Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Гертруда Великая

Воспроизводится по изданию: Подвижники. Избранные жизнеописания и труды. Книга вторая. Самара: Издательский дом "Агни", 1999. Страницы этого издания указаны в прямых скобках и выделены линейками; номер страницы предшествует тексту на ней.

ОТКРОВЕНИЯ СВ. ГЕРТРУДЫ

СОБРАННЫЕ МОНАХИНЯМИ ЕЕ МОНАСТЫРЯ

Однажды в монастырь пришла из дальних мест известная своей набожностью женщина, которой бывали небесные видения. Она не знала никого из этой общины и помолилась, чтобы Господь послал ей ту, которая лучше других сможет понять ее душу. Ей было сказано, что та, которая приблизится и сядет рядом, и есть самая любимая Господом и самая святая из всех монахинь. К ней подошла Гертруда, которая столь хорошо скрывала все признаки своей святости и свет, которым была наделена свыше, что пришедшая заподозрила ошибку и снова стала молиться. Ей был дан тот же ответ, и тогда она убедилась, что именно эта монахиня столь любезна Господу. Вскоре посетительница имела длительную беседу с сестрой Метильдой, обращение которой понравилось ей гораздо больше и святость которой казалась более явной. И снова она вопрошала Господа, почему Он отдает предпочтение Гертруде перед ее сестрой. Господь ответил, что Он действительно воплотил в Метильде множество добродетелей, но в Гертруде он уже воплотил и будет воплощать гораздо больше.

Затем Господь показал этой женщине в Сердце Своем драгоценный камень в виде трилистника неописуемой красоты и блеска и сказал: «Я всегда ношу этот камень как символ любви к своей невесте, чтобы весь Высший Суд знал по яркости первого лепестка о том, что на земле сейчас нет для Меня существа более близкого, чем Гертруда, ибо никто не слился со Мною так полно и никто не сравнится с ней по чистоте намерений и честности желаний. По второму лепестку Суд увидит, что нет ни одной души среди скованных пока цепями плоти и крови, которую Я хотел бы обогатить Своими дарами и покровительством более, чем

[235]


ее. А по блеску и сверканию третьего лепестка они увидят, что только она одна верно и искренне обращает лишь во славу Мне полученные дары. Она очень далека от того, чтобы просить что-либо для себя и страстно желает, чтобы никакие ее благодеяния и добрые дела не приписывались ей».

Это откровение закончилось словами: «Место, которое Мне доставляет наибольшее наслаждение и более всего Мне подобает - это Причастие перед алтарем, а после него - сердце Гертруды, Моей возлюбленной. Потому вся Моя привязанность и небесная любовь по-особому обращены именно на нее».

Когда однажды Гертруда читала лекцию для общины, по обычаю ордена, она дважды произнесла такие слова: «Люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими» (Втор 6, 5). В этой общине некоторые монахини были отмечены свыше милостью получать откровения. Одна из сестер общины, тронутая любовью, с которой были произнесены эти слова, стала молиться, чтобы Он, Который так любит Гертруду и Который научил ее любить Его столь сильно, преподал бы и ей такой священный урок. Ей пришел следующий ответ: «Гертруда была на руках Моих с младенчества, Я сохранил ее столь же невинной и непорочной как при крещении до тех пор, пока она сама по своей воле и по своему выбору отдала Мне себя полностью и навсегда. В воздаяние за совершенство ее желаний Я, в свою очередь, полностью отдал Себя ей. Эта душа столь угодна Мне, что когда Меня обижают люди, Я вхожу в нее для отдохновения и при этом вынуждаю ее терпеть телесные и душевные страдания, которые навлекаю на нее за грехи других. И так как она принимает эти страдания и муки с такими же молитвами благодарности, с той же кротостью и терпением, с какими она принимает все исходящее от Меня, и приносит Мне эти благодарственные молитвы, когда Я страдаю, она смягчает этим гнев Мой, и Мое милосердие вынуждено прощать ради нее очень многих грешников».

В другой раз, когда Гертруда смиренно попросила одну из своих сестер во Христе помолиться за нее и та стала выполнять ее просьбу, монахиня услышала такие слова: «Те недостатки или несовершенства, которые можно найти в Гертруде, лучше назвать ступенями в совершенствовании, ибо почти невозможно, чтобы ее

[236]


слабая человеческая природа не испытывала бы порой соблазна тщеславия перед лицом такого множества милостей, оказанных ей, если только ее достоинства не скрыты от ее собственного взора тенями и завесой явных пороков. Как земля дает урожай богаче, если земледелец потрудится лучше удобрить ее, так и благодарность Гертруды приносит тем более обильные плоды, чем яснее даю ей понять ее слабости. Именно поэтому Я допускаю, чтобы в ней сохранялись различные несовершенства, которые заставляют ее постоянно чувствовать себя в состоянии покорности и смирения. За каждый из ее недостатков Я посылаю ей конкретную добродетель, которой она заслоняет от Меня все свои недостатки. Придет время, когда Я превращу эти недостатки в такое количество достоинств, что душа ее засияет передо Мной как самое прекрасное солнце».

Терпение, с которым Гертруда переносила болезни и испытания, осталось прежним, ее любовь к сестрам возрастала с каждым разом, когда необходимо было проявить ее, святость ее была видна в каждом поступке. Особый дар предвидения или пророчества позволял ей давать мудрые советы по поводу важнейших событий. Когда об этих ее способностях стало известно, в монастырь зачастили самые разные люди, которые хотели или побеседовать с ней на духовные темы, или получить от нее житейский совет. Люди стали замечать, что она находит особую радость в том, чтобы применять все, что она узнала из книг и бережно хранила в памяти.

Господь и спасение человеческих душ - это было единственной целью ее жизни, единственным мотивом каждого поступка. Будучи очень скромной, она постоянно внушала себе, что ниспосылаемые ей чудесные дары она получает лишь для того, чтобы делиться ими с другими. Это спасало ее от малейшего соблазна самоуспокоения и побуждало свободно делиться с другими знаниями, ниспосланными ей в виде откровений и других милостей.

Она, по ее собственным словам, была лишь каналом, по которому благодать Господня передавалась другим, и веря, что именно в этом ее предназначение, не жалела ни сил, ни времени, чтобы его выполнить. Она мало отдыхала и забывала о еде, если обращавшиеся к ней нуждались в ее внимании или тревожили

[237]


ее мысли. Она лишала себя размышления и созерцания, когда нужно было помочь тем, кто подвергался соблазнам и искушению, утешить несчастных или - чего она всегда страстно желала больше всего прочего - возжечь пламя небесной любви в чьей-нибудь душе. Потому что как железо, попав в огонь, само становится подобно огню, так и эта дева, сгоравшая от любви, сама казалась воплощением любви - так страстно она желала спасти все души на свете. Она верила, что этим она воистину прославляет Господа, и что дары Его этим будут приумножены стократ. Она была абсолютно уверена, что не получает ничего для себя самой. Кто бы ей ни встретился, она всегда полагала, что он лучше ее, и именно поэтому была так убеждена в том, что слава Господа возрастет, если Он окажет им Свою милость. Она считала, что другие заслуживают большего только за одну мысль, только за свою невинность и даже только за чистоту души, чем она за весь свой ум или за свои душевные качества. Стоит ли удивляться тому, что сосуд, столь свободный от самости, до краев был переполнен Богом, что благоухание этого елея сохранилось в монастыре на многие сотни лет?

Когда Гертруда была избрана аббатисой, то важность ее дела была подтверждена знамением, в котором Иисус предстал перед ней, неся на плечах огромное и величественное здание. «Смотри, - сказал Он, - с каким трудом, с какой заботой и бдительностью несу Я это любимое Мною здание, которое есть монашеская обитель. Ему отовсюду угрожают разрушением, ибо мало тех, кто хочет что-либо сделать или как-либо претерпеть, чтобы оказать ему поддержку и способствовать его укреплению. Поэтому ты должна претерпеть со Мною, неся его на себе, ибо все, кто хочет словом или делом распространять нашу веру, кто пытается восстановить ее в прежней чистоте и страстном служении - - это множество прочных колонн, поддерживающих священное здание, и они утешают Меня, разделяя со Мною тяжесть этой ноши». С этого момента Гертруда посвятила себя делу, столь любезному ее Жениху, и ее монастырь стал действительно «домом наслаждения» Господа.

Слияние ее с Высшим стало столь полным, что даже страх мгновенной смерти не смущал ее душу. Однажды, когда она путешествовала из одного монастыря в другой, она сорвалась с крутой

[238]


горной тропы. «Возлюбленный Господь мой, - воскликнула она, - о если бы я сейчас встретилась с Тобой!» Ее попутчицы спросили, не боится ли она умереть без причастия. На что она ответила: «Конечно, я страстно хочу получить поддержку святого причастия перед смертью, но предпочитаю Провидение и волю Господа моего всем причастиям, ибо верю, что это - самая лучшая подготовка к смерти. Неважно, будет ли моя смерть мгновенной или медленной, лишь бы она была угодна Ему, пред очами Которого надеюсь оказаться в этот миг. Как бы я ни умирала, верю, что не буду оставлена Божией милостью, без которой стала бы неизбежной моя вечная погибель».

Один монах в своих молитвах настойчиво спрашивал, какое из достоинств Господь больше всего ценит в Своей невесте. Ему было отвечено, что это великодушие: «Оно столь ценно, столь велико и прекрасно, что с его помощью можно достичь высот совершенства. Оно подготовило Мою избранницу к тому, чтобы постоянно получать от Меня ценные дары, и не позволило ее сердцу привязаться к чему-либо, что могло бы огорчить Меня или помешать Мне».

Одним из следствий этой свободы духа было то, что Гертруда терпеть не могла обладать чем-либо, что не было для нее необходимым в повседневной жизни, в то же время она испытывала нежную привязанность ко всем предметам, которыми пользовалась во время службы или для других целей, например к дощечкам, на которых она писала, - и как же ей было их не любить, если ее писание было той особой задачей, для выполнения которой Провидение отдало ее Церкви, и если она начала писать по явному приказу своего Небесного Жениха. Эти дощечки использовались для написания таких религиозных трудов и трактатов, которые обещали очень сильное укрепление в вере и оказались очень полезными для нее и для сестер ее во Христе. Она верила, что эти неодушевленные предметы ей дал сам Бог, чтобы она смогла оказать Ему особую услугу и тем еще больше прославить Его.

Когда же ей предоставлялся выбор в одежде или других предметах первой необходимости, то она закрывала глаза, протягивала руку и брала то, чего коснулась. Все, что выпадало ей в жизни, она принимала с самой живой благодарностью, как подарок

[239]


от самого Господа. Вера в небесное Провидение была характерной ее чертой.

Образ жизни, в котором она сочетала выполнение повседневных своих обязанностей монастырской жизни с непрерывным слиянием со своим Возлюбленным, был показан сестре Метильде в видении. Она увидела Иисуса, сидящего на высоком троне, вокруг которого ходила Гертруда, ни на мгновенье не отводя взгляда от своего Господина. В то же время было видно, что она выполняет свои внешние обязанности и с совершенным тщанием. Когда сестра Метильда в изумлении рассматривала это видение, она услышала такие слова: «Это - отображение жизни, какой живет моя возлюбленная Гертруда. Видишь, как она постоянно ходит предо Мной, и никогда не ослабевает ее страстное желание знать и делать именно то, что больше всего угодно душе Моей. Как только она узнает об этом, тотчас же выполняет с тщанием и преданностью, затем сразу же переходит к какой-нибудь другой своей обязанности, с рвением ища новую добродетель, чтобы в ней практиковаться. Потому вся ее жизнь - непрерывная цепь деяний, совершаемых для почитания и прославления Меня».

«Но, Господь, - ответила ему Метильда, - если жизнь Гертруды столь совершенна, то почему она не переносит недостатков других, и почему они кажутся ей столь значительными?» - «Потому что она не может допустить, чтобы на душе ее появилось хотя бы малейшее пятнышко, и не может спокойно видеть даже небольшого несовершенства или порока в душе другого».

Гертруда знала о святости своей сестры Метильды и часто спрашивала ее совета и просила помолиться за себя. Однажды, когда Метильда молилась за нее, ей было видение Господа, одетого в зеленую мантию с золотой окантовкой. Красота его затмевала красоту миллионов ангелов, и правой рукой Он нежно обнимал ту, за которую молилась Метильда. Ей представлялось, что Гертруда тоже обнимает Христа, и что сердце ее прикипело к Ране в боку Иисуса. Изумленная, она пыталась истолковать это видение, когда услышала слова: «Знай, что зеленый цвет и золото Моего одеяния - это Божественный, каждый раз новый Свет Моей Любви. Поток ее никогда не прекращается в душе Гертруды, и слияние ее сердца с Раной Моей показывает, что она столь нераздельно

[240]


связана со Мной, что в любой момент готова впитывать потоки этого Света».

Метильда спросила: «Почему кажется, что Гертруда в любой момент готова заняться другим делом и делать как бы случайно то, что внезапно пришло ей в голову. Совесть ее при этом спокойна, что бы она ни делала - молилась ли, писала, наставляла, упрекала или утешала других?»

Ответ был таким: «Я так тесно связал ее душу и Свое Сердце узами милосердия, что она стала одним духом со Мной. Именно поэтому она так мгновенно откликается на все Мои желания. Гармония и взаимопонимание, существующие между сердцем человека и отдельными членами тела его, оказываются не больше тех, что существуют между Моей Душой и душой Гертруды. И как руки человека мгновенно выполняют его желание, ибо они полностью подчиняются воле его сердца, как глаза его сразу же открываются, если сердце его пожелает, так же и Гертруда всегда со Мной и в любой момент готова выполнить те движения, которые Я ей рекомендую».

Сходное с этим откровение было в это же время другой монахине, которой было сказано, что слияние Гертруды с ее Женихом станет еще более полным, что она получит еще более щедрые дары и настолько полно сольется с Ним, что глаза ее будут видеть лишь то, что пожелает Господь, уши будут слышать лишь то, что Он повелит ей услышать, а губы говорить лишь то, что Он повелит ей молвить.

Однажды стояли столь сильные холода, что если бы они продолжались, урожай бы окончательно погиб. Более того, разразился еще и град. Во время жертвоприношения Гертруда стала молиться о прекращении холодов, и когда она уже почти подошла к святым дарам на алтаре, ей было сказано, что ее мольба будет удовлетворена. Но она, набравшись храбрости, попросила о том, чтобы град прекратился тут же. Ее просьба была исполнена, но она была так поглощена выполняемым священнодействием, что тут же забыла о своей просьбе. Она вспомнила о ней, лишь когда вышла из церкви и увидела, что все уже начало таять. Те, кто не знал о молитве Гертруды, были поражены внезапной переменой погоды и боялись, что буря прекратилась лишь на короткое

[241]


время, но это было не так. Воцарилось тепло и местность была спасена от опустошения и голода, хотя мало кто знал, кому они обязаны такой милостью.

В другой раз, когда урожай мог погибнуть от сильного и продолжительного ливня, все монахини постоянно возносили к небу молитвы и каялись, чтобы отвратить беду. Наконец, Гертруда заявила, что будет молиться до тех пор, пока погода не изменится к лучшему. Небо сразу же очистилось и выглянуло солнце, хотя всего за несколько мгновений до этого огромные черные тучи грозили новым продолжительным дождем.

К Гертруде часто обращались не только сестры монастыря, но и сотни людей, издалека привлеченные молвой о ее святости. Нередко она переживала, что ее слова и советы скорее помешают, чем помогут этим людям. Однажды ей пришел ответ: «Больше ничего не бойся, успокойся. Мужайся и утешься. Я Господь твой, Возлюбленный твой, создавший тебя силой Своей любви. Я избрал тебя, чтобы поселиться в тебе и находить здесь Свою усладу. Потому пламенно и смиренно ищущим Меня в тебе Я буду Сам отвечать твоими устами. Посылай ко Мне честных и смиренных и будь уверена, что ради тебя никого из них не обойду Отеческим вниманием, обниму их с нежной любовью и не откажу в Своем поцелуе».

Однажды Гертруда со стыдом молилась за одного человека, ибо он не верил, что сможет получить не только то, о чем она просила для него, но даже больше. Господь сказал ей: «Что бы кто ни надеялся получить и что бы ты ни обещала от Моего имени - будет исполнено. Я сотворю в душе его, что он желает, даже если он по слабости человеческой не поймет, что для него сделано».

Через несколько дней, в течение которых Гертруда удивленно размышляла, как можно так много обещать столь недостойному, она спросила Господа, как мог Он одарить благодатью Своею такого грешника? Иисус ответил следующее: «Разве вселенская Церковь не признает того, о чем Я ранее сказал лишь Петру: «что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф 16. 19). Почему ты не веришь, что Я могу выполнить все, что небесная любовь подсказывает Мне пообещать?» Потом Он коснулся языка ее

[242]


и сказал: «Я вложил слова Мои в уста твои» (Иер 1. 9), и Я истинно подтверждаю все, что ты скажешь другим по Моему совету и от Моего имени. Кому бы и что бы ты ни пообещала, Я это выполню, как деяние. Моего милосердия, явленное на земле, и подтвержу это на небесах».

На эти столь чудесные обещания Гертруда ответила: «Я буду горевать, что кто-нибудь может навлечь на себя погибель вечную, если я скажу ему, что ни одно преступление не останется безнаказанным, или что-то в этом роде».

Он ответил: «Каждый раз, когда любовь к справедливости или любовь к людям заставит тебя говорить такие слова, сострадание Мое заранее предупредит грешника, что ты скажешь ему это, чтобы он раскаялся в грехах своих, и тогда он не заслужит наказания за то, что не придал значения твоим наставлениям».

Гертруда ответила: «Если правда, Господь мой, что Ты говоришь моими устами, то почему слова мои так мало влияют на некоторых людей, даже когда я страстно желаю, чтобы они стали прославлять Тебя и спаслись сами?»

Иисус ответил: «Не удивляйся, что слова твои иногда оказываются напрасны и не оказывают на людей никакого действия. Когда Я Сам жил среди людей, Мои собственные слова, хотя и произносились с Божественной силой и страстью, давали завязь плода спасения далеко не в каждой душе. Все в мире устроено по Высшему Провидению и совершенствуется, как предопределено Мной».

Вскоре после этого Гертруде выпал случай упрекнуть одного человека за его порок, и она испугалась, что действовала при этом неосторожно и слишком сурово. Она сразу же обратилась к Жениху своему и стала умолять Его сделать так, чтобы она никогда никому не сказала бы ничего такого, что не было бы угодно Его душе.

«Не бойся ничего, дочь моя, - ответил Спаситель, - лучше преисполнись святой веры. Ибо Я теперь наделю тебя особым даром - когда кто-нибудь будет обращаться к тебе с верой и смирением за советом по любому вопросу, свет Моей истины позволит тебе разглядеть все самые далеко запрятанные неясности этого дела, и ты будешь судить о нем столь же верно, как Я Сам, сообразуясь с конкретным делом и обстоятельствами, в которых

[243]


находится этот человек. Ты будешь от Моего имени сурово осуждать и порицать тех, о ком Я скажу тебе, что они виновны. И напротив, ты будешь ласкова и приветлива с теми, пороки которых не столь значительны».

«О Царь земли и неба! - воскликнула она. - Останови же поток даров Своих, ибо та пылинка и частичка пепла, которой я являюсь, недостойна получать такие милости».

«Дочь моя, зачем так изумляться тому, что Я позволяю тебе судить о причинах Моей неприязни или вражды? - ответил Он. - Ведь Я столь часто доверял тебе секреты Моей дружбы!» Потом добавил: «Никто из пришедших к тебе за советом и утешением с сердцем в глубокой печали и скорби, если он искренен и глубоко смирен, никогда не будет разочарован, ибо Я - Господь, живущий в душе твоей. Чувствуя Себя преисполненным любви, хочу сделать тебя посредницей для многих. И верно то, что вся радость, которую ты при этом будешь испытывать, исходит из полноводного источника в душе Моей».

Метильда однажды увидела в видении, что сердце Гертруды образовало устойчивый и прочный мост, на концах которого как две стены были Божественность Иисуса Христа и Его святая человечность. Потом она услышала такие слова: «Те, кто придет ко Мне по этому мосту, не должны бояться, что заблудятся, или упадут. Те, кто получает ее советы и точно их выполняет, никогда не собьются с пути истинного, ведущего к жизни в блаженстве вечном».

Когда Иисус дал понять Гертруде, что по Его воле она должна записывать получаемые ею откровения, то она из-за своей скромности пришла в полное замешательство. Но Он утешил ее и сказал: «Для чего было записано, что Я посещал св. Екатерину в тюрьме и ободрял ее: будь стойкой и непоколебимой, дочь Моя, ибо Я с тобой? Зачем нужно было, чтобы стало известно, что Я посетил Иоанна, Моего любимца, и сказал ему: приди ко Мне, Мой возлюбленный? Зачем стало известно это и другое о многих святых, если не для возжжения священного огня тех, кто слушает и читает написанное, и чтобы показать всем людям величие Моей любви? Таким образом, - добавил Спаситель, - желание получить милости, подобные полученным тобою от Меня, разбудит

[244]


духовное устремление в их душах - в тех, кто постарается изменить свою жизнь, сделав ее более совершенной».

Однажды Гертруда удивилась, почему Господь так сильно побуждает ее записывать Свои откровения, зная немощь и слабость веры большинства людей. Вместо того чтобы найти в откровениях пример для укрепления в вере, они скорее найдут, что осудить и над чем посмеяться. На это ей отвечено: «Я так глубоко вложил в твою душу благодать Свою, что надеюсь получить обильные плоды. Потому хочу, чтобы все, кто получает эти дары и по своему неведению не обращает на них внимания, узнали бы от тебя, на каких условиях Я одарил их этими дарами, чтобы Моя благодать возрастала в них вместе с их благодарностью. Но если объявится кто-нибудь настолько злобный, что станет порочить святость твоих трудов, то наказание за их грех падет на их головы, и ты не будешь за это в ответе. Ибо Я сказал устами пророка Иезекииля: «Я положу пред ним преткновение, и он умрет» (Иез 3. 20). Я устраиваю так, чтобы многое делалось во имя спасения души Моей избранницы, дозволяю и даже приказываю делать это, хотя деяния эти и вводят в соблазн нечестивых».

Однажды Гертруда уговорила Метильду попросить за нее у Бога две добродетели, которые считала необходимыми для себя. Это были многотерпение и мягкость в обращении с людьми. Когда Метильда молила Господа об этом, Он сказал: «Непорочность, придающая Гертруде совершенное спокойствие и столь милая Мне, происходит оттого, что я выбрал Себе обитель в ее спокойной душе. И так как Я постоянно в ней, то неизбежно и она во Мне. Если ей иногда придется покидать Меня, пусть она делает, как любящая невеста - когда ее куда-нибудь зовут, она обычно берет своего жениха за руку и ведет за собой. Если ей нужно прервать отдохновение созерцания для труда во спасение ближнего, пусть она сохранит Меня в своем сердце, перекрестив его. Перед тем, как говорить, пусть прошепчет Имя Мое - и затем говорит все, на что Моя благодать вдохновляет ее. Так же и терпение ее, чтобы угодить Мне, должно быть результатом мира и учения в душе ее, то есть она должна быть равно спокойной и просвещенной. С одной стороны, она должна заботиться о сохранении мира и спокойствия в своей душе, чтобы никакие беды и горести не могли ее их

[245]


лишить, а с другой стороны - пусть всегда видит перед своим мысленным взором то, ради чего она переносит эти страдания, и пусть у нее не будет никакого другого повода для страдания, кроме любви, чтобы она могла представить Мне доказательство своей абсолютной верности».

Когда откровения на некоторое время прекратились, Гертруда не разочаровалась и не впала в уныние, но осмелилась спросить, почему она лишилась этой милости. «Когда человек смотрит на того, кто рядом с ним, - ответил ей Господь, - то слишком большая близость часто мешает хорошо видеть другого. Когда друзья обнимаются при встрече, тесное объятие лишает их удовольствия видеть друг друга». Из этих слов Гертруда поняла, что часто мы стоим большего, когда нас лишают ощутимой милости, если при этом не перестаем с таким же пылом делать добрые дела.

В начале монашеской жизни Гертруды Господь часто обращался к ней так, что она слышала его, но затем разговоры приняли другой характер. Она спросила об этом и получила такой ответ: «Раньше Я наставлял тебя, давая разные ответы, чтобы Ты узнавала Мою волю и намерения и сообщала другим. Но теперь Я общаюсь с тобой лишь как Дух и вдохновляю тебя озарениями, которые трудно было бы выразить словами. Ибо Я выбрал тебя, чтобы ты стала хранилищем, где могу хранить сокровища Моей добродетели, с условием, что любой может найти в тебе то, в чем он нуждается, как в невесте, которая знает секреты своего Жениха и в своем небесном слиянии с Ним признает во всем Его золю и Его желания».

И это действительно было так, ибо когда Гертруда молила о чем-нибудь, то даже если она не получала ответа, как это было раньше, она тем не менее чувствовала такое же утешение и уверенность, что молитва ее услышана. Когда же к ней приходили за советом и утешением, она сразу ощущала, как душа ее наполняется необходимым для этого светом. Он вдохновлял ее говорить, ни секунды не раздумывая, ибо она уже знала, что нужно говорить, и всегда говорила это с такой определенностью и уверенностью, что могла бы отдать жизнь за правду этого наития.

Когда Гертруда узнала из небесного откровения, что ее ожидает тяжелое испытание для увеличения ее добродетели, она

[246]


испугалась этого по человеческой слабости. Но Господь сострадал ее немощи и дал ей милосерднейшую Пресвятую Богородицу, Владычицу Царства Небесного, в матери и наставницы, чтобы если горе ее покажется свыше сил, она всегда могла бы обратиться к милосердной Матери Божией и получить облегчение с ее помощью.

Через некоторое время, когда Гертруда сильно горевала из-за того, что одна набожная женщина, искренне преданная ей, вынудила ее рассказать об особых милостях, полученных от Господа, она обратилась к Матери всех скорбящих, чтобы узнать у нее, что ей делать. «Не жалей раздавать того, что имеешь, - ответила та, - ибо Сын мой достаточно богат, чтобы возместить все, что отдашь во славу Его». Но так как из скромности Гертруде хотелось скрыть милости, полученные ею, даже несмотря на то, что она частично рассказала о них, она хотела узнать у Него Самого, как Он смотрит на это. Пав ниц у ног Его, она умоляла явить Свою волю и сделать так, чтобы она захотела ее исполнить. Он ответил: «Для чего же ты не отдала серебра Моего в оборот, чтобы Я, пришедши, получил его с прибылью?» (Лк 19. 23). Так она узнала, что причины, которые она считала благими и даже внушенными духом Божьим, были чисто человеческими. И с тех пор она более щедро делилась с другими тем, что получала.

Когда Гертруда в своих молитвах предложила Господу жертву в виде всех страданий и мук, которые перенесли ее тело и душа, и всех телесных и духовных удовольствий, которых она себя лишила, Господь явился ей в видении и показал ей эти удовольствия и страдания в образе двух колец, украшенных драгоценными камнями, на Своих пальцах. Гертруда поняла смысл этого и часто повторяла это жертвоприношение. Когда через некоторое время она стала испытывать телесные муки, она увидела, как Господь коснулся ее левого глаза кольцом, которое олицетворяло физические боли и страдания. С тех пор этот глаз стал сильно болеть, и эта боль больше никогда не прекращалась.

Из этого ей стало ясно, что если кольцо есть знак обручения, то и душевные или телесные муки являются подтверждением духовного обручения души с Богом, а значит, тот, кто страдает, может с уверенностью сказать, и это будет совершенная правда:

«Господь мой Иисус Христос обручился со мной Своим кольцом».

[247]


И если он распознает в этих страданиях милости, полученные от Бога, и в ответ будет благодарить Его, то может добавить к этому:

«Он украсил меня короной как Свою невесту», ибо благодарение во время горя и страданий есть корона славы, что ярче золота и ценнее топаза.

У страждущих был особый повод восхвалять милосердие и заботу Гертруды: она с усердием навещала их, доставляла все необходимое и не ограничивалась словесными утешениями, ухаживая за ними, устраивала для них отдохновение. Сестрам нередко приходилось вмешиваться в это проявление ревностного служения - они опасались, что их настоятельница переоценит свои силы и окончательно истощит свой. и без того ослабленный организм. Даже при смерти она постоянно думала об одной из страждущих сестер ее во Христе и не успокоилась, пока ее не принесли к той, которую она могла утешить.

Так как долг человека - почаще молиться за больных, то Гертруда спросила Господа, что именно больше всего нужно больной, за которую она молилась. Иисус ответил: «Молись, чтобы, во-первых, она сохранила терпение, во-вторых, чтобы Я каждое причиняющее ей боль движение заставил служить ее духовному совершенствованию и славе Моей. И знай, что каждый раз, когда ты будешь возносить такую молитву, ты будешь увеличивать и свои достоинства, и добродетели больной, как художник делает краски картины ярче, нанося на нее новые мазки».

Когда монахини пели антифон In lectulo meo из Песни Песней, в котором четырежды повторялись слова quern diligit amina mea, она размышляла о четырех разных способах, которыми преданная душа может искать спасения в Боге.

Первые слова «Ночью я искала Его, Которого люблю всей душой» она поняла как первый способ - возносить Ему восхваление и благодарение на священном ложе духовного созерцания. Но сразу за этими словами следует: «Я искала Его, но не нашла», ибо пока душа находится в оковах или в плену бренного тела, она не может достойно восхвалять Господа.

Она поняла второй способ поисков спасения в Боге в словах:

«Я встану и начну обходить весь город: во всех улицах и переулках я буду искать Его, Кого люблю всей душой», ибо благодарные

[248]


молитвы, которые душа возносит Богу за все Его дары, выражаются словами «улицы и переулки». А так как мы не можем в бренном мире восхвалять Его так, как должно, то добавляются слова «я искала Его, но не нашла».

Под словами «Меня обнаружил страж» она поняла ту справедливость и милосердие Божие, которые заставляют душу погружаться в самое себя, а потом сравнивать недостойность свою с теми дарами, которые она получила от Бога.

Так она начала испытывать горе и раскаяние за свои грехи и просить Его о милосердии, говоря: «Не видели ли вы Того, Кого люблю всей душой?» И не будучи уверенной в своих достоинствах, она обратилась к Божественному милосердию со смиренной доверчивостью и страстностью молитв - и высшим наитием, наконец, нашла Того, Кого ищет преданная душа.

По завершении этого антифона она почувствовала себя столь глубоко взволнованной сладостью и множеством других милостей, которыми милосердие Господне наполнило ее за это время, что силы покинули ее тело. Тогда она сказала Господу: «Кажется, теперь искренне могу сказать Тебе - смотри, Господь мой возлюбленный! Не только душа моя, но каждая частичка тела стремится к Тебе!» - «Я знаю и хорошо чувствую это, - ответил Он, - ибо милости эти изливались из Меня и вернулись ко Мне. Но вы, удерживаемые оковами бренности, никогда не сможете понять ту сладость, которую вы доставляете Мне». И добавил: «Знай, что этот порыв благодати прославляет тебя, как Тело Мое было прославлено на горе Фавор в присутствии трех Моих любимых учеников, так что Я могу сказать о тебе - это дочь Моя любимая, которой Я очень доволен. Ибо эта милость может сообщать как телу, так и душе изумительную славу и сияние».

Накануне праздника св. Варфоломея Гертруду одолели невыразимая печаль и раздражительность. От этого у нее стало так темно на душе, что она перестала испытывать радость от присутствия в ней Господа, и свет не вернулся к ней, пока в следующую субботу не вмешалась Пресвятая Дева, когда монахини пели в ее честь антифон «О Мария, Звезда морей». На следующий день, когда она внутренне радовалась той нежности и ласке, с которой Господь к ней относится, она начала размышлять о своей

[249]


раздражительности, нетерпимости и других недостатках. Потом, будучи очень недовольна собой, стала молить Господа помочь ей исправиться, но молилась так уныло и с таким чувством разочарования, что увидев, как много у нее грехов и недостатков и сколь они велики, она воскликнула в отчаянии: «О Боже милосердный! Ограничь мою греховность, ибо я не вижу ей ни конца, ни края! Заступись, поручись Сам за меня перед Собою! Иначе кто поручится за меня?» (Иов 17. 3).

В ответ в видении ей был показан небольшой узкий сад, заполненный прекрасными цветами, но окруженный шипами. Через сад протекал небольшой ручеек меда. Господь сказал ей: «Предпочтешь ли ты Мне радость, которую сможешь получить в этом саду?» Она ответила: «Конечно нет, о Господь мой». Потом Он показал ей другой садик, в котором было очень грязно и болотисто, но местами росла трава и простенькие цветы. Когда Он задал ей тот же вопрос, она отвернулась от сада и с отвращением воскликнула: «Пусть же я никогда не предпочту ужасную иллюзию кажущегося блага, скрывающую реальное зло, Ему, Который есть единственный властелин, истинный, неизменный и вечный Бог!»

Господь ответил ей: «Почему же ты не веришь Мне, что тебе оказывают милосердие? Разве те милости, которыми Я тебя одаряю столь щедро, - не доказательство того, что ты им пользуешься? Почему ты приходишь в отчаяние от грехов своих, ведь Священное Писание подтверждает, что милосердие покрывает множество грехов, если ты не предпочтешь свою волю Моей? Я показал твое своеволие в виде сада с цветами, а удовольствия чувственные в виде грязи, покрывающей болото». Она ответила: «О пусть я буду благодарна Господу тысячу раз, что, отвернувшись от сада с цветами, я могу полностью отказаться от моего своеволия! Но боюсь, что мне было легче это сделать оттого, что место это выглядело столь неприглядно». «Это потому, - ответил Господь, - что руководя совестью Своих избранниц, Я позволяю им видеть преходящие ценности лишь в небольшой мере, чтобы не подвергать слабость их человеческой природы большому соблазну, и чтобы легче вдохновить их презрением к ложным удовольствиям бренного мира».

[250]


После этого Гертруда полностью отказалась от всех земных и небесных радостей и с таким пылом и постоянством устремилась в Сердце своего Возлюбленного, что поверила, что теперь ни одно существо на свете не сможет изъять ее ни на мгновенье из рук Его.

Однажды, когда Гертруда готовилась к святому причастию, она почувствовала, что ее отвлекают назойливые мысли. Когда она стала умолять о помощи, Господь сказал ей: «Если любой, кого одолел соблазн, обратится ко Мне за защитой, имея твердую надежду, то о нем можно сказать - это мой голубь, выбранный из тысячи, он пронзил Сердце Мое одним взглядом. Потому если Я подумаю, что не смогу помочь ему, то Сердце Мое почувствует такую безутешную скорбь, что даже все неземное блаженство не сможет Меня утешить, ибо он - часть Тела Моего, и он слит с Моей Сущностью, и Я всегда остаюсь защитником и заступником Своего избранника, испытывая глубокое сострадание ко всем его нуждам».

«О Господь, - спросила Гертруда, - как это возможно, чтобы Твое безупречное Тело, в котором никогда не бывает никаких противоречий, позволяло Тебе сочувствовать нашим бесчисленным слабостям?»

Он ответил: «Ты легко можешь в этом убедиться. Разве не сказал один из моих апостолов: «Посему Он должен был во всем уподобиться братиям, ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь» (Евр 2. 17, 18). Далее Он добавил: «Этот взгляд возлюбленной Моей, который пронзает сердце Мое, - то доверие и та вера, которую она должна ко Мне испытывать. Она должна верить в то, что Я знаю, могу и желаю помогать ей преданно во всех ее бедах и горестях, и эта вера и доверие имеют такую власть надо Мной, что не могу покинуть ее».

«Но, Господь, - сказала Гертруда, - доверие это столь великий дар, что никто не может обладать им, если Ты не даруешь его. Что же остается тем, кто лишен его?»

Он ответил: «Каждый может хоть немного преодолеть свое недоверие, имея свидетельство Священного Писания, и сказать если не сердцем, то хотя бы устами: «Если мне предстоит быть брошенным в ад, то Ты, о Господь, вызволишь меня оттуда».

[251]


Когда Гертруда узнала, что была оглашена индульгенция за многие годы при условии исполнения обычных молитв, то воскликнула: «О Господь мой, если бы я была богата, то отдала бы много золота и серебра, чтобы получить отпущение грехов за хвалу и прославление имени Твоего». На это Господь с любовью ответил ей: «Я дарую тебе Своей властью полное прощение всех твоих грехов и упущений». И сразу же она увидела, что на душе ее, ставшей белой как снег, не осталось ни единого пятнышка.

Но через некоторое время, когда она углубилась в себя и увидела, что душа ее столь же чиста, она испугалась, что увиденное ею раньше было только иллюзией, так как казалось немыслимым, чтобы за это время душа не запятналась никакими грехами и упущениями, на которые так часто толкает человеческая слабость.

Но Господь успокоил ее такими словами: «Неужели Моя власть меньше той, которой Я наделил тварей Своих? Солнце имеет такую силу, что лучи его способны вернуть белизну старому одеянию и даже сделать его белее прежнего. Сколь больше могу сделать Я, Создатель этого солнца, направляя взор на грешника, чтобы сделать душу его светлой, очистить ее пламенем Моей любви от всех до единого пятнышек?»

Однажды Гертруде очень трудно было исповедоваться, и ей стало казаться, что у нее не хватит на это собственных сил. Тогда она обратилась к Господу со всем пылом, на который была способна, и Он сказал ей: «Почему ты не доверила эту исповедь Мне, чтобы тебе не пришлось думать о собственных усилиях или стараниях, чтобы сделать ее совершенной?» Она ответила: «Я полностью и совершенно доверяю Твоему милосердию и Твоей власти, о любящий Господь, но я считаю справедливым, ибо обижала Тебя грехами своими, что я должна представить Тебе какие-то доказательства своего исправления, размышляя о беспорядочности своей жизни и горюя при этом душой». После того как Господь показал ей, что одобряет ее намерение, Гертруда полностью погрузилась в воспоминания о своих грехах, и ей показалось, что кожа ее в нескольких местах порвалась и как бы проткнута шипами; когда она потом показала свои раны и свое горе Отцу милосердному как мудрому и преданному врачу, Он с любовью наклонился над ней и сказал: «Я согрею ванну исповеди для тебя Своим

[252]


священным дыханием; и когда ты искупаешься в ней, по Моей воле, ты предстанешь передо мной незапятнанной». Тогда она в спешке стала готовиться к тому, чтобы погрузиться в эту ванну, со словами: «О Господь, я полностью отказываюсь от людского уважения из любви к Тебе. Даже если ты обяжешь меня рассказать о своих грехах всему миру, я готова это сделать». Потом Иисус накрыл ее своей мантией и позволил ей отдохнуть на груди Его, пока готовилась для нее ванна.

Когда подошло время исповеди, она взволновалась еще больше, чем раньше. «О Господь, - воскликнула она, - Твоя отеческая любовь знает, как я переживаю по поводу этой исповеди, зачем Ты позволил, чтобы меня мучило это испытание?» Господь ответил: «Те, кто принимает эту ванну, привыкли к тому, что их трут, чтобы лучше очистить от грехов: так и душевное беспокойство послужит для твоего очищения». Потом Гертруда увидела справа от Иисуса ванну, от которой шел густой пар, по другую сторону дивный сад, украшенный цветами. Самыми заметными среди них были прекрасные и благоуханные розы без шипов. Бог подал ей знак войти в этот сад, если она предпочитает его ванне, которой она так боялась. «Только не это, о Иисус, - воскликнула она, - а ванну, которую Ты согрел Своим небесным дыханием». Господь ответил: «Пусть она послужит вечному спасению твоей души!»

После этого Гертруда поняла, что сад олицетворял внутренние радости Небесной благодати, которые овевают преданную душу ветром сострадания и любви, орошают любовной росой слез и во мгновение ока делают ее белой как снег, обеспечивая ей не только прощение всех грехов, но даже увеличение достоинств. Она не сомневалась в том, что Господу более угодно, чтобы из любви к Нему она выбрала приносящее боль вместо приносящего утешение. После исповеди, удалившись для молитвы, она почувствовала, что Господь помогает ей. Так то, что казалось ей ранее тягостным, теперь было простым и легким.

Однажды, когда Гертруда слушала литургию, она почувствовала сильную усталость и сонливость, но звук колокола пробудил ее, и она увидела Иисуса с деревом в руке. Дерево это выглядело как только что спиленное возле самых корней и было покрыто прекрасными плодами, а листья его светились лучами как

[253]


множество звезд. Когда Он угостил этими плодами святых Своего Небесного Царства, они нашли их очень сладкими. Затем Господь посадил это дерево в саду ее души, чтобы, ухаживая, она могла заставить его лучше плодоносить, чтобы могла отдохнуть в его тени и освежиться.

Получив этот залог, она стала молиться за человека, который надоедал ей незадолго до этого, прося дать ей снова испытать уже перенесенные ею страдания, в результате чего этот человек получит от Господа более щедрые милости. Тотчас она увидела цветок изумительного цвета, распустившийся на вершине дерева и обещавший превратиться в плод, если она выполнит свое доброе намерение. Это дерево было символом милосердия, на котором растут не только множество плодов добрых дел, но также цветы доброй воли и яркие листья святых желаний. Поэтому жители рая очень радуются, если люди снисходят до своих братьев и сестер и изо всех сил стараются утешить их в их нуждах.

В этот же день Иисус явился ей в виде красивого юноши и попросил ее подняться на ветви дерева и собрать Ему орехов. «Но, мой сладчайший Иисус, - ответила она, - зачем Ты просишь меня сделать то, что намного превосходит мои жалкие достоинства и возможности моего пола и что Твоя снисходительность скорее склонна сделать за меня?» «Ни в коем случае, - ответил Он, - разве невеста не должна свободнее вести себя в ее собственном доме, чем жених, который бывает в нем лишь время от времени, навещая ее? Но если она разрешит что-нибудь своему скромному жениху, когда он у нее в гостях, то он не упустит сделать то же самое, когда она придет к нему». Из этого она поняла, какие бессмысленные отговорки находят те, кто говорит: «Если Бог хочет, чтобы я сделал то-то и то-то, Он окажет мне милость, необходимую для того, чтобы я это сделал». Важно, чтобы люди полностью подчиняли свою волю воле Господа и никогда не искали бы выгоды для себя - за это они потом получат вечное воздаяние.

Теперь Гертруда охотно влезла на дерево. Он тоже поднялся и сел рядом, велев ей очистить орехи, чтобы их можно было есть. Этим иносказанием Он учил ее, что недостаточно только преодолеть сильное нежелание делать доброе дело. Нужно еще и делать

[254]


его хорошо. Приказывая ей очистить и приготовить орехи, Он научил ее, что нужно делать добро всем: и тем, кто нам надоедает, и даже врагам нашим. Именно поэтому орехи с твердой и горькой скорлупой имеют мягкую и ароматную сердцевину, чтобы мы могли понять, что милосердие к врагам нашим вознаграждается сладостью Небесной благодати, которая делает людей готовыми умереть за Иисуса Христа.

Однажды Гертруда, прослушав проповедь о Божьей справедливости, была так испугана, что не смела подойти под причастие. Но Господь сказал ей: «Посмотри, в каком маленьком пространстве Я дарю тебе всю Свою Божественность и всю Свою человечность. Сравни размеры дароносицы с размерами человеческого тела и посуди о беспредельности. Ибо насколько тело человека многократно превышает по размерам маленькую гостию, настолько же Мое милосердие и любовь в причастии уменьшает Меня до этого состояния, так что любящая Меня душа в некотором роде больше Меня, как тело человека больше Моего Тела в виде гостии».

На следующий день, когда она приняла спасительную гостию, Господь обратился к ней с такими словами: «Смотри, давший ее тебе священник прикасается к ней прямо руками, а его риза из уважения ко Мне не закрывает руки его. Это должно научить тебя, что хотя Я с удовольствием принимаю все, что делается во славу Мне - молитвы, всенощные бдения, посты и другие благочестивые действия и обряды, но все же (не слишком умные этого не поймут) вера и доверие, с которыми избранные Мною обращаются ко Мне, волнуют и трогают Меня гораздо больше. Как видишь, Тело Мое ближе к рукам священника, чем к его ризе».

Однажды, когда Гертруда услышала колокол, зовущий ее к приобщению святых истин, и уже началось песнопение, она чувствовала, что еще недостаточно готова, и обратилась к Господу со словами: «Видишь, Господи, Ты приближаешься ко мне. Почему Ты не одарил меня истовой верой, чтобы я могла предстать перед Тобой лучше подготовленной к таинству?» Он ответил: «Жениха больше восхищает природная красота невесты, чем ее украшения. Так и Я полученной от Меня истовой вере предпочитаю достоинство скромности и смирения».

[255]


Однажды после причащения Гертруда в душе вознесла гостию в жертву душам в чистилище и увидела, что это принесло им большую пользу. Она удивилась и вопросила: «Господь мой! Так как я обязана во славу Тебе говорить, что Ты обитаешь в душе моей, то почему Ты не действуешь через меня, как это произошло сегодня, когда я получила Твое обожаемое Тело?» Он ответил: «Не каждому легко приблизиться к царю, который всегда остается в своем дворце. Но когда любовь к царице заставляет его появляться перед народом, то все могут благодаря ей увидеть Его величие и великолепие. Поэтому когда, движимый любовью, Я посещаю одну из верующих в гостии у алтаря, то все, кто обитает на небесах, получают от этого большую пользу».

Однажды Гертруда, перед тем как подойти под святое причастие, выказала глубочайшее смирение и покорность в подражание Его унижениям, когда Он спускался с небес в преддверие ада. Затем, присоединившись к Нему в Его сошествии в ад, она опустилась до самого дна чистилища. Сойдя еще глубже, она услышала, как Господь сказал ей: «Я привлеку тебя к Себе в гостии у алтаря так, что ты потянешь за собой всех, кто почувствует благоухание твоего возвышенного желания».

Когда Гертруда в молитве предложила себя в жертву Господу и спросила, чем она должна заняться на этот раз, Он ответил: «Чти Мою Мать, сидящую рядом со Мной, и восхваляй ее». После этого Гертруда начала отдавать почести Царице Царства Небесного, читая стих «Рай наслаждений», и, превознося ее, начала просить Деву Марию дать ей сердце, украшенное столькими добродетелями, чтобы Господь мог найти усладу, поселившись в нем. Тогда Пресвятая Дева наклонилась над ней и посадила в душе ее самые разные цветы добродетели - розу любви, лилию девственности, фиалку смирения и послушания и многие другие.

Затем Гертруда так обратилась к ней: «Возрадуйся, образец благочиния», - восхваляя ее за то, что она распорядилась своими желаниями, суждениями и привязанностями лучше, чем все остальное человечество, с гораздо большей заботой и рассудительностью, и за то, что служила Господу, поселившемуся в ней, с таким почетом и уважением, что ни разу не причинила Ему боли или страдания в своих мыслях, словах или действиях. Когда Гертруда

[256]


попросила ее добыть и для себя такую же милость, то оказалось, что Пресвятая Дева послала ей все свои привязанности в виде юных девственниц, наказав каждой из них слить свой характер с характером просящей и восполнить любые недостатки и грехи, в которые она может впасть.

Так как Гертруда привыкла адресовать все прекрасное и подходящее своему Возлюбленному, то когда она слышала или читала хвалу Пресвятой Деве или святым и чувствовала, что больше обычного этим взволнована, то душой возносилась к Господу, так что думала в этот момент больше о Нем, чем о том святом, которого поминали. Когда она слушала проповедь в праздник Благовещения, в которой говорилось только о Деве Марии и совершенно не упоминалось о воплощении Божества в Христе, она так опечалилась, что, проходя мимо алтаря Пресвятой Девы по возвращении с проповеди, не поприветствовала ее с обычным пылом, а скорее адресовала свое приветствие Иисусу, священному плоду ее чрева. Но затем она испугалась, что этим огорчила августейшую Царицу, пока Господь не успокоил ее такими словами: «Не бойся Гертруда, Моя возлюбленная; ибо несмотря на то, что ты адресовала чествования и хвалу, которые ты обычно возносишь Моей Матери, только Мне, для нее это не будет менее подходящим или угодным».

Однажды, когда из-за болезни Гертруда не смогла присутствовать на вечерне, она воскликнула: «Господь мой, разве Ты не был бы более прославлен, если бы я была в хоре общины и молилась вместе со всеми, выполняя требования устава, чем когда я здесь провожу время совершенно без пользы из-за этой болезни?» На что Он ответил: «Будь уверена, что жениху приятнее беседовать со своей невестой наедине в его доме, чем на людях, когда он представляет ее украшенной самыми богатыми украшениями». Она поняла, что душа ее появляется на людях в парадных одеждах, когда занята добрыми делами во славу Господа, но что отдыхает она в укромном месте со своим Женихом, когда сама Гертруда из-за слабости или болезни не может присутствовать на службах и обрядах. В этом состоянии или наряде она лишена удовлетворения от того, что действует по собственной воле или склонности, и оказывается полностью покинутой на волю Божию,

[257]


а значит, Господь больше радуется нам именно тогда, когда мы меньше всего довольны собой.

Однажды, когда Гертруда с большим пылом повторяла текст богослужения в праздник одного из святых, она увидела, что каждое ее слово вылетает как стрела из ее сердца прямо в Сердце Иисуса, глубоко проникая в Него и наполняя Его светлым блаженством. С конца каждой из этих стрел исходили лучи света как от звезд. Казалось, что этот свет попадает на всех святых, но в особенности на того из них, чей праздник был в этот день. На нижнем конце каждой стрелы образовались капли росы, которые, стекая, удобряли души живущих и освежали души в чистилище.

«Однажды, когда Гертруда пыталась придавать особый смысл каждой ноте и каждому слову своего песнопения, ей так мешала в этом слабость ее человеческой природы, что, в конце концов, она воскликнула: «Увы! Какую пользу могу я получить от обряда, если я так неуравновешена?» Но Иисус вручил ей Свое Священное Сердце в виде сияющего светильника и сказал: «Смотри, я даю глазам твоей души Мое любящее Сердце - это Сердце Святейшей Троицы, которое может исполнять все, что тебе не под силу, так что для Меня ты будешь выглядеть во всем совершенной. Ибо как верный слуга всегда готов выполнить любое приказание своего хозяина, так с этого момента Сердце Мое будет готово в любой момент исправить твои недостатки и упущения».

Гертруду очень удивила и напугала эта невероятная доброта. Ей казалось, что не подобает обожаемому Сердцу, сокровищнице Троицы и плодоносному источнику всего благого на свете постоянно оставаться рядом с таким ничтожеством, восполняя ее пороки и недостатки, как слуга для господина. Но Господь успокоил и ободрил ее, приведя такое сравнение: «Если у тебя красивый и мелодичный голос и тебе очень нравится петь, разве тебе понравится, когда другая, имеющая грубый и неприятный голос и не умеющая издавать правильные звуки, захочет петь вместо тебя и будет на этом настаивать? Так и Мое Священное Сердце, понимая всю бренность и непостоянство человеческой природы, страстно желает постоянно быть приглашаемым словами или какими-либо другими знаками, чтобы делать за людей то, что они

[258]


не могут сделать сами. А так как Его безграничные возможности позволяют Ему действовать без помех, а непостижимая мудрость делает эти действия правильными и наиболее совершенными, то Его полное радости и любви милосердие заставляет Его страстно желать этого».

Однажды Господь сказал ей: «Я стану камнем, закрывающим врата твоих чувств, Я поставлю там Свои привязанности, чтобы они как солдаты охраняли этот камень, защищая душу твою от всего приносящего боль и вливая в тебя Небесное могущество для Моей вечной славы».

Однажды, испугавшись, что поспешно осудила одну из монахинь за какой-то поступок, она сказала: «О Иисус! Ты поставил солдат, чтобы охраняли вход в душу мою, но, увы! я боюсь, что они покинули ее, ибо я так сурово осудила ближнего своего». «Как можешь ты жаловаться, что они покинули тебя, - ответил ей Иисус, - если в этот самый момент ты ощущаешь их помощь? Ибо если они не могут быть довольны тем, что огорчает Меня, это знак того, что кто-то хочет соединиться со Мной».

Когда Гертруда принесла в жертву душу свою Господу с такими словами: «О Господь, возьми душу мою, отрешенную от всех живых существ. Я отдаю Тебе ее искренне и добровольно, умоляя Тебя омыть и очистить ее от греха, и украсить драгоценной кровью Твоего Сердца, и соединить с Тобой благоуханием милосердной любви», - Иисус явился ей в видении, вручая сердце ее Богу-Отцу, соединенным со Своим, в виде чаши, две половинки которой были склеены воском. Увидев это, Гертруда воскликнула пылко: «Окажи мне такую милость, Господин мой, чтобы сердце мое всегда было перед Тобой, как те сосуды, которыми пользуются государи, чтобы Ты мог промывать, заполнять и опустошать его, как Тебе нравится, как и когда пожелаешь». Благосклонно восприняв эту просьбу, Бог-Сын сказал Богу-Отцу: «О Предвечный Господь! Пусть эта душа изливает для Твоей вечной славы то, что Моя содержит в Моей человечности!» И с этого момента каждый раз, когда Гертруда вверяла свою душу Господу с упомянутыми словами, эта душа казалась ей столь переполненной, что через края ее переливались хвала и благодарение, увеличивая этим радость блаженных на небесах и украшая праведников на земле.

[259]


С этого момента Гертруда знала, что Господь хочет, чтобы она записала все, что Он вверил ей в откровениях, чтобы это было для блага многих.

Однажды Гертруда предложила в жертву Предвечному Отцу одну свою трудную обязанность, говоря: «О Господь! Я предлагаю Тебе в жертву эту работу через Твоего Единственного Сына в лице Духа Святого для Твоей вечной славы». И ей дали понять, что это намерение сделало работу очень ценной, гораздо ценнее обычного человеческого труда, и что такая жертва весьма угодна Богу-Отцу. Точно так же, как предметы выглядят зелеными, если на них смотреть через зеленое стекло, и красными - через красное, так все, что предлагается Богу-Отцу через Его Сына становится более угодным и приемлемым для Него.

Гертруда спросила однажды у Господа, какую пользу от ее молитв получают некоторые из ее подруг, за которых она молится, ибо не заметно, чтобы они изменились от этого к лучшему. Иисус привел в ответ такое сравнение: «Если юноша вернулся от императора, получив от него в дар обширные владения, дающие большой доход, то те, кто видит в нем ребенка, плохо представляют себе, каким богатством он теперь обладает, а те, кто присутствовал при дарении, хорошо понимают, какую власть и какой вес это богатство придаст ему в будущем. Поэтому не удивляйся, если ты не видишь плодов своих молитв глазами телесными, ибо Я распоряжаюсь ими согласно Моей извечной мудрости так, чтобы получить наибольшую пользу. И знай, что чем больше ты за них молишься, тем счастливее они станут, ибо ни одна молитва, вознесенная с верой, не пропадает втуне, хотя мы и не знаем о том, какую пользу она принесет».

В размышлениях над словами Священного Писания Гертруда поняла из слов Исайи: «У тебя нет своих путей, и нет воли, чтобы сказать хоть слово», что тот, кто хорошо соразмеряет свои слова и поступки и воздерживается даже от тех, которые не противоречат закону, но бесполезны, получит тройную пользу: во-первых, он будет находить больше радости в Боге, по словам: «То будешь иметь радость в Господе» (Ис 58. 14), во-вторых, плохие мысли больше не будут иметь над ними такой власти, ибо сказано: «Я возведу тебя на высоты земли», и в-третьих, в вечности Бог-Сын

[260]


будет отдавать ему достоинства Своей святой жизни больше, чем другим, ибо этим одерживается блестящая победа над всеми соблазнами и искушениями, на что указывают слова: «и дам вкусить тебе наследие Иакова, отца твоего».

Слова пророка «воздаяние его пред лицем Его» (Ис 40. 10) открыли Гертруде, что сам Иисус Своей любовью есть воздаяние избранным Его, и Он проникает в их души с такой сладостностью, что они истинно должны говорить, что вознаграждены сверх всякой меры. «И творение Его перед Ним» - этим сказано, что если мы полностью отдаемся на волю Божественного Провидения и во всем стремимся только к исполнению воли Божией, то благодать уже сделала нас совершенными в глазах Господа.

Из слов «Пойте Господу песнь новую» (Пс 149. 1) она поняла, что тот поет новую песнь, кто поет с истовой верой, ибо когда он получает от Господа милость понимания того, что он поет, его пение становится угодным Господу.

Когда пели антифон: «Если кто хочет идти за Мною, отвергни себя и возьми крест свой и следуй за Мною» (Мф 16. 24), Гертруда увидела Иисуса идущим по дороге, казавшейся красивой из-за лавров и цветов по сторонам ее, но все же она была узкая и заросла терновником. Потом она увидела крест, который двигался впереди Его и раздвигал колючие кусты, делая дорогу шире и облегчая путь. Время от времени Спаситель оборачивался к тем, кто следовал за Ним, и лицо Его озарялось нежной любовью. Он подбадривал их словами: «Пусть тот, кто придет после Меня, возьмет этот крест и отречется от себя, и последует за Мной». Из этого она узнала, что борьба с нашими соблазнами и искушениями суть крест наш. Например, для одного крест в том, чтобы выполнять то, что ему не нравится, для другого - ограничение его желаний. Каждый должен нести свой крест, то есть желать выполнить все, что ему предначертано, в то же время не упуская ничего, что могло бы послужить во славу Господа.

Когда хор пел стих: «Дела беззаконий превозмогают меня» (Пс 64.4), она узнала, что если любого, кто согрешил по слабости человеческой, слишком сурово осуждают за это другие, то эта излишняя суровость навлекает на него милость Божию и увеличивает его достоинства.

[261]


Когда Гертруда захотела узнать о пользе устремления мыслей наших к Господу, она получила такой ответ: «Когда человек размышлением направляет свой разум к Небесному, он как бы ставит перед троном Божьей славы сверкающее зеркало, в котором Господь радостно созерцает Свое отражение, ибо Он - Творец и даритель всех благ. И чем большие трудности преодолевает тот, кто стремится таким образом возвысить душу свою, тем совершеннее выглядит это зеркало перед Пресвятой Троицей и святыми, и таким он останется для вечного прославления Господа и для блага этой души».

В один из дней поста, когда Гертруда не могла петь из-за сильнейшего недомогания и головной боли, она спросила у Господа, почему Он допускает, чтобы эти хвори так часто преследовали ее именно в праздники. Иисус ответил: «Чтобы не дать тебе раствориться в удовольствии от мелодичного песнопения, а значит, более расположить тебя к получению Божьих милостей». Она спросила: «Но не может ли милость Твоя предотвратить эту беду?» На это Иисус ответил: «Человек получает большую пользу от того, что именно недуги устраняют повод для грехопадения, ибо тогда он получает двойное достоинство - терпения и смирения».

Как-то раз Гертруда в отчаянии воскликнула: «О мой Спаситель! Почему я не способна пылать таким сильным пламенем веры, чтобы сердце мое расплавилось в нем, и я могла бы целиком влить его в Тебя?» «Твоя воля, - ответил Господь, - будет для тебя тем пламенем, которого ты столь страстно желаешь». Из этого она узнала, что силой воли своей человек может исполнить все, что он захочет сделать во славу Господа.

Однажды проповедник сказал в своей проповеди, что никто не может спастись, не любя Господа, и что в душе должно быть хотя бы столько этой любви, чтобы она заставила его раскаиваться в совершенных грехах и воздерживаться от новых грехов. Гертруда начала размышлять о том, что многие перед смертью каются больше из-за боязни попасть в ад, а не из любви к Господу. На это Иисус сказал ей: «Если Я вижу, что перед смертью человек думает обо Мне с радостью, и что он совершал дела, достойные воздаяния, то Я появляюсь перед ним в его смертный час с ликом,

[262]


столь преисполненным любви и милосердия, что из самой глубины души его исходит раскаяние за то, что он когда-либо оскорблял Меня, и это раскаяние его спасает».

Однажды, когда Гертруда размышляла о своей греховности и порочности, она снова стала удивляться тому, как она могла оказаться угодной Господу, который, наверное, видит тысячу недостатков там, где она сама видит только один. Но Иисус утешил ее таким ответом: «Любовь все делает угодным». И она узнала, что уж если на земле любовь обладает силой, делающей привлекательным даже уродство, то насколько же легче Господу, который есть Любовь, сделать Своей любовью угодными Себе всех, кого Он любит!

Когда Гертруда однажды сокрушалась в душе своей о том, что она не способна так пылко мечтать об увеличении славы Божией, как это следовало бы, Господь объяснил ей, что Он вполне удовлетворяется нашими желаниями и устремлениями, если мы просто не способны на большее, и что они тем возвышеннее, чем лучшими мы хотим их видеть. Поэтому, если душа наша рождает мечту или устремление или хочет иметь такую мечту, то Господь с такой же радостью поселяется в ней, как человек в доме, в котором весной распускаются цветы.

Когда однажды Гертруда почувствовала приближение тяжелой болезни прямо накануне одного из праздников, ей захотелось, чтобы Господь сохранил ей здоровье до окончания праздника или хотя бы оставил ей достаточно сил, чтобы присутствовать на богослужениях. Однако она полностью отдалась в этом на волю Бо-жию и получила от Него такой ответ: «Тем, что ты просишь Меня об этом, но в то же время полностью полагаешься на Мою волю, ты вводишь Меня в сад наслаждений, украшенный цветами, что в высшей степени угодно Мне. Но Я знаю, что если дам тебе то, что ты просишь, и позволю присутствовать на праздничных богослужениях, значит, Мне придется идти туда, где нравится тебе. А если откажу в просьбе, но ты сохранишь при этом терпение, то пойдешь за Мной туда, где нравится Мне, ибо Я нахожу в тебе больше радости, если у тебя появляются благие намерения в болезни и страданиях, чем если ты ревностно служишь, но одновременно получаешь удовольствие».

[263]


Однажды Гертруда размышляла о воле Провидения, по которой одни бывают утешены, в то время как другие испытывают лишь жажду утешения, и Господь сказал ей, что Он создал сердце человеческое для наслаждения, как ваза служит для воды. Но если вода выходит из нее через мелкие трещины, то вскорости ваза опустеет, а если и останется немного воды, то со временем она все равно испарится. Так и сердце человеческое, будучи заполнено духовными радостями и наслаждениями, лишается этих радостей через телесные чувства - слух, зрение, вкус и другие - и в конце концов становится пустым и неспособным вкушать те удовольствия, какие мы находим в Боге, что каждый знает по собственному опыту. Если мы бросаем взгляд или говорим слово не думая, они вытекают из нас как вода из сосуда. Но если мы проявляем насилие над собой из любви к Богу, то небесная сладость столь прибудет в сердцах наших, что начнет переливаться через край. Так, если мы научаемся ограничивать телесные удовольствия, то чем больше стоит нам эта победа, тем больше радости мы находим в Господе.

Однажды Гертруда, подавленная слабостью своей, сказала: «О Иисус! Что со мной будет, и что Ты решил сделать со мной?» Он ответил: «Я утешу тебя, как мать утешает дитя свое». Потом добавил: «Разве ты никогда не видела, как мать ласкает дитя свое?» Поскольку она не ответила, ибо не помнила такого случая, Иисус показал ей мать, ласкающую ребенка, и заставил ее отметить три вещи, которые она не заметила сразу.

Первое: мать часто показывала ребенку, что хочет обнять его, и он вставал и топал к ней, хотя был еще слабеньким и почти не умел ходить. И добавил, что именно так она должна заставлять свою любовь к созерцанию «подниматься на ноги», чтобы познавать радость созерцания Обожаемого Объекта ее любви.

Второе: мать часто испытывала ребенка, спрашивая его, не хочет ли он того или другого, но не давая ему желаемого. Так Бог иногда испытывает человека, допуская, чтобы тот боялся бед и несчастий, которые никогда с ним не случатся, и все же, если человек безгранично покоряется воле Божией, Господь бывает доволен смирением и награждает его вечным воздаянием.

[264]


Третье: никто из присутствующих, кроме матери, не понимал того, что говорит ребенок. Так, только Господь знает и понимает людские намерения и судит их соответственно. В этом Он поступает совершенно не так, как люди, которые судят только по внешнему.

Однажды Гертруда спросила Иисуса, чем ей сейчас заняться. «Я хочу, чтобы ты поучилась терпению», - ответил Он, ибо в тот момент она была сильно возбуждена. «Но как, - спросила она, - могу я научиться этому, каким способом?» Тогда Иисус, как добрый учитель, который обучает маленьких детей, начал учить ее трем азам, с помощью которых она может научиться терпению. «Во-первых, учти, что царь дарит свою дружбу тому, кто больше других походит на него, и пусть это тебя научит, что Моя любовь возрастает, если из любви ко Мне ты терпишь такое же неуважение к себе, какое когда-то испытал Я. Во-вторых, пойми, что двор тоже очень уважает того, кто больше всех похож на царя и более других дружен с ним, и посуди о том, какая слава приготовлена тебе на небесах в воздаяние за твое терпение. В-третьих, подумай о том, какое утешение получает человек, видя нежное сострадание от друга своего, и пусть это научит тебя, какое сострадание к тебе Я испытываю на небесах даже за малейшую мысль, заставляющую тебя страдать на земле».

Когда пели псалом Sicut cervi в заупокойной службе, Гертруда, услышав слова «душа моя жаждет», попыталась оживить в себе пылкую веру и сказала Иисусу: «Увы, Господь мой! Как слабы мои устремления к Тебе, моему единственному и истинному Благу! И как редко я могу сказать Тебе: «Душа моя жаждет Тебя!» «Ты говоришь Мне, - ответил Господь, - не редко, но непрестанно, что душа твоя жаждет Меня, ибо безграничная любовь, которая заставляет Меня добиваться спасения человечества, заставляет Меня также верить, что во всем том благе, которого желают мои избранницы, они стремятся ко Мне, ибо все благо исходит от Меня. Например, если люди ждут здоровья, мудрости, отдыха, различных удобств или любых других благ, то добротолюбие заставляет Меня верить, что во всем этом они ищут Меня и устремляются ко Мне, чтобы Я мог воздать им впоследствии, кроме случаев, когда они преднамеренно отвращают от Меня свои намерения, например,

[265]


желая ума, чтобы ублажить свою гордость, или здоровья, чтобы грешить. Именно поэтому Я обычно поражаю тех, кто мне всего дороже, телесными или духовными страданиями и другими напастями, чтобы они желали только таких благ, которые противостоят грехам и порокам, и чтобы пылкая любовь Моего Сердца могла вознаградить их за это с большей щедростью».

Однажды Гертруда спросила: «Скажи, о Господь, почему мои молитвы часто не бывают действенны?» Иисус ответил: «Представь, что царица хочет, чтобы слуга подал ей нитку, которая, как ей кажется, висит у нее на левом плече. Но она не может видеть того, что делается у нее за спиной, а эта нитка на самом деле справа. Разве слуга не в точности выполнит ее желание, если подаст нитку так, как будто та действительно была слева? Так и здесь - если Я не слышу ваши молитвы так, как вы этого хотите, то делаю так, как лучше для вас, хотя по бренности человеческой вы не можете этого видеть».

В ночь перед воскресеньем, готовясь к причастию, Гертруда почувствовала такую слабость, что испугалась, что не сможет причаститься. Она обратилась к Господу, чтобы узнать, что будет более угодно Ему. Он ответил: «Если жених уже отведал различных блюд, то он предпочтет побыть наедине со своей невестой, а не сидеть с ней за столом. Я предпочел бы, чтобы ты воздержалась от причастия из благоразумия на этот раз, вместо того чтобы принимать его». - «А как, о мой верный Господин, Ты можешь сказать, что уже насытился?» Иисус ответил: «Я насытился твоей умеренностью и сдержанностью в разговоре, твоей властью над чувствами, всеми твоими устремлениями, всеми твоими молитвами, всеми добрыми и радостными чувствами, которые ты испытала, когда готовила себя к принятию Тела Моего и Крови Моей, - все это для Меня как самая вкусная пища и подкрепление».

Однажды Гертруда спросила Господа: «Как Ты воспринимаешь религиозный пыл, с которым некоторые относятся к Твоему изображению на распятии?» Иисус ответил: «Я принимаю это хорошо, тем не менее привязанные к этому изображению, но не следующие Моему примеру уподобляются матери, которая потворствует самой себе и для хорошей репутации богато украшает дочь, грубо отказывая ей в том, что та хочет иметь больше всего. А

[266]


если она лишает дитя свое наиболее желаемого, то и дочь мало ценит все остальное, что ей дарится. Ведь дочь знает, что это делается только из гордыни, а не из любви. Точно так же все свидетельства любви, уважения и преклонения по отношению к распятию не могут быть приемлемы для Меня, если одновременно люди эти не следуют Моему примеру».

Однажды, когда Гертруда болела лихорадкой, которая то усиливалась после сильного потения, то снова ослабевала, в одну из ночей, вся мокрая от пота, она захотела узнать, будет ли ей после этого хуже или лучше. Тогда Иисус явился ей в видении, сияя красотой и неся в одной руке здоровье, а в другой болезнь. Он предоставил ей право выбора между ними. Но Гертруда отказалась и от того и от другого и, бросившись в объятия Иисуса, прижалась к Его любящему Сердцу, в котором заключено все добро на свете, чтобы узнать Его сладостную для нее волю. Иисус принял ее с большой нежностью, любовно обнял, позволяя отдохнуть у Него на груди. Но она отвернула от Него свое лицо, склонив голову набок, и воскликнула: «Я отворачиваюсь от Тебя и умоляю Тебя от всего сердца, не считаясь ни с какими моими склонностями и желаниями, исполнять лишь Твою Божественную волю во всем, что касается меня».

После этого Господь влил в грудь Гертруды две струи живой воды, вытекавшей с двух сторон из Его Сердца как из мистического сосуда, и сказал ей: «Раз ты отвернулась от Меня и отказалась от своей воли во всем, Я низвергну на тебя всю нежность Своего Божественного Сердца».

Однажды ночью, когда Гертруда говорила со своей совестью, она обнаружила у себя привычку повторять: «а Бог его знает», не задумываясь и по всякому поводу. Сурово осудив себя за это, она попросила, чтобы Господь больше никогда не позволял ей называть Имени Своего всуе. На что Иисус с любовью ответил: «Зачем лишать Меня славы, а себя награды, которую ты получаешь каждый раз, когда обнаруживаешь у себя подобный грех и всерьез решаешь покончить с ним? Ибо когда любой человек в поте лица своего борется с грехами и недостатками из любви ко Мне, он предъявляет Мне такое же свидетельство верности и уважения, как солдат своему капитану, мужественно отражая

[267]


врагов в битве и в конце победив и повергнув их наземь собственной рукой».

Когда Гертруда после поста некоторое время истекала кровью, можно было часто слышать, как она вполголоса бормотала такие слова: «О самый прекрасный из царей! О сверкающий великолепием принц!» и другие, столь же возвышенные. Придя в себя однажды утром, она сказала Господу: «О самый верный и нежный Господин мой! Что я должна сделать с этими словами, которые столь часто приходят мне на ум и просятся на язык?» Тогда Иисус показал ей золотое ожерелье из четырех частей, которое Он держал в руках. Но так как Гертруда не знала, что означают эти четыре части ожерелья, то Он дал ей понять в духе, что первая часть олицетворяет Божественность Христа, вторая - Душу Его, третья - каждую преданную душу, с которой Он обвенчался Своей Собственной Кровью, и четвертая - чистое и беспорочное Тело Его. Так она узнала, что верную душу поместили в это ожерелье между Душой и Телом Иисуса, чтобы показать этим, какой прочной любовью Спаситель соединил с ними верную душу. И внезапно на нее нашло наитие свыше, и в экстазе при виде этого ожерелья она услышала такие слова:

«Ты - жизнь моей души! Пусть все желания моего сердца соединятся с Тобой пламенной любовью! Пусть они засохнут и погибнут, если обратятся на кого-либо другого или на что-либо другое, кроме Тебя. Ибо Ты - красота всех цветов, сладость всех вкусов, благоухание всех запахов, гармония всех звуков, прелесть всех объятий!

В Тебе радость всех наслаждений, из Тебя истекает бурный поток любви, к Тебе всех влечет неотразимая красота, через Тебя все ощущают сладостное веяние любви! Ты - переполненная бездна Божественности!

О Царь всех царей! Самый великий из всех Повелителей! Прекрасный Принц, Миролюбивый Правитель, Верный Защитник! Ты - животворящая жемчужина человеческого благородства с самыми благими чувствами! Ты - самый искусный работник, самый снисходительный хозяин, самый мудрый советчик, самый добрый защитник, самый верный друг! Ты - сладкий аромат всех наслаждений!

[268]


О нежно ласкающий, одно прикосновение Которого излечивает! О пылкий возлюбленный, нежный и целомудренный жених! О весенний цветок немеркнущей красоты! О любящий брат, прекрасный юноша, веселый товарищ, щедрый хозяин, рачительный управитель!

Я предпочитаю Тебя любому из существ, для Тебя я отказываюсь от всех удовольствий, ради Тебя я сама ищу горести, печали, болезни, и во всем этом я желаю лишь Твоей славы.

Душа моя и уста мои подтверждают, что Ты поощряешь и ускоряешь все доброе. Благом Твоей Любви я соединяю страстное духовное горение с добродетельностью молитв Тебе, чтобы сила этого священного союза могла поднять меня до высшей степени совершенства, и да успокоится во мне любой шелохнувшийся в душе протест».

Однажды Христос явился Гертруде в видении и, показав ей сердце Свое, сказал: «Возлюбленная моя, дай мне твое сердце». Когда она протянула Ему сердце свое с глубоким уважением, ей показалось, что Он соединил их сердца каналом, и по этому каналу потек мощный поток Его нескончаемых милостей. Он сказал ей: «С этого момента Я буду пользоваться твоим сердцем как каналом, по которому из Моего любящего Сердца будут истекать мощные потоки милосердия и утешения на всех тех, кто будет готов принять их, обратившись к тебе с верой и смирением».

Однажды, когда монастырь сильно задолжал, Гертруда молила Господа с большим, чем обычно, пылом о том, чтобы келариссы* монастыря смогли уплатить долги. Он же ответил ей с нежностью: «Какую пользу Я получу, если помогу им в этом?» Гертруда ответила: «Тогда они смогут с большим рвением и собранностью выполнять свои духовные обязанности». «А какая выгода будет от этого Мне, - продолжал Иисус, - ведь Мне не нужны от вас никакие товары, и мне совершенно безразлично, каким именно трудом вы занимаетесь, лишь бы только он был посвящен Мне? Ибо если бы Мне нравились только духовные труды и упражнения, Я бы так изменил природу человека после его падения, что

*Келарисса - от слова келарь - хранитель и распорядитель монастырских припасов.

[269]


ему стали бы не нужными одежда или любые другие жизненно необходимые вещи, для добывания которых ему сейчас приходится так тяжело трудиться. И точно так же, как могущественному императору доставляет удовольствие не только воспитание благородных девиц и дам при дворе его империи, но он готовит у себя также вельмож, командиров и солдат, которые выполняют разное назначение и могут сослужить ему службу, когда представится случай, так и Мне доставляет удовольствие не только внутренняя радость созерцания, но и различные внешние дела и занятия детей человеческих, в которых Я должен присутствовать, когда они выполняют эти дела из любви ко Мне и во славу Мне. Ибо, выполняя их, они столь часто проявляют милосердие, терпение, смирение и другие добродетели».

После этого Гертруде явилась в видении женщина, которая управляла всеми земными делами и заботами монастыря, сидящей по левую руку Иисуса. Она часто поднималась с превеликим трудом и предлагала Ему слиток золота с драгоценным камнем. Тогда Господь сказал Гертруде: «Знай же, что если Я облегчу заботы той, о которой ты молишься, то лишусь столь прекрасных драгоценных камней, и она получит потом меньшее воздаяние, ибо тогда она сможет предложить только этот слиток золота без украшений. Слиток золота подает тот, кто, не терпя при этом никакого горя и напасти, посвящает все свои действия Господу в согласии с Его волей. Но тот, кто постоянно испытывает страдания и невзгоды, но по-прежнему отдается на волю Провидения, предлагает мне золото, украшенное драгоценными камнями».

В другой раз, когда Гертруда снова молилась о том, чтобы преданная работница получила полное воздаяние за свои причиняющие ей столько беспокойств и хлопот труды для земного благосостояния общины, Христос сказал ей: «Ее тело, уставшее от стольких трудов для Моего блага, подобно сокровищнице, в которую Я кладу серебряные монеты по количеству движений, которые делают ее члены в выполнении обязанностей, а душа ее как ковчег, в который Я откладываю в запас столько золотых монет, сколько у нее мыслей о том, чтобы из любви ко Мне со всей заботливостью обеспечивать тех, кто на ее попечении». Тогда Гертруда удивленно воскликнула: «Мне кажется, о Господин мой, что она не столь

[270]


совершенна, чтобы делать все это только во славу Тебе. Я считаю, что она думает и о земной выгоде, которую от этого получит, а значит, о своем бренном теле. Как же тогда можешь Ты, о Господь мой, находить такое удовольствие, как Ты говоришь, в душе ее и в теле?» Господь ответил: «Это потому, что воля ее полностью подчинилась Моей, что Я всегда главный стимул всех ее действий и поступков, поэтому она заслуживает неизмеримого воздаяния за все свои мысли, слова и дела. Если она будет выполнять это с еще более чистыми намерениями, достоинства ее возрастут, как золото ценнее серебра. А если попытается посвящать все свои мысли и волнения Мне с еще более чистым намерением, то достоинства ее станут еще более превосходными, как очищенное золото по сравнению с тем, которое применяется в сплавах с менее драгоценными металлами».

Когда Гертруда молилась за высших церковных сановников, она поняла, что Господь требует от них, чтобы они как бы не чувствовали, что обладают этой властью, - то есть чтобы пользовались ею так, как если бы их наделили властью на день или даже на час, - и чтобы в любой момент были готовы уйти со своего поста, в то же время не прекращая делать все, что в их силах во славу Господа, постоянно твердя себе в глубине души: «Мужайтесь! Давайте делать все, что в наших силах для увеличения славы Господа нашего в этих делах, чтобы мы могли, наконец, сбросить с себя эту ношу без страха и упрека, увеличив и славу Его и благо ближнего».

Когда Гертруда молилась за одну из монахинь, то узрела в видении духовную жизнь этой женщины: будто та перед престолом Господа занята сооружением величественного престола из драгоценных камней, скрепляемых чистым золотом вместо цемента. Иногда она отдыхала на этом троне, потом вставала и продолжала свою работу с еще большим рвением. Гертруда поняла, что драгоценные камни олицетворяют различные недуги, скорби и печали, посредством которых в душе этой монахини сохранялась и укреплялась милость и благодать Божья, ибо Господь ведет избранных своих в этой жизни трудными и каменистыми путями. Скреплявшее эти камни золото олицетворяло природную добродетель, которая была свойственна этой душе. Так, будучи сильна

[271]


в вере своей, она получала большую пользу от тех испытаний, которым подвергалась - как внешних, так и внутренних. Отдых ее, когда она сидела на троне, означал сладость Небесного утешения, которое она получала, а то, что она снова поднималась и трудилась, означало добрые дела, которые она делала постоянно и неустанно, получая от этого такую пользу, что она буквально каждый день поднималась на новую ступеньку в своем совершенствовании.

Когда Гертруда молилась за другую монахиню, жизнь той была ей представлена таким образом: перед престолом -Величия Небесного росло очень красивое дерево, ствол и ветви которого были зелены и покрыты цветами, а листья сверкали как золото. Та, за которую она молилась, будто бы залезла на это дерево и срезала несколько небольших веточек, которые начали увядать. Но как только она это сделала, столько же веточек выросли в разных местах из престола Господня, и Он предложил их ей взамен срезанных. После прививки их на ее дереве они дали красные плоды, которые она собрала и вручила Господу, и Он принял их с большой радостью.

Дерево олицетворяло собой монашескую жизнь, которую эта девственница выбрала, чтобы служить Господу, листья цвета золота - ее добрые дела в своем монастыре. Инструмент, с помощью которого она обрезала вянущие ветки, олицетворял признание ее недостатков и пороков, помогающее избавиться от них покаянием. Ветви, которые выросли из престола Господа, чтобы заменить обрезанные, олицетворяли праведную и святую жизнь Иисуса, который всегда был готов восполнить ее порок». И, наконец, плоды, которые она собрала и вручила Господу, олицетворяли ту добрую волю, с которой она должна была исправлять свои недостатки и пороки, и плоды эти были более всего угодны Господу, который больше думает о доброй воле искреннего сердца, чем о великих делах без чистого намерения.

Когда однажды Гертруда молилась за одну ученую женщину, Господь сказал: «Я подниму ее с Моими апостолами на гору нового света. Пусть она, следя за своим поведением, руководствуется именами апостолов, которых Я привел на эту гору. По мнению комментаторов и переводчиков, имя Петр означает «знание» -

[272]


пусть же она, что бы ни читала, стремится к самопознанию. Например, читая о грехах и добродетелях, пусть заглянет в себя и посмотрит, нет ли у нее каких-либо грехов и насколько она продвинулась в добродетели. Потом, когда она получше себя узнает, пусть она подумает о значении имени Иаков, которое переводят как «вытеснитель», и попытается храбро сражаться со всеми своими грехами и продвигаться в добродетелях своих. А так как имя Иоанн означает «добродетель», то пусть она пытается по крайней мере по часу в день утром или вечером, или когда ей удобнее, отвлечься от всего внешнего и внутренне собраться, чтобы подумать обо Мне и узнать Мою волю. Пусть она упражняется так усердно, как только может, в течение времени, которое выбрала, во всем, на что Я ее вдохновлю: будь то хвала, вознесение благодарственного молебна за милости ей или другим, или молитвы за грешников или за души в чистилище».

Следующий наказ был дан женщине, которая сокрушалась, что не может молиться, как того желает, так как ей мешают обязанности в монастыре. «Я выбрал ее не для того, чтобы она служила Мне по часу в день, а для того, чтобы она все время была со Мной, то есть чтобы могла выполнять все, что ей поручено во славу Мою, и с тем же настроем, с каким она хочет молиться. Пусть она проявляет эту преданность во всех своих заботах, связанных с тем, что она делает, а именно: пусть постоянно желает того, чтобы те, кто пользуется плодами ее труда, не только чувствовали телесное подкрепление, но чтобы они побуждались при этом любить Меня душой и укрепились бы во всех добродетелях. И каждый раз, когда она так поступает, труды и заботы ее будут для Меня как самое дорогое и изысканное угощение».

Однажды Гертруда услышала, как священник, читавший проповеди, сказал, кроме прочего, что любовь - это золотая стрела, которая завоевывает все, чего ни коснется, и можно называть ослом того, кто охотится с этой стрелой за земными удовольствиями, когда мог бы получать с ее помощью радости вечные. Тогда Гертруда воскликнула в порыве любви: «О, как счастлива была бы я, имея эту золотую стрелу! Ибо тогда я бы пронзила ею Тебя, мой Возлюбленный, чтобы обладать Тобою вечно». Едва произнеся это, она увидела в духе Иисуса Христа с золотой стрелой в руке, и

[273]


Он сказал: «Ты хочешь ранить Меня, но Я хочу пронзить тебя, чтобы рана твоя никогда не заживала». И сразу же стало видно, что стрела согнулась в трех местах. Из этого Гертруда поняла, что стрела Божественной любви ранит трояко: во-первых, внушая отвращение ко всем земным удовольствиям, так что ничто земное больше не может доставить душе радости и утешения, во-вторых, порождая в душе страстное желание слиться с Господом и ощущение того, что без Него человек просто не может больше жить и даже дышать, и в-третьих, душа оказывается так пронзенной стрелой этой любви, что почти отделяется от тела, и ее переполняют потоки неземного блаженства.

В праздник благословенного Мартина Турского, когда пели ответствие «Beatus Martinus», Гертруда воззвала к Иисусу: «О Господин мой! Когда Ты и мне окажешь такую честь?», имея в виду свою кончину. На что Он ответил: «Скоро Я возьму тебя к Себе». Эти слова возбудили у нее сильнейшее желание раствориться в Христе.

Через несколько дней, во время причастия, она услышала, как Иисус говорит ей: «Подойди ко Мне, Моя избранница, чтобы Я мог воссесть на престол в душе твоей». И она поняла, что приближается час, о котором Иисус говорил. Потом Он сказал: «Не живи для себя то короткое время, которое тебе осталось, а полностью посвяти себя увеличению славы Моей по желанию твоему».

Однажды, когда Гертруда была занята подобными мыслями, Иисус сказал ей: «Если бы Я в момент смерти твоей даровал тебе исполнение всех твоих святых желаний, это было бы очень мало по сравнению с тем, что Я собираюсь даровать тебе. Выбирай, - продолжил Он, - или ты умрешь прямо сейчас, или сперва будешь долго болеть, чтобы познать колебания духа во время продолжительной болезни». Гертруда ответила: «Пусть будет на то Твоя святая воля, о Господь!» Он ответил: «Ты правильно делаешь, подчиняясь Моей воле, и если ты согласна из любви ко Мне побыть еще некоторое время в теле своем, то Я построю Мою обитель в сердце твоем, как голубь вьет гнездо, и в то же время Я спрячу тебя в Моем Сердце, откуда поведу в рай».

С этого момента ее желание покинуть этот мир стало слабее, и в душе своей она постоянно слышала слова: «Голубица моя в

[274]


ущелий скалы под кровом утеса!» (Песн 2. 14). Но через некоторое время сильное желание умереть вернулось к ней, и Иисус сказал ей: «Какая невеста станет жаловаться, что потратила время, наряжаясь для жениха своего, или сожалеть о возможности усилить его любовь к себе? Ибо после смерти душа не способна ни прибавлять себе достоинств, ни страдать ради Господа».

Во время болезни Гертруды монахиня, которой особенно часто являлись небесные видения, горячо молилась за нее и услышала: «Я с невыразимой радостью ждал этого момента, когда смогу увести Свою избранницу в уединение и там поговорить с душой ее. Я не был разочарован в своих ожиданиях, ибо она во всем выполняет волю Мою и подчиняется Мне так, как это наиболее нужно». Монахиня поняла, что под уединением Господь имел в виду болезнь Гертруды, и что именно там Он обращался к душе своей возлюбленной, а не к слуху ее, ибо язык Его невозможно понять обычным путем, и то, что говорится для души, человек скорее чувствует, чем слышит.

После этого Гертруда получила еще одно ясное свидетельство того, чего сначала не могла до конца понять: в переносимых страданиях отсутствие утешения значительно увеличивает достоинства страдающего. Однажды, накануне Троицына дня, когда она испытывала столь сильную боль в боку, что бывшие рядом с ней решили уже, что наступил ее последний час, ее Возлюбленный, истинный Утешитель души ее, покинул ее и этим увеличил ее страдания, хотя внимание и забота окружавших ее удвоилась. Когда за ней ухаживали меньше, Господь был ближе к ней, уменьшая боль Своим присутствием и давая понять, что когда мы лишены человеческого утешения, Небесная благодать становится к нам благосклоннее.

К вечеру, когда Гертруда была совсем измучена острыми болями, она решила попросить Господа успокоить боль, но Он поднял правую руку и показал ей ту боль, которую она терпела весь день, в виде драгоценного украшения на груди Его. А так как это украшение выглядело столь совершенным во всех деталях, то она обрадовалась, решив, что теперь ее страдания прекратятся. Но Иисус ответил: «Если еще претерпишь, это украшение засияет еще ярче. И действительно, хотя оно было отделано драгоценными камнями,

[275]


золото его выглядело темным и тусклым. То, что ей пришлось претерпеть после, не было столь ужасно само по себе, ибо ее больше мучило отсутствие утешения, чем острота переносимой боли.

На исходе одиннадцатого дня сорок первого года жизни у нее сильно обострилась болезнь, которую обычно называют малой апоплексией. Для нее эта болезнь означала близость долгожданного ухода и соединения с Возлюбленным, но сердца ее монахинь наполнились безграничной печалью. Они не могли не чувствовать, что вот-вот потеряют наставницу, и в горячих молитвах просили о ее выздоровлении. Господь же убедил их в том, что приближающаяся кончина их матери-настоятельницы для нее самой является началом ее счастья, утешил их и сделал так, чтобы они смогли разделить ее радость.

Так как Гертруда с каждым днем все острее осознавала, что уже не может выполнять возложенные на нее обязанности, она стала думать о том, чтобы сложить их с себя, но даже это желание ей не хотелось исполнять до появления полной уверенности, что такова воля Господа. Боясь, что ее собственное намерение может обмануть ее, помешав правильно истолковать посланные свыше видения, она попросила ту монахиню, которую любила больше других, попросить за нее совета. Господь ответил: «Этой болезнью Я освящаю свою избранницу, чтобы сделать душу ее подходящей для Себя обителью, как освящается церковь молитвой священника. И как запирают церковь, чтобы в нее не могли проникнуть недостойные, так и Я этой немощью запираю душу ее, чтоб ее не занимали внешние проявления веры. Эти обязанности, от которых иногда не бывает никакой пользы, тревожат ее душу и отвлекают внимание от Меня».

В праздник св. Лебуэна сестры молились все вместе за выздоровление своей матери-настоятельницы. Когда они стали обращаться к святому, праздник которого отмечали, он ответил им: «Когда царь со своей царицей заняты важным делом, то совсем не подобает солдату царицы обращаться к государю с просьбой позволить его семье лицезреть царицу, дабы получить от этого радость и утешение. Так же совершенно не подобает никому молиться о выздоровлении другого, даже если это его жена, когда больной связан терпением и доброй волей с самим Царем Небесным».

[276]


За месяц до своего ухода Гертруда совершенно потеряла дар речи, она лишь произносила одними губами: «Дух мой» - и постоянно повторяла это. Монахиня спросила у Господа, имеют ли эти слова какой-нибудь духовный смысл. Господь ответил ей:

«Обитая в ней, Я настолько сблизил и слил ее дух со Своим, что она теперь видит в каждом существе только Меня, и во всех словах, ответах и молитвах она упоминает обо Мне, в Ком живет ее дух. И каждый раз, когда она делает так, все Небесное воинство знает, что она ищет Меня одного, и что за это ей будет вечная слава на небесах».

Гертруда продолжала очень внимательно слушать, если кто-нибудь говорил ей о Боге. Ее духовное рвение было столь велико, что она велела ежедневно переносить ее, чтобы она могла присутствовать при исполнении причастия, хотя одна рука у нее совершенно не действовала, другая была в таком состоянии, что самое легкое прикосновение к ней вызывало острую боль. Но она всячески старалась скрывать свое состояние и избегала делать жесты или движения, которые показали бы, что ей больно, чтобы не быть лишенной высшего утешения.

Когда наступил счастливый день освобождения, которого Гертруда ждала так долго и с таким нетерпением, Господь явился ей в видении, и лик Его лучился радостью. Справа от Него стояла Пресвятая Богородица, а слева любимый ученик Иоанн. Его сопровождало множество святых мучеников и дев. Иисус приблизился к постели умирающей, и когда читали страсти Господни, то на словах «И, преклонив главу, предал дух» (Ин 19. 30) Христос склонился к своей возлюбленной и широко распахнул Свою изумительную душу, как бы будучи вне Себя от любви, изливая на Гертруду свою нежность.

Гертруда находилась в агонии весь день. Духи Небесные тоже окружили ее постель, и она видела, как они приглашают ее в рай, и все время слышала их небесное пение: «Приди, приди, о дева! Тебя ожидает райское блаженство. Аллилуйя! Аллилуйя!»

Наконец, наступил момент освобождения, и Гертруда вошла в вечные объятия своего Жениха. Безымянная монахиня, оставившая столь замечательные откровения, услышала, пребывая в молитве, как Иисус обращается к Гертруде со словами: «Теперь ты

[277]


должна слиться со Мной и стать Моей навсегда. Я обнимаю твою душу и веду тебя к Своему Предвечному Отцу, нежно прижав к Своему Сердцу».

Когда монахини перенесли тело усопшей в часовню, они увидели ее душу. Сияя славой, она стояла перед Троном Святой Троицы и молилась за спасение душ всех, кого опекала на земле.

[278]


ОТКРОВЕНИЯ СВ. ГЕРТРУДЫ

ЗАПИСАННЫЕ ЕЮ САМОЙ

Пусть Бездна Извечной Мудрости вызовет Бездну Духовного Горения, чтобы прославлять и восхвалять Твою удивительную любовь, о пресветлый Господь моей жизни и единственная Любовь души моей. Через беспредельное милосердие Твое эта любовь провела Тебя по безводному пустынному бездорожью - через то великое множество препятствий, воздвигнутых мною на пути Твоего милосердия, - и позволила Тебе спуститься в долину моих невзгод и несчастий.

Мне шел двадцать шестой год, когда в понедельник 2 февраля - перед праздником Сретения Господня - в счастливый для меня час после вечерни на закате Ты, Свет Истины, что ярче любого света и глубже любой бездны, решил рассеять тьму моего невежества и осторожно и нежно начал мое обращение, устранил беспокойство, возбуждаемое Тобой в моей душе уже больше месяца и которое, видимо, использовал, чтобы разрушить крепость моего тщеславия и любопытства. Эту крепость моя гордость воздвигла в душе моей, ибо хотя я называлась верующей и имела все привычки верующей, но не имела никакой определенной цели. Ты решил использовать это средство, чтобы показать, как спасешь меня.

В то время я находилась в нашей спальне, преклонив колени перед одной из старых монахинь, как было принято у нас в монастыре, когда, подняв голову, увидела Тебя, моя восхитительная Любовь и мой Спаситель, превосходящий по красоте всех детей человеческих, в виде шестнадцатилетнего юноши, прекрасного и приветливого. Этот юноша привлек мое сердце и глаза беспредельным светом Своей славы, который Ты милосердно уменьшил сообразно слабости моей природы. Став передо мной, Ты произнес полные

[279]


нежности и сладости слова: «Твое спасение близко, почему ты так опечалена? Неужели тебе в печали не с кем посоветоваться?» После Твоих слов я, хотя и знала, что физически нахожусь на прежнем месте, вдруг почувствовала, что стою на хорах в углу, где обычно произносила свои не слишком горячие молитвы, и там услышала: «Я спасу тебя, Я избавлю тебя, не бойся». Затем Ты вложил Свою правую руку в мою, как бы подтверждая обещание.

Потом я услышала, как Ты говоришь: «Ты была повержена в прах вместе с Моими врагами и собирала мед среди шипов, но теперь вернись ко Мне - и Я приму тебя и утолю твою жажду потоком Моих неземных наслаждений». При этих словах я почувствовала, что душа моя тает во мне, а когда захотела приблизиться к Тебе, то увидела между нами забор такой длины, что не было видно краев его, а поверху он был утыкан шипами, и я не нашла, как вернуться к Тебе, единственное утешение души моей.

Тогда я остановилась и расплакалась над моими провинностями и грехами, которые безусловно олицетворял этот разделивший нас забор. Меня охватили страстное желание быть с Тобой и чувство ужасной слабости моей, когда Ты, о милосердный Отец всех нуждающихся, одаряющий милосердием все Свои творения, взял меня за руку и мгновенно поставил рядом с Собой без всякого труда, и когда я взглянула на эту дорогую мне руку, которую Ты протянул мне как залог выполнения Твоих обещаний, я узнала, о сладчайший Иисус, Твои сияющие Раны.

Этим и другими разъяснениями Ты просветил и смягчил ум мой, с силой отвращая меня внутренним пылом от моей необычной любви к чтению и от всего суетного во мне, так что я стала презирать то, что ранее доставляло мне удовольствие. И все, кроме Тебя, о Господь сердца моего, стало казаться мне грешным и отвратительным. Только Ты стал радостью души моей. И я восхваляю, благословляю, обожаю и благодарю из самой глубины души, как только могу, но не так, как должна бы, Твое мудрое милосердие и Твою милосердную мудрость за то, что Ты, мой Создатель и Спаситель, так любовно стремился подчинить мое непокорное самомнение, надев на меня сладостное ярмо, что составлял напиток согласно моему темпераменту, и этот напиток влил новый свет в мою душу. И я устремилась на аромат Твоего елея. Твое ярмо стало сладостным, Твое бремя легким, хотя совсем недавно все это казалось тяжелым и едва переносимым.

Аве, спасение и свет моей души! Пусть все в небесах, на земле и в пучине благодарит Тебя за ту необычайную милость, от которой душа моя узнала и поняла, что происходит в моем сердце. Ведь прежде я заботилась об этом не более, чем о том, что происходит с моими руками и ногами. Но когда в меня влился поток Твоего сладчайшего света, я увидела в сердце своем многое, что оскорбляло Твою чистоту, и даже смогла понять, что все во мне столь беспорядочно и смятенно, что Ты не мог там поселиться.

Но ни один из моих грехов и недостатков, как и то, что я совершенно этого недостойна, не помешал Тебе оказать мне честь видеть Тебя воочию почти каждый раз, когда я вкушала дарующие жизнь Кровь и Тело Твое, хотя я видела Тебя смутно и неотчетливо, как на рассвете. Этой нежной уступчивостью Ты стремился привлечь душу мою так, чтобы она могла в .будущем полностью слиться с Тобой, чтобы я узнавала Тебя лучше, чтобы моя радость от встреч с Тобой становилась все более полной. И когда я была готова к тому, чтобы трудиться для получения этих Твоих милостей в праздник Благовещения Божией Матери, когда Ты соединился с нашим естеством в ее девственном чреве - Ты, который сказал: «Я здесь», прежде чем я позвала Тебя, Ты предвосхитил этот день, одарив меня, недостойную, в канун праздника Своим благословением, приносящим такую радость. Это произошло на собрании капитула, которое состоялось после заутрени по поводу следующего воскресенья.

Но так как я не способна описать, как именно Ты посетил меня, то из чувства сострадания, милосердия и доброты позволь мне, о сверкающая жемчужина небес, о дары приносящий, вознести Тебе жертву благодарения на алтаре моего сердца, чтобы получить для себя и всех, кто избран Тобой, благословение испытывать это единение радости и радость единения, которые ранее я ни разу не испытывала. Ибо когда я размышляю, какую жизнь я вела раньше и какую после этого, я и вправду торжественно заявляю, что это - чистое влияние милости, оказанной мне Тобою, хотя я этого не заслуживала и у меня не было никаких достоинств.

[281]


С тех пор Ты позволил мне гораздо яснее узнать Тебя, причем нежность любви Твоей побуждала меня исправлять грехи и недостатки куда сильнее, чем страх наказания, которым мне угрожал Твой справедливый гнев. Но я не припомню, чтобы когда-либо еще я была так счастлива, как в те дни, когда Ты пригласил меня испробовать яства с Твоего царского стола. И в точности не знаю, что лишило меня этих угощений - Твое мудрое Провидение или моя беспечность, повлекшая за собой такое наказание.

В то время как Ты так любовно обращался со мной и не прекращал попыток отвратить душу мою от самолюбования и обратить ее к Тебе, в один из дней, между праздниками Воскресения Христа, я вышла во двор монастыря перед заутреней и в размышлении присела у фонтана. Я думала о красоте этого места, которое очаровывало меня чистыми струями потока, зеленью окружающих фонтан деревьев, полетом птиц, и в особенности голубей, - и прежде всего сладостным покоем. Кроме всего прочего я размышляла о том, что могло бы сделать это место еще и приносящим мне наибольшую пользу, и пришла к выводу, что это могла быть дружба милой и близкой подруги, которая скрасила бы мое одиночество или сделала бы его полезным для других. Тогда Ты, Господин и Господь мой, поток непередаваемой радости, внушив мне первый порыв такого желания, захотел, чтобы он был и последним. Для этого Ты внушил мне мысль, что если постоянным выражением благодарности я буду возвращать Тебе Твои милости, как поток возвращается к своему истоку; если, становясь способной все сильнее любить добродетель, я, словно дерево, буду давать цветы добрых дел; если я, презрев земную суету, воспарю свободно ввысь, как это делают птицы, и так же освобожу свои чувства от всех внешних влияний, - то моя душа опустеет, а сердце станет для Тебя желанной обителью.

Когда в тот же день после вечерни я вспоминала эти мысли, преклонив колени для молитвы перед сном, на ум внезапно пришло место из Евангелия: «кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин 14. 23). При этих словах мое недостойное сердце почувствовало, что Ты в нем, о мой сладчайший Господь и

[282]


моя радость. О, если бы вся вода морская превратилась в кровь, чтобы я могла вылить ее себе на голову и так смыть ужасную греховность той, в которой Ты выбрал Себе обитель! Или пусть бы сердце мое вырвали в этот момент из груди и бросили в печь, где оно смогло бы очиститься от тщеты и грязи и стать хоть чуточку более достойным Тебя! Потому что Ты, Господь мой, с того самого часа обращался со мною порой нежно, а порой жестко, в зависимости от того, исправлялась я или проявляла небрежение. Хотя, воистину, даже самое совершенное исправление, которого я могла бы достичь хоть на мгновение ценой усилий всей моей жизни, не сделало бы меня достойной получить от Тебя самую малую и снисходительную из милостей, которую я когда-либо получала от Тебя - столь велики мои грехи и преступления.

Твоя безграничная доброта заставляет меня верить, что видя мои недостатки и грехи, Ты испытываешь не гнев, а скорее страх увидеть мою погибель. Ты даешь понять, что терпение Твое, с которым Ты до сих пор переносишь мои грехи и остаешься столь добрым ко мне, больше, чем та доброта, с которой Ты выносил вероломного Иуду в Твоей земной жизни. И хотя ум мой находит удовольствие в удивлении преходящему и в муках от бренного, но все же, когда через несколько часов, дней и, увы! я должна добавить, что иногда через несколько недель, когда я возвращаюсь в сердце свое, я нахожу Тебя в нем. Так что не могу пожаловаться, что Ты покинул меня хоть на мгновение с того момента и до этого года, девятого с того дня, когда ты одарил меня этой милостью, за исключением одного случая. Я почувствовала, что Ты покинул меня на одиннадцать дней перед праздником св. Иоанна Крестителя. Мне показалось, что это случилось из-за одной суетной беседы в предшествующий четверг. Ты отсутствовал до кануна праздника св. Иоанна Крестителя, когда служат литургию Ne timeas, Zacharia. («Не бойся, Захария, твоя молитва услышана»). Твое беспредельное милосердие и сострадание побудили Тебя искать меня, когда я уже дошла до такого сумасшествия, что больше уже не думала о том, какое сокровище я потеряла, и не помню, чтобы в тот момент испытывала горе или печаль по поводу этой потери: у меня даже не было желания вернуть его.

[283]


Сейчас не могу не удивляться тому, какая мания тогда овладела мною, если только это не было Твоим желанием, чтобы я на собственном опыте убедилась в сказанном св. Бернардом: «Если мы от Тебя убегаем - Ты неотступно следуешь за нами; если мы поворачиваемся к Тебе спиной - Ты снова оказываешься перед нами; если мы Тебя не замечаем - Ты нас умоляешь; и нет такого оскорбления или упрека, которые помешали бы Тебе неустанно добиваться и заставлять нас стремиться к тому, чего наши глаза не могут увидеть, уши услышать, а ум постигнуть».

Как тогда, когда мне дарованы были первые милости, хотя я этого совершенно не заслуживала, так и теперь, когда я допустила второе падение, гораздо серьезнее первого, которое делает меня еще более недостойной Тебя, Ты снизошел до меня и дал мне радость Твоего постоянного присутствия в сердце моем, да будет вечная слава и признательность Тебе, источник всех добродетелей. А чтобы Тебе захотелось сохранить во мне эту драгоценную милость, я возношу Тебе чудесную молитву, которую с удивительной страстью Ты произносил, истекая кровью в предсмертной агонии, и которую горячая любовь и чистая преданность Твои сделали столь действенной. Умоляю Тебя этой самой совершенной молитвой - привлеки меня к Себе и совершенно слей с Собой, чтобы я всегда оставалась неразрывно связанной с Тобой, даже когда буду вынуждена выполнять внешние обязанности на благо своих ближних. И чтобы по возвращении, когда выполню свои обязанности во славу Твою как можно лучше, я всегда находила Тебя в себе, - как ветра, вызванные бурей, снова затихают по ее прекращении, и воцаряется безветрие. Пусть Ты всегда будешь видеть, что я неустанно тружусь для Тебя с таким же рвением, с каким усердием Ты помогал мне, и так подними меня до такой степени совершенства, до какой справедливость Твоя позволит милосердию Твоему возвысить столь плотскую и непокорную тварь Твою! Так, чтобы Ты мог принять мою душу в руки свои, когда я испущу последний вздох, и отвести с поцелуем мира туда, где обитаешь Ты, вечно и безраздельно правящий с Отцом Небесным и Духом Святым уже нескончаемые века. Аминь.

Кажется, это случилось зимой первого или второго года с того дня, когда я начала получать эти милости. В требнике мне встретилась такая молитва:

[284]


«О Господь наш Иисус Христос, Сын Бога Живого, сделай так, чтобы я устремился к Тебе всем сердцем, исполненный желания и с жаждущей душой, чтобы только в Тебе искал я радость и усладу, так, чтобы ум мой и все, что внутри меня, страстно тосковали по Тебе, Который есть наше истинное вечное блаженство. О милосердный Боже, запечатли Твои Раны на сердце моем Твоей бесценной Кровью, чтобы я мог читать в них Твои страдания и Твою любовь. Пусть память о Ранах Твоих навсегда останется в самой глубине души моей, вызывая сострадание к Твоим мукам и усиливая во мне Твою любовь. Сделай так, чтобы я стал безразличен ко всем Твоим тварям и чтобы сердце мое находило радость только в Тебе. Аминь».

Я с удовольствием выучила эту молитву и часто ее повторяла, и Ты, не оставляя без внимания молитв простых людей, услышал мое ходатайство: вскоре после этого, той же зимой, когда я была в трапезной после вечерни, собираясь ужинать, я сидела рядом с монахиней, которая знала мой секрет. Я рассказываю такие вещи тем, кто может прочесть написанное мною, ибо часто чувствую, что моя преданность возрастает после этого. Но в точности не знаю, о Господь мой, что заставляет меня так поступать - Твой дух или влияние людей, хотя я и слышала от опытных в таких делах, что всегда лучше не скрывать такие тайны. Конечно, их нужно раскрывать не кому попало, а только тем, кто не только друг, но кого мы обязаны почитать. Поскольку я сомневалась, то доверила все Твоему верному Провидению, дух которого слаще меда. Если пыл моей преданности возрастает под влиянием кого-нибудь из людей, то тем более должно быть за это глубоко признательной, ибо Ты снизошел до того, чтобы объединить грязь моей греховности с драгоценным золотом Твоего милосердия, чтобы драгоценные камни Твоей благодати оказались заключенными во мне.

Я сидела в трапезной, как сказано выше, и размышляла над этим и вдруг почувствовала, что получила милость, которую вымаливала, хотя и была ее недостойна. Я почувствовала в духе своем, как Ты запечатлел в глубине моего сердца достойные обожания знаки Священных Ран, какие есть на Теле Твоем. Ты исцелил душу мою, впечатав в нее свои Раны, и для утоления жажды души моей дал ей испить драгоценного напитка Твоей любви.

[285]


Но низость моя не исчерпала еще бездну Твоего милосердия, ибо я получила от Твоей безграничной щедрости такой замечательный дар. Каждый раз, когда я в духе своем приникала к Твоим обожаемым Ранам, проговаривая пять стихов псалма Benedic, anima mea, Domino (Пс 4. II), каждый раз получала новую милость. Во время первого стиха, «Благослови Господа, о душа моя», я приложила всю грязь моих грехов и чувственности к Ранам на Твоей священной ноге. Во время второго стиха, «Благослови Господа и никогда не забывай ничего из того, что Он для тебя сделал», я смыла все пятна плотских и бренных удовольствий в сладком потоке крови и воды, которую Ты вылил на меня. Во время третьего стиха, «Тот, Кто прощает тебе все твои прегрешения», я вложила свой дух в Рану на Твоей левой руке, как голубка вьет гнездо в расщелине скалы. Во время четвертого стиха, «Тот, Который, искупая твои грехи, спасает тебя от погибели», я приблизилась к правой руке Твоей и взяла из нее все, что мне было необходимо для совершенствования в добродетелях. Будучи столь чудесно украшенной, я перешла к пятому стиху: «Тот, Кто исполняет все мои желания, давая мне все хорошее», и попросила Тебя очистить меня от последних пятен греха и исполнить немногие мои желания, чтобы я могла стать достойной Твоего присутствия во мне, - хотя сама по себе я конечно совершенно этого недостойна, - и могла бы заслужить радость Твоих нежных объятий.

Ты исполнил и другую мою мольбу - а именно, чтобы я могла прочесть одновременно Твою скорбь и Твою любовь. Но, увы! Это продолжалось недолго, хотя не могу обвинить Тебя в том, что Ты забрал это у меня, - я жалуюсь, что потеряла это сама, по собственной небрежности и легкомыслию. По Твоей безграничной доброте и милосердию Ты спрятал это Сам от Себя и наградил меня, совершенно незаслуженно, самым великим своим даром - я стала ощущать Твои Раны. Да будет Тебе во веки веков слава, честь и хвала, власть и благодарение!

Через семь дней, незадолго до Рождественского поста, по Твоему повелению, о источник всех добрых дел, я убедила одного человека каждый день произносить за меня перед распятием такую молитву: «О Господь мой, имеющий самую любящую душу, пронзенным сердцем своим пронзи сердце ее стрелой Твоей любви

[286]


так, чтобы в нем не осталось ничего бренного и чтобы оно до краев наполнилось силой Твоей Божественности». Будучи тронут этими молитвами в воскресенье, когда монахини пели литургию Gaudete in Domino, Господь мой в безграничном великодушии и в порыве милосердия позволил мне приблизиться к причастию Твоим священным Телом и Кровью. И когда я приблизилась, Ты вызвал во мне желание, которое выразилось в таких словах: «О Господь мой, я недостойна принять самый маленький из Твоих даров! Но умоляю достоинствами и молитвами всех присутствующих здесь пронзить сердце мое стрелой Твоей любви!» Скоро я почувствовала, что слова мои достигли Твоего небесного Сердца, ибо ощутила, как в меня вливается благодать и увидела в видении чудо Твоего распятия.

Когда я получила причастие и вернулась туда, где обычно молюсь, то увидела, как у распятия на возвышении из раны в правом боку исходит пучок света в форме стрелы. Некоторое время он то приближался, то удалялся, вызывая у меня нежные чувства к этой ране. Но этим желание мое не было полностью удовлетворено до следующей среды, когда после литургии монахини размышляли о Твоем восхитительном воплощении в Иисусе Христе и о Благовещении. Я тоже присоединилась к ним, хотя размышление мое было далеко от совершенства. Внезапно Ты появился предо мной и впечатал рану в мое сердце со словами: «Пусть же будет высоким прилив твоей любви, чтобы всю твою радость, надежду, наслаждение, горе, страх и все остальные чувства поддерживала Моя любовь!» И я сразу вспомнила, что слышала, что такую рану нужно промывать, смазывать и перевязывать. Но в тот раз Ты не научил меня делать это, ибо отложил до другого раза, пока мне, наконец, не рассказала об этом другая монахиня, слух души которой был более тонок и мог различать тихие слова Твоей любви много лучше моего.

Эта монахиня посоветовала мне с преданностью поразмышлять о любви в Твоем Сердце, когда Ты был распят на кресте, испить из этого родника воды истинной верности и смыть ею все обиды, взять из обряда помазания мазь благодарности, созданную нежностью этой неизмеримой любви как лекарство от всех напастей и превратностей судьбы, и с помощью действенного милосердия и

[287]


силы этой совершенной любви словно бинтом оправдания соединить все мысли, слова и деяния крепко и неразделимо для Тебя. Пусть же все потери, причиненные моим злом и моими пороками, восполнятся любовью, так изобилующей в Нем, который, сидя по правую руку Твою, стал «кость от кости и плоть от плоти моей»! Именно через Него, через воздействие Духа Святого, Ты подарил мне эту новую добродетель - сострадание, смирение и почитание, чтобы я могла говорить с Тобой. Именно благодаря Ему я могу жаловаться Тебе на переносимые мною невзгоды, столь многие, заставившие меня наносить обиды Твоей небесной добродетели мыслями, словами и делами, а главное тем, что я не по назначению использовала милости, о которых говорилось, была легкомысленной и не имела достаточно преданности и почтения. Ибо если бы Ты дал столь недостойной пусть одну только льняную нитку на память о Тебе, должно было бы почитать ее больше, чем все эти добродетели.

Ты знаешь, о Господь мой, для Которого нет ничего тайного, я потому написала все это, хотя мне очень не хотелось, что знаю - я так мало извлекла пользы из Твоей щедрости, что просто не могу поверить, что эти милости и добродетели Ты дал мне только для меня самой, ибо Твою извечную мудрость невозможно обмануть. О дары приносящий, так щедро и неограниченно наделивший меня ими, пусть же тогда каждый, кто это прочтет, почувствует нежность и сострадание к Тебе. Страстность, с которой Ты стараешься спасти наши души, вынудила Тебя столь долго держать эти царские драгоценности в моем порочном сердце. Зная это, пусть они прославляют, обожают и превозносят Твое милосердие, произнося и губами, и сердцем своим: «Честь, хвала, слава и благодарение тебе, о Бог-Отец, начало всех вещей», чтобы так восполнить мои недостатки.

О недостижимая высота непревзойденного совершенства! О глубокая бездна непостижимой мудрости! О безмерное пространство самого желанного милосердия! Какими мощными, бьющими ключом изумительными потоками Твоя сладчайшая Божественность омывает меня, грешного червя, который ползает в своих грехах и в своем легкомыслии! С тех пор, как мне позволено, даже скитающейся в изгнании, в силу моих скудных способностей

[288]


говорить о восхитительной сладости и непостижимом наслаждении, посредством которых становятся одним духом с Ним те, кто отдает себя Богу, это блаженство низвергалось на меня обильным потоком, хотя я не более чем крошечная пылинка. Ибо с тех пор, как мне было дозволено испить этого драгоценного напитка, мне посейчас разрешено помнить об этом, и я постараюсь описать его так, как только смогу.

Это была самая священная ночь, когда сладкая роса Божественной благодати упала на весь мир, и сладость лилась с небес. Душа моя, открытая небу, как мистическое руно во дворе монастыря, после того как в размышлении на нее пролился этот небесный дождь, готовилась помогать при том святом рождении, когда Пресвятая Дева родила Сына, истинного Бога и Человека, как звезда испускает луч света. Как я думаю, в ту ночь душа моя вдруг увидела перед собой нежное дитя, только что родившееся, в котором был скрыт великий дар совершенствования. Я почувствовала, что этот младенец поселился в моей груди, испытав при этом нежнейшую к нему привязанность. В этот момент мне показалось, что цвет лица моего стал таким же, как у этого небесного младенца, если нам будет разрешено назвать цветом то, что невозможно сравнить ни с чем видимым человеческим глазом.

Тогда я поняла значение этих ласковых слов, которые нельзя произносить всуе: «Да будет Бог все во всем» (1 Кор 15. 28); и душа моя, обогатившаяся присутствием в ней моего Возлюбленного, вскоре узнала по охватившей ее радости, что в ней поселился ее Жених. После этого она с жадностью впитала в себя следующие слова, которые влились в нее как чудесный напиток для утоления иссушающей жажды: «Как Я являюсь символом сущности Бога-Отца в Его Божественности, так и ты станешь символом Моей сущности в Моей человечности, в твою обожествляемую душу будет вливаться Моя Божественность, и душа будет принимать ее так, как воздух принимает сияние солнечных лучей, чтобы лучи эти так глубоко проникли в тебя, что подготовили бы тебя к самому глубокому единению со Мной».

О благородный бальзам Божественности, изливающийся как океан милосердия, вечно расцветающий и дающий ростки, распыляющий себя до скончания века! О непобедимая рука Всевыш-

[289]


него, вливающая в хрупкий сосуд, который надо бы выбросить с презрением, столь драгоценную влагу! О очевидное свидетельство избытка Небесной добродетели, которая не была отнята у меня, когда я блуждала окольными путями греха, а скорее приблизила меня к Богу настолько, насколько позволяло мое ничтожество!

В день Сретения Господня, когда я была прикована к постели после тяжелой болезни и перед восходом солнца мучилась беспокойными мыслями, так как боялась, что телесная немощь лишит меня посещения Господа, так часто утешавшего меня, - в этот самый день августейшая утешительница, Мать Господа нашего, истинного Утешителя, успокоила меня словами: «Ты еще не испытывала таких телесных мук, как в этой болезни. Но знай, что ты еще никогда не получала от Сына Моего таких чудесных даров, какие получишь теперь. Эти страдания подготовили тебя к ним».

Это меня очень утешило, и получив Пищу, дарующую жизнь, сразу после Крестного хода я стала думать только о Боге и о себе. Я узрела душу свою в виде размягченного пламенем воска, печать из которого была приложена к груди Господа. Вдруг я увидела, как этот воск окружил и частично проник в ту сокровищницу, в которой телесно обитает дарующая вечный мир Троица в безграничной Божественности, и засверкал на ней во всем великолепии.

О жаркое пламя Господа моего, которое заключает в себе, создает и запечатлевает ту пылкую страсть и тот жар, который притягивает к себе влагу моей души и осушает потоки земных радостей, а потом смягчает мое самомнение, которое время сделало таким жестким! О всепоглощающий огонь, который даже среди жарких языков пламени наполняет душу миром и сладостью! Именно в Тебе, и ни в ком другом, получаем мы эту милость возврата к тому образу и подобию, в котором мы были созданы. О пылающее горнило, в котором мы находим истинное видение мира и покоя и которое испытывает и очищает золото избранных, и даже Тебя самого, в Твоей вечной истине.

В следующее воскресенье, когда исполнялась литургия Esto mini (Входная песнь литургии Quinquagesima в воскресенье), Ты воспламенил дух мой и усилил мое желание получать от Тебя еще более чудесные дары, уготованные Тобой. Особенно подействовали на меня и глубоко тронули мою душу слова антифона

[290]


первого ответствия: «Benedicens benedicam tibi» - «Я благословлю тебя счастливыми дарами» и антифона девятого ответствия:

«Tibi enim et semini tuo dabo universas regiones has» - «Потомству твоему отдам Я землю сию» (Быт 12. 7). Ибо потом Ты показал мне, что это были за земли, обещанные мне Твоей безграничной щедростью. О блаженная страна, где счастливые дары так и текут рекой, одни за другими! О поле наслаждения, где одно зерно способно утолить голод, который любой из избранных может испытывать по вещам, названным человеческим сердцем желанными, восхитительными, любезными, сладкими и радостными. Когда я внимала и смотрела как могла лучше, но, конечно, не так хорошо, как была обязана, я познала нежность всепрощения Спасителя моего. Это был не акт справедливости, ибо я далеко не заслуживала таких милостей, но акт его неописуемого милосердия, укрепивший меня в вере, ибо дал почувствовать всепрощение, что позволило такой грешнице - совершенно недостойной, жалкой и внушающей отвращение, как я, согласиться на еще более сверхбожественное и несказанное соединение с Ним. Но, Господь мой, как я могла заслужить этот неоценимый дар от Твоей справедливости? Конечно, это благодаря той любви, которая не подчиняется никаким правилам и законам - той пылкой любви, которая не ограничена разумом и которая опьяняет Тебя, если я смею так выразиться, мой сладчайший Властелин, заставляя Тебя, словно Ты потерял мудрость, соединять несоединимое. Или, точнее, это нежность Твоей безграничной доброты и Твоя природа под влиянием внутреннего импульса Твоего сладчайшего милосердия, заставляющая Тебя не просто любить, но быть воплощенной любовью, поток которой Ты направил на спасение человечества, склонили Тебя к извлечению из бездны страданий и невзгод самую жалкую из Твоих тварей, лишенную всех добродетелей, и возвышению ее до того, что она стала частью Твоего Царства, или, вернее, Твоего Небесного Величия, чтобы этим укрепить доверие всех, кто пребывает в лоне Церкви. Поэтому я надеюсь на лучшее для всех христиан и верю, что не будет ни одного, кто оскорбит дары Божьи, как это сделала я, или введет в такой соблазн ближнего своего.

Но поскольку мы в некоторой мере способны понять незримое Божественное посредством зримого, то я увидела, пытаясь

[291]


выразить насколько возможно то, что выразить невозможно, что та часть Его небесного Сердца, в которую Господь принял мою душу во время праздника Сретения, имевшая вид размягченного пламенем воска, роняла капли пота, выделявшегося с силой по мере того, как воск плавился от жара, исходящего из глубин Его Сердца. Этот священный сосуд втягивал капли с удивительной силой, мощно и невыразимо, и в то же время так непостижимо, что было видно, что любовь, проявлению которой невозможно было воспрепятствовать, обладала в этом месте абсолютной властью и обнаруживала тайны столь великие, столь глубокие и непостижимые.

О вечное солнцестояние! Надежный дом, где есть все, что можно пожелать! Рай неизменных наслаждений, вечно бьющий источник невыразимого блаженства, где царит вечная весна, ласкающая слух сладкозвучной песней или, скорее, нежными и услаждающими ум мелодиями, радующая воскрешающими благоуханиями, опьяняющая нежной сладостью мистических напитков, и преобразующая своими тайными ласками!

Трижды благословен, трижды счастлив и, если можно так выразиться, сотни раз свят ведомый этой благодатью, а также тот, кто, имея чистые руки и сердце и губы без единого пятнышка, заслуживает подобного слияния со своим Господом! Чего только он не увидит, не услышит, не ощутит на вкус и не почувствует! Как я могу выразить это своим корявым языком?

Ибо хотя Небесное милосердие позволило мне это испытать как особую милость, но мое упорство в грехе и толстый слой легкомыслия, который покрывает меня, не позволяют мне полностью понять это. Ибо если даже объединить все познания людей и ангелов, они не позволят нам понять - даже в малой степени - все величие столь возвышенного предмета.

Вскоре после этого, во время адвента (Великого Поста), когда я вновь была прикована к постели тяжелой болезнью, а остальные сестры были чем-то заняты, однажды утром я оказалась оставленной ими. И Господь, который никогда не бросает лишенных человеческого утешения, явился мне, чтобы подтвердить слова пророка: «с ним Я в скорби» (Пс 90. 15). Он повернулся ко мне правым боком, и из самой глубины Его благословенной души начал

[292]


бить чистый и твердый поток в виде кристалла, а на груди Его было драгоценное украшение вроде ожерелья, где чередовались золотые и розовые цвета. Потом Господь сказал: «Болезнь, которой ты страдаешь, освятит твою душу. Каждый раз ты будешь исходить из Меня подобно потоку, тебе показанному, во благо ближнего своего, все равно - будет это в мыслях, словах или деяниях. Как чистота кристалла делает золотой и розовый цвет более блистающим, так и воздействие золота Моего Божества и розового цвета идеального терпения Моей человечности всегда сделают все содеянное тобой приемлемым для Меня благодаря чистоте твоих намерений».

О величие ничтожно малой пылинки, которую Божественный Возлюбленный поднял из грязи, чтобы обрамить своими алмазами! О совершенство маленького цветка, который луч Бога-Солнца вытащил из болота, чтобы сделать столь же прекрасным, как Он Сам! О счастье блаженной и облагодетельствованной души, к которой славный Господь проявил такое уважение, что хотя Он может создать все, что пожелает, но нежно привлекает ее к Себе и делает ее прекрасной, соединяя с Собой! Я думаю, что эта душа, хотя она и украшена Его образом и подобием, тем не менее столь же далека от Него, как тварь от своего Создателя. Поэтому тысячекратно благословен тот, кому оказана милость оставаться в этом состоянии, которого, увы! я боюсь никогда не достигнуть даже на краткий миг.

О дар, превосходящий все дары - довольствоваться сладостью Божественности и беспредельно опьяняться Небесным милосердием в том тайнике, где хранятся его запасы, так что ноги наши более не могут свободно бродить там, где не ощущается Божественный аромат этого милосердия, кроме случаев, когда, движимые милосердием, они раздают другим сокровища Божественной верности и делают их способными почувствовать всю сладость этих сокровищ.

Я надеюсь, Господь мой и Властелин, что Ты, чья любовь столь милосердна, даруешь мне эту милость, ибо Ты, Всемогущий, можешь наделить ею любого из избранных Тобою. Конечно, лишь Твоя непостижимая мудрость знает, как Ты можешь это сделать, хотя я этого недостойна. Но я почитаю и прославляю Твое мудрое

[293]


и милосердное всемогущество, я прославляю и возвеличиваю Твою всемогущую и всепрощающую мудрость, восхваляю Твое мудрое и всесильное милосердие и восхищаюсь им, благословляю и благодарю Тебя за всесильную и мудрую доброту, о Господь мой, ибо Ты наделил меня милостями, во много раз превосходящими мои заслуги и несмотря на все препятствия, которые я воздвигла на пути Твоей щедрости.

Я считала настолько неподобающим обнародовать свои записи, что совесть не позволяла мне это сделать, потому я откладывала это вплоть до праздника Воздвижения Креста Господня. В этот день, когда я решила перед литургией заняться другими делами, Господь победил упрямство моего разума, сказав мне: «Будь уверена, что не освободишься от тюрьмы своей плоти, пока не уплатишь этот долг, который связывает тебя». А так как я считала, что уже использовала данные мне Господом способности, чтобы научить чему-нибудь ближних своих если не записями, то хотя бы словами, то Он сказал мне слова, уже слышанные мною во время предыдущей заутрени: «Если бы Бог хотел обучить своей доктрине только присутствующих здесь, Он учил бы только словом, не прибегая к письму. Но теперь это записано для спасения многих». Далее он добавил: «Я хочу, чтобы труды твои были неоспоримым свидетельством Моей небесной добродетели в эти последние века, чем хочу сделать добро многим».

Так как эти слова меня угнетали, то я начала внутренне рассуждать о том, как трудно и даже невозможно будет найти мысли и слова, чтобы объяснить все это уму человеческому, не вводя его в соблазн. Но Господь избавил меня от этого малодушия, окропив мою душу обильным дождем, мощные потоки которого пригнули меня к земле как молодое и слабое растение, о я, грешница! вместо того, чтобы поливать меня осторожно и таким способом сделать меня более совершенной. И я не смогла извлечь из этого никакой пользы, кроме нескольких тяжеловесных слов, смысл которых не смогла до конца постичь. Поэтому, чувствуя себя еще более подавленной, я спросила, какая польза будет от этой писанины, и добродетель Твоя, о Господь мой, рассеяла мои опасения с обычной ласковостью, освежив душу ответом: «Если этот ливень кажется тебе бесполезным, то смотри - Я приближаю тебя

[294]


к Моему Божественному Сердцу, чтобы слова твои стали приятными и ласкающими слух, насколько позволит ум твой». И это обещание Ты, Властелин мой и Бог мой, очень честно выполнил. И в течение четырех дней, в удобное для меня время каждое утро, Ты так ясно и в то же время мягко объяснял мне, что нужно написать, что после этого я смогла сделать это без затруднений и размышлений, как будто уже давно выучила все наизусть, за одним исключением: после того как я записывала достаточно для одного дня, то как ни старалась, не могла найти ни одного слова, чтобы выразить то, что на следующий день писалось легко и свободно. Господь таким образом наставлял меня и сдерживал мою импульсивность, как учит Св. Писание: «Пусть же никто не увлекается действием настолько, чтобы забывать о размышлении». Так Ты заботишься о моем здоровье и благополучии, и давая мне свободное время, чтобы насладиться объятиями подобно Рахили, Ты не позволяешь мне лишиться чудесной плодовитости Лии. Пусть же Твоя мудрая любовь снизойдет до меня и позволит мне и дальше вкушать и то, и другое!

О Властелин мой, Ты столь часто разнообразил благотворное влияние Твоего присутствия во мне и не давал мне низко пасть, постоянно благословляя меня, и в первые три года, и впоследствии, когда я была допущена вкусить Твоего священного Тела и Крови! Так как с тех пор я ничем не могу отплатить Тебе, хотя бы единожды поблагодарив за тысячу милостей, то перевожу благодарения, задолженные мною, той вечной, бесконечной и невыразимой признательности, которой Ты, о вечно умиротворяющая и ослепительно сияющая Троица, полностью оплачиваешь все наши долги Тебе самой Собой и в самой Себе. И я, всего лишь пылинка, возношу мои благодарственные молитвы Тебе через Него, стоящего рядом с Тобой в одеянии из моей сущности, через посредничество Святого Духа, возношу за все милости, полученные от Тебя, но прежде всего за показанный моему невежеству столь явный знак, ибо мне дали понять, как я оскверняю чистоту Твоих даров.

Однажды во время литургии, где я должна была причащаться, я почувствовала Твое присутствие - Ты явился мне в видении, проявив чудесное снисхождение. Причем, чтобы наставить меня,

[295]


Ты принял вид мучимого жаждой и просил напоить Тебя. Я из-за этого сильно взволновалась и не могла выдавить из себя ни слезинки, но Ты дал мне золотую чашу собственной рукой Твоей. Только я взяла ее, сердце мое сразу же растаяло и пролилось целым потоком слез. После этого я увидела справа от себя какое-то жалкое существо, которое давало мне в руку что-то горькое и ядовитое и побуждало меня положить это в чашу. Но так как за этим последовал всплеск тщеславия, то я сразу же поняла, что это уловка извечного врага, который обращает на нас всю ярость, когда видит, что Ты одариваешь нас дарами.

Благодарю за верность и защиту Твою, Господь мой, истинный и единственный Бог, единый в трех лицах, Троица в Единстве, не допускающий, чтобы соблазн был свыше наших сил, хотя иногда Ты допускаешь, чтобы нас соблазняли, дабы возрастала наша добродетель. И когда Ты видишь, что мы доверяемся Тебе, то становишься на нашу сторону и, проявляя безграничное великодушие, одерживаешь за нас победу, а потом позволяешь нам ощущать, как будто мы сами ее одержали, если только мы сами желаем поступать праведно. Ты даешь нам это преимущество для увеличения числа наших достоинств, ибо как Ты не позволяешь врагу нашему действовать против нашей свободной воли, так и Сам никоим образом не препятствуешь ей.

В другой раз Ты научил меня тому, что если мы легко уступаем врагу нашему, он наглеет и снова нападает на нас именно в том, в чем мы проявили слабость. Поэтому Твоя справедливость требует от Тебя скрывать иногда от нас безграничность Твоего милосердия и всепрощения нашего легкомыслия, ибо мы противостоим злу с большей уверенностью, с большей пользой, с большим успехом и с большей радостью, когда делаем это в полную силу.

Благодарю Тебя за еще одно откровение, которое было для меня столь же полезным и важным и с помощью которого Ты показал, с какой добротой и терпением переносишь наши грехи и недостатки, чтобы, указывая нам на них, Ты мог делать нас счастливыми.

Однажды вечером я дала волю своему гневу, а наутро, перед рассветом, мне захотелось покаяться в молитве. Ты явился мне в видении в таком странном виде, что когда я Тебя увидела, мне

[296]


показалось, что Ты лишен не только всех благ, но даже сил. Совесть заставила меня испытать чувство вины за совершённый накануне грех, и я стала горестно размышлять, как была неправа, когда осмелилась побеспокоить Создателя мира и чистоты своими неуправляемыми вспышками гнева. Я подумала, что лучше бы Ты не присутствовал во мне в тот момент, когда мне не удалось отбить Твоего врага, подстрекавшего меня делать столь противоречащее Твоей воле.

Тогда Ты сказал мне: «Как у бедного калеки, которого вывели погреться на солнышке, ибо он самостоятельно не мог этого сделать, при виде надвигающейся бури не остается никакого другого утешения, кроме как надеяться, что скоро опять будет ясное небо, так и Я, чувствуя твою любовь, предпочитаю оставаться в тебе во время всех ураганов греха, надеясь, что увижу штиль твоего освобождения от пороков и то, как ты входишь в гавань смирения».

Язык мой слишком слаб, чтобы описать все многочисленные милости, которыми Ты осыпал меня все три дня, пока продолжалось это видение! Позволь, о Господь, сердцу моему искупить свою слабость и научи, как возносить благодарственную молитву за ту бездну смирения, в которую опустилась Твоя любовь из милосердия Твоего, столь удивительного и нежного, которое Ты проявляешь к нам.

Я признаюсь пред добротой Твоей, о Боже милосердный, что Ты использовал еще одно средство для преодоления моей апатии. И хотя Ты начал действовать через третье лицо, но завершил это дело Сам, проявляя при этом милосердие и снисхождение ко мне. Та, о которой я говорю, предложила мне прочитать проповедь, в которой рассказывается, что когда Ты родился, Тебя нашли пастухи. Потом она добавила, что Ты сообщил ей, что если я хочу воистину найти Тебя, то должна следить за своими чувствами, как пастухи следят за своей паствой. Мне было трудно в это поверить, и я не видела в этом почти никакого смысла, зная, что Ты наделил мою душу другими способностями, а не теми, которые позволили бы мне служить Тебе, как наемный пастух своему хозяину. Поэтому в тот день я с утра до вечера чувствовала себя сбитой с толку и пребывала в унынии. После вечернего богослужения, ког-

[297]


да я была там, где обычно молюсь, Ты развеял мою печаль этим сравнением: «Если иногда невеста готовит пищу для соколов своего жениха, этим она не лишит себя его ласки». Значит, если я из любви к Тебе буду следить за своими чувствами и порывами, то не буду из-за этого лишена сладости Твоих милостей.

Для этой цели Ты вручил мне дух опасения в виде зеленой розги, чтобы оставаясь все время с Тобой и не покидая сень Твоих объятий ни на одно мгновение, я могла не опасаясь простирать свою заботу во все закоулки и лабиринты, в которых так часто блуждает человеческая привязанность. Потом Ты добавил, что если в моем сознании появится что-либо, пытающееся направить мои мысли вправо - к надежде и веселости или влево - к страху, тоске и гневу, то я должна пригрозить этой розгой опасения, а потом, сдерживая свои чувства, должна принести этот порыв в жертву, как только что родившегося ягненка, пламенем своего сердца, и предложить его Тебе как лакомство.

Но, увы! Сколько раз я буквально вырывала как бы из самых губ Твоих - или преступным легкомыслием своим, или делами, или поступками - то, что я дала Тебе, и это доставалось врагу Твоему! И даже после этого Ты продолжал смотреть на меня с нежностью и лаской, будто не чувствовал моей неверности. И этим Ты часто вызывал порывы нежности в душе, которые заставляли меня исправляться и следить за собой гораздо лучше, чем это могли бы сделать угрозы или страх Твоего гнева.

В воскресенье перед вечерней службой, когда монахини пели Esto mihi, Ты дал мне понять словами этой входной, о единственная любовь моя, что, измученный навязчивостью и оскорблениями от множества людей, Ты попросил приюта и отдохновения в моем сердце. Поэтому каждый раз, когда в течение этих трех дней я заглядывала в него, видела Тебя как бы распростертым подобно обессилевшему человеку и не могла тогда найти лучшего утешения для Твоей скорби, чем молитва, молчание и другие обряды самоумерщвления в Твою честь - для обращения людей, погрязших в мирских заботах и суете.

Твое милосердие с помощью частых откровений позволило мне также понять, что душа, обитающая в теле бренного человечества, затемнена и подобна человеку, стоящему на маленьком

[298]


пространстве, со всех сторон окруженному клубами пара из котла. И когда тело подвержено любому злу, то та часть тела, которая страдает, является для души тем же, что луч солнца для воздуха, освещая и делая его изумительно чистым. Потому, чем глубже страдания, тем чище свет, который получает душа. Но печали сердца и испытание его смирением, терпением и другими достоинствами заставляют изумительно сверкать душу, ибо они трогают ее сильнее, острее и глубже. Восхитительную чистоту и яркость придают ей прежде всего поступки, продиктованные христианской любовью.

Благодарю Тебя, о любящий всех людей, за то, что Ты иногда вел меня этим путем к терпению! Но, увы! Тысячу раз увы! Как редко я прислушивалась к Твоим советам, вернее, как редко я делала то, что была обязана делать! О Господь, Ты знаешь, что душа моя испытывала из-за этого печали и страдания, стыд и уныние, Ты знаешь, что сердце мое всегда стремилось обратиться к Тебе и попросить помощи в избавлении от грехов и недостатков.

В другой раз, когда я была готова причаститься во время литургии, будучи переполнена Духом Твоим и ища в себе, что я могу сделать в ответ на столь великую милость, Ты предложил мне, как полный мудрости Господин, эти слова апостола: «Я желал бы сам быть отлученным за братьев моих» (Рим 9. 3). И хотя Ты ранее учил меня, что душа обитает в сердце, Ты также дал мне понять, что она и в разуме, и эта истина, о которой я ничего не знала ранее, была подтверждена для меня позже свидетельством из Священного Писания. Ты также учил меня, что великое совершенство души состоит в том, чтобы отказаться от удовольствия, которое она находит в привязанностах, чтобы заняться, из любви к Тебе, наблюдением и приведением в надлежащий порядок своих внешних чувств и эмоций и проявлением милосердия для спасения ближних.

В день Рождества я взяла Тебя из яслей, завернула в пеленки как новорожденного и поместила в сердце моем, дабы составить букет мирры из твоих детских страданий и неудобств. Этот букет я хотела поместить в груди своей и наслаждаться этим небесным ароматом. Но хотя я и думала, что это самая большая милость, которую Ты можешь мне оказать, Ты, Который после первых

[299]


милостей дает нам новые и еще большие, когда мы этого меньше всего ожидаем, пожелал сделать Свои милости более разнообразными.

В этот же день через год, когда пели литургию Dominus Dixit (Входная песнь, первая, или полуночная, месса на Рождество), я приняла Тебя из девственного чрева Матери Твоей как хрупкого и нежного младенца и некоторое время несла Тебя на руках. Мне казалось, что этой милостью я обязана состраданию, которое проявила перед праздником, вознося к небу особые молитвы за одну скорбящую душу, но, увы, получив эту милость, я не отнеслась к ней с требуемой преданностью. Не знаю, был ли это акт справедливости с Твоей стороны, или я была наказана за свое легкомыслие, тем не менее надеюсь, что Твоя справедливость, помешав Твоему милосердию, сделала так, чтобы я ясно поняла, насколько недостойна такой милости, и чтобы заставить меня с еще большим усердием избегать пустых мыслей. Но только Ты, о Господь мой, можешь сказать, в чем была истинная причина случившегося.

Тем не менее, когда я собралась с силами, чтобы сделать последнюю попытку завоевать Тебя с помощью нежных ласк, я почувствовала, что это бесполезно, пока не стала молиться за грешников, за души в чистилище или за тех, кого постигло какое-либо горе. Тогда я почувствовала, что услышана. Но еще больше я почувствовала это однажды вечером, когда решила начать молитвой за усопших, вознося за них, возлюбленных Тобой, молитву «Omnipotens, sempiterne Deus, cui nunquani sine spe», вместо того чтобы, как я привыкла делать обыкновенно, начинать за близких молитвой «Deus, qui nos patrem et matreini», и мне показалось, что это Тебе очень понравилось.

Мне кажется также, что Тебе очень понравилось, что я пела как могла громче и на каждой ноте сосредотачивала свое внимание на Тебе, как смотрят в книгу, когда не совсем твердо знают текст песнопения. Но знаю, что была несколько легкомысленна и недостаточно усердна в этом и в другом, что касалось Твоего прославления. И я признаюсь в этом Тебе, милосердный Боже, прося прощения через жестокие страдания Твоего безупречного Сына Иисуса Христа, довольство которым Ты показал словами: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение»

[300]


(Мф 17. 5). Через Него я прошу о милости исправления и искупления за мои легкомыслие и небрежность.

В праздник Сретения Господня, во время выполнения обряда очищения, когда Тебя, наше Спасение и Искупление, принесли во храм, во время исполнения антифона Cum inducerent, Пресвятая Дева сказала, чтобы я отдала ей Дитя, благословенный плод ее лона. И она повторила это еще раз с сердитым видом, как будто была недовольна тем, как я забочусь о Тебе, чести и радости ее непорочной девственности.

Тогда, помня о том, что она получила от Тебя милость, став надеждой отчаявшихся и утешительницей грешников, я воскликнула: «О милосердная Матерь Божия! Разве ты не получила Своего Сына как источник всепрощения, так чтобы ты могла брать из Него все милости для нас, и чтобы беспредельным милосердием искупалось множество наших грехов и недостатков?» После этого она еще раз посмотрела на меня, и на этот раз лицо ее выражало безмятежный покой и любовь, чтобы я знала - если причиной того, что она показалась мне сердитой, была моя вина, она тем не менее переполнена совершенной нежностью, которая проникала глубоко в ее душу и выражалась в неземной христианской любви. Вскоре я увидела признаки этого, так как всего несколько слов погасили ее гнев, и лицо ее так и засветилось любовью. Пусть же эта неизмеримая нежность Твоей Матери вступится за тебя, и я получу прощение своих грехов!

И я знаю, имея ее свидетельство яснее, чем сам свет, что не было препятствий, которые могли бы преградить путь потоку Твоей добродетели, когда в прошлогодний праздник Твоего Рождества Ты одарил меня еще большей милостью, хотя и сходным способом, словно я заслужила это своей страстной преданностью за год до этого. Ведь я не достойна была новой милости, но по справедливости заслуживала наказания за то, что упустила первую.

Потому что, когда читали слова проповеди: «Peperit filium suum primogenitum» («И родила Сына Своего первенца» (Лк 2. 7). Проповедь полуночной мессы), Твоя непорочная Мать отдала мне Тебя своими безгрешными руками. И Ты, о милый Младенец, обнял меня изо всех сил, я же, хотя была совершенно этого недостойна, приняла Тебя. Ты обнял меня ручонками за шею, дыша на

[301]


меня своим столь свежим дыханием, что я насытилась им и испытала истинное блаженство. За это, о Господь Бог мой, пусть душа моя и все внутри меня обожает и благословляет Священное Имя Твое! А когда Пресвятая Дева решила завернуть Тебя в пеленки, мне захотелось тоже оказаться в них завернутой, так как я боялась расстаться с Тем, улыбки и милости Которого слаще меда и медовых сот. Потом Тебя одели в изумительную мантию и подвязали золотым пояском любви, и я почувствовала, что если я тоже хочу быть так одетой и так опоясанной, то должна стремиться стать чище душой и сердцем и способной на более сильную любовь.

Возношу благодарные молитвы Тебе, Создатель небесной тверди, небесных светил и цветов весны, ибо хотя Тебе не нужно ничего от меня, для обучения моего Ты приказал мне одеть Тебя в одежды младенца, какие были на Тебе в День Сретения, до того как тебя внесли в храм.

Именно так Ты хотел, чтобы я выбирала из скрытых сокровищ Твоей любви - чтобы изо всех сил восхваляла невинность Твоей Священной человечности, но делала это с такой преданностью и верностью, что если бы я лично могла получить всю славу Твоей небесной невинности, я смогла бы легко отказаться от нее, дабы еще больше прославить Твою невинность. Мне показалось, что это чистое намерение одело Тебя в белую мантию, в какую одевают младенцев, Тебя, чье всемогущество называет «несуществующее как существующее» (Рим 4. 17).

Когда я пыталась из преданности проникнуть в бездну Твоего смирения, я увидела Тебя одетого в зеленую тунику, что указывало, что Твоя благодать неувядаема, и что она никогда не блекнет в долине смирения. После этого внимательно глядя на огонь Твоей любви, который заставил Тебя создать все созданное, я увидела, что Ты одет в пурпур, - это показывало, что любовь и милосердие есть истинно царская мантия, без которой никто не может попасть в Царствие Небесное.

Когда я восхищалась такими же добродетелями в Деве Марии, она явилась мне одетая точно так же, а так как эта Пресвятая Дева расцветает как роза без шипов или лилия без единого пятнышка, будучи украшена цветами всевозможных добродетелей, то я стала умолять ее постоянно ходатайствовать перед Тобой о наших нуждах.

[302]


Однажды, когда я только что вымыла руки и вместе с другими стала у стола в растерянности от яркого солнца, светившего во всю мощь, я сказала себе: «Если Бог, Который создал солнце, красота Которого заставляет восхищаться солнце и луну, если Тот, Кто есть огонь всепоглощающий, действительно обитает во мне, как Он сам не раз это доказывал, то почему же сердце мое остается подобным ледышке, а я веду такую греховную жизнь?»

Тогда Ты, чьи слова всегда сладостны, но теперь были еще более сладостны и потому более необходимы сердцу моему, бывшему в таком волнении, Ты ответил мне: «Нужно ли восхвалять Мое всемогущество, если Я не могу оставаться в Самом Себе, где бы Я ни был, так, чтобы Меня ощущали или видели сообразно времени, месту и личности? Ибо от создания неба и земли Я тружусь над всеобщим спасением больше мудростью Моей доброты, чем мощью Моего величия. И эта доброта мудрости более всего просвечивает в Моей терпимости к несовершенным и ведет их - именно по их доброй воле - по пути совершенствования».

В один из праздников многие из тех, кто просил меня молиться за них, пошли получать святое причастие. Я же, видя, что не могу его получить из-за болезни или, скорее, лишена его как недостойная, и размышляя о милостях, полученных от Бога, начала опасаться ветра тщеславия, который мог лишить меня влаги Небесной благодати и вызвать засуху. Мне захотелось подумать о чем-нибудь, что могло бы это предотвратить. Тогда Твоя отеческая доброта дала мне наставление. Должно видеть Твою привязанность ко мне как любовь отца семейства. Глядя на своих многочисленных прекрасных детей, которые вызывают восхищение слуг и соседей, и восторгаясь ими, он имеет среди них одного не столь красивого, как другие, но которого, тем не менее, часто прижимает к своей груди с отеческой нежностью и утешает ласковыми словами и подарками. Ты добавил, что если бы я оценивала себя так скромно, что считала бы себя самой несовершенной из всех, то поток Твоей небесной благодати все время вливался бы в мою душу.

Признательна Тебе, самый любящий Бог, Человеколюбец, за добродетель взаимной благодарности восхитительной Троицы, за эти и за многие другие спасительные наставления, которыми Ты просвещал мое невежество уже столько раз как самый лучший

[303]


из Учителей! Возношу свои знаки Тебе через горькие Страсти Сына Твоего Иисуса Христа. Возношу Тебе Его боль, слезы и страдания во искупление всего того легкомыслия, которым я так часто заглушала Дух Божий в моем сердце. Умоляю Тебя действенной молитвой Твоего Возлюбленного Сына и милостью Духа Святого исправить мою жизнь и восполнить мою неполноценность. Умоляю Тебя даровать это с любовью, остановившей гнев Твой, когда Твой единственный возлюбленный Сын был наречен преступником.

Признательна Твоему любящему милосердию и Твоей милосердной любви, Возлюбленный Господь мой, за откровение, которым Твоя доброта успокоила мою слабую и дрожащую душу, когда я так страстно желала освободиться от оков плоти - не для уменьшения моих страданий, но чтобы освободить Твою доброту от взятого Тобою на Себя долга, который Твоя беспредельная любовь приняла для моего спасения. Твое небесное всемогущество и вечная мудрость не были обязаны одаривать меня такой милостью, но Ты одарил меня, хотя я была этого недостойна и недостаточно благодарна за Твою беспредельную щедрость.

Итак, когда я выразила желание исчезнуть, Ты, Господь мой, честь и слава небес, явился мне в видении спустившимся с царского трона Твоего величия и обращающимся к грешникам с самым любезным и благосклонным снисхождением. Затем я увидела, как по небесному своду побежали быстрые потоки драгоценной влаги, перед которыми все святые пали ниц, выражая свою благодарность. А когда они утолили свою жажду из этих стремительных потоков неземного блаженства и радости, то стали петь гимны, прославляя Твое милосердие к грешникам. Пока это происходило, звучали такие слова: «Подумай, как эти восхваления услаждают не только слух Мой, но и Мое любящее Сердце. Остерегись в будущем настойчиво выражать желание расстаться со своим телом просто для того, чтобы освободиться от плоти, в которую Я вливаю столь свободно дары Своей милости. Ибо чем менее достойны те, кому оказываются эти милости, тем более заслуги быть прославленным за это всяким творением».

Так как Ты давал мне это утешение в тот момент, когда я подходила к Твоему дарующему жизнь причастию, то, как только

[304]


пришла в себя, я приняла решение, которое обязана была принять. Затем Ты объяснил мне, как и для чего каждый должен подойти к слиянию с Твоим священным Телом и Кровью. Ибо даже если бы это причастие было нам в осуждение, если это только возможно, то любовь к Твоей любви и славе сделала бы так, чтобы мы никогда об этом не думали, если бы это заставляло еще ярче сиять Твое милосердие, ибо Ты не отказываешься отдавать Себя совершенно этого недостойным. Потом я спросила о тех, кто, сознавая свое ничтожество и недостойность, отказывается от святого причастия, боясь осквернить своей непочтительностью святость этого таинства, и получила такой благословенный ответ: «Кто причащается из чистого желания славы Моей, никогда не сделает этого непочтительно». За что вечная слава и хвала Тебе до скончания веков!

Пусть же мое сердце, и моя душа, и вся сущность природы моей, все мои чувства, все мои телесные и умственные силы и способности вместе со всеми тварями восхваляют Тебя и возносят Тебе благодарные молитвы, о сладчайший Бог, преданно любящий людей, за Твою поразительную милость. Она не только скрадывает совершенную неподготовленность к таинству, с которой я, однако, не боялась приступать к этому сверхнебесному пиру единения с Твоим священным Телом и Кровью. Она также преподнесла еще один дар мне, ужасной грешнице и самому бесполезному из Твоих созданий.

Во-первых, Твоя милость заверила меня, что если кто-то хочет приступить к этому таинству, но его удерживают кротость и совесть, то если они обратятся ко мне, самой последней из слуг Твоих, побуждаемые смирением и нуждаясь в утешении, то Твое беспредельное милосердие в награду за их смирение будет считать их достойными получения этого Таинства с плодами, дающими вечную жизнь. Ты также добавил, что не позволишь никому,, кого Твоя справедливость сочтет недостойным, презирать себя за то, что обратились ко мне за советом, о Всевышний Владыка, «Который, обитая на высоте, приклоняется, чтобы призирать на небо и на землю» (Пс 112. 5-6).

Что позволило Твоему милосердию, хотя Ты и видел, как часто я причащаюсь, будучи недостойной этого, отсрочить суд и не

[305]


наказывать меня, как я этого заслуживала? Ты хочешь сделать других более достойными через смирение, и хотя Ты мог бы проще добиться этого без моей помощи, но Твоя любовь, видя, как я жалка, заставила Тебя выбрать меня посредником, чтобы так я разделила заслуги вкусивших плодов спасения благодаря моим советам и наставлениям.

Но, увы! Это не единственное средство, в котором мое ничтожество нуждалось. Твое милосердие сочло, что одного лекарства мало, о добрейший Господь! Ибо Ты уверил меня, столь недостойную, что сочтешь исповедовавшихся мне в своих грехах с искренним раскаянием и смирением в сердце виновными или невиновными, если я скажу, что они в большей или меньшей степени виновны. А потом Ты будешь так их поддерживать, что им никогда более не будут столь сильно угрожать грехи их, как это было раньше. И этим ты уменьшил мою нищету, столь великую, что никогда даже на один-единственный день я не могла исправиться настолько, насколько должна была это сделать. А Ты все же позволил мне способствовать победам других. Ты, мой добрый Господь, снизошел до того, чтобы использовать меня, самый недостойный из инструментов, чтобы с моей помощью даровать благодать победы другим, более заслуживающим друзьям, моими словами.

В-третьих, беспредельная щедрость Твоей милости обогатила меня, столь нищую в смысле достоинств, уверив меня, что каждый раз, когда я пообещаю кому-нибудь Твою милость или прощение любого греха, уверенная в Твоем милосердии, Твоя милостивая любовь подтвердит мои слова и выполнит обещание столь верно, как если бы его подтверждала клятва Вечной Истины. Ты добавил, что если кто-нибудь обнаружит, что спасительное и благотворное действие моего обещания не столь быстро сказывается, они должны постоянно напоминать Тебе, что я обещала от Твоего Имени. Так Ты обеспечишь спасение моей души согласно словам проповеди: «какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф 7. 2). А так как я, увы, постоянно впадаю в самые большие грехи, то Ты хочешь этим способом уменьшить заслуженное мною наказание.

В-четвертых, чтобы уменьшить мое ничтожество, Ты еще уверил меня, что скромно и преданно обратившиеся ко мне с

[306]


просьбой помолиться за них обязательно получат то, что надеются получить через заступничество любого другого. Этим Ты учел мою небрежность, которая не позволяет мне искупить вину не только за те молитвы, которые возносятся добровольно, но также за обязательные. Ты нашел способ дать мне вкусить от плодов их, как сказано у Давида: «молитва моя возвращалась в недро мое» (Пс 34. 13), сделав так, что я буду увеличивать достоинства избранных Тобой, которые будут просить милости у Тебя через мое посредничество, хотя я этого совершенно недостойна, и обещая, что я получу некую долю их милостей, чем компенсируется моя нищета и в этом.

В-пятых, Ты облегчил спасение моей души, даровав мне особые милости: кто бы ни пришел ко мне добровольно с благими намерениями, смиренным доверием, чтобы поговорить о духовном совершенствовании, - никогда не уйдет от меня, не укрепившись в вере и не получив душевного утешения. Этим Ты тоже сделал меня более богатой достоинствами, так как, увы! я напрасно растратила тот дар, которым Ты меня наделил, ибо произносила столько бесполезных слов, но теперь я смогу приобрести некоторые достоинства, доверясь другим.

В-шестых, Твоя щедрость даровала мне самое необходимое из всего: Ты подтвердил, что любой, кто из милосердия помолится за меня - самое грешное из Божьих созданий - или сделает какое-либо доброе дело, чтобы исправить мою жизнь, или во искупление грехов моей юности, или во исправление допущенных мною несправедливостей и злого умысла, тот получит такую награду от Твоей безграничной щедрости: они не умрут, пока по Твоей милости их жизнь не станет угодной Тебе, и Ты поселишься в их душах, проявив этим особую дружбу и близость.

Все это Ты обещал мне, испытывая ко мне отеческую нежность, ибо я была в такой нужде! Ты знаешь, сколь неисчислимы мои грехи и упущения и как многочисленны и велики должны быть действия, необходимые для их исправления. Так как Твое согретое любовью милосердие не позволяет мне погибнуть, а напротив, и так как справедливость Твоя не позволит моей душе спастись и сохранить в себе при этом столько недостатков, то Ты помог мне спасти ее с помощью побед и достоинств других.

[307]


Ко всем этим милостям Ты добавил по безграничной щедрости еще одну. Если помня близость Твою ко мне, столь недостойной, при жизни, кто-либо после смерти моей смиренно попросит меня помолиться за него, то Ты выслушаешь его так же охотно, как если бы он просил заступничества любого другого, если он хочет исправить свои грехи и недостатки и если он смиренно и преданно поблагодарит Тебя за те пять особых милостей, которыми Ты меня одарил.

Во-первых, за любовь, которой Ты избрал меня из всей беспредельности и которую я объявляю самым большим даром из всех полученных от Тебя. Ибо Ты не только не питал иллюзий на этот счет, но даже предвидел, какую нечестивую жизнь я буду вести, сколь неблагодарной я буду, и как неправильно я буду распоряжаться Твоими дарами. Поэтому я заслуживаю родиться язычником, а не просвещенным человеком. Твое милосердие, которое бесконечно превосходит наши грехи и преступления, избрало меня, предпочтя многим другим христианам, чтобы вознести святость веры.

Во-вторых, за то, что на мое счастье Ты приблизил меня к Себе. Я признаю, что это деяние свойственных Тебе снисходительности и милосердия, ибо Ты своими ласками покорил это упрямое и непокорное сердце, заслужившее, чтобы его заковали в цепи и кандалы. И кажется, что Ты нашел во мне верного спутника Твоей любви, и что самой большой радостью для Тебя было слияние со мной.

В-третьих, за то, что Ты столь тесно приблизил меня к Себе. И я заявляю, ибо это мой долг, что обязана этим только Твоему удивительному милосердию и снисходительности, как будто не было стольких достойных получить множество Твоих даров! И не потому, что мой характер лучше, чем у других, но напротив, чтобы милосердие Твое проявилось на мне более ярко.

В-четвертых, за то, что Ты находил радость и наслаждение, пребывая в моей душе, и это, если я смею так выразиться, проистекает из пыла Твоей любви, которая снизошла до того, чтобы подтвердить даже словами, что Твоей всемогущей мудрости доставляет радость снизойти до кого-то столь непохожего на Тебя и столь неблагодарного.

[308]


В-пятых, за то, что Ты с радостью трудился над моим совершенствованием. На эту милость я надеялась со смиренной уверенностью в нежности Твоей столь милосердной любви, и за нее я обожаю Тебя и благодарю всем сердцем, заявляя, о единственное, истинное и прекрасное сокровище моей души, что я ни в коей мере не способствовала этому своими достижениями, и значит, это только подарок Твоей щедрости.

Так как все эти дары исходят из Твоего безграничного милосердия, и они настолько превыше моего ничтожества, то я не способна достойно отблагодарить за них. Но Ты помог моему несчастью, побудив других с помощью самых снисходительных обещаний возносить Тебе благодарения. Достоинства их могут хоть как-то возместить мои недостатки, за что пусть все твари на небесах, на земле и под землей не перестают прославлять и благодарить Тебя!

Помимо всего прочего Тебя радовало, Господь мой, в изобилии неоценимого сострадания подтверждать эти милости. Однажды в размышлении я сравнивала Твое милосердие и мое зло. И вдруг я почувствовала радость и такую самонадеянность, что пожаловалась на то, что Ты, не заверил мне получение описанных выше милостей официальным договором. Тогда Ты со Своей нежной и любезной отзывчивостью согласился с этим, сказав: «Не жалуйся, приблизься и получи подтверждение Моих обещаний». И сразу открыл для меня обеими руками ковчег Твоей небесной любви и непогрешимой истины, то есть Твое Божественное Сердце. И повелел мне протянуть руку - мне, порочному созданию, искавшему знака подобно тем иудеям! Потом, закрыв Свое Священное Сердце с моей рукой внутри, Ты сказал: «Смотри, Я обещаю держать в целости и сохранности дары, врученные тебе. Однако если я отсрочу их действие на некоторое время для более правильного их распределения, то возмещу это потом втройне, клянусь Моим всемогуществом, мудростью и любовью Святой Троицы, в которой Я пребываю и царствую как истинный Господь на все времена!»

Когда я после этого вынула руку, то увидала на ней семь золотых ободков в виде колец, по одному на палец и три на том пальце, где обычно бывает кольцо с печаткой. Это говорило о том, что для меня подтверждены семь привилегий, как я просила. По-

[309]


том Ты, о Боже милосердный, добавил такие слова: «Каждый раз, когда ты будешь признаваться, что недостойна Моих даров, и полностью полагаться на Мое милосердие и всепрощение, ты будешь избавляться от долгов за эти дары».

О, как изобретательна Твоя Отеческая забота о чадах Твоих, несмотря на их греховность и испорченность и на то, как они проматывают Твое состояние, теряя невинность и не давая Тебе заслуженного поклонения! И все же Ты принял как предложение мои размышления о моих несчастьях. Окажи же мне милость, о дары приносящий, источник всего доброго и хорошего, без которого нет ни блага, ни святости, - для пущей славы Твоей и для спасения моей души, позволь мне знать, что я недостойна Твоих даров, малых и больших, внутренних и внешних, и позволь во всем совершенно полагаться на Твое милосердие.

Было бы несправедливо, если бы, вспоминая о полученных от Тебя щедрых дарах, я была бы столь неблагодарна, что не упомянула бы, чем Твоя согретая любовью щедрость одарила меня в один из Великих Постов. Ибо во второе воскресенье во время исполнения монахинями литургии перед Крестным ходом, когда пели ответствие «Vidi Dominum facie ad faciem», душу мою осветил восхитительный бесценный блеск небесного откровения, и мне показалось, что к моему лицу прижалось другое лицо, как говорил св. Бернард: «не имеющее формы, но формирующееся, не привлекающее телесного зрения, но воспламеняющее сердце, щедро дарующее любовь не в явлении, но в реальности».

В этом очаровательном видении глаза Твои, яркие, как лучи солнца, были напротив моих, и одному лишь Тебе известно, как Ты, мой любезный Господь, не только взволновал мою душу, но даже укрепил мое тело и влил в него новые силы. Поэтому сделай так, что пока жива, я смогу доказывать, что являюсь Твоей верной и скромной слугой.

Но как роза более прекрасна и благоуханна весной во время цветения, чем зимой, когда иссохла, так и воспоминания о прошедшем блаженстве разжигают в нас радость, когда мы думаем о них. Так я хочу путем сравнения объяснить, что я чувствовала во время этого самого радостного видения, чтобы восславить Твою любовь. И если те, кто это прочтет, получат от Тебя подобные или

[310]


даже большие милости, то это побудит их к деяниям благодарности. И сама я, часто вспоминая это, буду воспламенять заново свою гаснущую благодарность под этим зажигательным стеклом. Когда Ты показал мне Твой обожаемый Лик - источник всего счастья и блаженства, и как уже упоминала, при этом Ты обнял меня, недостойную, невыразимо прекрасный свет Твоих Божественных глаз проник через глаза мои в самую глубину моей души, с восхитительной силой и нежностью воздействуя на все мои члены и органы. Сначала показалось, что из моих костей вынули костный мозг, затем кости и плоть моя исчезли, причем настолько, что в существе моем не сохранилось никакого сознания, кроме этого небесного великолепия, сияющего так необъяснимо и прекрасно, что душа моя получала от этого невыразимое наслаждение и радость.

О, что я могу еще сказать об этом самом сладостном из моих видений, если я могу так назвать его? Ибо все красноречие мира, если оно ежедневно будет использоваться, чтобы убеждать меня, не сможет доказать мне, что я смогу увидеть Тебя яснее даже на небесах, о Господь, единственное спасение души моей, если Ты не докажешь этого делом. Осмелюсь искренне сказать, что если что-нибудь земное или небесное может дать блаженство большее, чем Твое объятие в этом видении, то если Твоя небесная благодать не овладеет этим человеком, то душа его ни за что не останется в теле после одного лишь мгновения переживания этого блаженства.

Через союз взаимной любви, который царит в Божественной Троице, возношу признательность за то, что так часто испытывала, - за то, что Ты удостаивал меня лаской. Часто, когда я размышляла, или читала молитвы, или пела заупокойную, во время одного только псалма Ты много раз обнимал мою душу поцелуем, превосходящим самые нежные благоухания, самый сладкий мед. Я часто замечала Твой одобрительный взгляд, когда Ты снисходил приласкать мою душу. Но хотя все эти мгновения были так сладостны, ничто не тронуло меня так сильно, как тот полный величия взгляд. За эту и за все остальные милости, цену которых знаешь лишь Ты один, пусть Ты вечно будешь наслаждаться той невыразимой, ни с чем не сравнимой сладостью и нежностью, которыми небожители обмениваются друг с другом в Сердце Господа!

[311]


Пусть Ты получишь такую же или даже большую, если это возможно, благодарность за величайшую милость, о которой знаешь лишь Ты один. Она столь велика, что я не способна выразить ее своими жалкими словами. Но я не могу и умолчать о ней, и чтобы не забыть из-за своих постоянных болезней, записываю для напоминания себе, чтобы постоянно восславлять Тебя. Но, Господь мой, не позволяй самой презренной из Твоих слуг настолько потерять рассудок, чтобы забыть хоть на мгновение о благодарности, которой она обязана Тебе за посещения. Ты удостаивал ими ее из чистого и добровольного великодушия, а она принимала их много лет подряд, не заслуживая их. И хотя я самое недостойное из Твоих созданий, я заявляю, ни на что не взирая, что посещения эти намного превосходят все, что имеет ценность в земной жизни. Поэтому умоляю Твое сладчайшее милосердие сохранить этот полученный мною дар для славы Твоей с той же доброжелательностью, с какой Ты наградил меня им без единой моей заслуги, чтобы все твари могли вечно восхвалять Тебя за него. И чем больше будут знать о том, какой я была недостойной, тем ослепительнее будет сиять Твое милосердие.

Пусть душа моя благословит Тебя, о Господь мой, из самой глубины моего сердца. Пусть она объявит о милостях, которыми Твое милосердие обогатило и окружило меня, о моя сладчайшая любовь! Возношу благодарные молитвы, насколько могу, за Твое безграничное милосердие, восхваляю и прославляю Твое сострадание, которое позволяло Тебе терпеть меня, когда я была младенцем, потом ребенком и юной девушкой. И даже когда мне было двадцать пять, я была такой глупой и слепой, что если бы Ты не сохранил меня естественным страхом греха и зла, который Ты мне внушил, а также склонностью к доброте или упреками других, а также многократной помощью и поддержкой, если бы Ты не спасал мою душу только из чистого милосердия, то, кажется, я грешила бы при первой возможности - в мыслях, в словах или делах моих, как если бы я была безбожницей из безбожниц, как если бы не знала, Господь мой, что Ты воздаешь за добро и наказываешь за зло, хотя Ты выбрал меня с самого младенчества - с пяти лет, чтобы я жила в лоне святой веры, среди самых преданных Твоих друзей.

[312]


Хотя Твое счастье и блаженство, о Господь, не может ни прибавиться, ни убавиться, и «блага мои Тебе не нужны» (Пс 15. 2), тем не менее ни распущенность моя, ни легкомыслие, ни грехи не уменьшили число Твоих даров мне - той, которая обязана по справедливости непрерывно прославлять Тебя вместе со всеми тварями и от всей души. Ты один только знаешь, что я чувствую по этому поводу и как глубоко душа моя тронута Твоим снисхождением к ней.

Потому, о любящий Отец, возношу к Тебе во искупление грехов моих все страдания, перенесенные Сыном Твоим с того мгновения, когда Он заплакал на соломе в яслях, - все, что Он перенес во младенчестве, всю нужду и лишения детства, печали и горести юности, все жестокие страдания Его зрелости - до того момента, когда на кресте поникла Его голова, и Он испустил дух с громким криком. Далее во искупление всех моих прегрешений возношу к Тебе, о любящий Отец, жизнь Твоего Небесного Сына, Который был столь совершенен в каждой мысли своей, в каждом слове и поступке с того момента, как спустился с Твоего Небесного Престола в лоно Непорочной Девы и оттуда вышел в этот бренный мир и до момента, когда перед Твоим Отцовским взором предстало Его победоносное и прославленное Тело.

И так как справедливо, чтобы любящее Тебя сердце сострадало Тебе во всех печалях и скорбях, то умоляю ради любви Твоего Единственного Сына, ради Духа Святого, чтобы если кто-нибудь по моей просьбе или из других побуждений захочет возместить или искупить мои недостатки и прегрешения при жизни моей или после смерти во славу Тебе хотя бы даже вздохом или добрым делом, то Ты от них тоже примешь эти возношения. Чтобы я была уверена в том, что моя просьба будет исполнена, умоляю Тебя увековечить это желание даже в том случае, если я, по Твоей милости, буду царить вместе с Тобой на небесах.

Я обожаю и восславляю в благодарной молитве со всем смирением Твое, о милосердный Отец, безграничное сострадание, которое позволило Тебе миролюбиво думать обо мне, хотя в моей жизни не все было таким, каким должно быть, и позволило Тебе без всякой жестокости оделять меня великими и многочисленными милостями, как будто, живя среди людей, я вела себя как

[313]


ангел. Ты начал обращать меня во время Рождественского поста незадолго до моего двадцатипятилетия и закончил на праздник Богоявления, внушив мне какой-то страх, который меня так взволновал, что я начала испытывать отвращение ко всем удовольствиям юности, так что душа моя была некоторым образом подготовлена к тому, чтобы принять Тебя.

Когда мне исполнилось двадцать шесть, на второй будний день перед праздником Сретения после вечерни Ты, Господь - воистину Свет среди тьмы, - положил конец моему духовному невежеству и моей темноте, а также моему тщеславию, свойственному молодости. Ибо на этот раз дал явные знаки Твоего удивительного милосердия и восхитительного присутствия. Любовно успокаивая, Ты учил меня, как познать и полюбить Тебя. Заставив меня заглянуть себе в душу, которую я до тех пор не знала, Ты обращался со мной, действуя при этом чудными и тайными путями, так что казалось, будто Ты находишь такое же удовольствие от пребывания в душе моей, как бывает, когда обитают вместе два друга или жених с невестой.

После этого Ты посещал меня в разное время и по-разному, чтобы сохранилось это милосердное общение. Но особенно нужно отметить канун Благовещения и время перед праздником Вознесения, когда Ты начал Свою работу утром и закончил после вечерней молитвы, одарив меня милостью, которая должна стать предметом восхищения и почитания для всех тварей. Именно с того момента и до сих пор я каждое мгновение чувствовала Тебя в душе, заглядывая в нее, кроме одного случая, когда Тебя не было одиннадцать дней.

Так как я не могу словами ни исчислить, ни оценить полученные от Тебя дары, позволь, о дары приносящий, вознести Тебе в благодарной молитве радость смирения, особенно когда я готовила в душе моей обитель для Тебя, по нашему с Тобой обоюдному желанию. Ибо я не читала и не слышала ничего такого, что показалось бы мне лучше того наслаждения и блаженства, которые по Твоей милости проникли в душу мою, и которые Ты позволил мне, столь недостойной этого, разделить с Тобой как царице с царем. Но есть две милости, которые я почитаю особо. Первая - это то, что Ты отпечатал на сердце моем чудесные

[314]


знаки Твоих спасительных Ран, и что Ты глубоко пронзил это сердце раной Твоей любви. И даже если бы Ты никогда не дал мне большего утешения, внешнего или внутреннего, Ты принес мне такое счастье только этими двумя милостями, что проживи я еще тысячу лет, с каждым часом находила бы в них все большее утешение, все большую благодарность и все большее наставление, чем могла бы, вероятно, вместить в своей душе.

Кроме этого Ты подарил мне свою тайную дружбу, раскрыл священный ковчег Твоей Божественности - я имею в виду Твое Божественное Сердце - столькими разными способами, что оно стало источником всего моего счастья. Иногда Ты открывал его добровольно и иногда, как особый знак нашей взаимной дружбы, меняясь со мной сердцами. Ты также открыл мне тайны Твоих суждений и Твоего вечного блаженства и так часто заставлял душу мою таять от ласк Твоих, что если бы я не знала о бездне переполняющего Тебя сострадания, то очень бы удивилась, если бы мне сказали, что также Пресвятая Богородица, царствующая с Тобой на небесах, была избрана для проявления таких знаков нежности и привязанности.

Этими знаками нежной любви Ты подвел меня к благотворному познанию моих грехов и недостатков, одновременно щадя меня и не позволяя слишком стыдиться их, с таким милосердием, что, прости за эти слова, казалось: потеря половины Царства Небесного значила для Тебя меньше минутного замешательства моего из-за моих недостатков и прегрешений. Потому, чтобы я узнала о них, Ты использовал мудрый прием - раскрывал передо мной недостатки, которые не нравились Тебе в других и которых я, заглядывая в свою душу, находила у себя больше, чем у тех, о ком Ты говорил, хотя Ты сам не давал мне ни малейшего намека на то, что обнаружил их у меня.

Затем Ты покорил душу мою верными обещаниями о смерти моей и о том, что воспоследует, и если бы я получила только эту милость, то ее было бы достаточно, чтобы наполнить сердце мое надеждой и желанием. Но океан Твоего безграничного милосердия не был этим исчерпан, ибо Ты часто слышал мои обращения в молитвах за души грешников или по другим поводам. И столь велики были Твои милости, что до сих пор я не нашла никого,

[315]


кому могла бы доверить их в том виде, в каком знаю их сама, учитывая трусость и малодушие сердца человеческого, которое с трудом во что-либо верит. В довершение ко всем этим милостям Ты дал мне в заступницы сладчайшую Мать, Пресвятую Богородицу, и много раз с любовью представлял меня Ей с тем же пылом, с каким любящий жених представлял бы невесту своей матери. Ты также часто посылал придворных Своих помогать мне - и не только из сонма ангелов и архангелов, но даже и более высокого ранга, которые по доброте Твоей, Господь мой, считали это целесообразным для моего совершенствования в духовных деяниях и упражнениях. Но когда для блага моей души Ты лишил меня на какое-то время некоторых милостей, я опустилась до позорной слабости и неблагодарности и забыла о Твоих дарах, словно они не принесли никакой пользы. И если бы я по Твоей милости обнаружила потерю и попросила бы Тебя вернуть это или даровать мне какую-либо другую милость, Ты сразу же вернул бы мне все, словно я отдала Тебе это на временное хранение.

Кроме этих милостей Ты даровал мне и другие очень ценные, особенно в день Рождества Христова, в воскресенье Esto mihi, и в другое воскресенье после Троицына дня. Ты возвысил или, скорее, восхитил меня для столь тесного слияния с Тобой, что удивляюсь больше, чем любому чуду, тому, что могла я после этого жить, как тварь среди тварей! И еще больше удивление и даже ужас от того, что я не избавилась от своих пороков, как была обязана. Тем не менее поток Твоих милостей не иссяк, о Иисус, самый любящий из всех любящих, или, вернее, Единственный, Кто способен любить истинно и бескорыстно. Ибо через некоторое время я забыла о своей греховности, о недостойная! и начала испытывать неприязнь к тому, что составляет радость и хвалу на земле и на небе, - и это только потому, что великий Господь унизил столь грешного и презренного червя. Ты, о дарующий, обновляющий и хранящий все добродетели, Ты вывел меня из состояния безразличия и оцепенения и пробудил во мне чувство благодарности, открыв одной монахине, которая была очень предана Тебе и близка с Тобой, некоторые подробности о том, чем Ты одарил меня. Эти подробности не могли быть сообщены через людей

[316]


так как я никому о них не говорила. Так я услышала от нее то, что знала лишь в глубине души своей.

Когда я вспоминаю эти и другие слова, неземная красота которых стала возможна только благодаря Тебе, я исполняю гимн на том благозвучном инструменте, который не что иное, как Твое Божественное Сердце, и помогает мне в этом Дух утешения. О предвечный Бог! Пусть же все, что есть в Царстве Небесном, на земле и под землей, пусть все твари, которые были, есть и еще будут, восхваляют и прославляют Тебя! Как золото ярче сияет, когда его окружают разные цвета, как черное кажется еще темнее рядом со светом, так чернота моей полной неблагодарности жизни еще более темнеет при сравнении с великолепием небесных даров, которыми Ты щедро одарил меня. Ибо хотя Ты не мог оказывать милостей, не соразмерных с Твоей царской щедростью, но я принимала их, будучи невоспитанной невеждой, и, к несчастью, обращалась с ними не так, как должно. Ты же скрывал это в свойственной Тебе щедрости, и казалось, будто Ты никогда не делаешь для меня больше, чем я для Тебя. И даже когда Ты, Который обитает в любящем Сердце Отца Небесного, искал приюта в моей скромной обители, я была столь невнимательна и небрежна, развлекая Тебя, что лучше обращалась бы с прокаженным, попросившим приюта под моей крышей, после того как он прогневил и оскорбил меня. Отнюдь не ценя по достоинству, о Господь, заставивший звезды сиять так чудесно, Твои дары и милости, когда мне даровано было внутреннее утешение, или когда Ты запечатлел на сердце моем Твои священные Раны, или когда посвятил меня в Свои тайны и секреты и даже секреты Твоих друзей, или когда Ты дал мне знаки Твоей дружбы и нежности, больше которых нельзя было бы найти, обойдя всю землю от запада до востока, - я была столь неблагодарна, что прогневила Тебя, не оценив их по достоинству. Я искала других удовольствий и предпочла горечь внешнего мира сладости Твоей небесной манны. Я не поверила Твоим обещаниям, о Истинный Господь, как если бы Ты был человеком, который способен солгать или предать!

Увы! Я также оскорбила великодушие, с которым Ты столь благожелательно выслушивал мои недостойные молитвы, ибо

[37]


ожесточила сердце свое против Твоей воли и, о чем вынуждена сказать со слезами, иногда притворялась, что не понимаю воли Твоей, если только упреки совести не заставляли меня ей подчиниться.

Я также не всегда правильно пользовалась помощью Твоей многославной Матери, а также святых духов, которых Ты ко мне посылал, и имела несчастье стать помехой моим друзьям на земле, на которых я опиралась, вместо того чтобы надеяться только на Тебя. При этом я совсем не стремилась увеличить свою благодарность и раскаяние за грехи и увидеть то, что милости Твои я продолжаю получать из милосердия, несмотря на мою распущенность и легкомыслие. Я, напротив, платила Тебе злом за добро, как тиран или, скорее, демон, и имела наглость жить еще более легкомысленно.

Но самый большой мой грех в том, что после того невероятного слияния, которое было с Тобой, и о котором знаешь лишь Ты Один, я не побоялась запятнать свою душу снова теми же прегрешениями, которые Ты допустил, чтобы я победила их и этим обрела больше славы с Тобой на небесах. Я согрешила и в том, что когда Ты рассказал моим подругам о тайных милостях, которые Ты мне оказывал для пробуждения моей благодарности, я не оправдала этим Твоих надежд, радуясь по-человечески и пренебрегая долгом благодарности.

И теперь, о обожаемый Создатель души моей, позволь стонам моего сердца вознестись до самых небес во искупление всех этих грехов и других, о которых Ты можешь напомнить мне. Прими мое огорчение по поводу множества обид и оскорблений, которые я нанесла Твоей небесной доброте и великодушию. Я возношу его Тебе со всей благодарностью и всем почтением, на которые Ты сделал меня способной, за все на небесах, на земле и под землей через достоинства Твоего Возлюбленного Сына и властью Духа Святого.

А так как я не могу дать достойных плодов раскаяния, то взываю к Твоему милосердию, о сладчайшая любовь моя. Вдохнови те сердца, которые имеют достаточно пыла и верности, дабы они смягчили гнев Твой, вознести дары своего сердца, чтобы исправить мои недостатки своими слезами, молитвами и добрыми делами

[318]


и заплатить долг восхвалений, которые я должна только Тебе, о Господь мой и Бог мой. Ибо, глядя в самую глубину души моей, Ты видишь, что я писала это только из любви к славе Твоей, чтобы многие, кто прочтет это после смерти моей, были бы тронуты Твоей сладостью и щедростью, оценили бы все величие любви Твоей, снизошедшей столь низко во имя спасения рода человеческого, к той, которая позволила пренебречь этими ценными и многочисленными дарами и неправильно распорядиться ими, как, увы! это делала я.

Но всеми силами возношу благодарение, о Боже, Создатель и Воссоздатель мой, Твоему безграничному милосердию и состраданию, что из бездны переполняющего Тебя сострадания дал понять, что любой, кто будет поминать меня, как я говорила выше, восславляя Тебя, или молясь за грешников, или вознося благодарение избранным, или другими добрыми делами, не покинет бренный мир, пока Ты не одаришь их милостью стать угодными Тебе и так настроить душу свою, чтобы Ты мог найти в ней радость и удовольствие. Пусть же за это будет вечная хвала Тебе, которая непрерывно будет возвращаться к извечной Любви, из которой она вышла.

О возлюбленный Господь, узри, как я восхваляю Твою снисходительную близость, которой Ты удостоил меня, грешное создание! Я делаю это из любви к Твоей Любви тем, что написала или еще напишу. И могу смело заявить, что у меня не было другого мотива говорить или писать об этом, кроме исполнения Твоей воли для еще большего прославления Тебя и страстного желания спасения душ. Потому хочу, чтобы все восхваляли Тебя и возносили Тебе благодарные молитвы, ибо мое ничтожество не побудило Тебя лишить меня Своего милосердия. Я хочу, чтобы Тебя восхваляли и за тех, кто, читая это, будет очарован сладостью Твоего милосердия и почувствует внутреннее желание сделать то же самое. А также за тех, кто при изучении этих откровений подобно ученикам, начавшим с алфавита и дошедшим до философии, будет внимателен и руководим ими, как картинками и изображениями, и устремится найти скрытую от них манну небесную, которая лишь усиливает голод однажды вкусивших ее и которой нет в мире тленном.

[319]


Всемогущий сеятель блага, Ты снисходишь пасти нас, заблудших овец Твоих, пока «мы же все, открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня духа» (2 Кор 3. 18). И по истинным Твоим обещаниям и смиренному желанию сердца моего умоляю сделать так, чтобы все, кто будет читать мои откровения со смирением, миром и любовью к Тебе, с состраданием к моим невзгодам и горестям, со спасительными укорами совести по поводу своего духовного совершенствования, когда они с пламенной любовью возносят души свои к Тебе, были бы как множество золотых кадильниц, нежный аромат которых в значительной мере восполнит все мои недостатки и мою неблагодарность. Аминь.

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова