок, а там, где нет рыночных отношений, нет механизма формирования цен, значит, нет и необходимости экономических расчетов" [L. von Mises. Socialism, p. 113]. Там, где не интересуются экономическими счетами, маловероятно появление экономической, а значит, и рациональной активности. Социализм, следовательно, препятствует рациональному решению экономических проблем. Тупик в экономике всегда сопровождается произволом и коррупцией власти, растратой и хищением национальных ресурсов, превращению граждан в прислугу, начальников -- в непогрешимых держателей истины, пророчествующих о смысле истории. Наложение запрета на рынок -- прямой путь к нищете, коррупции и рабству. Мизес сформулировал эти идеи в начале двадцатых годов. Последующие события подтвердили эти прогнозы, стала очевидной близорукость и самонадеянность многих интеллектуалов, правых и левых защитников государства, считавших, что запрет рыночных отношений приведет к созданию царства небесного на земле [L. von Mises. The Anticapitalistic Mentality, Libertarian Press, South Holland, 1972, p. 18 etc., 48--66].

13. Рыночная экономика и правовое государство живут и умирают вместе. Рыночная экономика -- это экономика демократии. При социализме собственники средств производства устанавливают все цели. В условиях капитализма цели устанавливают потребители. "Капиталистическое общество -- это демократия потребителей" [L. von Mises. Socialism, p. 113]. Если потребители отдают предпочтение Библии, не покупают детективов, то производитель печатает тексты Священного Писания. Рынок и правовое государство живут и умирают одновременно. "Стоит только разжаловать рыночную экономику, основу экономической свободы, все политические свободы и права становятся обманом... Свобода печати есть чистое надувательство, если власть контролирует все типографии и бумажные фабрики. Так же обстоит дело и с другими правами человека" [L. von Mises. The Human Action, p. 287]. Централизованное планирование экономики искореняет любое воспоминание о свободе и оставляет индивиду единственное право -- не возражать и подчиняться. Рынок, напротив, способствует распространению материального благополучия и укрепляет фундамент свободы для большинства граждан. Вот как описывает Мизес функции государства в условиях рыночной экономики: "Государство, исполнительный аппарат не вмешивается в деятельность рынка и связанные с ним гражданские формы активности. Оно охраняет жизнь, здоровье и собственность граждан против насилия, злостных форм надувательства, внутренних преступных элементов и внешних врагов. Государство создаст и страхует сферу рыночной деятельности так, чтобы экономика могла безопасно функционировать" [L. von Mises. The Human Action, p. 257]. 14. Идеи и институты, защищающие свободу и благосостояние. Проповеди могут быть вполне благородными. Однако интересами никогда не следует пренебрегать. Все-таки от благополучия и свободы лишь немногие могли бы легко отказаться. Однако логика и опыт показывают, что благополучие и свобода неотъемлемо связаны с рыночной экономикой и всегда яростно отвергаемы социалистской экономикой (нацистами, коммунистами, фашистами). Таким образом, если мы хотим свободы и материального процветания, то не можем не способствовать укреплению институтов, образующих основу рыночной экономики, следовательно, и базу правового государства. Перечислим такие инструменты:

  1. Частная собственность на средства производства -- сердцевина концепции либерализма. Все прочие его составляющие исходят из этого фундаментального требования, подчеркивает Мизес [L. von Mises. Liberalism in the Classical Tradition, p. 19]. Без частной собственности нет и не может быть либерализма. "Благосостоянию нынешнего представителя среднего класса американских рабочих могли бы позавидовать Крез или Красе из династии Медичи и Людовика XIV" [L. von Mises. The Human Action, p. 265]. Отмена рабства. "Свободный труд несравнимым образом продуктивнее рабского труда" [L. von Mises. Liberalism in the Classical Tradition, p. 21]. Мир. "Мир -- социальная основа и теория либерализма" [L. von Mises. Socialism, p. 92]. Без внутреннего и внешнего мира нс возможны ни социальная кооперация, ни разделение труда, являющиеся источниками богатства. "Чай на нашем столе каждое утро напоминает нам о Японии или Китае, кофе привозят из Бразилии, сахар из Индии, мясо из Австралии или Аргентины, хлопок из Америки или Египта, кожаные изделия из Индии или России и т. д. В обмен на все это английские товары кочуют по всему миру, попадая в самые заброшенные деревни" [L. von Mises. Liberalism in the Classical Tradition, p. 27]. Война всегда бедствие — и для проигравших, и для победителей.
  2. Равенство перед законом. Правового равенства следует придерживаться по утилитарным причинам. Даже не будучи равными, люди применяют одинаковые права, в противном случае был бы скомпрометирован мир, без которого нет рыночной экономики.

15. Либерал -- это антистаталист, но не анархист. Будучи основой свободы и благополучия, частная собственность имеет свое моральное оправдание. Она, как и государство, благотворна. Все же анархизму здесь нет места. "Государство -- абсолютная необходимость, ибо оно должно решать наиболее важные задачи, защищать не только частную собственность, но и мир, ибо в отсутствие мира невозможно собрать зрелые плоды частного предпринимательства. Либерал нетерпим только к нетерпимым, по отношению к любой религии и любой форме метафизики он терпим, но не потому, что равнодушен, а потому, что убежден в первичности мира над всем и над всеми" [L. von Mises. Liberalism in the Classical Tradition, p. 33, 39, 42].

16. Христианская любовь, церковь и либерализм. Мизеса серьезно беспокоила тема неоднозначного отношения христианства к идее рыночной экономики именно по причине проблемы солидарности. Не устают повторять, что психология рынка во всем противна сочувствию слабым, униженным и оскорбленным, нуждающимся в помощи. Фридрих фон Хайек, ученик Мизеса, показал, почему капиталистическое общество может и должно быть солидарным с несчастными. Но, спрашивает Мизес, разве можно считать менее солидарным общество, где богатство поделено на неравные части, чем то, где совсем не равным образом поделена нищета, мир репрессий, где действует принцип "кто не подчиняется, не ест"? Церковь воюет с современной наукой, она осудила Галилея и затем обрушилась на теорию дарвинизма. Не случится ли то же самое с социологией? "Возможно, церкви лучше примириться с социальным принципом свободной кооперации посредством системы разделения труда? Принцип христианской любви нельзя ли интерпретировать в таком именно смысле и для этой цели?" [L. von Mises. Socialism, p. 381]


Жизнь и творчество  

1. Юность и годы учебы. Людвиг фон Мизес родился 19 сентября 1881 года в Лемберге. Его отец Артур был инженером и работал в министерстве управления железных дорог. Людвиг был старшим из трех братьев, один из них -- Карл -- умер от скарлатины еще в младенчестве, а другой -- Ричард -- стал известным математиком неопозитивистского направления, он умер в 1953 году. С 1892-го по 1900 гг. Мизес посещает лицей и гимназию в Вене. "Окончив лицей, -- вспоминает Мизес, -- я ощутил себя увлеченным не столько политической историей, сколько проблемами экономической, административной и социальной истории. Я решил заняться правом, а не историей, как намечалось прежде, еще со средней школы". Таким образом, в 1900 г. Мизес поступил на факультет политических наук и правоведения. "Приступая к учебе в университете, -- отмечает Мизес, -- я был решительным сторонником интервентизма. В то же время было нечто, что выделяло меня среди коллег, — я был убежденным антимарксистом". 2. Мизес и немецкая историческая школа экономики. В 1902 году, будучи еще студентом, Мизес опубликовал свою первую книгу "Die Entwicklung des gutsherrlichen-bauerlichen Verhaltnisses in Galizien 1772--1842". Эта работа, по словам Фридриха фон Хайека, "написана в духе господствующей немецкой исторической школы экономики и ее венского представителя Карла Грюнберга". Именно Грюнбергу, будущему директору Института социальных исследований, основателю франкфуртской школы, Мизес обязан своим интересом к проблемам экономической истории. Однако скоро Мизес замечает теоретические недостатки в историцизме экономической школы, эти недостатки становятся объектом его острой критики. По его утверждению, упомянутая школа "не произвела ни одной стоящей идеи" и "не вписала ни одной страницы в историю науки". С методологической точки зрения исторические исследования сопоставимы разве что с неусваиваемыми изданиями историографического характера". Историческую школу Мизес отвергает из-за "убогой тенденциозности подобного сорта литературы". 3. Знакомство с "Grundsatze" Карла Менгера. В декабре 1903 года Мизес прочел "Grundsatze der Volkswirtschaftslehre" Карла Менгера. "Благодаря этой книге, -- напишет он несколько десятилетий спустя, -- я стал экономистом". Через четыре года он лично встретился с Менгером; многочисленные встречи и беседы не остались без следа. Первого апреля 1909 года Мизеса пригласили в Венскую торговую палату в качестве члена центрального комитета по торговой политике. 4. Семинар Евгения фон Бем-Баверка и публикация "Theorie des Geldes". С 1913 года Мизес участвует в работе семинара, руководимого Евгением Бем-Баверком. "То был великий день, -- вспоминает Мизес, -- как в истории Венского университета, так и для развития политической экономии -- день торжественного открытия Бем-Баверком своего семинара". В 1912 году выходит в свет первое немецкое издание "Theorie des Geldes und Umlaufsmittel" ("Теория денег и средств обращения"), работу над которым Мизес начал в 1909 году. "Как я и ожидал, -- замечает Мизес, -- книга была буквально отвергнута грубыми рецензиями научных немецких журналов. Я не очень обеспокоился, зная, что совсем скоро мои прогнозы найдут реальное подтверждение". Джон Мейнард Кейнс также прислал свою рецензию, но слабое владение немецким языком не позволило ему уловить самобытную оригинальность книги. 5. "Я был экономистом страны". В 1913 году Мизеса пригласили преподавать, и в 1913--1914 годах он провел свой первый семинар в Венском университете. В годы Первой мировой войны Мизес испытал себя на фронте артиллерийским офицером, а за несколько месяцев до окончания военного конфликта поступил на службу в экономический отдел Военного министерства. В 1918 году Мизес продолжил работу в Венской торговой палате. Официально являясь рядовым служащим, окруженный коллегами и начальником, Мизес, по его же собственным словам, ощущал себя "экономической совестью страны". "Занимаемая тогда мною должность, -- пишет он, -- бесспорно позволяла оказывать влияние, сопоставимое с влиянием стоящего во главе какой-либо мощной политической партии австрийца. Я был ведущим экономистом страны. Но под этим не подразумевается беспрекословное исполнение моих рекомендаций. При поддержке своих немногочисленных друзей я вынужден был постоянно вести отчаянную борьбу. Единственное, чего нам удалось добиться, это разве что избежать катастрофы. То, что зимой 1918--1919 года дело не дошло до большевизма, что промышленный и банковский крах произошел не в 1921-м, а только в 1931 году, все это в немалой степени можно считать результатом моих усилий. Большего сделать было нельзя. Во всяком случае, я сделать большего не смог". 6. Преподавание в Венском университете. В том же 1918 году Мизес был приглашен на должность экстраординарного профессора Венского университета. Первое время читает лекции, но впоследствии, по причине крайней занятости, он ограничился семинаром, проводимым с периодичностью два часа в неделю, по проблемам экономической теории. "Никакое другое занятие, -- утверждал он, -- не казалось мне более желанным, чем профессия университетского педагога, хотя очень быстро я понял, что либералу вроде меня карьера штатного преподавателя на кафедре любого немецкоязычного университета заказана". Его лекции по политической экономии сопровождались растущим успехом в студенческой среде, что понятно, если мы вспомним о жалком состоянии, в котором находился тогда Венский университет. Действительно, после ухода Визера и переезда во Франкфурт Грюнберга заведовать тремя кафедрами политической экономики стали Отмар Шпанн, Ганс Майер и Фердинанд Дегенфельд-Шенбург. "Шпанн, -- вспоминает Мизес, -- практически не понимал сложившейся ситуации в политической экономической теории. Под названием политической экономии он на самом деле проповедывал "универсализм", который в конце концов оказался национал-социализмом. Дегенфельд в проблемах политической экономии понимал еще меньше. Уровень его преподавания едва ли смог бы удовлетворить запросы какого-нибудь второсортного коммерческого института. Майер бьш любимым учеником Визера, прекрасно знал сочинения своего учителя, а также работы Менгера и Бем-Баверка, все же на индивидуальном уровне был абсолютно лишен способности критически мыслить, потому не произвел на свет ни единой самостоятельной идеи". 7. Преподавание политической экономии и социологии в немецких университетах. В 1919 году Мизес опубликовал работу "Nation, Staat und Wirtschaft", определенную самим автором "научной книгой с политическим рисунком". Это была попытка освободить самосознание немецкого и австрийского народов от национал-социалистической копоти и реконструировать его на основе более высокой либерально-демократической политики. В том же 1919 году Мизеса ввели в научный комитет при Verein fur Sozialpolitik и в середине двадцатых годов избрали членом Deutsche Gesellschaft fiir Soziologie. Однако в 1933 году он покинул обе эти организации. "Впечатление от преподавателей экономических, политических наук и социологии в немецких университетах, -- вспоминает Мизес, -- было далеким от позитивного. Естественно, среди них были подготовленные и наделенные недюжими способностями люди. Все же большинство отнюдь не владели этими качествами... Многие называли себя узкими "специалистами-теоретиками". Готтль и Оппенгеймер страдали манией величия, Диль -- просто тупой невежда, Шпитоф не сумел опубликовать хоть одну книгу". Иными словами, "именно общение с подобными людьми способствовало ясному осознанию невозможности спасения немецкого народа. Факт, что эти слабоумные, ставшие профессорами, в свою очередь, путем отбора из лучших, преподавали в университетах важнейший предмет и должны были формировать слой политически грамотных профессионалов. Им оказывали большие почести, они пользовались вниманием образованных людей и общественности. Страшно было подумать, каким бы сформировалось поколение молодых, имеющих подобных учителей?" 8. Частный семинар Мизеса в Вене. Начиная с 1920 г. Мизес организовал "частный семинар" (Privatseminar). С регулярностью две недели в месяц, с октября по июнь, энтузиасты собирались в офисе Мизеса, находившемся в Торговой палате. "Как правило, -- пишет Мизес, -- наши встречи начинались в семь часов вечера и заканчивались в десять с половиной. На этих собраниях в непринужденной обстановке мы спорили по всем важнейшим проблемам политической экономии, социальной философии, социологии, логики, теории познания и форм человеческой деятельности. Именно в этом кружке родилась молодая австрийская школа политической экономии, а в венской культуре начался один из самых блестящих периодов. Я не был ни руководителем семинара, ни наставником его участников. Я был просто primus inter pares и получал от этих встреч больше, чем мог ожидать. Все участники кружка приходили добровольно, лишь жажда познания руководила всеми нами, так ученики с годами становились друзьями". Среди постоянных участников семинара были Готфрид Хаберлер, Фридрих Август фон Хайек, Феликс Кауфман, Фриц Махлуп, Оскар Моргенштерн, Альфред Шульц, Ричард фон Стригль, Эрих Войгелин. 9. Публикация книг "Социализм", "Либерализм" и "Критика интервентизма". В 1922 году Мизес отдает в печать рукопись книги "Gemeinwirtschaft" ("Социализм"). Ключевым моментом этого сочинения является доказательство невозможности экономического расчета в условиях социалистического общества. По мнению Хайека, "Социализм" -- самая важная работа Мизеса. "Эта книга, -- писал он, -- стала вызовом целому поколению и постепенно изменила мысли многих". Для самого Мизеса эта работа, а также две другие — "Liberalismus" ("Либерализм"), появившаяся в 1927 году, и сборник статей под общим названием "Kritik des Interventionismus" ("Критика интервенционизма") -- "в целом представляют собой некое органичное по форме изложение проблем социальной кооперации, в них я проанализировал все возможные формы человеческого взаимодействия и кооперации с учетом конкретных возможностей". 10. Встреча с будущей госпожой Мизес и поездка в США. В 1925 году в доме своего ученика Феликса Кауфмана Мизес познакомился с актрисой Маргит Герцфельд. Молодая вдова с двумя детьми Гитой и Гвидо через 13 лет, в 1938 году, станет женой Мизеса, а свидетелем на свадьбе будет Ганс Кельзен. В 1925 году Мизес из-за враждебного к нему отношения коллег-социалистов и государственников не получил места в Кильском университете. То же повторилось несколько лет спустя с его ни разу не востребованным запросом работы в Берлине. В 1926 году Мизес совершил вояж в Соединенные Штаты и по возвращении основал Австрийский институт исследований экономических циклов. В 1932 году, получив пенсию от Торговой палаты, Мизес тем не менее отказывается от ухода на пенсию; идеи и учреждение, в котором он работал, нуждались в защите. Тем временем социал-христианская партия готовилась упразднить Торговые палаты и заменить их системой государственного корпоративного устройства. 11. "Хотел стать реформатором, а стал историком декаданса". В 1933 году появилась в свет работа "Grundpropleme der Nazionalokonomie" ("Основные проблемы национальной экономики"), в ней были собраны некоторые наиболее ценные методологические эссе Мизеса. В этой работе нашли отражение основные итоги ис следований, предпринятых Мизесом в Вене. Суммируя изложенные в сборнике идеи, Мизес пишет: "Думаю, что представленные в этих работах теории являются неоспоримыми. Сталкиваясь с определенными проблемами, я разработал новую методологию, незаменимую для проведения научного анализа серьезных политических проблем". И добавляет: "Я продемонстрировал, что теория неминуемости победы социализма или интервентизма совершенно недоказуема. Капитализм не разрушает сам себя силой внутренней логики. Его хотят свергнуть те, кто ищет спасения в социализме и интервентизме. Меня согревает надежда, что написанное мною сможет когда-нибудь послужить практически, эти идеи найдут сочувствие у политиков. Я постоянно ждал признаков перемен в идеологии, хотя и сознавал опасную иллюзорность своих надежд: моя теория смогла бы объяснить причину падения великой цивилизации, но не смогла бы предотвратить само падение. Я желал быть реформатором, а стал историком эпохи декаданса". 12. Преподавание в Женеве. Весной 1934 года совершенно неожиданно Мизес получил приглашение занять профессорскую должность на 1934--1935 академический год на кафедре межнациональных экономических отношений в Высшем интернациональном институте Женевского университета. "Прибыв в Женеву к осени 1934 года, -- вспоминает Мизес, -- я знал, что мое пребывание там продлится один год. Однако я остался в Женеве до конца 1939--1940 учебного года. В Вене меня одолевали заботы политического плана и мелочи пустяковой ежедневной работы в Торговой палате. Наконец-то я смог заняться научными проблемами. Институт возглавляли два директора -- Вильям Э. Раппард и Поль Манто. Преподавательские обязанности были необременительными: часовая лекция и двухчасовой семинар в неделю. Среди преподавателей и учеников царила атмосфера единения и гармонии. Единственную в своем роде школу освящал дух либерализма". 13. Эмиграция в США. В 1940 году при содействии издательского объединения Editions Union Женевы была опубликована работа "Nazionalokonomie. Theorie des Handelns und Wirtschaftens". 2 августа того же года Мизес со своей женой прибыл в Нью-Йорк. "Я уехал из Швейцарии, потому что не мог продолжать жить в стране, которая воспринимала мое присутствие как некое политическое бремя и видела в нем угрозу своей безопасности". В Америке он оказался в обществе своих бывших учеников из Вены, среди которых Феликс Кауфман, Марта Стеффи-Браун, Фриц Махлуп, Альфред Шутц, Ильзе Минтц и Адольф Ридли. К Рождеству до Мизеса дошло приятное известие о выделенной ему из фонда Rockefeller Foundation субсидии, весть о повторном назначении он получил год спустя. В конце сороковых годов Мизес начал работу над своей автобиографией ("Notes and Recollections"). Спустя пять лет после смерти ученого, в 1978 году, мемуары были опубликованы женой Мизеса. Цитируемые отрывки взяты нами из этого издания. С 11 января по 25 февраля 1942 года Мизес по приглашению президента Мексиканского интернационального банка Монтес де Ока организовал в Мексике серию конференций. Возвращение в эту страну еще предстоит Мизесу в 1946-м и в 1949 годах. Между 1942-м и 1943 годами он опубликовал ряд статей в ежедневной газете "The New York Times". Так имя ученого становится все более популярным. Множество конференций в различных американских городах проходит с его участием. 14. Мизес -- один из основателей общества Монт-Пелерин. В 1944 году Мизес опубликовал "Omnipotent Government" ("Всемогущее государство"), а немного спустя "Bureaucracy" ("Бюрократия"). В январе 1945 года Мизеса пригласили преподавать в Graduate School of Business New York University (Высшую школу деловой администрации Нью-Йоркского университета). В 1946 году как Мизес, так и его жена получили американское гражданство. В 1947-м Мизес учреждает общество Монт-Пелерин. В том же году входит в руководящий состав Foundation for Economic Education, только что учрежденного Леонардом Э. Ридом. Среди первых публикаций, осуществленных новым фондом, стала книга Мизеса "Запланированный хаос". 15. Семинар Мизеса при NEW YORK UNIVERSITY. В 1948 году Мизес организовал в New York University свой семинар. На протяжении двадцати одного года каждый четверг, с 7.25 до 9.25 вечера, на этом семинаре собирались его нью-йоркские участники. Среди наиболее преданных членов семинара, принимавших самое горячее участие, следует упомянуть таких, как Роберт Г. Андерсон, Вильям Бурдик, Франк Диерсон, Эдвард Фэйси, Паул Файэ, Ричард Л. Фруин, Бэттина Бин-Грэйвз, Парси Л. Грэйвз, Генри Хазлитт, Рональд Герц, Изодор Ходе, Вайн Холман, Израель Кирцнер, Георг Коэтер, Роберт X. Миллер, Сильвестр Петро, Муррэй Н. Ротбард, Ганс Ф. Сеннхольц, Луи Спадаро. Семинарские собрания продолжались до 1969 года. В течение пяти лет его посещали два иезуита -- профессор экономики при Weston College отец Вильям Маккинс и бывший профессор экономики университета Гонконга отец Майкл Мансфельд. Как с ними, так и с другими священниками Мизес очень любил проводить философские и теологические дискуссии по социальным и экономическим вопросам. 16. Публикация "Human Action" ("Человеческий поступок") в конце сороковых годов. В 1949 году Мизес опубликовал "Human Action". Речь идет о переработанном издании предыдущего, уже упомянутого нами женевского издания 1940 года под названием "Nazional-okonomie", но с некоторыми изменениями, рассчитанными на англоязычного читателя. ""Human Action", -- пишет Х.Ф. Сеннхольц, -- монументальная работа, самый заметный со времен Первой мировой войны обобщающий трактат по экономике. Книга подобна прекрасному строению, воздвигнутому на прочной основе дедуктивной аргументации, это теоретический анализ форм человеческой деятельности. Вне всякого сомнения, эта книга -- одно из самых мощных творений человеческого ума нашей эпохи". 17. На приеме у президента Итальянской республики Луиджи Эйнауди. В 1952 году Мизес сдал в печать сборник статей конференций под названием "Planning for Freedom". Год спустя супруги Мизес приехали в Италию. 24 августа их принял Луиджи Эйнауди, президент Итальянской республики. Обед с президентом, вспоминает жена Маргит, "был неофицальным и неформальным. Как президент, так и Людвиг много говорили о политике и о прошлом". 18. Последние сочинения. В 1956 году вышла в свет работа Мизеса под названием "Антикапиталистическая ментальность". Идея этой книги, по мнению Лоренцо Инфантино, состоит в том, что антикапиталистическая ментальность -- типичная характеристика людей из категории обиженных; неспособные противостоять в условиях рыночной конкуренции, они стремятся к социальному "благоустройству" за счет других, хотят заполучить безконкурентным образом все блага раз и навсегда. В 1957 году Мизес сдал в печать книгу "Theory and History" ("Теория и история"), в ней, по словам X. Ф. Сеннхольца, дано определение "общей эпистемологии, применимой ко всем областям человеческого познания". Пять лет спустя, в 1962 году, опубликована работа "The Ultimate Foundation of Economic Science: An Essays on Method" ("Основания экономической науки: очерки методологии"). В ней Мизес предпринял решительную атаку против неопозитивистских идей и остро проанализировал неизбежные в этом случае катастрофические последствия. К 1969 году относится его последняя книга под названием "The Historical Setting of the Austrian School of Economics".

10 октября 1973 года Людвиг фон Мизес умер в возрасте 92 лет.


БИБЛИОГРАФИЯ

Сочинения Людвига фон Мизеса

  1. Theorie des Geldes und der Umlaufsmittel, Duncker, Humblot, Miinchen-Leipzig, 1912; англ. пер.: The Theory of Money and Credit, Jonathan Cape, London, 1934. Nation, Staat und Wirtschaft, Manzsche Verlag-und Universitats-Buchhandlung, Wien, 1919. Die Wirtschaftsrechnung im sozialistischen Gemeinwesen, in "Archiv fur Sozialwissenschaften", XLVII, 1920, p.86--121. Die Gemeinwirtschaft: Untersuchungen uber den Sozialismus, Gustav Fischer, Jena, 1922; англ. пер.: Socialism: An Economic and Sociological Analiysis, Yale University Press, New Haven, 1951 и последующие издания; русск. пер.: Социализм: Экономический и социологический анализ, М.: Catallaxy, 1994. русск. пер.: Социализм: Экономический и социологический анализ. Вып. I -- Государство и рынок (сост.. Лапшов Б.А.) / "Дайджест-библиотека по современной политике и экономике", т. VIII, ч. I, М.: Лада,1995. Liberalismus, Gustav Fischer, Jena, 1927. Kritik des Interventionismus, Gustav Fischer, Jena, 1929. Grundprobleme der Nationalokonomie, Gustav Fischer, Jena,1933. Nationalokonomie: Theorie des Handelns und Wirtschaftens, Editions Union, Ginevra, 1940; отсюда берет начало: Human Action: A Treatise on Economics, Yale University Press, New Haven, 1949. Notes and Recollections, Libertarian Press, South Holland (ill), 1978. Omnipotent Government: The Rise of the Total State and Total War, Arlington House, New Rochelle-New York, 1969. Bureaucracy, Yale University Press, New Haven, 1944; русск. пер.: Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность, Москва: Дело, 1993. Planning for Freedom, and Sixten Other Essays and Adresses, Libertarian Press, South Holland (ill.), 1980; русск.пер.: Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальностъ, М.:Дело, 1993. The Anti-Capitalistic Mentality, Libertarian Press, South Holland (ill.). 1978; русск. пер.: Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. М.: Дело,1993. Theory and History: An Interpretation of Social and Economic Evolution, Arlington House, New Rochelle -- New York, 1969. Economic Policy: Thoughts for Today and Tomorrow, Regnery Gateway, Chicago 1979. The Ultimate Foundation of Economic Science: An Essay on Method, Sheed Andrews and McMeel, Kansas City 1977.
  2. Тhе Historical Setting of the Austrian School of Economics, Arlington House, New Rochelle -- New York,1969.

N.B.! Подробную библиографию сочинений Людвига фон Мизеса см.: B.Bien-Greaves. The Works of Ludwig von Mises, Foundation for Economic Education, Irvington on Hudson. -- New York, 1969. Сочинения о Людвиге фон Мизесе

  1. Колл. авт., The Marginal Revolution in Economics, при содействии R.D.C. Black, A.W. Coats, C.D.W. Goodwin, Duke University Press, Durham, 1973. Колл. авт., On Freedom and Free Enterprise: Essays in Honor of Ludwig von Mises, при содействии М. Sennholz, D. van Nostrand, Princeton, N.J., 1956. Колл. авт., Towards Liberty: Essays in Honor of Ludwig von Mises on the Occasion of his 90th Birthday, при содействии F.A. von Hayek, Institute for Human Studies, Menlo Park (California), 1971. Колл. авт., The Economics of Ludwig von Mises: Toward a Critical Reappraisal, при содействии L.S. Mass, Sheed and Ward, Kansas City, 1974. Колл. авт., Method, Process, and Austrian Economics. Essays in Honor of Ludwig von Mises, при содействии I.M. Kirzner, D.C. Heath and Company, Lexington, 1982. Колл. авт., Homage to Mises: The First Hundred Years, при содействии J.K. Andrews, Hillsdale College Press, Hillsdale (Mich.), 1981. Колл. авт., The Foundations of Modern Austrian Economics, при содействии E.D. Dolan, Sheed Andrews and McMeel, Kansas City, 1983. E. Butler, Ludwig von Mises, Gower Publishing Company, Aldershot, 1988. R. Cubeddu, Il liberalismo della Scuola austriaca: Menger, Mises, Hayek, Morano, Napoli, 1992. R. Cubeddu, Tra Scuola austriaca e Popper, Napoli, 1996. L. Infantino, Individualism in Modern Thought, Routledge, London,1998. L. Infantino, Mises e la societa' aperta. LUISS, Roma, 1992. P. Barrotta, Gli argomenti dell' economia, Milano, 1992. R. Nozick. On Austrian Methodology, in "Synthesis", 36,1997. M.N. Rothbard, The Essential Mises, Oakley R. Bramble Publisher, Lausing (Mich.), 1973. M.N. Rothbard, Individualism and the Philosophy of the Social Sciences, Cato Institute, San Francisco, 1979. B.J. Caldwell, Praxeology and its Critics: An Appraisal, in "History of Political Economy", XVI, 3, 1984. W. Mayer, Ludwig von Mises und das subjektivistische Programm, in "Wirtschaftpolitische Blatter", IV, 1987. M. von Mises, My Years with Ludwig von Mises, Arlington House, New Rochelle -- New York, 1976.
  2. D. Antiseri--L. Pellicani, L'individualismo metodologico. Una polemica sul mestiere dello scienziato sociale. F.Angeli, Milano, 1992.

1. Праксеология

  

Человеческий поступок всегда
рационален по определению.

Любой рациональный поступок
является экономическим.

Чисто экономическая сфера есть
не что иное, как сфера, в которой
возможны расчеты в денежных
единицах и монетарных терминах.

1.1. Человеческая деятельность, в отличие от набора реакций животного, является волевой и сознательной
[L. Von Mises. The Human Action, p. 10--14, 16--17, 18, 25--26]

Человеческое действие есть волевое поведение. Точнее: действие есть преобразованная в поступок воля, а ее цели и направленность есть осмысленный ответ на стимулы и условия среды. В этом проявляется сознательная адаптация человека к состоянию определяющего его жизнь универсума. Подобное толкование страхует нас от возможных ошибочных интерпретаций, однако дефиниция адекватна сама себе и не требует долгих комментариев.

Сознательное, т.е. волевое, поведение прямо противоположно бессознательному поведению, рефлексивным и непроизвольным ответам на раздражение нервных клеток человеческого тела. Многие из нас предрасположены верить, что границы между сознательным и неосознаваемым сложно определить даже в рамках человеческого тела. Это верно лишь в том смысле, что иногда конкретное поведение усложняет задачу определения меры осознанности действия. Тем не менее граница существует, и ее можно совершенно четко определить.

Бессознательная реакция органов и клеток тела как данность для действующего Я ничем не отличается от влияния любого другого внешнего факта. Действующий субъект должен осознавать все происходящее внутри собственного тела так же, как, например, время или привычки своих близких. Конечно, способность к нейтрализации влияний телесных факторов небезгранична, но все же внутри определенных границ контроль над телом возможен и необходим. Силой воли можно преодолеть болезнь, компенсировать врожденные или приобретенные физические дефекты, подавить рефлексивные импульсы. Насколько далеко контроль распространяется, зависит также от намерений, интенциональных действий. Если, к примеру, человек воздерживается от контроля за действиями своих нервных центров, хотя и в состоянии это сделать, то, с нашей точки зрения, его поведение сознательно.

Область нашего рассмотрения -- праксеология -- не производные психологические события, а человеческие действия. Именно это отличает общую теорию действия от психологии, изучающей внутренние движения, приуготавливающие определенное действие. Тема праксеологии -- действие как таковое. Речь идет не только о предпочтениях. Человек обнаруживает предпочтения и тогда, когда ситуация или события неизбежны, либо когда все думают, что они неизбежны. Так, мы предпочитаем солнце дождю, надеясь, что солнце появится и развеет тучи. Склонные к надеждам и ожиданиям не расположены к активному вмешательству в ход событий. Хозяин собственной судьбы -- человек действующий, он умеет добиваться поставленных целей. Из двух несовместимых вещей от выбирает одну и отвергает другую. Именно действие требует умения как приобретать, так и отвергать.

Выражение желаний и надежд, намерение определенного действия могут иметь форму акции постольку, поскольку содержат в самих себе реализацию определенной цели. Но их нельзя смешивать с действиями, к которым они относятся. В отличие от акций провозглашения, советов, действие -- вещь реальная. Важно общее поведение человека, а не разговоры о планировавшихся, но нереализованных актах. С другой стороны, акцию-поступок следует четко отделять от аппликаций служебного плана. Поступок означает применение всех средств для достижения цели. Как правило, среди задействованных средств есть и работа действующего человека, но не всегда. В некоторых ситуациях необходимо одно только слово. Тот, кто отдает распоряжения, может действовать и без особых трудовых затрат. Говорить или молчать, улыбаться или оставаться серьезным -- все это может быть акцией. Потреблять и наслаждаться или воздерживаться от того и другого -- действия не так различны.

Следовательно, праксеология не делит людей на активных, энергичных и пассивных и бездеятельных. Сильный и предприимчивый человек, ведущий борьбу за улучшение, -- не хуже и не лучше того, кто летаргически принимает вещи такими, как они есть. Безделие и праздность -- тоже действия, они по-своему определяют ход событий. Везде, где есть условия для вмешательства человека, есть действующий человек, при этом не так важен способ вмешательства. Тот, кто терпит нечто нетерпимое, что можно было бы изменить, действует не менее того, кто активно вмешивается, добиваясь другой цели. Значит, поступок заключен не только в действии, но и в противодействии тому, что должно было быть сделано.

Можно сказать, что в действии вполне проявляется воля. Впрочем, это ничего не добавляет к нашим знаниям, ибо термин "воля" означает способность человека выбирать между различными способами устройства вещей: предпочитать одно и отвергать другое, вести себя в соответствии с избранным статусом и считать несуществующим другой.

Удовлетворенность человека собственным статусом не конкретизируется и не может конкретизироваться каким-то одним действием. Активного человека характеризует желание заменить один статус другим, более удовлетворительным. Мысленно он рисует себе более подходящие условия, а его разум способствует реализации желаемого состояния. То, что заставляет действовать человека -- неуспокоенность.. Совершенно удовлетворенный человек не станет ничего менять. Без воли и желаний он был бы абсолютно счастлив: без суеты жил бы, не зная забот и печали.

Однако неудовлетворенность и образ более подходящего статуса -- не единственные причины деятельного поведения. Третьим условием является запрос -- ожидание, что интенциональное поведение оживит или хотя бы сделает ощутимым и внятным неудовлетворенность. В отсутствие такого условия действие неосуществимо, остается лишь подчиниться судьбе.

Таковы общие условия человеческого действия. Человек -- не только homo sapiens, но и сначала homo agens. Существ, неспособных к действию в силу врожденных дефектов (в узком смысле термина, не только юридически), трудно назвать человеческими. Хотя с правовой и биологической точки зрения они считаются людьми, у них отсутствует самая важная характеристика человека. Так и новорожденного нельзя считать действующим существом, пока он не проделал путь полного развития своих человеческих способностей. Только в конце эволюции он становится действующим существом. [...]

Мы объясняем поведение животного так, что в нем превалирует импульс, наиболее сильный на данный момент. Животное питается, сосуществует с другими и нападает на соперников. Наблюдая, мы говорим об инстинктах голода, репродукции, агрессии. Предположим, что врожденные инстинкты животного безотлагательны и требуют удовлетворения.

Для человека все обстоит иначе. Существо, не способное противостоять импульсу, требующему немедленного удовлетворения, -- не есть человек. Будучи способным управлять своими инстинктами, эмоциями и импульсами, человек может рационально регулировать собственное поведение. Он отказывается удовлетворить наиболее беспокойное из желаний, чтобы удовлетворить какое-либо другое. Не позволяет себе быть буратино собственных аппетитов, не кидается на всякую из женщин, которая щекочет его нервы, не глотает все подряд, не нападает в ярости на того, кого ему хочется убить. Он распределяет свои желания и намерения в некой последовательности, короче, действуя, выбирает. Человека отличает от животного то, что он согласует и упорядочивает свое поведение. У человека должны быть тормоза, он может и должен управлять своими импульсами, уметь подавлять желания и инстинкты.

Может случиться, что нас захватил импульс ураганной силы, ничто, кажется, не может помешать желанию его удовлетворить. Но и тогда есть выбор. Человек решает уступить сомнительному желанию. [...]

Верно, если сопоставить дела человеческие с мощным влиянием космических сил, то они покажутся незначительными. С точки зрения вечной Вселенной, человек -- пыль, малозаметная точка. Но для самого человека превращения судьбы -- вполне реальная вещь. Действие есть сущность человеческой натуры и существования, средство сохранения жизни, подъема над уровнем вегетативной и животной жизни. Сколь бы бренными ни считались человеческие усилия, для самого человека и для науки лишь они имеют значение. [...]

У человека есть два принципа для осмысления реальности -- телеологический и казуальный. То, что не может быть сведено к одной или другой из этих категорий, абсолютно непознаваемо. Перемены можно толковать либо на основе каузальной механики, либо с точки зрения финализма. Человеческий ум не знает третьего пути. Верно, и мы уже упоминали об этом, что телеологию можно рассматривать как разнообразие каузальных связей. Однако этот факт не отменяет существенных отличий между двумя категориями. [...]

Если не выходить за пределы разума и опыта, нельзя не признать, что люди и нам подобные действуют. Нам не позволено пренебрегать этим фактом ради любви помодничать или в угоду произвольным вымыслам. Повседневный опыт доказывает, что единственный метод изучения внечеловеческого мира основан на категории каузальности, разве это не доказывает, что подобные нам существа действуют, как мы сами?

Чтобы понять действие, достаточно схемы интерпретации и анализа, т. е. метода, заимствованного нами из познания и анализа нашего собственного финалистского поведения.

1.2. Деятельность, по своему определению, всегда рациональна
[L. von Mises. Epistemologic Problems of Economics, p. 31--35]

Большая часть выдвигаемых против каталлактики (науки о поведении) возражений основана на непонимании различий между средствами и целями. В узком смысле слова, цель всегда связана с желанием устранить неудовлетворенность. Мы можем без особых колебаний назвать целью достижение такого состояния внешнего мира, которое прямо или непрямо обусловливает нашу удовлетворенность, либо которое позволяет без лишних осложнений действовать в направлении к достижению состояния удовлетворенности. Если преследуемая цель -- избежать ощущения голода, то обилие еды и процесс ее приготовления вполне можно считать целями. Если нас пугает чувство холода, можно назвать целью обретение системы отопления дома. Если есть много промежуточных целей, то достижение любой из особых фаз на пути к финальным условиям можно считать целью. В этом смысле для рыночной экономики накопление денег и разделение труда являются целями деятельности. Цель удовлетворения конечных нужд предполагает наличие ближайших и промежуточных целей и их достижение.

На пути к главной цели намечают цели вторичные и затем достигают их. Человек двигается из пункта А в пункт Б. Он мог бы выбрать более короткий путь, если бы не было вторичных целей, требующих удовлетворения. Итинерарий включает некоторое отклонение, что дает возможность проделать часть пути в тени, путник может, если захочет, включить пункт С, так он сможет избежать некоторых опасностей, подстерегающих на более коротком пути. Возможно, путнику просто нравится долгий путь. Если он все же решится на отклонение от прямой, это будет означать, что достижение вторичных целей для него важнее, чем экономия времени и сил. Кроме того, удлиненный путь не является для него отклонением, ведь путник получил еще большее удовлетворение, значит, для него это был единственно верный путь.

Удовлетворенность и неудовлетворенность связаны с субъективной точкой зрения индивида, поэтому нет смысла дискутировать на эту тему. Наука о поступках не устанавливает шкалу ценностей и не выносит ценностных суждений. В узком смысле слова понятие цели для нас не столько эмпирическое, сколько дедуктивное. Конкретным образом цели определяются ожиданиями и желаниями индивида, поэтому лишь с точки зрения действующего индивида можно оценить соответствие выбранных средств целям.

Теперь мы должны рассмотреть возражения тех, кто без устали повторяет, что человек на деле редко действует рационально. Они забывают, что человеческое существо не всегда в состоянии поступать корректно; как в силу незнания каузальных отношений, так и в силу ошибочных оценок определенной ситуации. Реализуя свои цели, индивид действует иначе, чем если бы имел правильную информацию об условиях действия. В 1833 году у врачей был один метод лечения ранений, в 1933 году -- другой, в 2033 году, скорее всего, будет более подходящий. Государственные чиновники, офицеры, биржевики, имей они все необходимые сведения для точной оценки ситуации, действовали бы более грамотно. Только всезнание и присутствие везде и всегда может дать представление обо всех каузальных связях для безошибочного действия. Если мы захотим выделить рациональное действие как отличное от иррационального, нам придется стать судьями ценностных предпочтений наших собратьев, нам также придется объявить собственное сознание единственно правильным и объективным стандартом познания. Таким образом, придется уподобиться наглецам, приравнивающим себя к Всесильному.

Осуждение действия как иррационального всегда имело свои корни в иной, чем наша, системе ценностей, с позиции которой выносили приговор. Тот, кто говорит, что в поступках много иррационального, тот просто хочет сказать, что окружающие ведут себя неверным, как ему кажется, образом. Если все же мы не собираемся осуждать цели и ценности других, уверять всех в нашем всеведении, то декларация "он ведет себя иррационально" лишена какого бы то ни было смысла, поскольку она не совместима с понятием действия. Попытки достижения цели не могут быть элиминированы понятием действия. Тот, кто не добивается поставленной цели и не пытается прийти к цели, похож на безвольный камень, робот, нечто абсолютно пассивное. Конечно, и человек действующий -- как тростник на ветру, все-таки пока есть возможность что-то делать, он действует. Даже небрежение и пассивность можно считать действиями в условиях, когда можно было бы выбрать другой способ поведения. Действие, определяемое как бессознательное во фрейдистском смысле слова, также является поступком в той мере, в какой сознательная активность пренебрегла им вместо того, чтобы рационально использовать, и во внешне бессознательном поведении невротика и психопата всегда есть некий смысл, повод для усилий по достижению цели.

Все нами сказанное о действии не зависит от обусловливающих мотивов и индивидуальных целей. Нет разницы, что лежит в основе -- мотивы эгоистические или альтруистические, благородные или низкие цели, неважно, каковы цели -- материальные или идеальные, скрупулезные рефлексии или проходящие страсти и импульсы. Законы каталлактики, экономически объясненные, значимы для любого обмена, независимо от того, насколько мудрыми были агенты и насколько грамотны экономические мотивы. Причины действия и цели суть данные, нужные для науки о поступке. Выбранный индивидуальный курс действий зависит от конкретной конфигурации, но на природу действия как такового это не влияет.

Эти рассуждения имеют очевидную отсылку к распространенной тенденции апеллировать к иррациональному. Рациональное и иррациональное как понятия неприменимы к целям. Можно восхвалять, осуждать как праведные или дурные, благородные или пошлые те или иные цели. Что касается выражений "рациональное" и "иррациональное", то они применимы только к средствам, выбираемым для достижения целей. Такое употребление имеет смысл только с точки зрения специфической технологии.

Как бы то ни было, использование средств, отличных от рациональных, подобной технологией можно объяснить двояким способом. Либо рациональные методы незнакомы автору, либо он их вовсе не желал использовать, ибо преследовал запредельные цели, возможно, глупые с точки зрения наблюдателя. Ни в одном из этих случаев нельзя говорить об иррациональности действия.

Действие по определению всегда рационально. Мы не можем называть иррациональными цели, на которые с нашей точки зрения не стоит тратить сил. Такие выражения таят в себе грубейшие ошибки и непонимание. Вместо разговоров об иррациональности поведения следует просто сказать: есть люди, стремящиеся к целям иным, чем мои, иные люди выбирают средства не те, которые выбрал бы я в их ситуации.

1.3. Любое рациональное действие экономично
[L. von Mises. Socialism, p. 96--97]

Действия, основанные на разуме, которые в силу этого могут быть поняты только исходя из разума, знают только одну цель -- наибольшее удовлетворение действующего индивида. Достичь удовольствия, избежать страдания -- таковы намерения. Здесь, конечно, мы не употребляем слова "удовольствие" и "страдание" в их обычном значении. На языке современных экономистов термин "удовольствие" включает в себя все, что представляется человеку желательным, все, чего он хочет и к чему стремится. Здесь, следовательно, исчезает обычная противоположность между благородной этикой долга и вульгарным гедонизмом. Современное представление о счастье, удовольствии, полезности, удовлетворении и тому подобном включает все человеческие цели, независимо от мотивов, которые могут быть моральными или аморальными, благородными или подлыми, альтруистическими или эгоистическими.

В общем случае люди действуют потому, что они не полностью удовлетворены. Если бы они могли всегда наслаждаться совершенным счастьем, они были бы безвольны, не имели бы желаний и ничего не предпринимали бы. В стране вечного довольства никто не действует. Действие вырастает только из нужды, из неудовлетворенности. Это целенаправленное стремление к чему-либо. Конечная цель его всегда в том, чтобы избежать того, что представляется несовершенством, -- насытить нужду, достичь удовлетворения, стать более счастливым. Если бы люди имели в избытке все природные ресурсы, то могли бы достичь полного удовлетворения, тогда они могли бы пользоваться ими необдуманно. Им пришлось бы учитывать только собственные силы в наличии и время, ибо по-прежнему остаются ограниченными силы и продолжительность жизни для удовлетворения всех нужд. Все-таки вряд ли пришлось бы экономить время и труд. Экономия материалов их не интересовала бы. На деле, однако, материалы ограничены, и их приходится использовать так, чтобы удовлетворить сначала наиболее насущные нужды, расходуя на удовлетворение каждой потребности по возможности наименьшее количество материалов.

Сферы рациональной и экономической деятельности, таким образом, совпадают. Всякое разумное действие есть одновременно и действие экономическое. Всякая экономическая деятельность рациональна. Рациональное действие в первую очередь есть действие индивидуальное. Только отдельный индивид мыслит. Только индивид рассуждает. Только индивид действует. Как из действий индивида возникает общество, будет показано далее.

1.4. Когда деятельность является "чисто экономической"
[ L. von Mises. Socialism, p. 107--109]

Поскольку принцип экономичности приложим ко всем действиям человека, необходима особая осторожность, когда пытаются внутри единой сферы отделить "чисто экономические" действия от прочих остальных. Такое различение, необходимое для многих научных задач, позволяет выделить особенную цель и противопоставить ее всем другим. Эта цель -- здесь мы не станем обсуждать, является ли она окончательной или служит только средством для какой-нибудь другой -- состоит в максимальном увеличении дохода, исчисляемого в деньгах. Потому и невозможно ограничить ее специально выделенной сферой действий. Конечно, для каждого индивидуума она ограничена, но это определяется общим мировоззрением. Одно -- для человека чести, другое -- для того, кто готов променять своего друга за золото. Разграничение не оправдывается ни характером целей, ни особенностью средств. Оно оправдано особой природой применяемых методов. Только использование точных расчетов отличает "чисто экономические" действия от всяких других.

Сфера "чисто экономического" совершенно совпадает со сферой денежных расчетов. Мы склонны придавать этому виду деятельности особую важность потому, что имеем возможность с помощью вычислений сопоставлять альтернативные решения с детальной точностью -- весьма важное для нашего образа мысли и нашего поведения обстоятельство. Легко упустить из виду, что это различие -- различие в тиехнике мысли и действия -- никоим образом не затрагивает конечных целей действий, в сущности единых. Неудачу всех попыток представить "экономическое" как особый раздел рационального, а в нем выделить еще более узкий раздел "чисто экономического" не следует приписывать порокам используемого аналитического аппарата. Нет сомнений, что эта проблема разрабатывалась с большой изощренностью и настойчивостью, и отсутствие ясных результатов отчетливо свидетельствует, что на этот вопрос просто не может быть удовлетворительного ответа. Ясно, что область "экономического" -- та же, что область рационального, а "чисто экономическое" -- это всего лишь область, в которой возможны денежные исчисления.

В конечном счете для человека есть всего лишь одна цель -- достижение наибольшего удовлетворения. Сюда включено удовлетворение всех видов человеческих желаний и потребностей независимо от их природы -- материальной или нематериальной. Вместо слова "удовлетворение" мы могли бы использовать слово "счастье", если бы не опасность ложного толкования, вероятного из-за традиционного противопоставления гедонизма и эвдемонизма.

Удовлетворение субъективно. Современная социальная философия настолько часто подчеркивала это свое отличие от прежних теорий, что стали забывать, что физиологическая природа человека и культурная общность взглядов и эмоций порождают далеко идущее сходство в оценке потребностей и способов их удовлетворения. Именно это сходство оценок делает возможным существование общества. В силу общности целей люди способны жить вместе. По сравнению с тем, что большинство целей (в том числе важнейших) значимы для подавляющей части человечества, обстоятельство, что некоторые цели разделяются лишь немногими, не является доминирующим.

Обычное разделение экономических и неэкономических побуждений обесценивается тем, что, с одной стороны, цели экономической деятельности лежат за пределами экономики, а с другой, вся рациональная деятельность есть деятельность экономическая. Вместе с тем, есть все основания для выделения "чисто экономической" деятельности (т.е. деятельности, поддающейся денежной оценке) из всех других. Как мы уже видели, за пределами сферы денежных расчетов остаются только промежуточные цели, поддающиеся непосредственной оценке. Значит, есть нужда в обращении к таким суждениям. Признание этой необходимости и стало основой рассматриваемого нами различения.

2. Методологический индивидуализм  

Лишь индивид думает.
Лишь индивид рассуждает.
Лишь индивид действует.
Исторический путь обусловлен
индивидуальными поступками и
результатом деятельности людей.
Путь к познанию всех коллективных
форм проходит через анализ
индивидуальных поступков.

2.1. Принцип методологического индивидуализма
[L. von Mises. The Human Action, p. 41--43] Праксеология рассматривает поступки индивидов. Только в ходе последующего исследования мы узнаем о формах кооперации, поэтому социальное действие рассматривается как особый случай универсальной категории поступка. Самые разные школы метафизики атаковали методологический индивидуализм, его заклеймили как отрыжку номинализма. Понятие индивида, шумели критики, -- это пустая абстракция. Реальный человек -- непременно член социального целого. Невозможно представить существование человека, отделенного от человечества и не связанного с обществом. Человек как таковой -- продукт социальной эволюции. Разум -- наибольшее завоевание человека -- возникает и развивается только в условиях социальной взаимопомощи. Нет мышления, которое не имело бы опоры в языке и понятиях. Однако слово -- очевиднейший феномен социума.Человек есть всегда член какого-то коллектива. Поскольку целое предшествует своим частям как логически, так и темпорально, то изучение индивида будет следовать за изучением общества. Единственно адекватный метод научной трактовки человеческих проблем есть метод универсализма или коллективизма. Рассмотрим контроверсию целого и частей в качестве логического prius (приоритета). Логически понятия целого и частей коррелятивны. Как логические понятия и то и другое -- вне времени, поэтому вопрос, какое из них важнее, суетен. Еще бесполезнее для нашей проблемы ссылка на антагонизм реализма и номинализма ввиду контекста, данного этим терминам средневековой схоластикой. Никто не спорит, что в сфере человеческого действия социальные образования реально существуют. Никто не отрицает, что нации, государства, муниципалитеты, партии, религиозные общины являются факторами, реально определяющими ход событий. Методологический индивидуализм далек от недооценки коллективов, важной задачей считает описание и анализ их становления и отмирания, изменчивых структур и функционирования. Он выбирает единственный метод, способный решить проблему удовлетворительным образом. Прежде всего мы должны согласиться, что все поступки совершают индивиды. Коллективность есть функция опосредования одного или нескольких индивидов, действия которых относятся к коллективу как вторичному источнику. В этом смысле действующие индивиды и все, причастные к действию, придают событиям определенный характер. Индивидуальный поступок имеет один смысл, совсем другой смысл характерен для государственной или муниципальной акции. Палач, а не государство, казнит преступника. Нужна рефлексия мышления, чтобы выделить в действиях палача государственную акцию. Группа вооруженных лиц окружает площадь. Только заинтересованные люди могут оценить и приписать оккупацию не офицерам и солдатам, а нации. Если расследовать смысл различных индивидуальных поступков, то необходимо все знать о действиях всех коллективов. Для социальной коллективности нет ничего реального, помимо поступков конкретных людей. Реальность социального целого состоит из действий, составляющих целое индивидов. Так путь познания коллективных феноменов лежит через анализ индивидуальных поступков. Как существо думающее и действующее человек выступает из дочеловеческого состояния уже как социальное существо. Эволюция разума, языка и кооперации содержат в себе этот процесс, где они тесно переплетены. Однако тот же самый процесс смены моделей поведения переживает и отдельно взятый человек. Нет другой субстанции или социального субстрата, помимо индивидуальных поступков. Факт существования государств и церкви, разделения труда и кооперации мы можем распознать только через действия отдельно взятых людей. Никто не воспринимал нацию вне отдельных ее представителей. В этом смысле можно сказать, что социальная коллективность становится реальностью через поступки индивидов. Это не означает, что индивид есть временной антецедент, это означает, что конкретные поступки образуют коллективность. Нет необходимости дискутировать, является ли коллективность высшим результатом, или суммой своих элементов, является ли она sui generis, разумно ли говорить о ее особой воле, планах и целях, приписываемых "отличительной душе". Это занятие для праздных педантов. Коллективное целое есть особый аспект действий разных индивидов, и как таковые они определяют ход событий. Иллюзорно предполагать визуальное наличие коллективных образований. Они всегда невидимы, знание о них -- результат понимания смысла, приписываемого действующими людьми некоторым эффектам. Мы можем видеть толпу из множества людей. Будь это просто массовое скопление (в значении, придаваемом этому термину современной психологией) или нечто социально организованное, ответить на вопрос о сути явления нельзя иначе, как путем уточнения смысла, который сами люди приписывают собственному присутствию. Этот смысл всегда принадлежит индивидам. Не чувства, а понимающий разум в ментальном процессе даст возможность опознать ту или иную социальную сущность. Тот, кто начинает изучение человеческих поступков с коллективных форм, наталкивается на непреодолимое препятствие в виде факта, что один и тот же индивид обнаруживает принадлежность сразу к нескольким различным коллективным образованиям (за исключением, возможно, членов примитивных обществ). Стало быть, проблему антагонизмов сосуществующих социальных образований можно решить только на пути методологического индивидуализма. 2.2. Поступки индивида -- единственное, о чем мы можем иметь неискаженное представление
[L. von Mises. Epistemological Problems of Economics, p. 40--43] Осуждение индивидуализма обычно подкрепляется аргументом экономического конфликта индивидуальных и коллективно-социальных интересов. Говорят, например, что субъективистская и классическая политэкономии неправомерно отдавали предпочтение индивидуальным интересам, что, вопреки фактам, подчеркивали гармонию внутренних интересов. Настоящая наука должна доказывать доминирующее значение целого над частями, так что индивид обязан подчиняться пользе социума и приносить свои частные интересы в пользу общественного блага. В глазах защитников такой точки зрения общество выступает проводником неведомой никому воли Провидения и его тайных целей. Индивид должен прогнуться перед волей Провидения и принести собственные интересы в жертву этому молоху. Наиболее важный долг всякого из нас -- подчинение. Начальникам нельзя не подчиняться, надо жить в соответствии с их распоряжениями. Так кто же, спросим мы, будет начальником? Командовать хотят многие, пути и цели у всех разные. Коллективисты никогда не устанут поносить либеральную теорию спонтанной гармонии интересов, хотя они упорно замалчивают факт наличия разных форм коллективизма, что их собственные интересы никогда не пересекутся. Сентиментальные романтики, они хвалят средневековую культуру нерушимой солидарности, восхищенно описывают коммуны-ассоциации, где каждый чувствовал себя защищенным, словно плод в оболочке. Им ни к чему вспоминать о вековых баталиях имперской и папской властей, что всякий человек той эпохи в любой момент мог оказаться перед необходимостью выбора между ними. Чувствовали ли миланцы себя "в теплом материнском лоне", когда сдавали свой город Фридриху Барбароссе? Разве сегодняшнюю Германию не рвут в клочья разношерстные фракции, каждая из которых яростно кричит об истинной форме коллективизма? Коллективистская философия, которая не называет себя единственно правильной формой коллективизма, не объявляет остальные ложными и не подчиняет себе все прочие, была бы тщетной и бессмысленной. Она твердит одно и то же: со мной у тебя есть всегда нерушимая цель, ради нее следует забыть обо всем прочем, особенно тебя самого. Бейся насмерть под флагом этого идеала и не беспокойся более ни о чем. Коллективизм, таким образом, нельзя определить иначе, чем догмой партизан, для которой одинаково обязательны как устремленность к заданному идеалу, так осуждение и травля всех инакомыслящих. По этой причине любая коллективистская доктрина -- носительница злобы и агрессии, ибо взывает к борьбе до последней капли крови. Теория разделения труда -- отправной пункт социологии -- доказывает, что, вопреки метафизике коллективизма, нет никакого непреодолимого конфликта между интересами общества и индивида. В изоляции индивид может достичь своих целей, но не в той мере, в какой это возможно с помощью социальной кооперации. Жертвы, приносимые ради поддержания социума, представляют собой временный отказ от сиюминутной выгоды, что непрерывно подтверждает эволюция феномена разделения труда. Общество возникает и развивается не в силу некоего морального закона, навязанного человечеству таинственным существом, толкающим людей действовать против своих интересов, а посредством поступков конкретных, взаимодействующих ради достижения разных целей людей. Они взаимодействуют ради большей выгоды, используют разделение труда ради более высокой продуктивности результатов. Слишком поспешно атомистическая теория делает вывод о том, что индивид пользуется благами общества, что иначе в изоляции ему пришлось бы пиратствовать, добывая пищу, и участвовать в войне всех против всех. Как член общества он пользуется преимуществами, даже если в тысячу раз более ограничен. Коллективисты не согласны с тем, что общество есть сумма индивидов, в нем они видят нечто специфически большее. Как бы то ни было, но наука не занимается определением общества вообще, ее интересуют больше результаты труда в условиях социальной кооперации. Она прежде всего провозглашает, что продуктивность социальной кооперации по всем аспектам превосходит возможную сумму продукции, сделанной изолированными индивидами. По причинам научного характера, мы должны начать с действия индивида, ибо только о поступках мы можем иметь непосредственное знание. Идея общества, взятая отдельно от конкретных поступков, совершенно абсурдна. Все социальное должно быть так или иначе уловимо в поступках человека. Без жизни в отдельных душах чем была бы мистическая тотальность коллективистов? Любая форма общества проявлена в поступках тех, кто преследует особые цели. Как определить немецкий национальный характер без нахождения черт германизма, выраженных индивидами? То, что кто-то -- член рыночного общества, определенной партии, гражданин или представитель какой бы ни было ассоциации, можно доказать только посредством серии поступков. 2.3. Коллективизм -- это не что иное, как маска тирании
[L. von Mises. Socialism, p. 51--53, 55] Противопоставление реализма и номинализма, начиная с Платона и Аристотеля, сопровождает историю человеческой мысли и особенно социальной философии. Различие между коллективизмом и индивидуализмом в отношении проблемы социальных институтов не слишком отличается от соотношения универсализма и номинализма по проблеме трактовки вида. В сфере социальных наук этот контраст обретает особую важность, в философии, например, идея Бога настолько важна, что выходит за пределы научного исследования. Существующие политические силы, не желающие терять привилегий, для защиты собственных прав выбрали именно философию коллективизма. Но и номинализм неустанен, всегда остается в избытке. Именно в сфере философии он развенчивает старые понятия спекулятивной метафизики, с особенным усердием крошит метафизику социологического коллективизма. Пропасть указанного противоречия становится очевидной, когда коллективизм рядится в форму теологии в вопросах этики и политики. Проблема здесь формулируется несколько иначе, чем в чистой философии. Кем определяется цель -- индивидом или обществом? Такова проблема, в которой подразумеваются противоречия между коллективом и личностью, при этом понятно, что для преодоления конфликта одна из сторон должна принести себя в жертву другой. Спор между реализмом и номинализмом становится спором по поводу приоритета целей. Для коллективизма возникает новое осложнение. Кажется, что есть различные социальные коллективы, цели которых конфликтны так же, как индивидуальные цели с коллективными, поэтому такие конфликты требуют какого-то решения. В действительности коллективизм не слишком это заботит. Он воспринимает себя как исключительного защитника господствующего класса, научный полицейский несет службу на четырех лапах вместе с политической полицией по охране властей предержащих. Все же социальная философия эпохи Просвещения преодолела конфликт между индивидуализмом и коллективизмом. Ее называют индивидуалистской, ибо поначалу была задача расчистить путь для развития социальной философии и разрушить господствующую тогда идею коллективизма, хотя это никак не было связано с культом индивида взамен низверженных идолов. На основе теории гармонии интересов сформировалась социологическая философия, возникло современное понимание ложной оппозиции целей как несуществующего предмета для споров. Общество возможно постольку, поскольку индивид находит в нем усиление собственного Я и умножение собственной воли. Современное движение коллективистов уже не пытается опереться на современную научную мысль, его сила -- в политической воле людей, предрасположенных к романтизму и мистицизму. Духовное продвижение состоит в бунте мысли против инерции, немногие восстают против многих. Немногие, сильные духом, должны быть еще сильнее против тех, чья сила состоит исключительно в том, что их много. Коллективизм есть оружие толпы и тех, кто мечтает уничтожить разум и мысль. Так возникает новый идол, "самое холодное из всех чудовищ", по выражению Ф. Ницше, -- государство. Превратив это таинственное существо в разновидность идола, наделив его всевозможными совершенствами, очистив от всех шлаков и показав готовность принести любую жертву на его алтарь, коллективизм сознательно пытается разорвать любую связь, соединяющую социологическую мысль с научной. [...]

Реальность состоит в том, что коллективизм нельзя объяснить научно необходимым образом. Только нуждами политики можно оправдать его. Именно поэтому он не знает меры и не ограничивает себя так, как концептуальный реализм довольствуется указанием на существование социальных институтов, наделяя слова истинным смыслом. Коллективизм идеализирует, делает из слов божества. Герке без экивоков заявляет, что следует твердо держаться "идеи реального единства сообщества", ведь только она сможет поддержать индивида в намерении отдать всю свою энергию и даже собственную жизнь на службу нации и государства [Gierke. Des Wesen der menschlichen Verbande, Leipzig, 1902, p. 34 ss.]. Коллективизм, сказал Лессинг в свое время, не что иное, как "маска тирании" [Lessing. Ernst und Falk. Gesprache fur Freimaurere, Werke, Stuttgart, 1873, v. 5, p. 80].

 

 
 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова