Эфиопская литургия как источник национального исторического чувства и знания: случай царя Зара-Якоба
Опубликовано в "Вестнике ПСТГУ", серия III Филология, 2007, Вып 1 (7) С 114-122
См. библиографию.
Император Зара-Якоб, безусловно, является одним из наиболее выдающихся эфиопских государей не только XV в., но и всей истории страны. Реорганизатор государственного управления и религиозный реформатор, с неумолимой последовательностью преследовавший свои цели и не останавливавшийся перед массовыми репрессиями в отношении своих противников, он остался в народной памяти прежде всего как "православный" царь, "проповедовавший правду и веру и подобный пророку и апостолу". В статье рассказывается о церковно-административных и богослужебных реформах Зара-Якоба и привлекается особое внимание к сочиненному им "зачину", и сегодня звучащему в эфиопских храмах перед чтением извлечений из сборника "Чудеса Марии".
Эфиопский царь Зара-Якоб (1434—1468) является, без преувеличения, самым знаменитым эфиопским царем Средневековья: его имя осталось и на пергаменных листах царских хроник; и в эфиопских святцах (синаксаре), поскольку он причислен Эфиопской Церковью к лику святых (1); сохранила его имя и память народная. Стоит отметить, что государственные, церковные и устные источники сохранили о Зара-Якобе разную память: разную по характеру, месту и времени своего распространения. Ничего удивительного в этом нет, ведь и сами эти источники имеют разный характер, и доступны они были каждый в своей собственной, четко очерченной среде. Начнем с писаний государственных, т. е. царской хроники Зара-Якоба, написанной на мертвом литературном и литургическом языке христианской Эфиопии — геэзе, имевшей хождение лишь в узком придворном кругу и сохранившейся в архивах царских церквей. Она состоит из нескольких частей (2). Первая часть прямо начинает свое повествование словами: "И был в дни царя нашего Зара Якоба великий страх и трепет на всех людях Эфиопии из-за приговора суда его и силы его, особенно же ради тех людей, которые говорили: "Мы поклонились Дасаку и дьяволу" и запятнали многих достойных людей своим лживым словом. Царь, услыхав это, казнил их по наветам этих лжецов, поклявшись именем Божиим: "кровь их да будет на вас". Так поступал царь, ревнуя о Боге до того, что он не пощадил всех сыновей своих, коих имена: Клавдий, Амда Марьям, Зара Абрехам, Батра Сион, и дочерей, по именам: Дель Самра, Ром Ганаяла и Адаль Мангеса, и многих, которых я не знаю. Одни из них умерли, другие из них остались в живых, причем все братья их умерли. В это время возгласил во дворце глашатай: "Народ христианский! Послушай, что сотворил сатана. Когда мы отвратили всех людей от служения идолам и поклонения Дасаку и Дино, он ныне вошел в дом наш и прельстил чад наших". Их казнили великой казнью и показывали всему воинству бичевания и язвы их и пытки их, и ради сего все плакали, когда им об этом всем рассказывали или это показывали. И он повелел всем принести клятву и написать на челе: "Отца, Сына и Св. Духа", на руках правых: "отрицаюсь дьявола Христом Богом", на левых: "отрицаюсь Дасака проклятого, я раб Марии, Матери Творца всего мира". Кто этого не делал, того дом расхищался, и тело наказывалось, причем говорили: повеление царя на всяком месте" (3). Идею разрисовать таким образом своих подданных Зара Якоб очевидно почерпнул из Откровения св. Иоанна Богослова: И взглянул я, и вот, Агнец стоит на горе Сионе, и с Ним сто сорок четыре тысячи, у которых имя Отца Его написано на челах (Откр 14. 1); И узрел лице Его, и имя Его будет на челах их (Откр 22. 4). Такая, мягко говоря, решительность царя до сих пор заставляет историков сомневаться в его душевном здоровье, но даже если здесь мы имеем дело и не с безумием, то наверняка с глубокой верой в черную магию и с навязчивым страхом перед ней. Его хронист (тот же самый или, может быть, уже другой) пишет о царских мерах предосторожности: "Священники, взяв воду молитвы, кропили в доме царя, обходя его от заката солнца до утра беспрерывно. Некоторые из них призывались из Амхары и Ангота, будучи избраны для совершения этого обряда. Они читали Евангелие, псалмы Давидовы, отречение от сатаны и "Господь воцарися", не отдыхая всю ночь до рассвета А днем не прекращали окропления водой молитвы по чину, ибо волхвы злоумышляли, завидуя вере и красоте праведности царя нашего. Сам царь говорил и в книге его написано, что делали против него злые волхвы, и когда он оставался на месте, и на пути, когда он путешествовал" (4).
Это, безусловно, записи очевидцев событий и современников Зара Якоба, которым пришлось нелегко при жизни этого решительного царя-реформатора. После его смерти испуганный тон хронистов сразу же поменялся на противоположный: "Он проповедовал правду и веру и был подобен красотою уставов, проповеди своей и учения своего пророку и апостолу, ибо люди эфиопские жили, оставив уставы веры и почитание суббот и праздников. И я застал еще это и видел своими очами в юности моей, что нарушали первую субботу и делали в ней всякие работы, а после девятого часа, когда трубила труба, прекращали работы и отдыхали, говоря: "отселе господствует суббота". Не чтили также и праздников. Все это он прекратил и повелел чтить первую субботу, как день воскресный, и не делать между ними различия, как написали апостолы святые Он повелел усердно почитать и 33 праздника Марии и ежемесячный праздник Михаила и праздник Рождества Господа Нашего Иисуса Христа каждый месяц и другие праздники, как подобает. Еще научил он не помещать по одному таботу (5), а по два и более, и эти таботы не должны быть одни и тех же, но среди них должен быть включен и табот Марии. Он учил символу веры, молитве Евангелия, ветхозаветному десятисловию и евангельскому седмисловию, Единому Божеству в Триех Лицах, рождению Сына от Отца без Матери и рождению Его от Марии без Отца — сему и подобному учил он и повелел учить всех мужчин и женщин, составляя собрания во все субботние дни, во все праздничные дни во всех местах Он повелел сеюмам (6) — если священники этого не будут делать и не будут учить по местам своим, да отнимется их достояние и расхитятся дома их" (7).
Для перехода к апологетике царя уже после его смерти были свои причины. При жизни Зара Якоб бестрепетно и жестко занимался решительными преобразованиями как государственной, так и церковной жизни страны. Последнее было явным и вопиющим покушением царя на церковный авторитет, и, как заметил Б.А. Тураев, "церковные нововведения, шедшие с высоты престола... не оставались без протеста" (8). С протестовавшими Зара Якоб не церемонился даже тогда, когда речь шла о высокопоставленных иерархах Церкви: им был осужден и сослан архимандрит монастыря Дабра Даммо авва Ноб; пал жертвой царского гнева и глава Дабра-Либаносской конгрегации авва Андрей: "его связали и он умер в узах" (9). Зара Якоб был убежден, что любое несогласие с помазанником Божиим недопустимо, ведь "сердце царя в руке Господа" (Притч 21. 1), а любое противодействие преступно, ибо "где слово царя, там власть; и кто скажет ему: "Что ты делаешь"?" (Еккл 8. 4). Эту свою убежденность он старался внушить всем подданным, тесно связывая собственное величие с величием Божиим. По словам его "Хроники", "далее повелел этот царь: "когда призываете имя Божие, все люди христианские, говорите: 'поклоняюсь величию царства Его' и затем призывайте имя Его. Когда же хотите призвать имя Владычицы нашея Марии, говорите: 'девству Ее подобает поклонение', и затем призывайте". В-третьих, сказал он: "когда услышите голос наш или приблизитесь к лицу нашему, всегда говорите, поклоняясь: 'поклоняемся Отцу и Сыну и Святому Духу, который поставил нам царем Зара Якоба'!" (10). В результате при дворе "падали все на колени и целовали землю из страха и трепета каждый раз, когда слышали слово царя" (11). А в своем вмешательстве в дела Церкви Зара Якоб не видел ничего неестественного: он, подобно большинству своих современников, воспринимая религию прежде всего как "закон", исполнение которого определяется четкими "уставами". Он был убежден, что "где слово царя, там власть", и, учил вере, подобно школьному учителю того времени, т. е. принуждая учеников соблюдать правила и широко применяя наказания. Его наместники-сеюмы должны были действовать так же. Зара Якоб и держался именно таким "пророком и апостолом", как описал его хронист, но "пророком и апостолом" венценосным, который тут же расправится с тем, "кто скажет ему: "Что ты делаешь?". Так и выглядела эта, по словам Б.А. Тураева, "могучая фигура Зара Якоба, африканского Филиппа II, царя-богослова, палача еретиков и радетеля церковного благочиния" в политической практике его правления (12).
В своем стремлении реформировать Церковь Зара Якоб прибегал не только к репрессиям, но, как и подобает "царю-богослову", часто брался за перо (вернее, калам). Его Хроника сообщает: "Он повелел и написал в святых книгах. И писания его таковы по именам их: Том Вочеловечения, Книга света, Книга Рождества, Отречение сатаны, Книга существа, Блюдение таинства, Господь воцарися" (13). Действительно, царь занимался литературной деятельностью не менее энергично, нежели деятельностью реформаторской. В своем сочинении "Книга Света" он изложил предписания, направленные на упорядочение церковной обрядности, определил взаимоотношения между духовенством и мирянами, церковью и царской властью. Второе большое сочинение Зара Якоба — "Книга Рождества" — направлена против ересей, появившихся в Эфиопии. Ему же приписывается и составление двух сборников величаний на каждый день — "Славословие небесным и земным" и "Господь воцарися", представляющих собой собрание песнопений в рифмованных стихах, расположенных в порядке церковного года. Другие его сочинения — "Том вочеловечения", "Отречение сатаны", "Книга существа" и "Блюдение таинства" — до нашего времени не дошли, на что, вероятно, имелись свои причины. Зара Якоб не только писал сам, но и направлял всю литературную деятельность своего времени. По его инициативе был осуществлен перевод на эфиопский язык коптского синаксаря, который был дополнен житиями эфиопских святых по строгому выбору царя. В своей литературной деятельности Зара Якоб преследовал также вполне прагматические цели.
Можно сказать, что его эпоха (сер. XV в.) явилась поворотным моментом в развитии как эфиопского государства, так и эфиопской литературы. Если в области государственной XIV в. был веком территориальной экспансии, направленной на расширение и приумножение областей, подвластных эфиопским царям и Эфиопской Церкви, то XV в. и первые два десятилетия XVI в. явились периодом жесткой централизации. И здесь именно царь Зара Якоб поставил перед Церковью в качестве главной задачи уже не внешнее "обращение язычников", а глубокое внедрение христианской идеологии в сознание народа. И царь, не обинуясь, жестко потребовал церковного сотрудничества. Недаром Зара Якоб в своей "Книге Света" настойчиво указывал священству на необходимость "проповеди и духовного просвещения" народа. Что до литературной деятельности этого времени, то ее можно достаточно четко разделить на писания самого Зара Якоба, обращенные прежде всего к духовенству, где он прямо излагал свои царские предписания Церкви, и на сочинения, которые он заказывал.
Эфиопская литература, переживавшая эпоху бурного расцвета вплоть до 1527 г., была направлена прежде всего на выполнение этой задачи, и произведения подавляющего большинства новых литературных жанров, которые появляются в Эфиопии с XV в., имеют одно общее назначение — служить в качестве проповедей при богослужении: извлечения из них читались в церкви во время всенощного бдения. Богослужебная практика должна была служить делу проповеди. К этим новым для Эфиопии жанрам относится жанр "чудес" и прежде всего "Чудеса Марии", введенные в богослужебную практику именно царем Зара Якобом.
В своих реформах Эфиопской Церкви Зара Якоб отнюдь не ограничился только богослужебной практикой, а предписал ряд нововведений вполне административных. В результате ему удалось низвести ранее почти независимых игуменов крупнейших монастырей до положения своих придворных. Во время литургии в придворной церкви обязаны были присутствовать настоятели 14-ти монастырей "и других, и тех, которых я не знаю", как пишет хронист (14). "Монахи Бизанские" теперь держат узду и меч при царских выходах из храма, а "верные монахи из мужей Тигре" распоряжаются в царской канцелярии. При своей жизни Зара Якоб оставался грозным царем и решительным реформатором, но власть его держалась жестокими репрессиями, а реформы не оставались без протеста.
Когда грозный царь умер, его современники получили возможность без страха оценить уместность и целесообразность его реформ. В области административной его сын и преемник Баэда Марьям (1468—1478) отказался от многих нововведений своего отца, но внешний антураж царского величия соблюдал настолько неукоснительно, что, по словам хрониста, "страх вошел в сердца всех людей и стали говорить между собою: "этот царь еще суровее отца своего" (15).
Были внесены изменения и в литературный образ покойного царя. К его прежней официальной хронике был добавлен пассаж, где о Зара Якобе говорится, что "он проповедовал правду и веру и был подобен красотою уставов, проповеди своей и учения своего пророку и апостолу". Эфиопская Церковь тоже должна была решить, как распорядиться духовным наследием великого реформатора, и решила этот вопрос, в сущности, так же, как это сделал Баэда Марьям: внешний декорум был соблюден, но акценты значительно переставлены. Зара Якоб был официально причислен к лику святых, но при этом Церковь вменила ему в заслугу отнюдь не его жесткие мероприятия по реорганизации Церкви и даже не многочисленные его литературные труды (и то, и другое Церковь как раз постаралась поскорее позабыть), а прежде всего его деятельность по духовному просвещению народа. В эфиопских святцах, как всегда лаконичных, его память отмечена такими словами: "И в этот день еще упокоился царь Эфиопии честной Зара Якоб, православный, апостольский, после того, как учредил он уставы добродетели во всех странах царства своего. Его благословение да пребудет с нами во веки веков. Аминь". И в виршах, которые традиционно заключают величание святого в святцах, Зара Якоб именуется "проповедником веры Евангелия совершенной" (16).
Под "проповедью" Зара Якоба и его "уставами добродетели" Церковь подразумевала те богослужебные нововведения царя, от которых она отказываться не собиралась. Прежде всего, это относилось к тому сугубому культу Девы Марии, который Зара Якоб насадил в качестве объединяющего начала и решительно ввел его в литургическую практику Церкви в виде специальных Богородичных праздников с чтением в храмах извлечений из сборника "Чудеса Марии". Для этого царем был введен даже особый "зачин", который и по сей день произносится в храмах перед чтением собственно "чудес": "Во имя Отца и Сына и Св. Духа, Единого Бога. Сие есть книга устава, которая читается перед тем, как читать чудеса Владычицы нашей Марии, которая изошла от престола апостола Марка, из места Муаллака Египетской, куда возложили ее наставники, патриархи честные, блюстители таинства веры правой, которым Владычица наша Мария поведала, иным в видении, иным поведала во сне, а иным поведала явно. Это авва Авраам, и авва Марк, и авва Матфей, чудотворцы, и история их записана в книге чудес Владычицы нашей Марии, как говорила она с ними и как творила им чудеса. А книга устава была переведена с арабского на геэз страны Эфиопской во дни аввы Иоанна, патриарха Александрийского, и во дни митрополитов наших аввы Михаила и Гавриила, и епископа аввы Иоанна, в третий год после того, как вышли они в Эфиопию, и во дни царя нашего Зара Якоба, нареченного Константином, от воцарения его на седьмой год. А книга устава гласит так: Во все воскресенья каждой недели и в каждый праздник Владычицы нашей Марии да не преминут читать чудеса Владычицы нашей Марии во всех церквах с великой честью и радостью великой, ибо пречестна сия Мария, и нет честнее ее после Бога. И отлучили они небрегущих чтением чудес Владычицы нашей Марии во всякое воскресенье и всякий праздник ее. А праздники таковы..." (17). Далее следует перечисление четырнадцати Богородичных праздников и торжественный чин чтения "трех чудес из чудес Владычицы нашей Марии теми, кто умеет читать и искушен в чтении, а кто не искушен, пусть читает по одному малому чуду, дабы не порушить благословения Девы".
При таком частом чтении в храмах "Чудеса Владычицы нашей Марии" сделались в христианской Эфиопии самым известным после Псалтири произведением, а царь Зара Якоб, имя которого многажды упоминается и в "уставе", и в самом тексте "Чудес" (18), стал самым знаменитым эфиопским царем. Впрочем, собственно об исторических событиях его царствования народ знал очень мало, да особенно этим и не интересовался. Как писал Аллан Хобен об этом народном восприятии эфиопской истории, "большинство амхара мало интересуются прошлым как таковым. Для них главные события традиционной истории важны постольку, поскольку они отражаются на нынешней местности и имеют продолжение в настоящих административных и общественных отношениях" (19).
Соответственно, и Зара Якоб, имя которого они часто слышали в храме, был и остается для прихожан прежде всего "царем православным" и "радетелем церковного благочиния", а если и реформатором, то исключительно богослужебной практики, а не государственных или церковных отношений. Можно предположить, что именно такую память и хотела сохранить о великом царе Эфиопская Церковь. И консерватизм богослужебной практики сделал эту память столь же прочной, как и сам эфиопский церковный обряд.
ETHIOPIAN DIVINE SERVICE AS A SOURCE OF NATIONAL HISTORICAL SENTIMENT AND KNOWLEDGE: THE CASE OF KING ZARA YAKOB
S. CHERNETSOV
Emperor Zara Yakob was, beyond any doubt, one of the most outstanding sovereigns of Ethiopia not only in the XVth century, but also in the country's entire history. Famed for his reorganization of the government as well as for his religious reforms, a strong-willed politician who relentlessly pursued his objectives and did not stop short of massive reprisals against his opponents, Zara Yakob remained in popular memory first and foremost as an "Orthodox" king who "preached the truth and the [right] faith and was like a prophet and an apostle". The article tells about Zara Yakob's reforms of ecclesiastical administration and divine worship; the reader's particular attention is drawn to a liturgical incipit composed personally by the emperor which even nowadays can be heard in Ethiopian churches as a prelude to readings from "The Miracles of Mary".
----------------------
1 Память — 3 пагумена (8 сентября).
2 Б.А. Тураев был убежден, что "каждая часть имеет своего автора" (Тураев Б.А. Абиссинские хроники XIV—XVI вв. / Под ред. и с пред. И.Ю. Крачковского. М.; Л., 1936. С. 56.)
3 Тураев Б.А. Указ. соч. С. 58-59.
4 Тураев Б А Указ соч С 66
5 Табот - это деревянная или каменная доска с изображением креста посредине и символов евангелистов по углам, соответствующая антиминсу православной обрядности Табот помещается в алтаре и выносится из церкви только во время крестного хода Именно табот, освященный митрополитом, превращает храм в церковь, без табота это уже не церковь, а простое строение
6 Сеюм (букв "назначенный") — эфиопское название царского наместника
7 Тураев Б.А. Абиссинские хроники... С. 77.
8 Тураев Б.А. Исследования в области агиологических источников истории Эфиопии. СПб , 1902. С. 226.
9 Тураев Б.А. Абиссинские хроники .. С. 82.
10 Там же. С. 83-84.
11 Там же. С. 65.
12 Тураев Б.А. Исследования... С. 172-174.
13 Тураев Б.А. Абиссинские хроники... С. 76.
12 Тураев Б.А. Исследования... С. 172-174.
13 Тураев Б.А. Абиссинские хроники... С. 76.
14 Тураев Б.А. Абиссинские хроники... С. 63
15 Тураев Б.А. Абиссинские хроники... С. 89.
16 Guidil., GrebautS. &NolletG. Le Synaxaire ethiopien//Patrologia Orientalis. 1. Paris, 1906. P. 657-658.
17 Budge W. Е. A. The Miracles of the blessed Virgin Mary and the life of Hanna. London, 1900. P. 3; Budge W. E. A. One hundred & ten Miracles of Our Lady Mary translated from Ethiopic manuscripts. London, Liverpool & Boston, 1923. P. xlvi-xlvii.
18 Cerulli E. II libro etiopico dei Miracoli dei Maria e le sue fonti nelle letterature del Medio Evo latino. Roma, 1943. P. 94-125.
19 Hoben A. Land tenure among the Amhara of Ethiopia. Chicago, 1973. P. 83.
Кратко Кротов.
|
