Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Антон Горский

О ПРОИСХОЖДЕНИИ "ХОЛОПСТВА" МОСКОВСКОЙ ЗНАТИ

Горский А.А. О происхождении "холопства" московской знати // Отечественная история. - 2003. - №3.

См. библиографию.

Традиционно считается, что существовавшая в Московской Руси XVI-XVII вв. практика именования представителей знати по отношению к государю «холопами», т.е. термином, издревле обозначавшим людей лично несвободных, распространяется с конца XV столетия, причем ее появление расценивается как свидетельство уподобления отношений великого князя и знати отно¬шениям господина и его холопов [1]. Тем самым предполагается, что данная терминология была взята из внутрирусских реалий, будучи перенесенной с «низов» социальной лестницы на «верхи», и отражала усиление зависимости элитного слоя от монарха. Высказывалась точка зрения, что существовал и внешнеполитический аспект такого употребления термина «холоп»: тем самым великий князь уподоблялся византийскому императору, поскольку в поздней Византии представители знати назывались его «рабами»; заимствование могло быть связано с влиянием на Ивана III окружения его второй жены Софьи Палеолог, племянницы последнего византийского императора, приехавшей в Москву в 1472 г. [2]. Прозвучало также предположение, согласно которому «подобная форма обращения возникла в сфере русско-ордынских или русско-крымских отношений», поскольку в конце XV в. холопами называли себя по отношению к Ивану III его послы в Крым [3]. Однако до сих пор не обращалось внимания на то, что применение термина «холоп» по отношению к знатным лицам встречается в русских источниках задолго до конца XV в. Галицкий летописец середины XIII в., рассказав о визите кн. Даниила Романовича к Батыю (1245 г.), горестно восклицал: «О злЪе зла честь татарьская! Данилови Романовичю князю бывшоу великоу, обладавшоу Роускою землею, Кыевомъ и Володимеромъ и Галичемъ со братомь си, ин'Ьми странами, нынЪ сЪдить на кол'Ьноу и холопомъ называеться (вар.: называет и), и дани хотять, живота не чаеть, и грозы приходять» [4]. Эмоциональный характер данного текста вроде бы склоняет к истолкованию термина холоп как метафоры - «унизился, как холоп» (вероятно, поэтому его употребление здесь не привлекло внимания исследователей). Но по смыслу текста речь идет о наименовании Даниила «холопом» (после чего следует отнюдь не метафорическое «дани хотят»): если правильно чтение «называеться», то он сам назвал себя холопом хана, если «называети» (т.е. «называет его») - то Даниила назвал своим холопом Батый. Согласно московскому летописанию 70-х гг. XV в., боярин И.Д. Всеволожский в своей речи к хану Улуг-Мухаммеду в 1432 г., во время спора Василия II с Юрием Дмитриевичем в Орде о великом княжении, назвал себя холопом великого князя: «Государь водный царь, ослободи молвити слово мнЪ, холопу великого князя» [5]. Дважды употребляет термин «холоп» по отношению к представителям индийской знати Афанасий Никитин в своем «Хожении за три моря» (путешествие его имело место в конце 60 - начале 70-х гг. XV в.): в одном случае Асад-хан, лицо, близкое к великому визирю Бахма-нидского султана Махмуду Гавану, определен как его холоп («Ту есть Асатхан Чюнерскыа ин-дийскый, а холоп Меликътучаровъ. А держит сем темъ от Меликъточара»), в другом холопом султана Мухаммед-Шаха III назван либо Мелик Хасан, султанский наместник Телинганы, либо тот же Махмуд Гаван («А земля же таа Меликъханова, а холоп салтанов» [6]). Связать эти случаи применения термина «холоп» к знатным лицам с влиянием окружения Софьи Палеолог невозможно. Не был замечен и тот факт, что к периоду, когда термин «холоп» уже несомненно применя¬ется в качестве обозначения знати Московской Руси по отношению к государю, относится большое количество фактов его употребления в сфере межгосударственных отношений. В грамоте, присланной грузинским (кахетинским) царем Александром Ивану III в 1483 или 1491 г., он именует себя холопом московского князя («Великому царю и господарю великому князю ниское челобитие. Ведомо бы было, что из дальные земли ближнею мыслью менший холоп твой Александр челом бью... И холопству твоему недостойный Александр» [7]). В 1497-1502 гг. слово «холоп» неоднократно употребляется в переписке Великого княжества Литовского с Большой Ордой и Крымским ханством. Холопом именуется здесь преимущественно Иван III. В посланиях хана Большой Орды Ших-Ахмета вел. кн. литовскому Александру Казимировичу (1497, 1501 -четыре письма, 1502), Александра - Ших-Ахмету (1500) и князя Большой Орды Тевекеля -Александру (1502 - два письма) он назван холопом Ших-Ахмета [8]; еще в одном послании Александру 1497 г. Ших-Ахмет, вспоминая о событиях 1480 г., называет Ивана холопом своего отца Ахмата и отца Александра - короля Казимира IV [9]. В послании Александра Менгли-Гирею (1500) холопами предков крымского хана поименованы предки Ивана III [10]. Наконец, согласно одному из посланий Тевекеля Александру (1502), Иван III сам предложил Ших-Ахмету быть его холопом [11]. Можно было бы, конечно, объяснить такую терминологию стремлением унизить по¬литического противника, напомнив о его недавней зависимости от Орды применением уничижительного определения. Но в одном послании Ших-Ахмета Александру (1501) холопом хана назван бывший тверской кн. Михаил Борисович, живший в Литве и являвшийся потенциальным союзником Орды: «Ино тепер бы вамъ то зведомо было, што жъ Михаиле Тверскии мои холопъ был, ино я его хочу на его отьчыну опять князем вчынити» [12]. Наиболее же примечательно послание 1505 г. Довлетека, одного из высших сановников Крымского ханства, Александру Казимировичу (в то время уже не только великому князю литовскому, но и королю Польши). В нем Довлетек неоднократно именует себя холопом короля: «На мое, холопа своего, слово гораздо веръ... отъ мене, холопа своего, ведай... На мое, холопа своего, слово, гораздъ уведавъ...» Причина этого определения видна из текста послания: Довлетек вспоминает, что его предок «правъ-дою служил» Витовту, троюродному деду Александра [13]. Ясно, что автор послания не видел в таком словоупотреблении ничего для себя уничижительного. Византийское влияние на употребление термина «холоп» в татарско-литовской переписке конца XV - начала XVI в., разумеется, следует исключить. Термины холоп / холопство (и соответствующие им тюркские кул / куллук) часто встречаются в документации, связанной с отношениями предводителей Ногайской Орды (не являвшихся Чин¬гизидами, т.е. не имевших прав на ханский титул) с соседними правителями в конце XV - первой половине XVII в. В 1492 г. ими определяли себя по отношению к крымскому хану мурзы Муса и Ямгурией («От холопа царю челобитье и поклон»; «Слово то стоить: мы о чем тебе били челомъ, и ты пожаловалъ, наше холопство co6Ъ принялъ, на твоемъ жалованьЪ челомъ бьемъ» [14]). В 1508 г. мурза Шейх-Мамай в письме Василию III определял себя в качестве «холопа и брата» своего старшего брата Алчагира (занимавшего в Ногайской Орде более высокое положение) и предлагал великому князю назвать его также своим «холопом и братом» «Молвя, ведомо бы было з братом моим с Олчагыром мурзою в дружбе и в братстве ся еси учинил, а мы з того мурзы и холопи и братия, и ты нас холопом и братом назовешь, а другу твоему друзи есмя, и недругу твоему сколько нашие силы недрузи» [15]. Со второй половины XVI в. ногайские предводители называют себя «холопами» российских царей в тех случаях, когда идут на признание своей зависимости [16]. Из приведенных данных следует, что в сфере международных отношений термин «холоп» использовался для обозначения зависимого правителя, вассала. Большинство случаев применения термина указывает на зависимость того или иного правителя (реальную или мнимую, как в отношении Ивана III в конце XV - начале XVI в.) от хана. Некоторые из иных случаев также могут быть связаны с ордынской политической практикой. Афанасий Никитин применяет термин «холоп» для обозначения отношений между мусульманскими правителями - здесь естественно предполагать употребление им, человеком, хорошо знакомым с татарскими обычаями, ордынской терминологии. В переписке татарских ханов с Литвой именование знатных лиц «холопами» по отношению к польско-литовским правителям встречается только под пером татар, т.е. здесь, скорее всего, следует видеть перенос на отношения с великими князьями литовскими татарской терминологической традиции. Ногайские правители начинают определять себя в качестве «холопов» правителей московских после того как Иван IV венчался на царство и овладел Казанским и Астраханским ханствами, что дало право степнякам рассматривать его как хана [17]. Что касается грамоты грузинского царя Ивану III, то здесь не исключено влияние как византийской традиции (оригинальный текст грамоты, вероятнее всего, был составлен на греческом языке [18]), так и ордынской, с которой в Грузии также должны были быть хорошо знакомы. Особый вопрос - именование боярином И.Д. Всеволожским себя «холопом» Василия II в 1432 г. Поскольку он называет себя так в речи, обращенной к хану, можно было бы допустить, что перед нами намеренное подражание ордынской терминологии. Но возможно и другое допущение - данное летописное известие отображает факт именования московских бояр по отношению к великому князю «холопами» уже в первой половине XV в. или по меньшей мере в третьей четверти (когда составлялся дошедший до нас летописный текст с пересказом перипетий визита Василия II в Орду). Документы, с которых традиционно начинают отсчет истории именования представителей знати «холопами» (письма Ивану III его послов и наместников в приграничных городах конца 80 - начала 90-х гг. XV в.), не имеют предшественников - аналогичных документов ранее 1489 г., авторы которых себя «холопами» не именовали [19]; поэтому можно было бы предположить, что эта терминология возникла много ранее конца XV в., просто об этом не сохранилось данных источников (кроме летописного рассказа о событиях 1432 г.). Однако известны документы, позволяющие воздержаться от такого предположения. Это формулярный извод крестоцеловальной записи великому князю, написанный между 1448 и 1471 гг., и составленная по нему запись Ивану Ш служилого кн. Д.Д. Холмского от 8 марта 1474 г. Д. Д. Холмский именует себя не «холопом» великого князя, а «слугой» («и осподарь мои князь велики меня, своего слугу, пожаловал, нелюбье свое мне отдал» [20]), а в формулярном изводе в соответствующем месте стоит «своего человека» [21]. Таким образом, обязательным именование себя «холопом» при обращении к государю стало, видимо, между 1474 и 1489 гг.; известие об И.Д. Всеволожском может говорить только об эпизодическом употреблении такой терминологии ранее этого времени. В целом можно заключить, что употребление термина «холоп» по отношению к знатным лицам вряд ли может быть возведено как к внутрирусским отношениям господ и холопов, так и к реалиям Византии. Оно явно восходит к ордынской политической практике. Вероятнее всего, исходным значением слова «холоп» по отношению к знатному лицу было «правитель, зависимый от хана», по-русски - царя. Можно полагать, что эта терминология восходит к монгольской традиции, где термин богол («раб») использовался для обозначения политической зависимости [22]. Этим термином, а позднее, вероятно, его тюркским эквивалентом кул определялись по отношению к ханам Орды в числе прочих зависимых правителей и русские князья от Даниила Галицкого и его современников до Ивана III. Русским эквивалентом и монгольского, и тюркского терминов являлся холоп. Когда московские бояре начали определять себя по отношению к великому князю в качестве «холопов», сказать невозможно, но последовательным такое определение стало между 1474 и 1489 гг. А это означает, что зависимые от Ивана Ш знатные люди начали в обязательном порядке именоваться так, как было принято называть вассалов царя - т.е. «холопами» после того, как великий князь обрел независимость от ордынского «царя» и сам стал претендовать на царское достоинство [23]. Безусловно, в Московском государстве конца XV-XVI в. степень зависимости знати от государя возрастала и стала очень далека от вольной боярской службы ХIII-XIV вв., не говоря уже о дружинных отношениях более раннего времени. Однако появление обозначения «холоп» при обращении знатных людей к государю не являлось следствием ужесточения их зависимости: оно имело целью не уничижение знати, а поднятие статуса великого князя, так как приравнивало его к правителям «царского» ранга [24]. Примечания 1. См.: Кобрин В.Б., Юрганов А.Л. Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси (К постановке проблемы) // История СССР. 1991. № 4. С. 58-60; Власть и реформы: от самодержав¬ной к советской России. СПб., 1996. С. 86; Ю р г а н о в А.Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998. С. 216-220. 2. См.: Р о е М. What Did Russians Mean When They Called Themselves «Slaves of the Tsar»? // Slavic Review.1998. Vol. 57. № 3. P. 586-594. 3. Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 318, прим. 314- комментарий А.Л. Хорошкевич. Н.С. Борисов полагает, что появление именования подданных великого князя «холопами» произошло не без «дурного примера Орды», но имея в виду характер общественных отношений («дух раболепия»), а не собственно термин (Борисов Н.С. Иван Ш. М., 2000. С. 571-576). 4. ПСРЛ. Т. 2. М., 1962. Огб. 807-808. 5. Там же. Т. 27. М.-Л., 1962. С. 103; Т. 25. М.-Л., 1949. С. 249. 6. Хождение за три моря Афанасия Никитина. Л., 1986. С. 7, 12, 20, 26, 33-34, 38, 148 (прим. 72), 166 (прим. 151). 7. Русский феодальный архив XIV - первой трети XVI века. Вып. 2. М., 1987. № 71. С. 238. 8. РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 195, 235, 235 об., 240 об., 243, 246, 247 об., 248, 249; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. Vilnius, 1993. № 67; 98.1; 102.1; 104.1; 104.3; 104.4; 104.29; 106.3; 108.1. С. 119, 163-164, 170, 172-173, 177, 179,181. 9. РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 200 об.; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. J* 73.1. С. 125. 10. РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 233 об.; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. № 97.2. С. 161. 11. «Ратаи и холоп его буду»: РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 247 об.; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. № 106.3. С. 173. Речь шла о переговорах Ивана Ш с Большой Ордой в условиях войны против Великого княжества Литовского, когда великий князь, желая подорвать союз Ших-Ахмета с Литвой, пошел на притворное признание зависимости от хана и прислал в Большую Орду дань (см.: Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000. С. 181-183). 12. РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 244; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. № 104.9. С. 174. 13. РГАДА, ф. 389, кн. 5, л. 290,290 об.; Lietuvos Metrika. Kniga Nr. 5. № 124.3. С. 232. 14. Сб. РИО. Т. 41. СПб. 1884. № 45. С. 207-208. 15. Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой. 1483-1508. М., 1984. С. 82. 16. См. подробный разбор сведений о «холопстве» ногайских правителей по отношению к московским государям: Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2001. С. 430,632-633, 636 637, 644-647. 17. Ср. прямые именования царя в ногайских посланиях в Москву потомком Чингисхана (См.: Трепа в л о в В.В. Указ. соч. С. 630). 18. См.: Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV века. М., 1952. С. 410-411. Использование царем Кахетии терминологии, выражающей зависимость, связано с содержащейся в тексте грамоты оценкой московского князя как главного оплота право¬славного христианства. 19. Сб. РИО. Т. 41. № 23. С. 81 (1489 г., послание муромского наместника кн. Ф. Хованского); № 29. С. 111 (1491 г., письмо от посла в Крыму кн. В. Ромодановского); т. 35. СПб., 1892. № 17. С. 70-71 (1492 г., послание наместника в Новгороде Якова Захарьина); Памятники дипломатических сношений древней Рос¬сии с державами иностранными. Ч. 1.Т. 1.СП6., 1851.С. 49,62,64-65 (1490г., письма послов в Священную Римскую империю Юрия Траханиота и Василия Кулепшна). Посольские документы по сношениям с Крымским ханством имеются с 1474 г., но до 1489 г. писем великому князю от его послов не содержат. 20. АСЭИ. Т. 3. М., 1964. № 18. С. 34. 21. Русский феодальный архив... Вып. 1. М., 1986. №46. С. 175. О датировке формулярного извода см.: Там же. Вып. 5. М., 1992. С. 989. В последующих дошедших до нас крестоцеловальных записях (лиц такого же ранга) - от времени Василия Ш - в данном месте читаем «своего холопа» (Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 1. М., 1813. № 149,152, 153, 154, 159, 162. С. 414,421,423,425,433,448). Исключениями являются записи князей, переходящих на московскую службу с литовской - К.И. Острожского (1506) и Ф.М. Мстиславского (1529). При этом примечательно, что в следующей записи Мстиславского (1531) он уже именует себя «холопом» (там же. № 146, 157. С. 404,433: ср. № 159. С. 439). 22. См.: Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. 2. М.; Л., 1952. С. 15-16; Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 36—39; М у н к у е в Н.Ц. Заметки о древних монголах //Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1977. С. 387-389. В связи с этой терминологией может быть поставлено известие Новгородской первой летописи старшего извода, согласно которому монгольские послы в 1223 г. говорили русским князьям, что пришли не на них, а «на холопы и на конюси свое на поганая Половче» (Н1Л. С. 62). Спустя почти три столетия сходное «профессиональное» добавление к термину «холоп» видим в формуле, примененной Иваном Ш для выражения готовности признать зависимость от хана Большой Орды: «ратаи и холоп его буду» (см. прим. 10). Похоже, здесь перед нами следы реальной терминологии, обозначавшей зависимость скотоводческих и земледельческих общностей и их правителей. 23. О приложении к Ивану Ш «царской титулатуры» см.: Vodof f W. Le regne d'lvan III: une etape dans 1'histoire du litre «tsar» //Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. Bd. 52. В., 1996. 24. Другое дело, что впоследствии, в XVI столетии, факт совпадения этого определения с наименованием несвободных людей мог способствовать развитию представлений о приниженном положении знати по отношению к государю (что проявилось, в частности, в произведениях Ивана Грозного).

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова